Правогенез: традиция, воля, закон

В данном заключении есть некоторая доля преувеличения, однако верно то, что условия развития юридического мировоззрения Нового времени были созданы в эпоху Средневековья.

В Новое время западноевропейское правопонимание дополнилось принципиально важной идеей автономности личности как таковой и, соответственно, идеей субъективного права, которой не существовало на Востоке. Понятие субъективного права не известно ни китайцам, ни японцам[6]. Мыслители Нового времени источник естественного права видели уже не в универсальном законе природы или в божественном разуме, а в самой природе человека.

Осознание автономности личности произошло в условиях распада феодальных сословий и корпораций, когда индивид освобождался от опеки со стороны коллектива и начала складываться идея субъективного права как эманации индивидуальной воли. Рост права предполагает индивида, наделенного личной свободой и несущего личную ответственность. Право, таким образом, обеспечивает солидарность индивидуалистического, или отрытого (по К. Попперу), общества. Оно, по крайней мере, в идеале призвано обеспечить индивидуальный и общий интересы.

Именно с Г. Гроция право начинает выводиться из природы атомизированного индивида. «Мать естественного права есть сама природа человека»[7], – постулирует он. В сущности, всем теориям естественного права данной эпохи в большей или меньшей степени свойствен индивидуализм, а само общество представлялось в виде совокупности автономных индивидов. Поэтому позитивное право предназначалось либо для подавления чрезмерного эгоизма людей, как, например, у Гоббса, либо для расширения и обеспечения индивидуальной свободы, как, например, у Локка и других либералов. Но все естественно-правовые теории объединяются рядом общих черт. Во-первых, наличие норм естественного права отнюдь не отрицает необходимости и ценности норм позитивного права, источником которого является воля суверена, получившего право законодательствовать в результате общественного договора. Во-вторых, естественное право не столько рассматривается как критерий права позитивного (что актуализируется в периоды революций или же кардинальных реформ), сколько выступает в единстве с ним. В-третьих, нормы естественного права чаще всего отождествляются с основными принципами частного права, естественно рождающимися в отношениях между людьми как частными лицами. Так, Гроций относит к ним такие требования, «как воздержание от чужого имущества… возвращение полученной чужой вещи и возмещение извлеченной из нее выгоды, обязанность соблюдения обещаний, возмещение ущерба, причиненного по нашей вине, а также воздаяние людям заслуженного наказания»[8]. Сходно звучат и гоббсовские естественные законы: соглашения должны соблюдаться, чужое право – уважаться, судья – быть беспристрастным и т. д[9]. Локк, в свою очередь, провозглашает жизнь, свободу и имущество каждого его собственностью по естественному праву[10]. В-четвертых, нормы естественного и позитивного права выступают как некие рационально-этические принципы, следовать которым есть веление правового разума. Позитивное право, таким образом, получает морально-рациональную легитимацию.

Итак, в Новое время общество и государство начинают анализировать как феномены, не совпадающие друг с другом. Причем общество, порождающее нормы естественного (частного) права, требует защиты со стороны государства. Поэтому публичное право, в известной степени отождествляемое с государством, носило субсидиарный характер в том смысле, что оно должно было создать условия для действия права частного, легализовать и ограничить само государство как средоточие реальной политической власти, могущей использоваться как во благо, так и во вред обществу. Таким образом, и общество, и государство воспринимаются как правовые феномены.

К началу XIX в. окончательно сложились основные черты западноевропейской правовой культуры, по которой право, на наш взгляд, включает в себя несколько характеристик.

Право мыслится как относительно автономная нормативная система, имеющая свою собственную ценность, но вместе с тем получающая моральную легитимацию как система, построенная на началах равенства и свободы индивида, обеспечивающая социальную солидарность, предлагая общеобязательный механизм разрешения конфликтов интересов и коррекции отклоняющегося поведения.

Само правопонимание – либерально-индивидуалистическое, т. е. основывается на признании самоценности автономного индивида как равного с другими объекта права. Этот индивид наделяется свободой при решении касающихся его дел и, соответственно, несет персональную ответственность за последствия своих решений.

Легализм, свойственный западной культуре, означает приверженность праву, готовность следовать его предписаниям. Он коррелирует с Аристотелевым принципом «правления законов, а не людей». Именно право, а не корпорация или коллектив, как на Востоке, обеспечивает защиту индивида с использованием разнообразных юридических процедур и институтов.

