Полная версия
Ни свет ни заря
Илай Колесников
Ни свет ни заря
Глава 1
Она была красивой. Как рано по утру, зимой, бывает, вдруг засветит в окно белый призрак метели, так и она каждый раз появлялась неожиданно, ни свет ни заря, и поражала всех своей красотой. В детстве её хотели назвать то ли Ирочкой, то ли Машенькой, но так и не определились точно с названием. Врач же, главный по роддому, проходя мимо, вдруг сказал: «ОЙ, а кто это такой тут у нас, ни свет ни заря-я??». Вот у главной героини и появилось имя. Она любила сидеть у своего окна, наблюдая за тем, как сотни маленьких-премаленьких людишек снуют туда-сюда у подножия Эйфелевой башни. Она любила смотреть за ними и придумывать им разные истории. Ну, к примеру:
Однозначно этот маленький человечек в красном полушубке и с мешком за плечами-непризнанный Дед Мороз. Пожалуй, он прибыл сюда, во Францию, из Италии, где был признан самым успешным и высокооплачиеваемым Дедом Морозом города. Пожалуй, идя во-он там, где-то под огнями Эйфелевой башни, он видит её наконечник и понимает свою финальную цель: поиск новой мечты. Пожалуй та, Итальянская мечта, обратилась в пух и прах, а возможно, просто была достигнута и закончена. Пожалуй там, в Италии, наш Дед Мороз работал не просто так, а уж, наверное, на что-то копил. А лучшим стал потому, что ему искренне по душе пришлась работа. Пожалуй, там, в Италии, он копил на свою новенькую яхту, желая поскорее её заполучить и уплыть на ней куда-нибудь далеко-далеко.. Да, скажем, в Аргентину. Ну, а чего мелочится? Так значит, наш Дед Мороз, назовем его Луисиан, (а то какой это Дед Мороз без имени?), копил себе, копил на яхту до Аргентины. Но для чего же он это делал? Ну, делал он это для того, чтобы приплыть в Аргентину и стать пастухом знаменитых аргентинских коров и бычков, ходить вокруг них и петь песенки.
– Для чего ему тогда яхта?
–Сей-час!
Так вот, яхта ему нужна для того, чтобы при случае, если за ним вдруг начнет гнаться какой-нибудь разозлившийися, подвыпивший буйвол, ой, то есть, конечно, начальник буйволов, он не растерялся и не вскричал: «Помогите, люди добрые, кто чем может, хлебом-солью или монетой!», а лишь прыгнул в воздухе раз, второй, высунул набекрень свой язык, да прыг-скок в лодочку и уплыл восвояси. Но заработал ли наш Итальянский Дед Мороз на свою вожделенную яхту (Раз уж мы начали про него говорить)? Да, дорогие друзья, заработал, больше того, у него ещё оставалась пара монет, чтобы, сидя на своей новенькой, новехонькой яхте, купить у проходящего мимо торговца булочку и кофе, и после вкусить их, глядя на всю земную суету и считая, что всего в своей жизни уже добился. Доехал ли он, Луисиан, в таком случае до Аргентины? И это правильно, и это вы верно догадались, дорогие друзья. Доехал, даже не поперхнулся, и в первый же день по приезде туда сумел поругаться с начальником, но так, что его не выгнали с острова, а напротив, избрали новым начальником коров и буйволов, а старого-то как раз отправили восвояси, причем тот был настолько глуп, что не имел с собой лодки. Так, стоп, погодите, у меня убежал чайник!
Ну так вот. Но почему же тогда, если у него всё хорошо там, в Аргентине, вместе с буволами, Луисиан попал сейчас во Францию и вроде бы не выглядит уж сильно и шибко счастлив? А дело было вот как, дорогие друзья, и вам я настоятельно рекомендую его послушать:о дело,послушать.
