Технология Иуды

Кто-то возразит, при чем здесь Родина, возможно простое желание быть лучше всех. Можно ли сбить десяток самолетов противника трясясь за свою жизнь? Вопрос сам за себя не только отвечает, какая разница между этими двумя разными мировоззрениями, но и объясняет причину разногласий. Каждое напоминание о нашей разности усиливает конфликт, а уж воздействие подвигов на наши неокрепшие умы, даже пройдя через десятилетия, не перестают напоминать нам наше главное предназначение. Никто не может спокойно смотреть ни на подвиг, и на героя, им можно восхищаться, или ненавидеть, но невозможно относиться к ним равнодушно. То, что сделал Павлик Морозов – действительно сомнительно, если бы не реакция на это событие, все стукачи по своей сути, крайне возмущены этим подвигом. Не все люди, не все женщины, не все мужчины, но все ябедники, чем ненадежнее человек, тем сильнее ненавидит Павлика и все, что с ним связано. Действие вроде такое-же, сдал своего отца, но мотив возвышенный, и внешне невозможно отличить – где здесь добро, где зло, а людям, не дошедшим до такого понимания, даже объяснить невозможно, но реакция на такие поступки дает однозначный ответ. Это даже проверить не сложно, как только человек лезет с негативными высказываниями о Морозове, то одного беглого взгляда на него достаточно, что бы понять, уж кому-кому, а не ему упрекать в нечестности, как я уже писал, все ненадежные люди, резко отличаются от надежных. Особенно крайне ненадежные.

Если Франция во время столетней войны смогла вписать в свою историю Жанну Д’Арк, то мы за историю Великой Отечественной войны обогатились целым списков подвигов, в том числе и коллективных. Очень часто последнее время пытаются сравнивать, как воевали во время великой отечественной войны наши воины и немцы, как мы относились друг к другу. Какие у них были летчики, солдаты, танкисты, какие у нас моряки, полководцы, техника, женщины в тылу, и на передовой. Мы все понимаем, что война есть война, невозможно возразить, что не было предателей, и бездарностей, что не могло не быть, замечательных воинов, не только советских, но и немцев. Часто слышатся обобщение поступков, мол немцы все такие, или наши все другие. Каждый из нас слышал, как кто-то утверждает, что немецкие асы, превосходили советских, не смотря на то, что мы полностью взяли под контроль небо. Я вряд ли кого-то удивлю, сказав, что советские солдаты совершили тысячи подвигов, но возможно я сейчас кого-то удивлю, сказав, что у немцев не только не было подвига, но и не могло быть. Как впрочем, и у белогвардейцев, потому, что у подвига должен быть мотив, и не абы какой, а чем выше, тем лучше. Вот вам и тест на проверку насколько кто понял написанное. Если человек впервые задумывается над вопросом: «Что такое подвиг?» то, скорее всего, удивиться, тому, что у немцев за всю историю войны не было подвигов, ведь у советских людей их было очень много и не только среди бойцов, но и среди женщин и детей, а фашисты в первой половине войны наступали, значит, были лучшими. Так война не казаки разбойники, там не деревянные фигурки на шахматной доске. Пять миллионов унесла гражданская война, уничтожена промышленность инфраструктура, сельское хозяйство, смогли бы мы выиграть Великую отечественную войну, если бы не гражданская? Трудно ответить на этот вопрос, потому, что многое мы потеряли, а многое преобрели. Мы поняли, как делится общество, на предателей и патриотов, научились разбираться в людях. Летом 41-го воевали одни люди, под Москвой – другие. Это разные войны, разная тактика, даже люди разные, Сибиряков до битвы за Москву, не бросали в бой вообще. Под Москвой полностью изменилась психология, и дело как раз в уровне развития личного состава. Если бы немцы, не пообщались бы до Зои Космодемьянской с теми бабами, то реакция на неё была бы однозначно другой. То же самое произошло и в Сталинграде. Все это игра на тех же конах отношения человека в обществе. Способы психологического воздействия те же самые.

