Чтоб человек не вымер на земле…

Уж если тебя психика тревожит,

Её необходимо обнулить.

Эх, тормознуть никто мы не умеем

И глянуть на себя со стороны –

В своей погоне вечной за злодеем

Вы полностью уже истощены!

Короче говоря, не дело это –

В запарке трепыхаться на бегу –

При том, что результата так и нету.

Я вам мозги настроить помогу!

Расслабьтесь, парни, в этом всё и дело.

Задача ваша, в общем-то, проста:

Чтоб, как вода в кастрюле, закипела

Работа в мозге с чистого листа!

Вот если кто из вас ходок по бабам,

То пусть и дальше будет ходоком,

Иди себе по ним, как по ухабам,

Но не лети с обрыва кувырком!

А если кто-то делает ликёры,

То и отлично, сам же их и пей

И отвлекись от вечного дозора,

От этих всех служебных эпопей.

А кто-то, может, в речке ловит рыбу,

Так сядь да и сиди на берегу,

Пока тебя не вздёрнули на дыбу

Твои же глюки в собственном мозгу!»

Хоть он в мой адрес строго покосился,

За скептика ошибочно приняв,

Я с ним довольно быстро согласился,

Насчёт перезагрузки парень прав.

Свежо ещё предание в народе,

Сей факт в меня, как гвоздь по шляпку, вбит,

Я представляю, как на огороде

Ньютон среди подсолнухов сидит –

Не фраер, между прочим, лопоухий,

Как будто он в больничку угодил,

Где пациентов лечат от желтухи,

Он просто набирался новых сил,

И в голове задача не решалась,

Как будто утонуло всё в дыму.

Свистели соловьи, Земля вращалась,

И бух! Удар! – на голову ему

Какое-то вдруг яблоко упало

Под крики перепуганных ворон.

Я думаю, он съел его сначала,

А уж потом придумал свой закон.

Вот в этом-то и суть всего процесса –

Ты выйди на природу, посиди

На брёвнышке под небом среди леса,

И сразу все печали позади!

А то и, как Ньютон, закон откроешь,

Ну, или ход каким-нибудь конём

Придумаешь и душу успокоишь,

Мы, типа, и ферзём ещё пойдём!

Да, психике нельзя без перекура,

Ей нужен роздых, полузабытьё,

Она ведь тоже, знаете, не дура,

Ребята, не насилуйте её!

У психики резерв не бесконечен –

Она, как неглубокий водоём,

Она не селезёнка и не печень,

Которым мы поблажки не даём!

Я сам в уме всё это подытожил.

Итак, мой друг читатель, согласись:

Мозги – опора наша и надёжа,

К ним надо посерьёзней отнестись.

Им надо от усталости лечиться,

А самый лучший лекарь – тишина.

Они должны на время отключиться.

Им тоже релаксация нужна.

…Нас Клещ позвал домой к себе на дачу –

Вокруг берёз описывать круги.

Там тишь да гладь, и дышится иначе,

И ветер вентилирует мозги.

Мы, человек одиннадцать-двенадцать –

И следствие, и братья опера́

Для правильных полезных медитаций

К нему на сходку съехались с утра.

И в целях надлежащего эффекта

Мы все шаги, галдя наперебой,

Производили строго по конспекту,

Который нам психолог дал с собой.

Чтоб ощутить покой в душе и в теле,

Уж если мы приехали сюда,

Мы с удочками даже посидели

На берегу заросшего пруда.

И, хоть я полный ноль по этой части,

В итоге разобрался, что почём, –

Когда с крючка сорвался головастик,

Я даже был немного огорчён.

Поскольку я не смог его поджарить,

То я решил освоить бадминтон.

Когда ты не спешишь, как на пожаре,

Ты можешь самым разным быть ментом –

Задумчивым смышлёным шахматистом,

Любителем прекрасных певчих птиц,

Каких на даче прямо завались там –

От снегирей до галок и синиц.

И даже пусть поют они не очень,

Я не лупил в них сдуру из ружья,

Я тоже с ними пел что было мочи.

Они мои пернатые друзья.

И ветер шелестел, шуршали травы,

Индюк какой-то бегал во всю прыть,

И бадминтон пришёлся мне по нраву,

Там можно свой характер проявить.