Как-то раз, выходя очередным утром из своего ранчо, по прошествии уже месяца с момента своего прибытия на Остров, (а он пас коров не на самом материке, а на острове неподалеку, ведь там больше платят и меньше коров), Луисиан стал вдруг очень сильно дивиться красоте аргентинского восхода. И правда, между прочим, у Луисиана был довольно-таки неплохой вкус, и в дестве он даже рисовал картины, а в молодости писал стихи, всё свое свремя до того момента, как стал лучшим итальянским Дедом Морозом по вызову. А восход был, значит, вот какой: если бы вы летом вдруг накопили этак десять тысяч таких монет, которые водятся в вашей стране в обороте, в полнолуние в полночь вылезли в окно своего дома на веревке или вертолете (в зависимости от высоты вашего дома или этажа) а после купили на вокзале билет на поезд до Москвы, где (в Москве) проехали бы чуть-чуть, этак с триста километров прямиком до моей дачи, а после (последний шаг) переместились бы во времени на четвертое августа две тысячи двадцатого года, то увидели бы именно такой восход. Впрочем, чего это я? Можно было сказать и проще! Восход, ну, значит, ему было десять-одиннадцать лет от роду! Опять, пожалуй, не то… В общем, когда Луисиан увидел довольно красивый для его чувства юмора и пиджака восход, он сказал по Аргентински: «Эх-ма!» Это и было началом столь неожиданной истории, которой подивился бы даже аргентинский морской тюлень, хоть аргентинские морские тюлени и не умеют толком дивиться. Впрочем, всё это так не важно! Важно же нам лишь то, что Луисиан увидел настоящий аргентинский восход, и был счастлив, так счастлив, что прямо-таки захотел стать фотографом от испуга.
Неожиданный поворот событий, неправда ли? Что ж, Луисиан, как и всякий Лучший Дед Мороз по вызову в отставке, очень, ну прямо о-очень любил неожиданные повороты событий. А потому в этот день у Луисиана состоялся довольно интересный и любопытный (всё к вашим услугам, Луисиан!) разговор, в котором обсуждалось: «Действительно ли можно этак взять и полететь на Луну человеку неподготовленному, а впрочем, зачем обязательно на Луну, можно ведь для начала и в Коста-Рику!" Эта мысль осенила Луисиана, как поток весенненго грома. Что ж, так и договорились. Они с подвыпившим начальником аргентинских буйволов сию же минуту, побросав почему-то всех своих буйволов на произвол судьбы, отправились на Аргентинский рынок-покупать себе старенький-престаренький фургончик. Такой, знаете, которые обычно снимают в романтических фильмах, где обязательно нужно пустить слезинку и где молодая пара едет куда-то на юг. Часто-в Бразилии. Что ж, иногда и в Аргентине, поэтому друзьям удалось его себе купить за достаточно символичесикую сумму. Уже к вечеру был найден покупатель той самой лодочки, на которой прибыл сюда Луисиан, а впрочем, что же это я такое несу! А на чем, с вашего позволения, Луисисан поедет обратно домо-ой? В общем, в самый последний момент он дело по продаже своей лодочки свернул, оставив покупателя со значительной для Аргентины суммой на руках и, больше того, прямо на его глазах, чуть разозлившись, сел в свою же собственную лодку и уехал. Да… И зачем только покупали фургон? Но, сделав круг, вернулся на прежнее место, только вот покупателя на том месте уже не было. И славно. Оказывается, Луисиан ездил делать пробный кадр на свой фотоаппарат (не зря же он захотел стать фотографом? А все фотографы без исключения-довольно странные люди. Это я вам говорю наверняка, я ведь и сам фотограф:)), и кадр его получился довольно успешен. Что ж, ведь у него все получается довольно успешно, недаром же он-главный Дед Мороз, хоть и в отставке. Ну и что? Отставка, да это ведь с каждым бывает. Что вообще такое-эта ваша отставка? Это лишь звание, данное всем тем, кто был не в пример лучшим в своей профессии и понял, что надо двигаться дальше. Тем более, что Луисиан-то как раз уволился со своей профессии сам. В общем, поехали в Коста-Рику. Но мы всё ещё не знаем, как же Луисиан попал во Францию, почему, и где сейчас так им любимая яхта. Ничего-ничего, я вам сейчас всё-превсё отвечу. Яхту они везут сзади своего фургона-нашли платформу на колесиках и сделали там собственноручные леса, на которые и затащили лодку.
