Хроники полёта на Марс 2078. Воспоминание

Однажды ожидая начала последнего подготовительного курса в центре подготовки пилотов, стоя возле окна коридора, Андрей случайно заметил, как Линдау о чем-то общалась с итальянцем. Девушка даже пару раз улыбнулась тому. «Неужели они встречаются? – гадал тогда Ястребов. – Возможно, а быть может, и нет. Во всяком случае она очень горда и вряд ли станет встречаться со мной». Так думал русский пилот за месяц до полета на Марс. За три месяца до вылета будущего экипажа в «Паларусе» команда претерпевала изменения в списке по нескольку раз. И Ястребов никак не ожидал, что в утвержденную группу войдет Джоанна. Это было приятным известием в сравнении с самим полетом, волнительным не менее, поэтому новость немного сковывала Андрея, так как он не знал, как поведет себя в том месте, где романтика препятствовала бы должностным обязанностям. Все же почти целый год придется скрывать свои чувства и, возможно, ревновать ее к другим, как предвидел он. Впрочем, обнадеживал себя Ястребов, сто пятьдесят дней или больше – это все же не вечность.

Втайне, сбившись с ног и устроив привал с товарищем в казавшейся бескрайней бездне туннеля, Ястребов все же желал, чтобы Луалазье, как бы он ему ни завидовал, вернулся с Джоанн на Землю и там они бы поженились. И выросли бы у них…

Ястребов прекратил бредовые, как он посчитал, мысли, отвлекавшие его от окутывавшего готического забытья. Он попытался встать на ноги, которые от бессилия почти не подчинялись.

«Все же здесь неплохое притяжение… – подумал Андрей, стараясь подавить зарождающуюся ненависть к неизвестным хозяевам катакомб, – …ведь все это не похоже на явления природы, это же явно сделано кем-то».

Сняв скафандр, Андрей почувствовал холод. Стараясь его не замечать, поднявшись, сделал несколько шагов от товарища.

– Ладно, ладно, чертовы гуманоиды, – стоял он едва на ногах, – вы, как думаете? А думаете вы только по-своему. Хотя мне и конец скоро, а костюмчик я портить не буду. Хэ, хэ-хэ-хэ…

Он не успел расстегнуть комбинезон, как почувствовал покачивание подошв своих ботинок.

– Что это? – спросил он самого себя.

Отойдя в сторону, он не заметил ничего, что показалось бы подозрительным. Внезапно он почувствовал удушье, услышал крики Луалазье. Опираясь на слух, он поспешил к товарищу, но, утратив сознание, не успел дойти.

***

Ястребов почувствовал свое тело. Приоткрыв глаза, заметил слабые очертания людей. Кто-то ходил или, стоя поблизости к нему, о чем-то говорил, приложив палец к уху. Первые таблетки-наушники были непрактичны, их приходилось поддерживать пальцами. Вскоре силуэт стал отчетливей, это была девушка с короткой стрижкой, кажется, она договаривалась с подругой о встрече.

Рука не слушалась, мысленно Андрей стал протягивать ее к ней. Девушка заметила его. Перламутровые волосы и прическа были очень ей к лицу. Смотря на Ястребова, она, о чем-то договаривая, улыбалась ему. Видение стало четким. Ястребов узнал в ней Арлен, видимо, он что-то ей говорит, потому что она его внимательно слушает, отстранив палец, не снимая улыбки. Ее веселый карий взгляд очень нравится Андрею. Он хочет задержаться с ней еще на большее время.

Внезапно видение девушки и комнаты гостиничного номера исчезло. Вновь появилась та же пещера, тот же свет, но дышать стало намного легче.

«А что с ним? – подумал он, вспомнив о друзьях. – А Волон здесь?!»

Он поднялся, огляделся. Утомленный раннее бессмысленными блужданиями по лабиринтам штолен, он поддался безысходности и отчаянию. Рядом никого не было. Представив себе, что вновь надо будет бродить по этим сумеркам и искать Луалазье, он поник. Желания увидеть кого-либо уже не было никакого. Он сел, обхватил голову руками и почувствовал, как слезы стекают по его щекам. Он заметил, как сон снова подступает к нему.