Именно в XIX в., по сути дела, закладываются основы современной юридической науки. Разнообразные естественно-правовые теории потеснились, уступая место юридическому позитивизму, в рамках которого происхождение права потеряло былую «возвышенность». Этатистский «политический» позитивизм полагает, что право – результат целенаправленной деятельности уполномоченных на то институтов. Они правы. Эти факты невозможно опровергнуть. Но правы и сторонники социологического позитивизма. Правила поведения рождает само общество, ибо оно и есть люди, подчиняющиеся общим правилам. Противоречат ли эти подходы друг другу. Полагаю, что нет. Они указывают на два равноправных пути создания права. Собственно, это было понято давным-давно. Например, классики Маркс и Энгельс, полагали, что право есть взведенная в закон воля экономически господствующего класса. Но в то же время законодатель, как естествоиспытатель, только формулирует правовые нормы, изучая общественные отношения, но не создавая и уж тем более не трансформируя их посредством волевого воздействия.

Юридическое право, воплощенное в объективном законе, «рождается» тогда, когда в нем появляется необходимость. Право, в его современном, формально юридическом понимании, существует только как явление буржуазной культуры, полагал Энгельс, и был прав в своем понимании. Право объективно складывается вместе с утверждением примата частной собственности по отношению к общественной и личной. Сначала формируется частное право и лишь затем на его основе публичное. Сказанное представляет собой именно общую, а не исключительно европейскую закономерность.

1.2. Междисциплинарность знания о праве в правогенезе

Исследование правовой реальности при помощи метода правогенеза представляет собой способ познания сущности и содержания права не путем конвенции, идеализации или логических выводов, а с помощью изучения его происхождения, изменения и развития, опираясь при этом на выявление причин, приведших к его возникновению, либо на механизмы трансформаций его основных качеств и свойств. Одним из таких качеств, изначально и неотъемлемо присущих праву, была и остается его сложносоставленность, которая вначале понималась как комплексность права, затем – в качестве интегративных проявлений права, а теперь – в контексте междисциплинарности. Все эти характеристики права, при некоторых разночтениях, тем не менее демонстрируют единую линию правогенеза.

По поводу комплексности и интегративности права высказан ряд фундаментальных и частных суждений, и современная литература представлена множеством разработок по этим проблемам[11]. К освоению же междисциплинарных качеств права юристы только приступают. Хотя нельзя не отметить, что сама постановка вопроса о междисциплинарности и выделении наряду с дисциплинарно-юридической областью знания также и междисциплинарной информации о нем, ничего принципиально нового не вводит[12], но очевидно добавляет некоторые нюансы. С этой точки зрения изучение развития права в междисциплинарном ракурсе нельзя считать каким-то ранее неизвестным этапом или «свежей» задачей его научного освоения. Понимание права в комплексном, интегративном или междисциплинарном ключе (понятий близких в синонимии) есть традиционное состояние юридического поиска, которое развивается в таком формате уже много веков.

Вопрос о междисциплинарном характере права возникает, во-первых, в связи с его онтологической природой (т. е. относительно понимания особенностей объекта), во-вторых, по поводу знания о праве в части некоторого обособления междисциплинарной информации о нем от дисциплинарно-юридической (т. е. объема предмета), в-третьих, методов, которые позволяют получить представления о междисциплинарности права (т. е. методологии). Все эти аспекты, естественно, тесно взаимосвязаны, и поэтому дальнейший анализ будет касаться всех трех ракурсов междисциплинарной экспликации права.

По поводу междисциплинарной природы права нужно отметить, что это качество (свойство) изначально было и остается присущим праву, поскольку в содержание последнего включаются разнородные общественные отношения, объединенные в единую сущность средствами юридической формализации. Формализация, как известно, не просто механически объединяет единой абстрактной формой разнообразные общественные отношения, а создает целостный нормативный комплекс, сохраняющий изначальную содержательную предметность подвергшихся формализации сфер жизни – экономических, политических, семейных, трудовых и проч. В этом плане, т. е. по разнообразию охватываемых формализацией сфер регулирования, право может считаться многопредметным феноменом. Отсюда становится понятным, почему юриспруденцию в целом относят к наукам с «дисциплинарной междисциплинарностью»[13].

