bannerbanner
Честный вор
Честный вор

Полная версия

Честный вор

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Нина Силинская

Честный вор

Глава 1 Бусик

Бусик аккуратно прикрыл дверь и огляделся. Квартира была, как он любил – светлая, чистая, просторная. В передней, под вешалкой, стояли две пары тапочек: мужские и женские. Да и по всему остальному стало понятно, что здесь живет бездетная пара, не бедная. Обстановка была современной, не очень дорогой, но и не дешевой. Хозяева были, как видно, не без претензий. Среди мебели из «Икеи» выделялись два антикварных предмета: круглый стол с массивными резными ножками и довольно изящная горка, используемая хозяевами как книжный шкаф.

– Средний класс, – подумал про себя Бусик, – квартиру хорошо содержите, но посмотрим, что у вас на кухне.

Бусик по опыту знал, что часто в чистой ухоженной квартире нечем было поживиться. Хозяева все внимание уделяли внешнему виду, а питались полуфабрикатами или заказывали пиццу. А есть хотелось, и он отправился на кухню. Здесь тоже было чисто, имелась вся современная техника: микроволновка, тостер, кофе-машина. В холодильнике лежали коробочки с обезжиренным творогом, йогурт и большая миска овощного салата.

– Не густо, – проворчал себе под нос Бусик. Он положил себе на тарелку горку салата и стал искать хлеб. Хлеба не нашел. Не любил он эту новомодную привычку – обходиться без хлеба. И, хотя хлеб, как и большинство продуктов, испортился и был невкусным, Бусик любил есть все с хлебом, как учила бабушка. В дверце холодильника обнаружилась початая бутылка водки. Бусик нашел в шкафчике мерный стаканчик, налил в него пятьдесят граммов и с удовольствием выпил. Нашел он и надорванный пакет чипсов. Закусив водку чипсами и безвкусным салатом, Бусик вымыл посуду, вернул каждый предмет строго на его место, обулся и, не торопясь, покинул квартиру, заперев за собой дверь на оба ключа, как и было.

– Запомним, чисто, но голодно, – сказал про себя Бусик и в эту квартиру решил больше не ходить. В животе заурчало. Требовалось заполнить место в желудке, оставшееся после его жалкой трапезы.

– А не заглянуть ли к Елизавете Платоновне? – спросил себя Бусик. Квартира Елизаветы Платоновны на втором этаже под номером 248 была его любимой. Там всегда в холодильнике было и первое, и второе, и закуска. И хлеб всегда был. Елизавета Платоновна жила одна, но к ней то и дело заходили дети и внуки, так что обед у нее всегда был. Да еще она норовила приготовить к приходу каждого его любимое блюдо. Внуки любили, например, салат из крабовых палочек, жареные куриные ножки и пирог с рыбными консервами. Дочь любила рыбу и всевозможные выпечные изделия, зять ел все, но особенно любил салат из помидоров с острым соусом. А сын любил мясо во всех видах и проявлениях. Видимо, сын навещал мать особенно часто, так как не было дня, чтобы у Елизаветы Платоновны не было мясного блюда.

Бусик поспешил на второй этаж. Несколько раз позвонив в дверь и убедившись, что дома никого нет, он достал из связки нужный ключ и вошел в квартиру.

– Вот это другое дело, – удовлетворенно подумал он, оглядывая содержимое холодильника. Два первых: борщ и гороховый суп. Причем в борще виднелась сахарная кость с порядочными ошметками разварной говядины, а в гороховом супе бултыхались копченые свиные ребра. На второе были котлеты с пюре. В трехлитровой банке, благоухая укропом и чесноком, плавали соленые огурчики. А на столе, прикрытые салфеткой, лежали остатки капустного пирога.

– Вот это питание, – благодарно подумал Бусик.