***

Сам по себе подвиг спланировать почти невозможно, но создать условия для него можно попробовать. У нас сейчас каждый умник придумывает, кокой он умнее глупого Сталина, который по своей глупости верил, в пакт о ненападении, и не смог должным образом дать отпор в начале войны, а уж диванных стратегов, умничающих друг перед другом, о том, что Сталин из трусости, не завоевал Америку, не послушавшись умного Жукова написавшего такие замечательные мемуары. Когда началась война, и люди бежали с известием к тем кто этого ещё не знает: «Война, война!», и ни один рабочий, крестьянин, мужчина, женщина, не спросили, с кем? Ответ был очевиден. Только для Сталина война стала неожиданностью, он перепугался, спрятался на даче, и сидел там дрожал со страха. Что-то уж слишком необычное, и непонятное произошло тогда, явно там не было никакой глупости, но, и не должно быть ничего слишком уж заумного.

Для подвига, нужно собрать все составляющие, и одним из них, должен быть мотив чистый как херувим. Умереть можно ради чего угодно, из-за любви, денег, или по глупости показывая всем, как мы можем, но даже смерть ради товарища может быть и должна быть разной. Товарищ полез выпендриваться, или рискует ради святого дела, спасая того и другого, мы совершаем не просто одни и те же действия, но и идентичные, а вот реакция на одинаковые поступки будет разной. Поэтому война должна быть справедливой, во всех отношениях, и нападая первыми, мы бы лишились статуса священной войны. Конечно там были ещё и другие основания, которые я здесь разбирать не буду, но даже этого одного достаточно для понимания, причин такого начала.

Совершенно неважно понимаем мы суть происходящего, или ничего в этом не смыслим, но все люди выработали себе свои основные установки. Смогли бы мы победить во второй мировой войне, если бы отношение к ней было такое же, как и в первой мировой? И это отношение невозможно подделать, можно попробовать обмануть, так как это делал Гебельс, но тем самым мы бы только слегка улучшили показатели, этого было бы достаточно? Здесь все идеально, любое отношение к войне было только в нашу пользу от советских солдат и простых граждан, до немецких и даже изменилось отношение граждан всего мира, наших и немецких союзников, а это не мало. Тем более у СССР не было союзников и быть не могло. Жалеют ничтожеств, развитых никто не любит, ни людей ни государства.

При всех прочих одинаковых условиях правота является основным критерием для победы в бою или в поединке. Война это не ринг, мы не за медаль бьемся, не за первое место, когда ставка жизнь, там начинают работать другие законы, и самый главный из них: как мы эту свою жизнь ценим, и за что мы ей рискуем. Это не чуть больше, чуть меньше, это трудно перевести в цифры, по мнению, знающего толк в этом деле Льва Толстого, Пьер Безухов, в поединке имел больше шансов на победу чем бретёр Долохов, возникает вопрос, а не придумали ли это все классики, всех народов всех времен просто так от нечего делать? Классики все с этим согласны, не половина, не большая часть, а все. Впрочем, мемуары простых воинов это подтверждают в полной мере, правда, не все читатели видят эту закономерность. А ведь мемуаристы не пытаются, что-то доказать, они чаще всего, просто описывают события, нередко даже не обращая внимания, за что может зацепиться своей любознательностью читатель. Но давайте не отвлекаться, поединки – это все вторично, первичной является влияние человека имеющего определенный статус в этой жизни по отношению к правде. Помните знаменитое изречение Бодрова: «В чем сила, брат?» И опять же не все отнеслись к этому серьезно. Красиво сказано, многих до мурашек пробрало, но до мозгов снова не дошло. Под словом мозги мы подразумеваем ум, от которого, не зависит эта самая «Правда». Она зависит от уровня честности и порядочности (Тамас Раджас Саттва) (Физический, Личностный, Этнический, Социальный, Принципиальный, Интегративный). От него же зависит наше отношение ко всему, что происходит вокруг нас, в том числе и отношение к жизни. Долохов у Льва Толстого темный, он не думает об обществе, о людях, о товарищах, он думает только о себе. И о маме, как потом выяснилось. Но о маме думают многие ничтожества, попав в беду и тяжелые условия. Некоторые читатели сочли, что он скрывал эту любовь перед посторонними от скромности, но почти у всех кто попал в армию, так же возникает мысль: «Не слишком ли скромен я был по отношению к маме?», а с легкостью могут сказать: «Ты меня, сука, родила, ты и кормить какие письма своим мамам из тюрьмы пишут! А какие песни там про мам слагают! Но после освобождения могут сказать: «Ты меня, сука, родила, ты и кормить обязана», поэтому любовь к маме после того как из раны запахло смертью, вполне естественна. Долохов темный, при чем очень темный, очень низкого уровня примерно равен жене Пьера, а уж её скотство не вызывает никаких сомнений. Значит, он должен с лёгкостью победить всех темных, которые менее его насовершали в этом мире гадостей, не смотря на то, что чем темнее душа, тем сильней стремление к самоубийству. Вот поэтому Гитлер и Наполеон темных, мочили, как котят в речке, да и мы, не смотря на то, что после гражданской немного очистились то скверны тоже, что греха таить, не очень-то и посветлели. Но после появления у нас светлого мотива, кое-кому стало настолько невыносимо, что как попугай Кеша, побежали искать счастья к немцам, меняя своим присутствием, их отношение к жизни. Ну не мне переживать за фашистскую Германию, но ситуация создалась такова, что людям с не честными мотивами, стало похуже, а порядочным людям, захотелось сплотиться.