Правовая формализация, как известно, осуществляется при помощи средств догматизации, которые переводят представления о поведении и отношениях людей в тех или иных областях социальной жизни на язык права, т. е. посредством придания им формы юридических конструкций, принципов, определений, а также путем установления особых логических связей между последними. Догма, будучи абстракцией, которая безразлична конкретности, позволяет «залить» в себя любое содержание, поэтому благодаря догматическим конструкциям, определениям и принципам рождаются алгоритмы, ориентирующие в построении (организации) в единой логике системы позитивных норм и правовых отношений. Нельзя не подчеркнуть здесь тот факт, что именно догматические формы и операции сформировали язык юристов, создали категориальный аппарат, принципы аналитического мышления, разграничили отраслевые юридические науки, именно они позволили подходить к праву как отдельному и самостоятельному феномену социальной жизни. Таким образом, можно утверждать, что междисциплинарная природа права обязана содержательному многоголосью разных сфер общественной жизни, объединенных в единую систему правовой регуляции догматичностью юридической формы.

Что касается формирования междисциплинарного знания о праве, то его самоопределение оказалось возможным благодаря заимствованию из разных отраслей юридических и неюридических наук их предметов, методов исследования, терминологии, способов постановки и решения задач и их переносу в каркас юридических поисковых традиций. Поэтому наряду с собственным монодисциплинарным юридическим знанием (представленным в основном отраслевой догматикой) в относительно отдельный блок нужно выделить междисциплинарное правовое знание.

Вообще говоря, междисциплинарность в эпистемологии понимается по-разному. С одной стороны, она воспринимается как способ решения проблемы формирования предмета исследования, в котором объект был бы отражен таким образом, чтобы его можно было изучать средствами всех участвующих дисциплин[14], т. е. как взаимодействие двух и более научных дисциплин, каждая из которых имеет свой предмет, терминологию и методы исследования. С другой – междисциплинарность трактуется в качестве средства выявления знания, не исследуемого ни одной дисциплиной, т. е. как область расхождения, «ничейной земли» между ними[15]. Отмечается, что в «отличие от дисциплинарного подхода, который символизирует синхронный срез развития знания, междисциплинарное взаимодействие есть диахронный и эмерджентный момент, характеризующий выраженную динамику и ведущий к новым формам организации научного знания»[16]. Междисциплинарность обязана попытке постклассической науки находить с помощью интегрированных проблемных и проектных подходов решение вопросов высокого уровня сложности либо решать их как-то по-другому, чем было принято ранее. Здесь сыграл свою роль и переход от редукционизма к целостному (холистическому) освоению объектов, который стал отправной точкой для пересмотра сложившихся стереотипов, норм и традиций в сторону их интегративности. Междисциплинарные исследования рассматриваются сегодня как один из путей для совершения научных прорывов, формирования более интегрированной и комплексной научной картины за счет заключенного в них творческого потенциала и вызова традиционным исследовательским подходам[17]. Междисциплинарность стала итогом усиления критики и повышения уровня заимствований в исследовательских коммуникациях[18]. Когнитивными характеристиками наступившей междисциплинарности знания выступают такие показатели, как контекст открытия, несоизмеримость и дополнительность теорий, политеоретические описания, конфликты интерпретаций, невозможность радикального перевода, диалог, дискурс, конструктивность и т. п.[19]

Высказано мнение о необходимости различения нескольких уровней исследовательских процессов, подпадающих под наименование междисциплинарности: мультидисциплинарности (как одностороннего дополнении одной дисциплины другой), полидисциплинарности (предполагающей взаимодействие отдельных самостоятельных дисциплин) и трансдисциплинарности (как построение интегральных структур)[20].

Различение дисциплинарных и междисциплинарных подходов в исследованиях позволило увидеть не только достоинства и недостатки каждого из них, но и их тесную взаимосвязь. Так, стало понятным, что любая дисциплинарность не отличается и не может иметь четких и стабильных границ, пока она не вопрошает о своих пределах, каждая наука не может не задаваться вопросом о поле своего концептуального каркаса, не может не стремиться выйти за пределы предзаданных контекстов, и для этого она «обращается (в том числе) к средствам междисциплинарности в качестве важнейшего ресурса для своего обновления и развития»[21]. В свою очередь, междисциплинарные подходы сами по себе не являются тем эффективным средством, которое могло бы защитить научное знание от продолжающейся фрагментации, поскольку через простое сопоставление или сборку дисциплинарных предметов и методов, присущих междисциплинарности, последняя не достигает все-таки той глубины фундаментального единства, которое должно лежать в основе любой формы знания.