У Елизаветы Платоновны не было ни микроволновки, ни тостера. Не было даже электрического чайника. С техникой вообще она не дружила. Радио не работало. Часы стояли. В маленькой комнате не было стекла в форточке. То и дело ломалась газовая колонка. Холодильник зарастал ледяной шубой не в морозилке, а под ней. Телевизор был старый. Бусик время от времени незаметно помогал хозяйке в благодарность за сытные обеды: то поменяет прокладку в кране, то прочистит засор под раковиной. Он не боялся, что Елизавета Платоновна заметит присутствие чужого. Во-первых, она была крайне рассеянна. Во-вторых, с романтической жилкой. Неполадки в своем хозяйстве она воспринимала не как технические неисправности, а как метафизические явления. Подачей воды, света и газа в квартиру Елизаветы Платоновны распоряжалась сама судьба. Поэтому ее ничуть не удивляло, что засор в раковине проходил сам собой, а из крана, вчера еще не работающего, начинала поступать вода. Не замечала она и недостачи порции супа или пары котлет, зная о неизменно хорошем аппетите молодого поколения.

Нельзя сказать, что Елизавета Платоновна никак не боролась с многочисленными поломками и авариями. Время от времени она вызывала мастеров, которые всегда ее безбожно обсчитывали и мало что исправляли. Поэтому свидания с ними она сводила к минимуму. Терпела все, что можно было вытерпеть. Ей проще было примириться с неудобствами, чем тратить время, деньги а, главное, нервы, добиваясь качественной работы.

Для Бусика квартира Елизаветы Платоновны была идеальной: хорошая еда и рассеянная хозяйка.

Бусик был вором. Вором потомственным. Вором был его отец, не вылезающий из тюрем. Сына он видел мельком, раза два в жизни. Мать, наполовину цыганка, тоже была воровкой. Она, выйдя из роддома, принесла сверток с Бусиком на квартиру свекрови, вручила его ей со словами: «Хотите воспитывайте, хотите сдайте куда» и исчезла из жизни Бусика навсегда.

Воспитывала его бабушка. Бабушка с внуком нежно любили друг друга. И прозвище свое «Бусик» он получил оттого, что маленьким так ласково называл бабушку, не выговаривая целиком слово «бабусик». Сначала Бусиком его дразнили мальчишки во дворе, потом это прозвище просочилось в детский сад и школу, а потом и во взрослую жизнь. А по настоящему звали его Владимир Воронов, но для всех, его знавших он оставался Бусиком.

Жили бабушка с внуком, мягко говоря, небогато. Бабушка мыла полы в школе напротив, где учился внук. Мизерная зарплата уборщицы да крошечная пенсия и был весь их доход. Не хватало то одного, то другого. Перед получкой в доме часто не оставалось ни сахара, ни булки, и Бусик с бабушкой пили чай с хлебом. Бусику очень хотелось порадовать свою бабушку. Было ему тогда восемь лет. Он пошел в соседнюю булочную и незаметно вынес оттуда коробку сахара – рафинада и ленинградский батон, обсыпанный сахарной пудрой и орехами. В булочных того времени было самообслуживание. Все изделия находились в открытых шкафчиках, разделенных на ячейки. Покупатели двигались вдоль них, отгороженные от зала металлическим поручнем, брали что кому надо и предъявляли кассиру. Бусик, отстояв очередь, попросил маленькую пачку грузинского чая, на который у него хватило денег, а сдобный батон и сахар спрятал под пальто. Получилось это у него так легко и естественно, что он подумал: «Почему я раньше так не делал? Вот бабушка обрадуется!».

Но бабушка не обрадовалась. Придя домой и, увидев на столе чай, сахар и батон, она сначала раскрыла рот от изумления, потом посмотрела внимательно на Бусика, светившегося гордой радостью, и горько разрыдалась. Потом она усадила Бусика перед собой и рассказала ему про отца и про мать и взяла с него страшную клятву, что воровать он не будет. Иначе она, его бабушка, не хочет, и не будет жить.