По отношению к светлым (правым) тоже все понятно, оттого этот бретёр Долхов с такой легкостью и проиграл Пьеру, такое мы видим во всех описанных дуэлях. Какое может быть сравнение человека стремящегося к смерти, и живущего не только ради себя, но и готового пожертвовать собой ради жизни и счастья других. Люди разные энергию друг друга на расстоянии чувствуют, спиной даже когда заняты каждый привычным делом, и эта энергия иногда доводит темных до самоубийства, а какова энергия во время поединка, здесь все многократно умножается за счет эмоций. Война есть война, то, что я здесь расписал, только на бумаге ложится ровными строчками, но создание таких условий, и представление, как это может выглядеть на практике, может иметь место на основе тех самых древних знаний, и как эти механизмы взаимодействуют.

***

Поскольку мы уже начали понимать, как устроен этот механизм, даже прикоснулись к коллективному подвигу, вряд ли можно разобраться в его устройстве, без завершающей точки, пока все это, лишь предпосылки, к окончательному формированию картинки. Давайте рассмотрим ещё одну разновидность подвига – «Молодую Гвардию». То, что там произошло, очень красиво описано в книге Фадеева, но все ли до конца осмыслили, что именно там произошло? В школе, я был уверен, что понял все, даже сочинение писал на эту тему, кроме того, нам учительница зачитывала материалы следствия, и я считал, что знаю больше многих. Но прошло несколько лет, я заметил, что кое-чего я всё-таки не понял, потом, понял, что вообще ничего не понял, пока не стал понемногу разбираться.

Любовь Шевцова прошла школу разведки и имела за своими плечами как минимум успешно выполненную операцию. Было бы достаточно, если бы она поступила в разведшколу, куда далеко не всех брали. Кроме того, уже работая в штабе «Молодой гвардии» она выполняла задания, не связанные с деятельностью этой организации, и была неподотчетной подпольщикам. Вполне достаточные условия, что бы простой командой заставить подчиняться себе, или просто обратить не себя внимание, когда выбирали командиров.

Сергей Тюленин воевал на фронте, убивал немцев:

«– Так я с ними и отступал почти до самой Верхнедуванной. Я фрицев видел вот как тебя, – сказал он страшно пониженным, свистящим шепотом. – Я двоих сам убил. Может, и больше, а двоих – сам видел, что убил, – сказал он, искривив тонкие губы. – Я их, гадов, буду теперь везде убивать, где ни увижу, помяни мое слово…

Надя (сестра его) знала, что Сережка говорит правду, – и то, что убил двух фрицев, и что еще будет убивать их».

Совершил диверсионный акт, и ещё до прихода немцев, каким то образом организовал распределение раненых. Подробно это действие не описывается, но трудно себе представить, как он ухитрился, попрятать семьдесят человек, ему помогали но его роль была явно ведущая:

«Сережка Тюленин и его друг Витька Лукьянченко, и его сестра Надя, и старая сиделка Луша в течение нескольких часов нашли в разных частях города более семидесяти квартир для раненых».