Обращение к междисциплинарному познанию в области права стало ответом на ряд эвристических запросов, причем как общего, так и непосредственно юридического характера. Общим запросом, во-первых, стала потребность в разрешении противоречий между познаваемой реальностью, закономерности которой далеко не во всем известны, и тем ограниченным уровнем знания, которое в каждый исторический момент производно от своих базовых допущений, категориального аппарата, выдвигаемых гипотез, стиля интерпретаций текстов и т. д. Во-вторых, обращение к междисциплинарным методам актуализовано требованиями о недопустимости (нежелательности) разрывов в описаниях и объяснениях тех или иных исследовательских объектов, чем чаще всего грешит ситуация, когда механически объединяют в некоторую совокупность достижения дисциплинарных подходов. В-третьих, без междисциплинарности в области познания права не обойтись, поскольку закрепленные за правом как сконструированным феноменом те или иные свойства и проявления содержательно производны от оснований отсчета, т. е. от их контекстуальности. В-четвертых, изучение содержательно объемных или широкомасштабных объектов, каковыми является большинство социальных явлений, интересных праву, может оказаться непосильным для познания одной юридической отраслью либо когда для их освоения требуется применить сложносоставную (интегративную) методологию. В-пятых, междисциплинарные исследования могут быть вызваны «профилактическим мнением», осознающим опасность чрезмерной юридизации, приоритетно используемой для объяснения социального мира. В-шестых, междисциплинарные методы стали инструментом постклассического этапа развития науки с его утверждением парадигмы целостности, стремлением к синтезу, выхода за рамки сложившихся стереотипов, норм и исследовательских традиций. В-седьмых, собственно юридическим запросом, подталкивающим к междисциплинарному познанию, стал высокий уровень догматизации юридического знания, ограничивающий дальнейшее продвижение научных представлений о праве[22]. Поэтому одной из главных задач, поставленных междисциплинарным подходом, является необходимость преодолеть нормативистскую замкнутость права, установить и укреплять связи юридических знаний о праве с социологией, антропологией, филологией, естественными науками. Таким образом, переформулировка габитуса правоведения (т. е. привычных, ставших традиционными образцов исследования, систем понятий, методов и т. д.) имеет несомненные преимущества на всех уровнях освоения права – моральном, мировоззренческом и методологическом.

Идеи и методы, используемые междисциплинарным познанием, позволяют говорить о двух формах (моделях) юридического знания, в рамках которого его можно организовать – в форме внутренней либо внешней междисциплинарности.

Внутренняя междисциплинарность отличается тем, что в предмет той или иной отрасли научного правоведения вводится и адаптируется информация (термины, средства анализа, способы вопрошания, методы и т. д.) из другой/других отраслевых юридических или неюридических дисциплин, хотя получаемый при этом результат содержательно не переходит границ предметности реципирующей юридической дисциплины. В качестве примера можно привести внедрение идей цифровиза-ции в предмет конституционного, гражданского права, любой другой отраслевой правовой науки. В этом случае новое знание внедряется в реципирующую отрасль по правилам синкретической мультидисци-плинарности, не допускающей «вторжения» в дисциплинарные пределы инородного знания, не совместимого с предметом базовой дисциплины. Осуществляемый при этом перенос идей, средств, способов и результатов исследования лишь развивает содержание реципирующей дисциплины, но не создает пограничной знаниевой области. В такого рода взаимодействиях всегда присутствуют «ведущая» и «ведомая» дисциплины, а результаты, даже те, что были получены при помощи методологии «ведомой» дисциплины, интерпретируются с позиции дисциплинарного подхода «ведущего» знания. Поэтому такой подход предназначен главным образом для тех правовых наук, которые испытывают внутренние концептуальные и методологические трудности.

Внешняя междисциплинарность имеет место тогда, когда в процессе исследования рождается новое знание «на стыке» юридической предметности и заимствований из неюридических дисциплин – философии, социологии, антропологии, психологии, лингвистики, семиотики и др. Здесь получаемое знание строится на синтезе, интеграции, т. е. трансдисциплинарной методологии.

Свидетельствами наличия междисциплинарного знания, в котором участвует юриспруденция на правах ведущей или ведомой дисциплины, являются: а) межотраслевые юридические институты, подотрасли и отрасли (например, договор, ответственность, статусное право, предпринимательское право и др.); б) проблемно-ориентированные (гибридные) темы («права человека», «цифровизация», «безопасность», «риски», «гендер», «инновации» и т. д.; в) «сквозные проблемы», которые в различных контекстах сохраняют содержательное «ядро», но могут получать меняющиеся интерпретации[23] (правопонимание, общепризнанные принципы и нормы международного права и др.); г) специальные научные дисциплины, которые сегодня в целом самоопределились с собственными полями исследования, имеют серьезную историю развития и чаще всего институционализированы в качестве учебных дисциплин в системе высшего юридического образования (история права, философия права, логика права, социология права, правовая антропология, правовая психология, правовая политология, правовая лингвистика и др.); д) знания о комплексных методах познания, в которых наряду с детализацией своей методологии (увеличение числа концептуальных идей, формулирование дополнительных принципов и т. д.) происходит дополнение элементами из других методологий.