В разгар игры, не видя бела света,

Я был сражён на месте наповал,

Когда мне, как крылатая ракета,

Воланчик в переносицу попал.

В моих друзьях сарказм преобладает.

Они сказали мне: «Терпи, браток!

Воланчик, если в рыло попадает,

Усиливает в мозге кровоток».

Но так оно и надо, по задумке.

Культурно, в общем, было всё у нас,

При том, что у меня в спортивной сумке

Той самой лимончеллы был запас.

Едва ли ты поверишь мне, читатель,

Но мы почти не тронули его,

У нас уже в душе с какой-то стати

Незримое творилось волшебство.

К примеру, наш коллега Коля Шмаков,

Нет, чтоб к столу, к ребятам поспешить,

С какого-то, простите, переляка

Гортензию сорвал, чтоб засушить.

И ведь нашёл её, не поленился!

Да и Толян, ну что его, вязать?

В гамак залез и в нём укоренился

И никуда не хочет вылезать.

В каком ещё улёте и угаре

И в чьей оно уложится башке,

Чтоб следователь думал про гербарий,

А опер прохлаждался в гамаке?

На нас лениво лаял для острастки

Хозяйский пудель, сидя в конуре,

Мы там грибы искали на участке –

При том, что месяц май был на дворе.

Да, вот ещё: чем слёзы над стаканом

Об уходящей жизни проливать,

Мне под сосной понравилось с Толяном

На щелбаны в щелкунчики играть.

У нас ввиду затраченных усилий

В башке бродил неведомый сигнал,

Мы весь набор идей осуществили,

Какие нам психолог предписал.

Ну что сказать? Народ мы не капризный,

«Раз надо, значит, надо, – наш ответ, –

Неважно, есть предел идиотизму,

Когда ты отдыхаешь, или нет!»

Однако же мой мозг преобразился,

Хоть скальпель я в него и не совал,

По ходу, он и вправду разгрузился,

Как будто он не мозг, а самосвал.

Воланчик тот, что стукнул мне по роже,

Как яблоко Ньютону по башке,

Волокна мне в подкорке растревожил

И возбудил рецепторы в зрачке.

Свидетели – большие балаболы,

Но не всегда. Я, хоть и подустал,

Но мысленно увидел протоколы,

Которые я сам же и писал.

Ушастый тот, что бегал, словно лошадь,

И, как факир, на фоне пьяных рыл

Удава умудрился облапошить,

Немного странно как-то говорил.

Когда он, сука, вламывался в хату

И потерпевшим ствол совал под нос,

Глумясь ещё при этом мрачновато,

Ни разу звука «эр» не произнёс!

Про это вот меня и осенило,

Я даже на Ньютона стал похож,

Мне прямо дух на время захватило!

Читатель, ты сейчас меня поймёшь.

А ну, давай без лишних заморочек

Пропой-ка ты куплет, найди пример,

Чтоб там, внутри тобою спетых строчек,

Не встретилась ни разу буква «эр»!

«Ребята! есть примета! Он картавый!

Чтоб самого себя не засветить,

Он фразы крутит-вертит, как суставы,

Он избегает «эр» произносить!

Нам кое-что теперь уже известно!»

И уцелевший старый большевик,

Отец Клеща, сказал мне: «Интересно!

Немного я к такому не привык».

Он комара расплющил на колене,

Сто грамм махнул и крякнул: «Ну и жуть!

Картавый? В кепке? Значит, это Ленин?

Ты нам на это хочешь намекнуть?»

«Конечно, нет, пока ещё в уме я,

Но по учётам Ленина пробил.

Он алиби железное имеет.

Он в Мавзолее в это время был».

Но, хоть копнуть поглубже и не прочь мы,

Он фигурантом наших картотек

Не разу не был. Он, я знаю точно,

Совсем других масштабов человек.

Он на своё собранье сочинений

Потратил целый пуд одних чернил.

Да и вообще, вожди – вне подозрений,

Я это дело чётко уяснил.

Пока я щекотал кленовой веткой

Приблудную козявку на песке,

А Клещ комод чинил и табуретку,

Удав сидел в сторонке на пеньке.

Крутя сосредоточенно башкою,

Он весь свой ум искусству отдавал –

Карандашом, чтоб нервы успокоить,

Какую-то зверушку рисовал.