Нужно найти желающих принять раненых бойцов и прятать их от немцев, и не одного, а более семидесяти, определить, насколько эти желающие способны рискнуть взять на себя такую ответственность, прикинуть насколько им по уму, сохранить людей и не попасться немцам, а не попались все раненые. Здесь объявление по столбам не расклеишь, по приходу немцев, предатели со всех щелей повылазят. Если представить, что за такую работу взялся бы Кошевой, то трудно поверить, что он способен справится с таким заданием. Кроме того Сергей имел серьезную военную подготовку:

«Зимой, прямо из школы, даже не перекусив, Сережка мчался к какому-нибудь другу – артиллеристу, саперу или минеру, или летчику, в двенадцатом часу ночи со слипающимися веками готовил уроки, а в пять часов утра уже был на стрельбище, где очередной приятель-сержант учил его вместе со своими бойцами стрелять из винтовки или из ручного пулемета. И он действительно не хуже любого бойца стрелял из винтовки и из нагана, и маузера, и "т-т", и дегтяревского ручного, и "максима", и из ППШ, и метал гранаты и бутылки с зажигательной смесью, и умел окапываться, и сам заряжал мины, мог минировать и разминировать местность, и знал устройство самолетов всех стран света, и мог разрядить авиабомбу».

По сравнению с Кошевым. Превосходно разбирался в людях, когда размещали раненых, решил проверить, слухи, что в одном доме прячется неизвестно кто, забежал туда и под предлогом разместить раненого бойца, которого к слову там оставлять не собирался, только взглянуть на людей насколько они надежные. После паруминутного разговора:

«Он был растерян и смущен. Не было никакого сомнения в том, что человек, который прятался у Игната Фомина, был настоящий, большой человек, и вряд ли можно было сомневаться в том, что Игнат Фомин был, по меньшей мере, человек неважный. Но они, несомненно, были связаны друг с другом. В этом было что-то необъяснимое».

Фомин, хозяин дома действительно сдал своего постояльца Шульгу оставленного для организации подпольной работы немцам, сразу, как только те вошли в город. То есть он сразу распознал там предателя и нашего одного из руководителей подпольной организации, было от чего растеряться и смутиться. Но в одной этой мысли чувствуется, такой опыт, которому могла бы позавидовать вся молодая и старая гвардии, во всяком случае, тот же Шульга, один из руководителей старой гвардии, оставленный для подпольной работы явно не дорос умом до такого понимания.

Два таких успешных и умных, человека, обученная разведчица, и парень, имеющий боевой опыт, назначают командиром комсомольца, маменькиного сынка, не имеющего никакого боевого опыта. Олег Кошевой явно выделен слабым морально не устойчивым, растерянным мальчиком, вечно в кого-то влюбленного, о чем не раз напоминает автор:

«С того момента, как Валько стал наводить порядок, Олег был так же влюблен в Валько, как некоторое время тому назад он был влюблен в Каюткина, а еще некоторое время назад – в Улю».

В одном предложении три любви. А ещё он был влюблен в девочку оказавшейся немецкой подстилкой, а еще он только делал, что влюблялся и влюблялся. Когда Шевцова обрабатывала Кошевого на подпольную работу, которую организовывала помимо своего непосредственного задания, она его тоже через любовь прогоняла, учитывая эту его болезненную влюбчивость, провела как ребенка через полосу препятствий. Олега назначают именно Тюленин и Шевцова. Зачем? Валько рекомендовал Кошевого, это один из старых коммунистов, технический работник, таких эвакуировали в первую очередь, но он не пожелал уходить и добровольно вернулся, вплавь узнав, что немцы заняли район, якобы из патриотических соображений:

«По своему положению он не только имел право, а обязан был воспользоваться последней возможностью перебраться на ту сторону Донца».