Но сейчас почему-то не ехали. Почему? Чинили фургон. И вот ведь все эти проходимцы, не смыслящие ни черта в цене поломанных или близких к тому машин! Ставили бы сразу на такую машину цену повыше-было бы видно, что она поломанная и её уже не следует брать… Но они же, они-настолько глупые и неуверенные в себе, и нет в них ни капельки еврейского! Ставят цену пониже и думают-ну вот, достойная семья коренных аргентинцев решила достойно попрощаться со своим верным другом, дать ему поработать на пользу другим. Как же! Дали поработать! Ну ничего, зато Луисиан наконец-то узнал, что его отец сейчас живет во Франции.
Вот и развязочка подошла, дорогие друзья, не правда ли? Нет, куда там. Ещё не она, вроде как. Ну да ладно. Отец его, значит, живет во Франции (ведь и работать Дедом Морозом Луисиан пошел только ради того, чтобы ходить по разным домам и, быть может, встретить па-пу. И только потом смог придумать себе идею, цель, попроще и повыполнимее, такую, чтобы и себе не во вред, и делу-глаза у него, конечно, горели сильно). А тут-вот, пока чинил вместе с подвыпившим начальником подумерший карбюратор узнал вдруг, за непринужденным разговором, где его отец. "Но почему отец его ушел от него?",-опять спросите вы. И снова хороший вопрос! Вы как налоговая или, или… А впрочем, что это я! В общем, отец его просто напросто ещё не знал, что у него есть сын, потому что будущая его тогда жена не сообщила ему о подробностях расставания. А он-вот он-то, сидит, спокойно, под своим фургончиком где-то в глубине Аргентины, или уже Бразилии, чинит карбюратор, в то время как из переднего кармана его рубашечки выпадает паспорт с цифрой двадцать пять в графе возраста. Что ж, но почему тогда начальник подвыпивших буйволов знает о его отце? Счастливое совпдаение случайностей? У вас тут, что, сказка? Да нет же, нет же, нет! Просто, всё очень просто. Начальник его, тот, который подвыпивших буйволов, раньше жил во Франции, в одном провинциальном городке, где был мэр. Мэром города как раз и являлся отец Луисиана. В общем, до Коста-Рики доехали без проблем, там и распрощались. Луисиан подарил начальнику на память свой фотоаппарат, а начальник Луисиану-ключи от фургончика. Начальник не отступил от своего, ведь он любил управлять животными, и осел в Коста-Рике, где стал заведующим крокодиловой фермы:) Вот ведь человечище, а! Бесстрашен! Луисиан же поехал на свой лодочке обратно домой, продав фургон одному заядлому Коста-Риканцу и тем самым накопив хоть чуточку денег на бензин. И вот он-то сейчас, во Франции, в Париже, идет-с… В мантии Деда Мороза, потому что решил вспомнить прошлое, чуть взгрустнув, потому что денег на билет нет, а отец его через пару дней уезжает из своего провинциального города царствовать в какую-то южную французскую колонию, где, правда, тепло, но нет связи… Вот за этими размышлениями о человечке у подножии Эйфелевой башни, который сейчас к тому же уже далеко-далеко ушел, рассвет и застал Ни свет Ни зарю в окне старинного дома.