Психолог так велел. И вот поди-ка,

Зверушка новый облик обрела, –

Такая, прямо скажем, закавыка,

Чудны́е, если вдуматься, дела!

Портрет готов. Сработала затея.

Наука, как всегда, на высоте:

Лицо того ушастого злодея

Там ясно проступило на холсте:

Железный зуб торчит в широкой пасти,

На шее шрам, в кармане чёрный ствол,

Наколка в виде шпаги на запястье –

Вот это всё Удав воспроизвёл.

Он матюгнулся так витиевато,

Что захотелось даже записать,

И пояснил: «Мозги у нас, ребята,

Умеют впрок все факты запасать.

Пока я мазал холст, то я, вообще-то,

Был как во сне, без признаков ума.

Преступника особые приметы

Рука моя припомнила сама.

С приметами-то всё повеселее

У нас теперь покатятся дела,

Мы вам покажем, урки и злодеи,

Куда вас ваша тропка завела!»

«Мы, как крапиву, срежем их и скосим, –

Удав, вращая вилкой, произнёс, –

Нам можно на Петровку, тридцать восемь

Уже давать осмысленный запрос!

У них свои невидимые нити.

Я знаю, что ушастых там не счесть,

Но, если он судим, то – извините!

Набор примет покажет, кто он есть!

Они работу сделают исправно,

Нам этот чудик нужен позарез,

Возможно, среди них он самый главный,

Какой-нибудь король там или ферзь!»

Птенец на ветке глотку драл протяжно.

Удав ему тихонечко подпел.

Ему, Удаву, крайне было важно,

Что наконец-то фарт нам подоспел,

И что по ходу дружеской пирушки

Он ощутил себя на высоте

В процессе трансформации зверушки

В ушастого злодея на холсте.

Не то, чтоб мы Вселенную открыли

Из головы на кончике пера,

Скорее, что-то вроде звёздной пыли,

Стереть уже которую пора.

Всё получилось так, как мы хотели.

Психолог-то, выходит, не дурак!

И пусть мы не дошли до главной цели,

А сделали всего лишь первый шаг,

Мы к ней сумели новые ступени

На деле прорубить, не на словах,

У нас по ходу наших упражнений

Спружинило чего-то в головах.

И мы внутри себя преобразились,

А это значит, есть куда расти,

Мы снова жить и верить научились,

Мы всех порвём, кто встанет на пути!

Они ещё отведают баланды,

Которая особенно вкусна

Вдали от дома. Участь этой банды

Однажды будет нами решена!

И старый большевик, нахмурив брови,

Махнув стакан, печален всё же был.

В НКВД служивший при Ежове,

Он нас сейчас немного пожурил:

«Врага найти и тюкнуть – дело чести!

Эх, любит же сегодня молодёжь

Проблемы создавать на ровном месте,

Когда злодея с ходу не найдёшь.

Да, есть такое – кто-то сеет, пашет,

А кто-то чинит важный агрегат.

И что с того? В стране огромной нашей

Уже никто ни в чём не виноват?

Какой-то ваш подходец мутноватый –

Вот взять да чикнуть ихнего ферзя!

Вы всё же волокитчики, ребята,

С преступностью миндальничать нельзя!»

«Так нету же его, сбежал, паскуда!» –

Володька (он был с нами) подсказал,

Что некого валить ещё покуда,

Но большевик рукой лишь помахал:

«Нет, вы, ей-Богу, братцы, безнадёжны,

Я это вижу, все до одного,

Талдычишь вам, талдычишь, сколько можно?

Ну, да, сбежал, я знаю, и чего?

Короче, ваше дело молодое,

Сырые вы ещё тут все пока.

За вас! Чтоб вы задание любое

Умели выполнять наверняка!»

Он рюмку с лимончеллой опрокинул,

Закрыл глаза: «Эх, молодость моя!

Эх, были времена!», и шишку кинул

В летящего куда-то воробья,

Мол, мы-то здесь, на стрёме и на страже,

Чтоб в ясном небе гладь была и тишь.

Счастливого полёта! жизнь покажет,

Куда ты там в итоге долетишь!

Мы суп себе сварили макаронный

И, Витькин оприходовав ликёр,

Смотрели в небо умиротворённо

Под тихий мой гитарный перебор.

Лишь большевик, настойчиво и бойко

Себя перебивая самого,

Ворчал, что с этой вашей перестройкой

Уж и не чикнешь толком никого.

В нас напоследок дождь клыки свои вонзал.

«Нет, всё не зря, – нам у калитки Клещ сказал, –

Да мне об этом даже спорить неохота,

Пусть лёд не тронулся у нас ещё пока,

А только треснул. Я скажу наверняка,

Что дело вскорости дойдёт до ледохода!»

Девятая глава

Дошло очень быстро. Я даже

Сперва не поверил глазам,

Как будто стоящий на страже

Наш ангел врубил по «газам».

Он нас сторожит, я так понял,

Чтоб нам не свалиться с копыт,

Когда мы несёмся, как кони,

И кровь в наших жилах кипит!

Он рядом, он следует тенью

За нами, и бог бы уж с ним.

С Петровки пришло подтвержденье,

Что друг наш ушастый судим.

Пять ходок, и все за разбои.

Душа его – вечное зло,

Как болт с дефективной резьбою,

Которую прочь сорвало.

В каком-то, наверное, смысле

Слегка одурели мы все,

Аж челюсти наши отвисли –

Такое там было досье.

Да, вряд ли оно симпатично

Вслепую сидеть куковать.

Когда установлена личность,

То легче уже банковать.

Конечно, не Ленин, не Сталин,

Но всё-таки глыба, гигант, –

Поистине, был уникален

Его криминальный талант.

Когда он в Москву к нам приехал,

Стал гоголем сразу ходить.

Легавка ему не помеха

Большой огород городить.

«Она меня в тонусе держит –

Он пил, усмехаясь, до дна, –

Закалку и внутренний стержень

Во мне формирует она».

Он хитро плетёт свою пряжу,

Его основной интерес –

Серийные крупные кражи,

Там чётко поставлен процесс.

Ей-Богу, таких корифеев

Москва не видала давно,

Нахапают ценных трофеев,

И сразу ложатся на дно,

И хором над нами злословят,

Мол, тема предельно проста:

Сто лет нас лови, всё равно ведь

Не выйдет у вас ни черта!

Раскладка примерно такая:

Все камни с разбоев и краж

В итоге к нему утекают,

Вот этот ушастик-то наш

Свою и чужую добычу

Умеет отлично сбывать,

Он так этот сбыт увеличил,

Что повода нет горевать

Заклятым его конкурентам,

Обычным квартирным ворам.

Он стал их любимым клиентом,

Он чётко платил по счетам.

Там круг исключительно тесный

Использовал этот канал,

И было отлично известно,

Что он никого не кидал.

Там сразу несли килограммы,

Он был дистрибьютор у них –

Скажу я сейчас, а тогда мы

И слов-то не знали таких.

И тут же, синхронно с Петровкой,

Агент наш прорезался. Хоп!

Сработано чисто и ловко.

Уже не туфта и не трёп,

Уже посущественней что-то

Искрить в темноте начало:

Ушастый с металлом работал,

Там дело стремительно шло.

Камням золотая оправа

Для пущего блеска нужна,

Я знаю, что бабам по нраву

Обычно бывает она.

И это не пыль, не химера,

А как ты ещё попадёшь

Без блеска в высокие сферы,

Где пьянка, разврат и балдёж?

Он даже как будто бы вроде,

Источник наколку нам дал,

За несколько лет на свободе

Своё производство создал,

Под носом у местной легавки

С разгона пошёл на подъём –

Наладил процесс переплавки

В родном Ленинграде своём.

Там сутками, без остановки,

В подпольном цеху мастера,

Спецы по литью и штамповке,

Трудились с утра до утра.

Старлей-участковый по блату,

Который его крышевал,

Ему вытяжной вентилятор

Однажды в подарок прислал.

Казалось бы, лирика, жалость,

Зачем он пошёл на неё?

А людям чтоб легче дышалось,

Чтоб делали дело своё.

«Заботься о людях, хоть кто ты,

Хоть самый безмозглый баран,

Когда ты процент с оборота

Исправно кладёшь на карман!