Вкусную булку и сахар они, конечно, съели, но больше Бусик старался не воровать. Но и оставить дело, к которому у него было настоящее призвание, он не мог. Поэтому шел на компромисс. Ловко вытащив бумажник из заднего кармана у учителя физкультуры, он протягивал его с невинным видом хозяину, будто тот его обронил. Честно признаться, позволял себе Бусик подворовывать по мелочи. В основном, брал съестное и сладкое: шоколадку с витрины, пирожок из кастрюли зазевавшейся уличной продавщицы, брикет мороженого. И ни разу он не попался, что делало его самонадеянным.

Учился Бусик неплохо. Особого интереса к учебе не испытывал, но его выручала фотографическая память. Стоило учителю задать вопрос, как Бусик вспоминал страницу учебника и практически дословно ее воспроизводил. Любил он по настоящему лишь уроки труда, особенно слесарное дело. Руки у него оказались ловкими и сильными. И после школы он устроился в мастерскую по изготовлению ключей. Армии он не боялся, но медкомиссия его забраковала по причине какой-то редкой наследственной болезни, название которой он тут же забыл, поскольку болезнь эта никак его не беспокоила. Что-то там с клапанами сердца. Врачи считали, что необходима операция. Но Бусик решил раз и навсегда, что операцию делать не будет, а проживет, сколько ему отпущено с тем дефектом, который дал ему бог.

Мастерская, где стал работать Бусик, занимала небольшое помещение под аркой старого доходного дома. В советское время это был филиал дома быта. Здесь изготовляли ключи и ремонтировали часы. Работали два мастера. Слесарь дядя Миша, запивающий раз в квартал на неделю, а в остальное время – безотказный работник и неутомимый читатель военно-исторических мемуаров. И часовщик Моисей Самуилович, интеллигент и по внешности и по сути, выпивающий вполне умеренно только в дни получек и почитывающий самиздат. К этой вот компании и прибился Бусик. В наши «демократические» времена мастерская стала частным предприятием. Моисей Самуилович и дядя Миша мастерскую приватизировали. Доходы были невелики, едва-едва покрывали затраты на аренду и налоги. Но компаньонов устраивал свободный режим работы (каждый мог отлучиться по своей надобности), а, главное, независимость от начальства. Все трое относились друг к другу уважительно, в чужую душу не влезали. Бусик мог заменить обоих мастеров, и его за это ценили.

Место работы Бусика дополняло его хобби. Благодаря работе он имел универсальную коллекцию ключей. С каждого заказанного ключа Бусик делал копию для себя и вскоре убедился, что оригинальных ключей, а стало быть, и замков, очень мало. В основном, типовые. Встречая же оригинальные ключи, Бусик загорался огнем исследователя и по ключу воспроизводил соответствующий замок. Что касается электронных ключей-таблеток, то это и вовсе его не затрудняло. Заимев соответствующее приспособление, он легко кодировал эти кнопки.

Ключи нужны были Бусику для проникновения в чужие квартиры. Не мог он полностью отказаться от своего призвания и жить без риска. Но, проникая туда, он не брал ни денег, ни дорогих вещей, а лишь обедал да иногда, бывало, брал какую-нибудь мелочь на транспорт. Он считал, что так он соблюдает данную бабушке клятву. Будучи аккуратным и имея фотографическую память, Бусик ни в чем не нарушал оставленный хозяевами порядок. Иной раз у него руки чесались – помыть посуду, наваленную в раковине, или подтереть лужу разлитого кофе, но он себе этого не позволял. Завидев такой беспорядок, брезгливо покидал квартиру нерях. Маленькие вольности позволял себе только в квартире любимой Елизаветы Платоновны.

Сначала Бусик промышлял по всему городу, в зависимости от того, где заставало его обеденное время. Был молодым, рисковым, азартным. С возрастом становился все более осторожным и ленивым. Сперва, ограничил зону своего действия своим микрорайоном, а потом и одним своим кварталом. Ведь посещению чужой квартиры предшествовала предварительная работа. Бусик изучал распорядок дня обитателей квартиры, их привычки и, само собой, расположение комнат, наличие балкона, расположение водосточных труб на фасаде. Потом шел подбор ключей. И уж потом только следовал первый визит, он же часто и последний.

Жил Бусик все в той же старой пятиэтажке, в которой они с бабушкой получили квартиру в начале 70-х годов. Все в его квартире было прежним: бабушкина тахта и его этажерка, трехрожковая люстра над круглым столом и кухонные шкафчики. Относительно новым был телевизор, но тоже, не плоский современный, а старый, пузатенький. Да пришлось сменить холодильник. Компьютер Бусик не покупал. Единственно дорогой вещью в его квартире был хороший цейсовский бинокль. Это была вещь в его деле необходимая. В советское время было, конечно, проще. Подъезды не запирались, все нараспашку, входи в любое время суток. Когда в 1990-е стали устанавливать в домах кодовые замки и домофоны, Бусик сначала, было, приуныл, но быстро приспособился к новым реалиям. Дополнительные трудности сулили и дополнительный кайф.

В начале 90-х прямо напротив хрущевки Бусика стали возводить пятнадцатиэтажную громадину, похожую на пчелиный улей. Стройка страшно раздражала жителей окружающих домов. Но громадина выросла за два года. Территорию вокруг расчистили, соорудили детскую площадку и автостоянку. Корпуса нового дома раскорячились широкой буквой «п» прямо напротив дома Бусика, который как бы замыкал пространство обширного двора. В центре перекладины «п» была арка, а по обе стороны от нее по четыре подъезда. Бусик жил в среднем подъезде своего дома, на пятом этаже. Из его окон открывался прекрасный обзор на все квартиры, выходящие во двор дома напротив. Сначала он рассматривал квартиры из профессионального интереса. А потом втянулся в жизнь незнакомых ему людей и стал за ней наблюдать. В первом этаже «нового» дома находились и разные заведения. Справа от арки – стоматологический кабинет, которым владели отец и сын Забирохины. Стоили они дорого, но работали на совесть, и поток пациентов к ним не пресекался.

Слева от арки был цветочный магазин и неизбежный салон красоты. Судя по обилию таких салонов в каждом районе, население нашего города должно было здорово похорошеть. Но по улицам шли люди как люди, чаще некрасивые.

Были также в доме антикварная лавка, постоянно закрытая; «Булочная Вольчека», частный детский сад и грузинское кафе «Гамарджоба». Все эти заведения мало интересовали Бусика. А вот за жизнью обитателей квартир он любил наблюдать. Были у него любимцы, жизнь которых он отслеживал с удовольствием, а были квартиры, вернее, обитатели квартир, неприятные. Не любил он пузатого мужика с четвертого этажа, любившего выходить на балкон в одних трусах в любое время суток. Не любил пару с тринадцатого этажа над аркой. Те, судя по жестам и движениям, то и дело ссорились. Да и не мудрено. Как-то Бусик посетил их кухню. Еда была удивительно невкусной: суп водянистый, котлеты разваливались, макароны склеились. Бусику стало жалко хозяина, обрекшего себя из-за неудачной женитьбы на скудный и безвкусный стол. А если еще жена и скандалистка! Однажды она так хлопнула кухонной дверью, что вылетело стекло.

А вот семья из 85-й квартиры на втором этаже ему очень нравилась. Это при том, что еды у них было в обрез. Бусик не посягал на их бедные запасы. Он просто любил за ними наблюдать. В этой квартире жила мать с двумя детьми, девочкой – старшеклассницей и мальчишкой, лет на десять поменьше сестры. Эти то и дело смеялись. То все трое прыгали друг за другом по комнатам, то хором пели, отстукивая ритм на крышке стола, то что-то пекли в духовке, и то и дело хохотали. В выходные вся троица дружно отправлялась на прогулку, и их не было до самого вечера. А в будни ребятишки дожидались мать с работы и дружно выбегали в переднюю, заслышав скрежет ключа в двери. Окна обеих комнат и кухни выходили на одну сторону, так что жизнь этой троицы проходила на глазах любопытного Бусика, тем более что беспечные обитатели квартиры 85 никогда не задергивали занавесок.

Любил он наблюдать за квартирой 20 в первом подъезде. Туда въехала семья лет восемь назад, и с тех пор в квартире не прекращался ремонт. Жили в ней родители с тремя детьми. Старшие сыновья успели окончить школу и учились уже в институтах, и младшая дочка тоже быстро росла, превратившись из младенца почти в тинейджера. Доски, мешки с цементом, банки с краской, сваленные в кучу вещи не мешали обитателям квартиры то и дело приглашать гостей. К дочери приходили ночевать подружки. Сыновья приводили целые компании сверстников обоего пола, которые также могли остаться ночевать. К матери семейства приходили подруги, бывало, что и с мужьями и детьми, а, главное, со своей едой и питьем, и тогда устраивались бурные вечеринки. При этом муж и отец семейства забивался в дальнюю комнату, не видимую Бусику, благо, что комнат в квартире было много.

Любопытной была квартира и на последнем этаже последнего подъезда. Там жил холостяк-меломан. Был он стар и обликом напоминал Кощея Бессмертного. Питался чем придется. В основном, сосисками и пельменями. Чай и кофе покупал дешевый. Время проводил в парадной комнате со специально сконструированными шкафами для собрания пластинок. Комнату украшали также старинный поставец с голландским фаянсовым блюдом на нем, старинные граммофоны и фотографии оперных корифеев, развешанные по стенам. Если Кощей не слушал пластинки, то говорил по телефону. Гостей принимал крайне редко и угощал, в основном, музыкой.

Разные квартиры были в этом доме, и по размеру, и по достатку. В том и состоит прелесть сегодняшнего дня, что мы ушли от стандарта. Хочешь, живи в двух комнатах, а хочешь, в шести. Большинство нашего населения почему-то косно продолжает жить в условиях минимализма. Но это к слову. Некоторые квартиры напоминали картинки из мебельных каталогов. Другие за два десятка лет успели утратить лоск и выглядели захламленными и неряшливыми. Были квартиры, начиненные современной техникой и снабженные охранной сигнализацией, а были, как у Елизаветы Платоновны, по-старомодному уютными. Мебель у Елизаветы Платоновны была простая, не новая, никакой современной техники не было вовсе. Зато на стенах в комнатах на кухне и даже в коридоре висели картины. Картины были современными, не старинными, но без этих сегодняшних выкрутасов, когда на брюхе у быка глаз, или ангелы с недостатком пальчиков на руках трепещут грязноватыми крыльями, или вовсе нет никаких предметов, а только пятна, линии и потеки. Нет, у Елизаветы Платоновны висели пейзажи, портреты и натюрморты, написанные тонко, органично, хорошей профессиональной рукой. Было еще несколько работ написанных смело, лихо, с невообразимым, казалось бы, сочетанием красок: бирюзовой и оранжевой, ядовито-зеленой и красной, бордовой и желтой. Но как-то они уживались и радовали глаз ершистой непокорностью. Такие работы висели у Елизаветы Платоновны в коридоре и кухне. В большой комнате работы были развешаны с тонким расчетом, создавая единую, гармоничную экспозицию. В маленькой комнате помещались пастели и одна звонкая акварель со смешным угловатым мужичком, несущим скворечник. Но больше всего Бусику нравилась, висящая в коридоре деревяшка. На ней по черному лаку были процарапаны фигуры двух мужичков в рогожной одежонке, в лаптях, с красными носами. «До церкви близко, да идти склизко, до кабака далеко, да идти легко» было написано на ней. Расхристанные мужичонки были до того симпатичными, что Бусик всякий раз задерживал на них свой взгляд. Кроме картин, в квартире у Елизаветы Платоновны были книги: в шкафах, на полках, на столах, подоконниках и даже на холодильнике. Любимым занятием Елизаветы Платоновны было чтение. Когда бы Бусик не заглядывал в ее окна, он заставал ее либо на кухне, где она перед телевизором что-то резала, мешала, месила, либо в комнате за книгой. Часто свет в ее окне не гас до двух-трех часов ночи. Значит, книжка попалась интересная. На столе, в ее комнате, зимой и летом стояли цветы. Иногда покупные дорогие, это значит, что приходили гости, а иногда несколько веточек кустовой гвоздики или простой букетик из ромашек или календулы. Бусику нравилось все это вместе: и цветы, и книги, и картины на стенах, на которых тоже были цветы. В этой квартире его охватывал какой-то особенный покой. На диване, как нарочно, лежали подушка и плед. Так и хотелось уютно устроиться под этим пледом у торшера с хорошей книжкой и забыть обо всем. Но, понятное дело, Бусик расслабиться себе не давал. А, понежившись мысленно на диване, проходил на кухню, подкреплялся там, чем бог пошлет, и покидал свой любимый приют.

Коллеги по работе и соседи по дому считали Бусика спокойным одиноким чудаком. Он был со всеми приветливым, но близких друзей у него не было. И, вроде бы друзья ему были не нужны. Он довольствовался собственным обществом. В трудные моменты жизни мысленно советовался с бабушкой. Она еще при жизни успела высказаться, кажется, по всем насущным вопросам, так что внук подбирал подходящую сентенцию и этим довольствовался. Когда же становилось тоскливо, он доставал их с бабушкой семейный альбом и нежно гладил пальцами бабушкину фотографию.

Глава 2 Штучный товар

Вероника Ершова проснулась в прекрасном настроении. Сегодня ей предстояло защитить кандидатскую диссертацию на филфаке университета. Нельзя сказать, что она совсем не волновалась. Но это волнение только добавляло вкуса к жизни, или, по сегодняшнему, драйва. Без него все было бы совсем уж пресным. В положительном результате она была уверена. Не даром же ей деликатно порекомендовали на кафедре заранее заказать банкет в факультетском буфете. Кафедральные дамы помогли высчитать необходимое количество шампанского, водки и коньяка. Они с мужем решили заказать, в основном, шампанское и немного крепких напитков. Но опытные лаборантки, напротив, посоветовали взять побольше коньяка и водки, а шампанского можно только для первого тоста, да без него и вовсе можно было обойтись.

Да, накладной для них с Женькой выходила защита. Кроме банкета на факультете, они должны были пригласить в ресторан руководителя диссертации с женой и подарить ему ценный подарок. Ей прямо было сказано, какой ресторан и какой подарок, и то и другое не из дешевых. Руководителем диссертации был у Вероники профессор Судаков. Не высокий, субтильный, весь какой-то серый от седины и серого костюма, с маленькими, глубоко посаженными глазками, узким ртом и серыми щеками, он напоминал мороженую рыбу, и фамилия ему подходила. Держался и говорил жеманно, с претензией на особую утонченность, походку имел несколько вихляющуюся, что напоминало всплески рыбьего хвоста. К соискательнице он благоволил. Взял ее, приехавшую из Йошкар–Олы, в очную аспирантуру, помог с устройством на работу, поэтому не сомневался, что заслужил от нее благодарность.

Сама Вероника Ершова была бойкой, инициативной, с напористым характером, как принято сейчас говорить, креативной. Очень худенькая, в очках, миловидная, она казалась ярче и значительнее из-за своего характера. Улыбчивая, говорливая, сверкая очками и серьгами, она неустанно предлагала что-то новое, и на работе, и своему флегматичному мужу. Занималась она филологией, была очень способной и, ознакомившись на кафедре с рядом диссертаций, немедленно поняла, что от нее требуется и сделала подобную. Работа ее получилась такой же тусклой, как и большинство диссертаций, которые, кажется, и пишутся только для прочтения руководителя и оппонента. Зато Вероника обладала многими другими умениями. Была продвинутым компьютерным пользователем, печатала в слепую со скоростью звука, неплохо знала английский, была хорошим репетитором, а, главное, была живой и деятельной. Бралась за любое дело. Так в студенческие годы помимо частных уроков, зарабатывала еще, рекламируя лекарства для похудения. Сначала из ее фотографии с помощью фотошопа делали страшную толстуху, а потом предъявляли ее настоящую фотографию как следствие приема чудодейственных лекарств. Цену себе Вероника знала, и ложной скромностью не страдала. Замуж она вышла за столь же способного молодого человека. Евгений Ершов по профессии был бухгалтер, да не простой, как он нам видится, в черных нарукавниках и со счетами, а продвинутый, современный. Работал аудитором в солидной фирме и постоянно повышал свою квалификацию на международных курсах, так что, в конце концов, получил сертификат международного образца и стал специалистом международного класса. Эта замечательная пара детей пока не имела. Они купили себе двухкомнатную квартиру пока что не в центре и не в новом, но вполне престижном доме и были довольны.

В силу ли профессии, или в силу врожденных качеств, продиктовавших ему и выбор профессии, Евгений Ершов любил во всем порядок и учет. Он не считал себя скупым, а просто рациональным. Поэтому в семье было заведено учитывать все ежедневные траты. Вероника приносила не только чеки из магазинов, но и трамвайные и троллейбусные билеты. Нечего и говорить, что в квартире были установлены газовые счетчики, счетчики по учету воды и энергосберегающие лампочки. Правда, супруги еще не решили, правда ли те выгоднее обыкновенных. Их долголетие, обещанное рекламой, не выдержало проверку временем. Кстати сказать, такая политика в ведении домашнего хозяйства ничуть не раздражала Веронику. В этих делах муж и жена были заодно. Ершовы оба работали. Обедали в недорогих заведениях по месту службы, но все-таки не в таких недорогих, как бы хотелось, поэтому решили ограничиться в ежедневном рационе легкими ужинами из овощей и молочных продуктов. Но иногда, в бесшабашном разгуле заказывали на дом пиццу. Ершовы были женаты уже два года, и ничто пока не омрачало их согласия.

Так они единодушно решили, что как ни велики затраты на защиту диссертации, оно того стоит. В двадцать пять лет стать кандидатом наук – это круто. Пусть выходило и дороговато с учетом печатания автореферата и других накладных расходов, но здесь не сэкономишь. Слегка утешало то, что не нужно было тратиться на оппонента, который с недавних пор подружился с четой Ершовых. Поэтому его решили принять дома, в дружеской обстановке. Оппонентом был кандидат наук Милкин, также ученик Судакова. Он, как и его учитель, был невысок ростом и худощав, носил чахлую полуседую бородку клинышком и претендовал на некоторое сходство с Джонни Деппом. Не чужд был артистизма и, выпив водочки, любил под гитару попеть скромным тенорком. Милкин был женат и был классическим подкаблучником. Дело зашло так далеко, что умершую тещу он оплакивал горше, чем родную мать. Жена строго над ним надзирала, но он был ей за это даже благодарен. Если б ни жена, не написать бы ему диссертацию, не получить бы место на кафедре истории литературы в коммерческом вузе, где платили больше, чем в государственном. Без ее надзора, бегал бы Милкин по компаниям, пил бы водочку, говорил тосты да пел под гитару. А так стал он уважаемым человеком.

На страницу:
1 из 3