То есть, нарушив приказ, вернулся вплавь на оккупированную территорию, что по законам военного времени, считалось преступлением, и каралось ни много ни мало, расстрелом. Да и нелогично все это, он не мог работать в подполье, потому, что его все знали, и никто его к этому не готовил. Мало того, что вернувшись, он прямо или косвенно подставлял всю свою подпольную организацию, он ещё начал вмешиваться не в свою работу. По сути Шевцова была хоть и младше Валько по возрасту, но формально выше его по статусу, он понял, что она оставлена, для работы, которая его не касается, но начал вносить свои коррективы. Фадеев не раскрывал полностью подробности задания Любки, умышленно или не посчитал нужным вникать досконально в подробности её конкретной задачи.

Такое рассуждение с самого начала полностью ломает всё юношеское представление о том, что произошло в Краснодоне. Как только обращаешь на это внимание, хорошо видно, что эти комсомольцы явно играют какую-то сложную непонятную игру, которая совершенно не укладывается в обычной голове. По сравнению с ними, наш взгляд на войну как на детскую войнушку, кто кого перестреляет, а мы последнее время иначе к войне не относимся. Во всяком случае, подавляющее большинство граждан, придумывает свои правила, как нужно было, и как нельзя.

Есть ещё один психологический момент. Немцы арестовали и посадили в одну камеру Валько и Шульгу, (Того самого, руководителя подполья, который оказался на провальной явке, той самой, в которую заглянул на минуточку Сергей Тюленин и сильно удивился: «Что могут делать вместе большой человек, и предатель»). Оказавшись в одной камере, они вели себя, по меньшей мере, по мальчишески, постоянно устраивали драки с немцами и подбадривали друг друга, как пацаны, кто из них смелее. Но перед казнью, поплакавшись друг перед другом, рассказывая какие они хорошие в какой великой стране живут, оба вдруг скисли и спокойно приняли смерть:

«Видно, жандармы боялись, что эти двое, как всегда, окажут им физическое сопротивление. Но Матвеи Костиевич и Валько уже не посмеялись над этим: их души были уже далеко от этой, суеты сует. Они спокойно дали связать им руки за спиной, а когда Фенбонг знаками показал, что они должны сесть и им свяжут ноги, они дали связать им ноги, и им наложили на ноги путы, чтобы можно было только ступать мелким шагом и нельзя было убежать».

Произошло то, что мы уже разобрали, перед ними встала задача: осмыслить свою жизнь перед смертью, но проговорив о возвышенных материях, что обычно говорят, когда сказать совершенно не чего, они вдруг осознали всю свою никчемность и потеряли интерес к жизни. Избежали того самого истеричного момента, который происходит, при переосмыслении жизни, ни Шульга ни Валько конечно не предатели, но до младшего поколения явно не доросли. Если бы они разбирали свои ошибки, то воля к жизни у них бы непременно повысилась, судьба бы к ним повернулась лицом, нашли бы выход из создавшегося положения, не известно, но не превратились бы в баранов, ведомых на бойню. А главное обязательно изменилось бы настроение у их конвоиров и палачей что очень важно для них и тех, кто продолжит их дело. Никакого намека, на то, что бы попытаться выйти на подвиг. Как меняется человек от настроя. Ничего общего с казнью молодогвардейцев.

К моменту, когда комсомольцы начали организовываться, старой гвардии оставленной для подпольной работы уже практически не существовало. Комиссаром Молодой Гвардии был молодой неопытный вечно влюбленный мальчишка Кошевой. Командиром – Иван Туркенич побывавший на фронте в роли младшего комсостава, попавшего в плен (с его слов) без сознания, где его как неспособного двигаться, расстрелял немецкий офицер в упор, два раза, он отлежался у какой-то женщины и через две недели пришел в Краснодон. Во время работы подпольной организации Олег явно не справлялся с организаторской работой и с ним постоянно нянчились, тот же Тюленин, который часто, еле заметно подталкивал всю организацию, по только ему ведомому пути, или по интуиции. Это хорошо, заметно, достаточно только раз обратить внимание как сразу видно, что серыми кардиналами в этой группе были Сергей Тюленин, и Любовь Шевцова.