Простая и ясная штука!» –

Вот так он учил молодых,

А после ещё за науку

Процент выцыганивал с них.

Наш Вовка, зверея от рёва,

Потом, чтоб тоску заглушить,

Нормальный уже участковый,

Пытался его удушить,

Пронзить авторучкой навылет –

Не где-нибудь, в зале суда,

Насилу его оттащили,

Иначе бы просто беда.

Хорошую, в общем, такую,

Спасибо дружкам и судьбе,

Ушастый открыл мастерскую,

И сам был уверен в себе.

Он даже, хотя и не сразу,

Вперёд в этом деле шагнул,

Ещё и клиентскую базу

Со временем к ней пристегнул,

Чтоб люди там чаще бывали,

Ну, что ещё скажешь, силён,

Он рядом, в соседнем подвале,

Устроил подпольный салон.

Здесь формула вся в этой фразе –

Чтоб быстро тому, кто пришёл,

Исполнили срочный заказик –

Удобно и всем хорошо!

Цепочки, браслеты и бусы,

Подвески, кулоны, колье –

На самые разные вкусы

Любым господам и месье

(Ну, это их так называли,

Чтоб цену побольше набить),

Отлично им всё продавали,

Умели капусту рубить.

Там чётко с тобою и кратко

Беседуют – с теми, кто вхож:

«Чего тебе? Перстень-печатку?

А, может, корсажную брошь?

Из бронзы браслет на предплечье?

Серебряный пирсинг на грудь?»

Эх, взять бы вот так, да картечью

Из пушки по ним лупануть! –

К кому это всё поступает,

Товар этот – всех бы в расход –

И тех, кто его покупает,

И тех, кто его продаёт!

Элитная, б.., клиентура,

Да их же потом этот спрут

Сожрёт равнодушно и хмуро,

А нет, так другие сожрут.

И ладно. Что в лоб им, что по лбу,

И толстых тупых торгашей

Крутились там целые толпы,

Хоть палкой гони их взашей.

У нас уже стали попутно

Мозги в голове закипать –

Да, зыбко всё это и мутно,

Но ясно уже, где копать.

Не выйдет, конечно, в два счёта

Поставить на мафии крест,

Но всё-таки можно работать,

Когда информация есть.

Они там, конечно, артисты,

С чужих, да и с собственных краж

По-быстрому, (как ни крутись ты,

В Москве сразу всё не продашь),

Везли вот как раз в этот Питер

На поезде груды добра,

Мол, всё, чего надо, берите,

Привет тебе, город, Петра!

И, если что с кражи зависло,

То ломом, плавильной шихтой

Любой неликвид становился

Хоть бронзовый, хоть золотой.

Вот их-то как раз-то и надо

В подвал, в мастерскую возить,

В престижный район Ленинграда,

Там график на стенке висит,

К какому назначено сроку

Готовить заказ и кому,

Со скромной приписочкой сбоку,

Почём это выйдет ему.

И в сумке спортивной, для виду,

Мол, майка там, кеды лежат,

Курьер эти все неликвиды

Воло́к из Москвы в Ленинград.

Он был подготовлен отлично,

И, в общем, ни разу не влип,

В манёврах своих динамичный,

Специально обученный тип.

Такой вот пейзаж как-то где-то

У нас на условном холсте.

Ну как бы сорока всё это

Доставила нам на хвосте.

Однако же эта сорока,

Ведя свой секретный рассказ,

Не хуже любого пророка.

Агенты что надо у нас!

Вдали как будто бы забрезжили огни,

Но это всё лишь только версии одни,

И ни черта пока на деле не выходит,

И, сколько стену ни проламывай башкой,

Реализации-то нету никакой,

И урки знай себе гуляют на свободе!

Десятая глава

Был следователь наш один неглупый,

Что мог всегда придумать ход конём,

Возглавивший в итоге нашу группу,

Мне рассказать вам хочется о нём.

Итак, друзья, знакомьтесь: Коля Шмаков,

Великий спец, Господь его храни!

Он был большой фанат варёных раков,

Но только если к пиву шли они.

Насчёт «Храни, Господь!» скажу примерно,

Какой он был способен сделать жест,

Наш Колька-то. Он сразу мог цистерну

Зараз уговорить, в один присест.