***

Доминик Ниелло Луэстэ Луалазье был спокойный, уравновешенный человек. В детстве его родители хотели воспитать из него учителя танцев, записав на курсы при начальной школе. Доминик отнесся с прохладой к этим занятиям и ко всем направлениям этого искусства. В десятилетнем возрасте его выбор пал на плавательные курсы. У него появились планы поступить в школу морской навигации при российском образовании.

Изменения в сознании подростка и желание приобрести навыки вождения малых судов, которые, как он считал, помогут отвлечься от безответных чувств к соседке Мариэль Мендисабаль, все же помешали поступить ему в лицей морского дела, не дав сосредоточиться на вступительных экзаменах.

После разрешения в 2058 году в армии объединенных наций проходить службу женщинам, девушки могли поступать на воинскую повинность, учиться и повышать свой стаж. Такой поворот судьбы в сознании у Луалазье никак не мог уложиться. Считалось, что более престижно служить в ДОН (дивизия объединенных наций), чем водить маломерные суда, тем паче, женщинам при большом их отборе было трудно попасть в подразделение элиты Объединенных Земель7. Где в этом тактическом соединение проявилась наибольшая значимость в речном транспорте. Итальянцу пришлось оставить свои мечты об Мариэль, она разбила его сердце.

Морской профессионал знал, что значит появление женщин на море. Смута в морском бою. Может проявиться слабохарактерность, так как женщинам в море все же тяжелее чем мужчинам. Морские волки считали: хороший мореход – одиночка. Именно этим утешался Доминик, решив отдать себя воде. Водное пространство после таяния ледников захватило наибольшую часть суши, и профессия навигатора морских путей требовалась больше всех.

Луалазье не удалось стать ни капитаном дальнего плавания, ни матросом. Вскоре, отслужив в регулярной армии, Доминик записался на курсы по иностранным языкам. Для практики, да и вообще, чтобы подышать свежим новым арктическим воздухом, посетил бухту Ново-Архангельск, названная в честь одного из городов, располагавшегося некогда в дельте реки Северной Двины, протекавшей устьем в Белое море там, где во времена Российской Федерации проходил саммит делегации соседствующих районов.

Климатические изменения резко отразились на прибрежных странах трех морей, например, Норвегии, Швеции. Город Берген часто страдал от затоплений, наносимых ему одним из ближних фарватеров. Предприниматели Финляндии предлагали распродажу своей техники. Губительный район морского залива причинял в последнее время огромные потери лесным массивам исходя из чего промышленным местам восточного побережья Балтики.

Северная Германия внесла в свою культуру новые знания об образовании народов. После двухлетней войны между Северным Китаем и Югом, закончившейся ничем около пятьдесят лет назад, Германия все же объединилась с Россией после новгородского заседания. Словно отвечала за те действия, которые она принесла Советскому Союзу в сороковые года прошлого столетия, выступала как ведущий парламентер в общественных отношениях. Для Доминика это был прекрасный случай приобрести навыки языковедения.

После шестилетнего обучения в институте он владел пятнадцатью языками.

Вскоре планируя попасть в школу космонавтики, он мечтал оказаться в Хорватии, побывать в Чехии и на родине предков, во Франции, после спада там эпидемии. Карантин по всей стране с конца 2039 года, на землях некогда франкского государства, не разрешал въезда на территорию Парижа, который держался так около двух лет, но после пяти лет его открытия эпидемстанция Марселя вновь объявила во Франции закрытый режим. Создавалось мнение, по охватившим Париж свят учителям и фальшивым предсказателям, что Франция вновь должна отвечать за какие-то грехи, как когда-то, семь столетий назад.

Вскоре окончив заочно лингвистическую кафедру при школе навигаторов, открытую в 2057 году, после того, как планировалось заселять первую колонию на Луне, с этим кандидатов на полеты увеличилось, однако для такого столь грандиозного марш-броска времени предоставлялось еще много.

Луалазье два раза выпадал из-за пересдачи. Все же компаниям требовались переводчики, в этом ряду и оказался итальянец из-за своего пристрастия к языкам.

На часто задаваемый ему вопрос филологов, как он относится о плановом введении языка эсперанто между служащими, Доминик отвечал кратко: «С теми, из чужых языков, что оказываются ближе, легче иметь понимание».

На банальный вопрос руководства-нанимателей будущей экспедиции, сколько языков он знает, Доминик декламировал отрывки из заповедей на более распространенных в новое время русском, японском, венгерском, английском и шведском языках.