В изложенной системе межотраслевые юридические институты и отрасли следует отнести к внутренней модели междисциплинарной организации знаний о праве, межпредметные связи правоведения со специальными дисциплинами – к внешней, а проблемно-ориентированные темы и «сквозные проблемы» могут иметь характер как внутренней, так и внешней междисциплинарной интеграции.

Следует отметить, что вопрос о том, в каких именно формах междисциплинарное знание о праве может быть представлено в рамках юридической науки либо «выходить» за ее пределы, напрямую зависит от того, как понимается и изучается право – от правопонимания. Но поскольку известны два разных ответа на вопрос о том, что есть право – единый целостный (цельный) феномен либо плюральное (многофакторное) образование, – однозначной схемы нет.

Вместе с тем практически все специалисты отмечают сложное строение права, при этом недоказанным остается суждение о том, насколько научные представления о праве действительно являются адекватными реальности – феномену права как объекту познания. Многие подчеркивают сконструированность права, при которой догматическая форма лишь придает разным экономическим, политическим, психологическим, нравственно-этическим и другим отношениям фиксированное выражение. Например, И. Л. Честнов пишет: «Право выступает формой других отношений, всегда “скрывающихся” за правом, в эмпирической реальности право не существует вне или без экономики, политики, психологии и др.»[24] Г. В. Мальцев полагал, что «предмет права имеет сложное онтологическое строение, включающее разнородные элементы: умопостигаемую реальность, нормы и факты, материальные и идеальные комплексы явлений[25]. Тем не менее в части того, образуют ли эти компоненты единую целостность либо они лишь суммарно выражают сущность права, мнения разделились. Следовательно, по-разному можно объяснить и межпредметные связи между знаниями, описывающими, с одной стороны, право как единую цельную сущность, с другой – в качестве плюрального феномена. На языке теории междисциплинарности вопрос можно поставить так: когда следует говорить о внутренней междисциплинарности знаний о праве (точнее, о его синкретической мультидисциплинарности) и когда имеет место внешняя по отношению к юридическому знанию междисциплинарность, в которой юридическое знание лишь участвует (т. е. транс дне циплинарность знания).

Представляется, что внутренняя междисциплинарность знания о праве имеет место тогда, когда с правом в целом отождествляется тот или иной конструкт – норма или текст, ценности, поведение, сознание и т. д., т. е. когда право представляется плюральным (многофакторным) комплексом, состоящим из альтернативных и не сводимых друг к другу субстанций. Об этом так пишет А. В. Поляков: «Слово “право” не привязано жестко к какому-либо эмпирическому объекту», и этим отчасти объясняется многообразие представлений о праве, «право – это сложный регулирующий комплекс»[26]. В. П. Малахов полагает, что «содержание права правом не является», поскольку последнее есть лишь форма, в которой заключены моральные, политические, религиозные, эстетические и другие идеи; что «каждое правопонимание связано с определенным правом, а не с его стороной, доминирующим свойством или структурой», поэтому «проблема понимания права должна быть поставлена как проблема совместимости разных феноменов, обозначаемых как право»[27]. Отсюда следует, что многофакторная (плюральная) сущность права предопределяет междисциплинарную организацию знания о нем внутреннего уровня.

Из этого актуальным становится вопрос о статусе нового знания, которое может появляться (реально продуцируется) «на стыке» плю-рально понятого права и представлений о нем, взятых, например, из философии, истории, антропологии, семиотики и др. Можно предположить, что в этом случае не приходится ожидать развития новых научных отраслей, которые имели бы статус отдельной и самостоятельной дисциплины (например, антропологии права, психологии права, лингвистики права, семиотики права и др.), поскольку плюральность (многофакторность) как таковая не имеет границ и способна «поглощать» и «захватывать» в свои объемы всё новые и новые получаемые области знания. Плюральность «всеядна» и принципиально открыта. Новые знания в итоге будут лишь составной частью одной гипердисциплины – общей теории права, которая будет «разбухать» в своих эластичных границах и включать в свой предмет философию права, социологию права, психологию права и проч.