Глава 2
Она пошла на кухню и заврила себе вторую порцию отменного Доминиканского кофе. Часы с круассанами, столь прекрасно вписывающиеся в интерьер настоящей французской леди, показывали сейчас всего лишь пятый, ну ладно, шестой час утра. А между тем, по улице давно ходили Деды Морозы… Или нашей героине всё же привиделось? О чем она думала, сидя в столь праздничное время у своего окна? Что тревожило душу той, у которой, казалось, есть всё? Чего не хватало женщине в самом рассвете сил, одинокой, но имеющей квартиру с балконом прямо перед станом Эйфелевой башни? Да ещё и на шестом этаже… Из всех восьми возможных. Что ж, это, скорее, вопрос риторичесикй, и мне думается, можно даже не выделять курсивом слово «одинокой» пару предложений назад. Или, всё же, стоит? Да ну, зачем? Она пошла и заварила себе настоящий Доминиканский кофе… Села за барную стойку, достала из морозильника целое блюдце спелой землянки, и была такова-начала перемешивать кофе с ягодами. Она оказалась русской, ей было (ни за что не догадаетесь, сколько) двадцать пять лет. Она родилась в Иркутске, в семье одного советского военного, и, конечно, как и подобало, всё детство провела в военном городке. Это был хороший зачин, чтобы провести весь свой остаток жизни во Франции, не так ли? Ни свет Ни заря сидела сейчас, перебирая чуть погрубевшими от жизни и холода пальцами свежую землянику. Она вспоминала о времени своей молодости. В воздухе этой парижской кухни желтым навесом лета в темную зиму покато распластался вопрос: «Где лучше?-Здесь, во Франции, не имея рядом ни единой души и ни единой искорки, ради которой хотелось бы рвать и метать всё на свете, или там, в дестве, в молодости, где рядом были мама, папа, сестра, много-много друзей и планов на будущее, спелой земляникой кормили наотвал, столько её было много, но не было лишь одного-Парижа?..» Попивая настоящий Доминиканский кофе, любуясь временами в зеркало на свой отменно подобраный и сшитый модный наряд, Ни свет Ни заря начинала понимать, что не всё то золото, что блестит, и не везде есть ответ, где протягивают, как подольские электрики провода-вопросы. Да… Думала ли она когда-то, что будет встречать Новый Год вот так, совершенно одна, но в модных одеждах и новой квартире, словно кокос где-то на берегах тропического солнца, который забыли или не успели собрать под конец сезона, и что теперь остался один на один со всеми этими пальмами, перед которыми хотел покрасоваться.. И которые (кокос понял это только сейчас) ни единым веком не взглянули и не взглянут на его красоту и наполненность. У Ни свет Ни зари была двухкомнатная квартира, первая комната полностью отдавалась под настроение: зимой там витали снежинки, статуи благородных оленей или станы тысячи тысяч елочек, летом-соответственно бабокчи и букеты, буквально оранжереи различных пальм и цветов, осенью-гербарии и корзинки с плодами яблок, каштанов, медом… Во второй же Ни свет Ни заря спала, но там было не менее уютно: к примеру-имелся очень удобный балкончик с плетеными креслами, где летом можно было бы до утра сидеть и читать романы под светом фонаря, одиноко и величаво стоящего в тишине улицы, зимой же-наблюдать как раз за такими вот Дедами Морозами, грозясь самой себе заледенеть в своих тонких одеждах, но наплевав на эти угрозы и медленно попивая кофеек. Была и кухня.
Но за окном светало, и Ни свет Ни заря не могла больше сидеть, хоть и в своих модных одеждах, на одном месте, к тому же, банка с настоящим Доминиканским кофе начинала подходить к концу. Ни свет Ни заря стала собираться в магазин, ведь, она всегда любила чуть-чуть, совсем немного (этак с пять-шесть часов) погулять, побродить по заснеженным улицам Парижа. Ну, сказано-сделано! По быстренькому надев на себя разные утеплители: ботинки с шерстью медузы, крокодилий шарф, и, … ОЙ! Меня елка ужалила! Так, ладно, в общем, по быстрому одев на себя всё-всё-всё, Ни свет Ни заря стала выходить на улицу. И пусть её подъезд не представлял собой чего-то необычного, девушка, всегда склонная к романтизму и всяческому преукрашению действительности (вспомнить только Деда Мороза) нередко баловалась представлениями, что в её подъезде живет некто гениальный, и прямо сейчас он поменяет ей всю её жизнь. Того не случалось ещё никогда, не случилось и в этот раз, но зато, приоткывая подъездную дверь еле-еле, через силу, ведь дул до сих пор тот ненастный чуть липкий ветер, что заставил-таки её покинуть балкон, она столкнулась с одним молодым человеком.