***

Тусклый свет, изливавшийся из неизвестного источника внутри катакомб, овеял Луалазье одиночеством. Открыв глаза, он не заметил изменений внутри помещения. Опираясь об откос стены, привстал. Сделав несколько шагов, он вспомнил, что голоден по ощущению пустоты в желудке, которое он не сразу почувствовал. Сняв костюм, сделал те же действия, что делал до него Ястребов. Опустошив организм, сквозь синтетическую материю нижнего костюма почувствовал пронизывающий холод, пришлось снова влезть в неудобный при гравитации в ходьбе космический скафандр. Не приходилось забывать и о среде, в которой находились ученые, вспоминая домашнюю обстановку. Здесь осознание чужбины за миллионы километров отчасти усугубляло моральное состояние лингвиста. Неизученные места планеты могли таить неординарные сюрпризы.

Почувствовав тепло правой ногой, внутри космического снаряжения типа «Орлан 6», он осмотрелся. Вспомнил о напарнике, который, возможно, находился рядом с ним. Не заметив никого, продолжил экипироваться. Трудней пришлось с креплением скафандра, в этой спецодежде требовалось, чтоб в дальнейшем его использовании, например для выхода в космос не проникло мелкой детали. Простыми в снаряжении были только баллоны с воздухом, которые были небольшими, так как включали в себя модернизированные ограничители. Углекислый газ, выдыхаемый пилотом, проходя внутренние фильтры, давал дополнительный кислород, повышая запасы этого элемента. Аккумуляторы, поддерживающие работу костюма встроенных теплоэлектронагревателей на рукаве пилота, показывали малый запас энергии, поэтому, обогревшись, Доминик снизил теплоотводы на минимум. Пробурчав что-то на своем языке, выразив недовольство, он, чтобы не замерзнуть, решил идти вперед, что бы там ни произошло.

Тусклый свет становился еще темнее, словно медленно угасая, предрекая уже ставшей ненавистной темноту. Доминик хотел вынуть из кармана запасной фонарь для технических работ, размером с палец, но вспомнил, что потерял его еще в то время, когда они повстречали готического человека на поверхности Марса. Сожалел, что небрежно прикрепил его, спеша к шлюзной камере. Приходилось время от времени включать фонарь шлема, который излучал свет только после того, как его аккумулятор накопил немного энергии. Продвигаясь дальше, почти на ощупь, по наскальным выпуклостям стены, Доминик внезапно прекратил движение, услышав в наушниках треск, похожий на попытки контактного соединения.

– Прием, прием… – слышался голос Линдау.

– Джоанн! – обрадовался итальянец.

– Где вы? Что с вами? Скоро начнется буря!

– У нас все нормально, – почему-то солгал Луалазье, – мы скоро будем…

Связь внезапно оборвалась. Луалазье выругался.

– Как я хочу домой, – Луалазье сожалел, что сказал неправду девушке. – Зачем я соврал ей, теперь она будет нас ждать…

Спустя большой промежуток времени карабканья по стенам итальянец в полной темноте с приступом голода, одиночества и сожаления о том, что сказал Джоанн, от бездействия и отчаяния разлегся на полу пещеры, оперевшись спиной о более ровную поверхность стены.

– Odio questo pianeta8, – прошептал он.

От царившего в тоннелях мороза не спасал теперь даже скафандр. Какая сейчас окружавшая его температура, Доминик мог только догадываться. Аккумулятор, питавший теплоэлектрообогреватели, был на исходе, как и зависимые от него табло: даты, времени, внутренней температуры костюма и температуры снаружи, встроенные на рукаве скафандра. Астронавт ориентировался прежней информацией, когда они были еще вместе с русским. До их перемещения цифровой показатель отмечал минус 98 градусов по Цельсию. Сейчас он мог лишь предполагать, когда снимал костюм, что температура помещений или трущоб поднялась, чтобы он не околел вовсе.