И всё-таки, хоть пиво мы любили,

Нечасто выходил такой расклад:

Тогда в цистернах пиво не хранили,

Да и сейчас, похоже, не хранят.

Мне человек советский симпатичен,

Но, не считая разных небылиц,

Потенциал его не безграничен,

А вот у Кольки не было границ.

В безумном вихре, в жизни нашей смутной

Он неплохой был тактик и стратег,

Такой немного круглый весь, уютный,

Спокойный и неспешный человек.

Он говорил нам: «Старые подходы

Давно себя изжили на корню,

Я не люблю у моря ждать погоды,

Но лошадей обычно не гоню».

И у него спросонья на рассвете

Однажды что-то щёлкнуло в башке,

И он в своём рабочем кабинете

Аквариум поставил в уголке –

Такая здоровенная громада,

Он правильной воды в него налил,

И всё там оборудовал, как надо,

И даже рыб каких-то запустил.

Конечно, все вокруг обалдевали

От выбранного Колькою пути.

Нет, психиатра мы не вызывали,

Он всё же брат нам был, как ни крути!

Мы все не уставали потешаться,

Тут можно было падать наповал,

Когда он по утрам минут на двадцать

К аквариуму ухо приставлял.

Я сам ему стучал стаканом в стенку:

«Ну что, Колюнь, планёрка удалась?

И как она, вообще-то, дай оценку,

С рыбёшками невидимая связь?»

«Какой там результат по нашей теме?» –

Ребята ржали наперегонки.

Но очень скоро наступило время,

Когда мы прикусили языки.

Он, в прошлой жизни битый-перебитый,

Свой воз везущий с горем пополам,

Такие стал разыгрывать гамбиты,

Что мы порой не верили глазам.

Об этом позже. Колька свою личность

Настроил, как гитару. Это факт.

«Мозги приобретают эластичность,

Когда у них с природой есть контакт!» –

Вот так он нам сказал, и что природа –

Она тебе не просто тра-ля-ля! –

Не овощ там какой-то с огорода,

И не одни лишь реки и поля!

Он целую теорию надыбал:

«Пусть буду не ботаник я, а мент,

Но вывод однозначен мой, что рыбы

Во всей природе главный компонент!»

Для нас оно звучало дикой бранью

И даже приводило в лёгкий шок:

Стеклянный окунь, красная пиранья,

Цихлида, барбус, рыба-петушок!

Уже слегка боялись за него мы,

Казалось, это космос и астрал,

Когда чернополосой цихлазомой

Он в разговоре с нами щеголял.

Но красный меченосец, что прижился

В аквариуме, всех обворожил,

Он с Колькой нашим плотно подружился,

Реальный стал в отделе старожил.

Бывает, что рутинная, тупая

Работа измочаливает вдрызг

Всего тебя, и ступор наступает,

И за окошком ветра вой и визг

Не просто выворачивает душу,

А ты вообще почти уже убит,

Вот тут-то вот друзей своих послушать

К аквариуму Коля и спешит.

Ногтями так слегка побарабанит

По стеночке стеклянной: тук-тук-тук!

И меченосец, как бы ни был занят,

К нему спешит, скользит на этот звук.

А занят чем он? Шашни, сволочь, крутит! –

К пираниям изящно так подчас,

Уверенно, без всякой лишней мути

Подкатывает, хренов ловелас!

У рыб насчёт любви своя бодяга,

Он главным быть хотел в своём дому,

И сомик-перевёртыш, доходяга,

Едва ли был соперником ему.

Спокойный, молчаливый, безответный,

Наш меченосец, тут уж нечем крыть,

Красивый был, зараза, разноцветный,

И Колька с ним любил поговорить:

«Ну, как ты там, браток? Ещё не вымер?

Пираний охмурять – тяжёлый труд!

Смотри, поаккуратней будь там с ними,

Особо не борзей, а то сожрут!»

И в Коле что-то доброе шуршало,

И меченосцу было веселей,

И совершенно даже не мешало

Тотальное отсутствие ушей.

Немного озадаченные, все мы

Не понимали: служба здесь при чём?

И Коля Шмаков нам на эту тему

Однажды даже лекцию прочёл,

Что люди – это, в общем, те же рыбы,

По тем же траекториям плывут,