-Ай!
–И-и-и-извините!
Конечно, дорогие читатели, невозможно бы было и представить всего пару минут назад, что наша замечательная героиня столкнется с не менее замечательным героем-Дедом Морозом, причем произойдет это прямо в её подъезде, когда она по непредвиденным обстоятельствам решится выйти за банкой кофе, неправда ли?:) Вы что, действительно думаете, что я настолько наивный?? Ну конечно, наша героиня встретилась с Дедом Морозом, ведь это было утро первого января, но кто, кто, вы мне скажите на милость, вам сказал, что это был тот самый Дед Мороз, которого она представляла? И почему вообще она должна была представлять, сидя в своем окне, там, на шестом этаже ночью, именно Деда Мороза, а, например, не пожарного? Одиноким женщинам, осмелюсь предположить я, нравятся бравые парижские пожарные.. Так значит, у неё был какой-то отдельный, определенный повод для того, чтобы представлять Деда Мороза. Так значит, тот Дед Мороз, с которым она теперь столкнулась-не просто, а какой-то особенный. А значит он-кто? Правильно! Он-её горячо любимый бра-атец, которого она так ждала к себе на новый год во Францию, но что не смог приехать вроде как по семейным обстоятельствам. Но вот-он здесь, снимает с себя сначала санта-клаусовский колпак с помпончиком, потом-аккуратно прикленную к настоящей ватную бороду, и Ни свет Ни заря, постепенно приходя то в несоизмеримое удивление, то в ужас, оттого, что ей всё мерещится, начинает чудесным образом оживать. Конечно, между родными происходит щепетильный разговор, а там и слезы, и обнимания, и поцелуи, и крики.. Конечно, на весь этот шум из квартиры на первом этаже выходит чуть заспанная старушка, и начинает на чистом французском объяснять, что если они не закончат шуметь сейчас же, то будет вызван наряд полиции.. Конечно, когда родные начинают между собой перешептываться, безусловно на чистом, немного матерном русском, старушка вдруг понимает, что перед ней сейчас её сограждане.. Конечно, в итоге они все, где-то в семь часов утра, потратив больше часа на разборки, заходят к старушке в гости, чтобы попробовать её новый торт, который, по её словам, состоит из заварного крема, пюре манго, мяты и смеси ягод и, конечно, между ними тремя заводится непринужденнная беседа.. Ах, как мне это всё знакомо! Как будто я каждый раз встречаю такие семейные, и не совсем семейные сцены и драмы в подъездах своих домов! Как будто я и сам живу постоянно во Франции и покупаю жареные каштаны и желуди у продавцов каждый день во время своих утренних прогулок. Ах, как мне это всё знакомо, как будто крокодилий шарф, как будто зимние ботинки из меха медузы! Конечно, тортом дело не закончилось, больше того-на им оно только началось, и брат Ни свет Ни зари, будем звать его Женя, не зная, да и не думая особенно, как выкручиваться из этого положения, сняв свою обувь, чтобы не пачкать стол, залез на него и стал дарить Ни свет Ни заре подарок: «Новогоднюю путевку вникуда, или туда-туда, куда ты только ни пожелаешь, а ещё один билет на круиз до Антарктиды…» Ни свет Ни заря так давно ждала этого подарка, при условии, что, это была её единсвтенная мечта, что начала, хоть и наигранно, но романтическому человеку сложно сразу переключаться на какие бы то ни было стремительные вещи, визжать, да так, что старушка, приютившая их, хоть и смирилась понемногу с ненормальностью, но всё равно снова схватилась за подол платья так, будто хотела идти и вызывать полицию. Воздух зашелестел. Дело в том, что по телу Жени вдруг пробежала именно та дрожь, которая нередко пробегает по телу человека, который либо с чем-то очень сильно угадал, либо которому в чем-то очень сильно повезло, и теперь он вдвойне, как бы за двоих, за себя, и за того, кого он шокировал своей интуицией или удачей, радуется жизни. То шелестел воздух. Что же все-таки до старушки, то она, наконец смирясь с тем, что если не она, то её соседи сегодня непременно вызовут наряд, а, впрочем, ну и что-и не с таким раньше справлялись трое русских, совсем раскраснелась и помолодела, и начала вовсе рассказывать истории своего детства. Новогодняя ночь-ночь чудес, а потому Ни свет Ни заря и Женя сразу почувствовали себя маленькими ребеночками, и настроение у них стало сразу, как у героев строчек поэта Есенина: «Ну а нам какое дело? Говори, да говори!». И старушка говори-ила! Она, как и подобает женщине в возрасте, вела свою речь совершенно непринуждённо, со сзанием дела, притом довольно интересно, как хороший учитель, который находится в самом рассвете своих творческих сил. Это были не просто сказки, или, упаси Боже, не просто воспоминания о безвозвратной юности и целая котомка неизвестных наставлений, а воспоминания дельные, и мысли умные, заключавшие в себе почти что целую притчу, заворачивающуюся в единое целое лишь после долгих логических рассуждений, как снег в февральскую поземку.. Старушка говорила:
Но мне, конечно, дети, не отгадать истинного предназначения той небывалой истории, хотя, почему, собственно говоря-небывалой? Я что, никогда не видела, до чего вместе с прогрессом может дойти и человеский разум? Человеческий язык? Да, и ведь, конечно, за долгие годы жизни я насмотрелась, и видела и не такие чудеса, но именно та ночь, именно то расположение звезд, и, быть может, судеб, привело меня к такому суждению.. Ну, вы только представьте сами, Советский Союз, везде поля, реки, рощи, озера, город Горький, 1965 год… Лето. По моему, это был июнь, хотя, вполне может быть, что дело уже переходило близко к июлю, но скорее всего, это и вовсе было что-то сежду самым жарким и самым первым месяцем лета… И вот-ночь, звезды, нивы, поля.. В воздухе неимоверно тепло и как будто летают мотыльки, или падают звезды.. Я стою на возвышенности, совсем молодая, жду своего возлюбленного для свидания, которое он назначил мне именно здесь, именно там, и везде-везде, в три часа ночи, и обещал, что покажет всё-всё; если я захочу-мы с ним сбежим на море.. И вот, где-то там, далеко-далеко, близ деревни пасутся коровы, сидит пастух и чиркает своей зажигалкой, как будто играя с ночью в моргай-не моргай.. И тишина! Тихо так, что будь я не Любавой Сергеевной, а какой-нибудь модной советской поэтессой, я бы прославилась, непременно прославилась, только напиши я об этой тишине стих.. Было тихо так, что я слышала, как вдалеке журчала Волга, как плекались в ней осетры и караси, как в лесу потерявшийся тракотор тихо скорбел над финальной целью своего немого существования.. Было тихо так, что я начала петь свою песню. То была песня чистой любви, и она успокоила даже трактор, так, что он завелся и загудел, а я же, наконец заприметив своего возлюбленного, стала испытвать примерно то же, что испытывал сейчас Женя, угадав с подарком тебе, Ни свет Ни заря. И мораль сей притчи такова, что если тебе будет плохо, или же если ты поймешь, что ты устал и ничего не дается, лишь немного погуляй и подожди, ведь в ожидании сила, выйди и посмотри на звезды если не настоящего, то своего, внутреннего неба. Чуть погодя, к тебе вернется сила твоего счастья. Вот как ты сегодня, Ни свет Ни заря, шла за Доминиканским кофе и грустила, ты ведь, простым языком, просто ждала, хоть и сама того не подозревая. Ты и дождалась, и со дня на день вы с Женей поедете в Антарктиду.. Так и ты, Женя, ехал сюда, к сестре, и совершенно не знал, как она тебя встретит, но ты ехал, ехал и ждал, и вот-дождался, и утро первого января ни для кого из нас не могло бы сложиться лучше. Но не сложись, я допускаю это, не сложись оно так сегодня, сложилось бы завтра, или послезавтра, или сложилось уже вчера, но в этом и есть секрет жизни-ждать, жить и ждать, и стараться видеть во всем прекрасное. Ведь в том и дело, что я со своим женихом так никуда и не поехала, более того, мы с ними даже не поженились и всё пошло не по плану, но в тот день я отчетливо поняла, как важно ждать, и моя жизнь больше никогда не теряла смысл..
Пирог у старушки получился очень вкусным, и родные просидели чуть ли не до обеда, до полдня, за её столом.
Глава 3
Женя, как и Ни свет Ни заря, по приезде в Париж поначалу очень удивился: «Как можно жить здесь, да ещё и напротив Эйфелевой башни, и быть чем-то недовольным?" И правда-поначалу всем кажется так. Но жизнь трудна, она сложна, как узор человеческого днк, начала всех начал, и её столь же сложно правильно выучить. И жизнь, как и человеческий днк, притом очень, очень увертлива, ведь не зря же именно ей выпало право быть началом. А потому, хоть одним кажется, что жизнь в Париже-мята, а другим, что жизнь в Париже-соль, жизнь в Париже на самом деле может быть достаточно вкусным пирогом. В котором, разумеется, используется и соль для выпечки, и мята для украшений. Но дело лишь в том, что нужно пострараться и отыскать такую духовку, в которой пропечется этот пирог. Но, всё же, Женя по приезде в Париж до сих пор не до конца понимал, глядя на затемненные французским снегом лица жителей города, как можно жить здесь и не радоваться.. Впрочем, такое состояние характерно для многих, в том числе, и для людей, которые живут в глубинке, и из глубинки приезжают в Москву, удивляются: как москвичи не замечают такого великолепия? Как москивичи при том могут быть настолько злыми, вечно куда-то торопящимися и чего-то неуспевающими? А между тем, это вполне соответствует мирским законам и, больше того, это может быть так и только так. Ведь сущность человеческого существа-развиваться, и москвичи, видя меж собой столь много всяческих нагромождений, при этом сравнивая их красоту с тем, что в действительности происходит в жизни, как-то постепенно берут и обесценивают красоту. Москвичи забывают, что то, что они здесь-есть великая заслуга если не их самих в прошлом, то точно-их предков. А потому следует выйти из режима постоянного фокуса на чем-то большем, и просто порадоваться жизни и сохранить то, что у тебя есть. Но большинство москвичей к сожалению не ценит всё это. Потому и развалился Советский Союз, что, уж правительство ли, уж его ли граждане или просто обстоятельства в космосе так сложились, что все разом и вместе вдруг перестали продолжать работать над своей идеей. А скорее всего потому, что идея-не фольклор, и её нужно постоянно записывать. Но идея в то время передавалась лишь из рук руки, из уст в уста, как что-то само собой разумеющееся, а потому настоящий посыл идеи мог видеть только Ленин и, пожалуй, остальный члены его партии. Так продолжайте же делать, о дорогие москвичи, и не отступайте от своих прежних дел. Продолжайте строить Москву, а если вам нужно что-то большее-так стройте всё, что находится там, за Москвой, и что действительно следует строить.