***

Андрей Волон очнулся, лежа лицом вниз. Прозрачное забрало шлема почти полностью утопало в несвойственного цвета песке. Первой мыслью было то, что он находится на поверхности. По краям шлема виднелась сине-фиолетовая грань неба – очертания горизонта планеты, и значит, второй мыслью его было, что его кто-то перенес сюда, и кто это, сейчас не так неважно. Солнечный свет, освещая большую часть планеты, пробирался сквозь иллюминатор шлема, заставляя Андрея жмуриться. Он поднялся. Повернув голову в сторону горизонта, отряхнул стекло от остатков прилипшей пемзы. К своей радости, на расстоянии около ста метров он увидел блиставший на солнце корпус «Паларуса». Он тут же, не осознавая, что делает, поспешил в его сторону, вскоре заметив силуэт.

– Ребята! – радовалась встрече биолог.

– Джоанн… – довольствовался голосу Волон.

– А где ребята? – переспросила Джоанн, поняв, что Волон был один. – Андрей?..

Линдау была очень рада встрече с французом, но общения с Волоном не получалось. Возросшая непогода давала помехи. Время от времени прерывалась поэтому радиосвязь, прекратив попытки разговора. Она с надеждой заметить остальных членов экипажа вглядывалась в пустующую даль пустыни за астронавтом.

***

Ястребову снился легкий шум листьев деревьев. Через открытое окно он наблюдал за хмурыми грозовыми тучами и предположил, что вот-вот сейчас хлынет дождь.

Струи моросящего дождя стекали по щекам, текли по носу, капали с пальцев рук, разводя возле ног ощутимую сырость. Тянуло ко сну. Он хотел вспомнить свой дом, откуда был родом, но память никак не желала возвращаться. Он забыл уже про окно, картина незаметно сменилась. Он даже этого не понял, широко растопырив пальцы рук, наблюдал, как с них стекала вода, потом он бросил это занятие.

Огляделся вокруг.

Все было белое. Белые стены, потолок, пол. Не было ничего, чтобы походило бы на углы стен или двери. Его рот, казалось, был наполнен водой. В попытке освободиться от этого ощущения он стал приоткрывать рот, но это не помогло. Привкус тошноты, он посчитал, был вызван покалыванием икр и спины. Вдруг капли с рук участились, побежали маленькими струйками. Язык приобретал не горечь обычного после похмелья вкуса, а напоминал вкус клубники. Что-то не так, состояние ухудшалось. Ястребов готовился выдавить все просившееся наружу из желудка. Однако разум старался препятствовать этому. Иногда на Земле после редких вечеров в пьяной компании ему это удавалось, и он быстро засыпал. Наконец организм справился с сопротивлением. Едва Андрея вытошнило, он почувствовал облегчение. Открыл глаза. До этого стоявший обнаженным посреди помещения или камеры, Ястребов не понимал, но отлично помнил, перед тем как уснуть, видел лежавший рядом с ним шлем скафандра, рядом аккуратно был сложен сам скафандр. Словно после тумана, творившегося в его голове, придя в сознание, нащупал на себе одежду нижнего костюма. Облегченно вздохнул.

Насладившись свободой, воздухом и необремененностью тяжелым космическим костюмом, понял, что жив. Вдруг он почувствовал чье-то присутствие.

– Волон?.. – вполголоса прозвучала его первая мысль.

Он надеялся, что друзья находятся рядом.

– Дом?.. – гадал он, не решаясь оглянуться.

Ответа не последовало.

– Джоанн?.. – теперь уже обманывал себя Ястребов, зная, что девушка не могла найти его.

Собрав мысли, Ястребов огляделся.

Он находился в неизвестной, как он догадался пещере. Тусклый свет, исходивший впереди него из проема, являлся, как подумал астронавт, входом или выходом, тогда как в других проемах, которых было три, света не излучалось. Ястребов решил, что это был последний туннель лабиринта.

– Да, – протянул он вслух по-русски, – и что теперь? Куда идти?

Интуитивно догадываясь, что за ним наблюдает кто-то из нелюдей, он обращался больше к тем, нежели спрашивал себя. Едва он решил направиться к свету, как почувствовал чье-то присутствие еще ближе. Гадая, кто бы это мог быть, Ястребов все же не решался обернуться. Лишь благодаря человеческому любопытству и русскому авось астронавт смог справиться со страхом. Он повернулся. Интуиция не подвела. Перед ним стояло существо около полутора метров ростом, с черепом немного неправильной формы, в отличие от человеческого, чуть больше, цвет больших глаз рассмотреть было трудно. Худое туловище, тонкие ноги и короткие руки, в длину чуть меньшие, чем у человека. Ястребов заметил на одной из них четыре пальца. Астронавт начал осознавать, что его настроение чередуется как у хамелеона цвет, сменяясь то страхом, то ощущением полного покоя. Словно существо, сканируя мозг человека, проверяло на враждебность, влияя на его сущность. Такое управление сознанием напоминало Ястребову детектор лжи.

– Мы не будем держать вас долго, человек, – наконец прозвучало в голове у астронавта.

Ястребов знал наверняка, ему-то уж точно здесь делать нечего.

Не понимая, что повинуется мысленному управлению гуманоида, Ястребов, словно зная, что ему делать, направился в сторону освещенного проема, сделав два шага и с уверенностью увеличив ход.

За проходом его вновь окружила темнота. Ястребов, двигаясь вперед не переставая ощущать следовавшего за ним гуманоидом, словно тот есть сам он, послушно продолжал путь.

Из-за рассказа, который пилот принимал в мозгу от существа, в памяти возник комедийный фильм, напоминавший о гипотетическом происхождении вселенной.

– Мы не хотим здесь вас оставлять, – слышал, точнее, принимал слова Андрей, но эти слова представлялись ему вымышленными, скорее, он сам размышлял, нежели кто-то внушал ему их.

Два астронавта брели по неизвестной им дороге – вспоминал он сюжет фильма – которую им предложили инопланетяне, а куда она ведет, не сказали. Один из них, устало передвигаясь, словно недавно сбросил с себя несколько мешков, другой был более стройным и шел ровно.

– …ты, на фиг, даешь, – протянул один из них.

Дорога вела прямо, среди множеств развалин, о которых можно только догадываться, что те некогда были домами. Они шли по направлению к солнцу, стоявшему в зените. По небу время от времени пролетали аппараты, похожие на сферы с конусом сверху, маленькие сигарообразные, с мигающими по бокам лампочками.

– Что такое, Фомич? – второй космонавт говорил с акцентом.

– Буквально ты доел этот пакет с овсянкой, так тут нас же загребли. Ты что, так был голоден?

– Нет, Фомич, пакет так долго не лежать, что я подумать, что он не для кого-то. Там же было ясно написано: Фомич, овсянка, – оправдывался стройный астронавт.

– Ну, ты вон, он лежал, на кой… тебе его нужно было открывать, еще и мне предложил… – бурчал первый пилот.

– Это не есть глюк, сэр Трибухов, – продолжал высокий, – я его не предлагать, ты сам взять его у меня, сказал, что у тебя это… похле… похлемье.

– Похмелье, чудак. Вам, новым американцам, такого не познать еще лет сто. Пока свою Калифорнию не обсушите и ваш Оксфорд не отстроите, – подметил грузно идущий человек.

Тут в их разговор вступил голос, писклявый, отвратительно отдающий металлическим скрежетом, но смешной:

– Отстафит болтат. Люди. Вы есть похищен нами. Мы есть это вселенский пролетариат планеты Херон, созвездие, знаете какое? – Голос гуманоида, сопровождавший их, стал дружелюбным, словно это был не грозный захватчик, а их лучший друг. – Кассиопеи.

– Что за… – сострил Фомич, – какой такой хер?..

Воспоминания Ястребова внезапно исчезли, как и всплывшая от них улыбка.

Незамеченные им, парящие на уровне его плеч светящиеся шесть штук сфер, размером с баскетбольный мяч, вначале хаотично кружившиеся вокруг него, затем словно по команде выстроились в ряд, застыв над полом.

– Нас интересуют некоторые факты человечества, – продолжал как бы размышлять про себя Ястребов. Однако он вполне осознавал, что полный ответ за всех людей, их мысли и поступки он дать не сможет.

– У вас есть выбор, – слышал он голос, который лишь наполовину напоминал его.

– Выбор, какой выбор? – не понимал Ястребов, задумавшись, словно пытаясь ответить самому себе на свой же вопрос.

Но тут же он почувствовал небольшое облегчение, догадавшись, что вопрос, который задал ему мысленно попутчик, этот выбор касается лишь его одного.

Все же Ястребову до конца не было понятно, что хочет от него незнакомец. Он хотел повернуться гуманоиду, но его что-то сдерживало и продолжало вести по коридору тоннеля, словно легковую машину, управляя его разумом.

– Выбор у людей один: Земля, человек, – не менее загадочно сказал гуманоид.

«Мячики» увеличиваясь в размерах, разбились по составу, и теперь два из них приняли положение между существом и человеком, по одному с обеих сторон Ястребова и двое впереди астронавта, что создавало впечатление, что его ведут под конвоем. Оставался вопрос, для чего это нужно, если мозг человека полностью был под контролем гуманоида, следовавшего за астронавтом на дистанции около полутора метров.

Сферы, изменив форму размерами с кокосовый орех, секунд десять раскручиваясь по своей орбите, внезапно остановились, зависли на том же уровне, что и были.

В этот момент Ястребову отчетливо представилась картина, где он находится в открытом космосе, над поверхностью планеты, простирался огромный, безнадежно испещренный метеоритами ландшафт. Зная и изучая карту Марса, он все же не мог вспомнить, где эта часть. С левой стороны появились один за другим три массивных вулкана. «Долина Маринера! – вспоминал Андрей. – Конечно же…» Именно эту часть им пришлось видеть из иллюминатора, когда они находились от Марса на расстоянии трех тысяч метров от поверхности. Ястребов помнил лишь несколько названий на Марсе, и только основные из них. «А вот и знаменитый каньон. Ох и огромный же он… С фотографии выглядит совсем не так…» – невольно думал про себя Ястребов, удивляясь тому, над чем наблюдал. Его даже не интересовало, каким образом представляется ему такой вид.

– Небо! Как же она выглядит безжизненно, но… – прошептал русский, размышляя о планете. Уже не задумываясь, считает ли так он или это снова гипноз существа.

Картина представала потрясающая. Широкий формат, куда ни посмотри, повсюду можно увидеть то, что пожелаешь, не было ограничений в сравнении с тем, что можно узреть из ограниченного иллюминатора корабля.

– Мы решили помочь людям, мы разрешаем вам поселиться здесь, но ненадолго, – услышал вновь Ястребов голос. – Вам нужно немногое, достичь самосознания. Но вы сейчас не готовы, вы способны забывать. И многое.

Внезапно Ястребов почувствовал приступ в животе, внутреннее ощущение пустоты проявившее желание заснуть, моментальный образ Арлен сменился образом Джоанн Линдау, всплыли давно ушедшие воспоминания детства. Катание на электроцикле, как Ястребов ребенком упал в лужу, поскользнулся на мокром льду, смех товарищей, моменты, исчезнувшие в небытие, сокрытые в глубине его памяти, друзья, теперь разбросанные по миру. Мимолетные воспоминания закончились так же быстро, как и появились, продлившись не больше одной минуты. Вновь охватив Ястребова потрясением обзора, огромным безмолвием отдающей красно-коричневым цветом планеты, хотя издали в связи с преломлением цвета она казалась красной.

– Вы не похожи на нас, – продолжал голос в голове Ястребова, – и этим интересны. Мы будем продолжать наблюдать за вами. Вы, человечество Земли, являетесь единственным родом, который превзошел свой род и может выйти из-под контроля своего существования. Нам не позволено вмешиваться в вашу жизнь, но мы можем не допустить…

Карликовый гуманоид не досказал, что он имел в виду. Видение сменилось ярким светом, который тут же исчез. Перед астронавтом появился туннель, из которого шел призрачный свет. Пройдя дальше, Ястребов обнаружил другую пещеру, но более освещенную.

– Это наш причал, – сказал гуманоид.

Здесь был воздух, достаточно легко, без скафандра движения не скованы. Ястребов удивился тому, что ему не холодно, пока они шли по местам, напоминавшим тоннели, ставшие так привычными за проведенное здесь время. Изучая уже при лучшем освещении существо, Ястребов заметил, что гуманоид попытался приоткрыть свой миниатюрный рот. В нем, при лучшем рассмотрении, казалось, представали две личности, причем одна из них была сильнее другой. Холодный страх овладел Ястребовым, когда на лице изменения губ показались усмешкой гуманоида. Создалось впечатление, что его проводник, такой маленький, но если сделает пару шагов, то проглотит его. Хаос и холод излучал в этот момент гуманоид, казалось, это нечто и вовсе не живое существо. Ястребову хотелось бежать, но он точно знал, бежать некуда.

– Часть из нас искусственного происхождения, – продолжало звучать в голове астронавта.