Когда группу по навету предателя арестовали, снова происходит нечто непонятное, пытали их слишком жестоко, и жестокость непомерную проявляли именно предатели, сразу встает вопрос: «А что от них хотели?» Группа ликвидирована, все участники, арестованы, морду им набить должны были, без этого немцы, не немцы, расстрелять, или повесить – это уж к мамке не ходи, на то они и фашисты, но так изощренно пытать? Фадеев не описывал всех пыток во всех подробностях, это художественное произведение, рассчитанное на понимание мотивов, а не книга ужасов, но материалы с подробностями не секрет, во всяком случае, даже мы в школьные годы разбирали некоторые из них. Здесь произошло нечто подобное, что и с Зоей Космодемьянской, только гораздо интереснее.

Иногда в порыве гнева, человек может проявить жестокость, на которую он в другое время не способен, но проснувшись поутру, такие люди раскаиваются, и проклинают самих себя. Скорее всего, не надолго, такова психология ничтожных людей – это как пьяницы, которые всегда страдают, то от запоя, то от воздержания, и часто клянутся себе и людям: «Что бы я, когда, ещё раз!». Здесь, проснувшись все снова, и снова приступали к своей работе. От них такого не требовалось, необходимости в такой жестокости не было, многие мне снова возразят: «А что ты хотел? Ведь это фашисты!» Дело не только в этом, но я не стану возражать, это не тот вопрос, за который стоит бороться, возможно, здесь совпадение.

Резонанс от этого дела прокатился с большей силой, чем от других подвигов, и реакция на них куда более жесткая. Многие люди пытаются их не только забыть, но и извратить само событие, подменить факты, переписать эту историю. Если Зоя Космодемьянская, своим подвигом, выбросила определённое количество энергии, всколыхнувшей не только нашу страну, но и подорвавшей боевой дух вражеской армии, и наших предателей, работавших на врагов, то несколько человек, прошедших через тоже самое, должны в это-же количество раз увеличить эту силу по простейшей школьной формуле. Так и не так. Кроме того, что все молодогвардейцы, действовали друг на друга, вводя всю эту энергию в резонанс, особую роль в этом деле сыграл именно Олег Кошевой. Описывая, как он слаб и недостоин того, что бы стать комиссаром группы, я не упомянул и сотой доли того, что о нем писал сам Фадеев. Разумеется, Александр Александрович не высказывал своего мнения, классикам такого уровня этого делать нельзя, но фактов он привел более чем достаточно.

Это мы, и многие нам подобные решили, что слабость духа присуща всем молодым, но Фадеев эту слабость не во всех видел, и не показывал чужой слабости. Вернее он показал всех, такими, какие они были, максимально как смог, вскрыв все черты характера, молодогвардейцев, каждого показал замечательно, со всеми положительными и отрицательными чертами характера, и Олега Кошевого показал таким, каким показал, это уже наши проблемы, каким мы его смогли увидеть, и каким не смогли. Олег был слишком честолюбив, что бы струсить, в глазах товарищей, кроме того, он и трусом не был, во всяком случае, я этого не заметил. Он был морально слабым маменькиным сынком, разбалованным властью на комсомольской работе, но комсорг в мирное время, и комиссар подпольной группы в военное время в тылу врага – это не одно и то же. Слабость явление временное, во время войны мальчишки без мамки быстро взрослеют, и мужают, ели успевают. В целом, свою задачу он выполнил отменно, но давайте по порядку.

Здесь каждый воздействовал друг на друга, рассмотрим приемы, каким образом они к этому пришли. В первую очередь нужно поднять уровень развития всего отряда, как Старичок-Лесовичок Ивана вдовьего сына приподнял. Расклейка листовок, агитация это все работа, сложная, опасная, но работа. Нужно было создать ситуацию для роста, маленькие подвиги, или поступки заставляющие превзойти самих себя, подняться на следующий уровень понимания действительности, переосмыслить свое поведение.

Основная деятельность Шевцовой была не работа в штабе молодогвардейцев:

«И сама она не должна была все время сидеть в Краснодоне, а наезжать в Ворошиловград и в другие пункты и не только поддерживать связи, какие у нее образовались, а завязывать новые среди офицеров-немцев, румын, итальянцев и венгерцев».

Во время такой поездки, она узнала о поступке одного из членов штаба, который он скрыл от товарищей: