Академия поэзии. Альманах №2 2020 г.

Академия поэзии. Альманах № 2 2020 г.

© Академия поэзии, 2020

© Коллектив авторов, 2020

Фет Афанасий Афанасьевич

[1820–1892]

Виноват ли я, что долго месяц…

Виноват ли я, что долго месяцПростоял вчера над рощей тёмной,Что под ним река дрожала долгоТам, где крылья пучил белый лебедь?Ведь не я зажёг огни рыбачьиНад водой, у самых лодок чёрных.Виноват ли я, что до рассветаПерепёлок голос раздавался?Но ты спишь… О, подними ресницы!Знаешь ли, я помню, помню живо –Ты сама ведь любишь ночи: ночьюЭто было – я спешил в Риальто.Быстро вёсла ударяли в воду,Гондольер мой пел; но эта песняПронеслась, как многое проходит,Невозвратно; помню только это:«Обожали пламенные грекиКрасоты богиню АфродитуВ пене волн на раковине ясной.Как же глупы, просты эти греки:Перед ними ты была в гондоле».Знаешь ли, я сам, когда ты дремлешь,Опустя недвижные ресницы,И твоих волос густые кудриНедвижимы, руки, выше локтяОбнажась, на складках полотняныхТак лежат, как будто с мыслью тайнойРаскидал их… Фидий, –И гляжу я долго и не знаю,На твоем блестящем светом ликеРождена ль улыбка красотоюИль красу улыбка породила.Знаешь ли… Но, опустя ресницы,Ты уснула… Спи, моя богиня!»1847 г.

Италия

Италия, ты сердцу солгала!Как долго я в душе тебя лелеял, –Но не такой душа тебя нашла,И не родным мне воздух твой повеял.В твоих степях любимый образ мойНе мог, опять воскреснувши, не вырость;Сын севера, люблю я шум леснойИ зелени растительную сырость.Твоих сынов паденье и позорИ нищету увидя, содрогаюсь;Но иногда, суровый приговорЗабыв, опять с тобою примиряюсь.В углах садов и старческих руинНередко жар я чувствую мгновенныйИ слушаю – и кажется, одинЯ слышу гимн Сивиллы вдохновенной.В подобный миг чужие небесаНеведомой мне в душу веют силой,И я люблю, увядшая краса,Твой долгий взор, надменный и унылый.И ящериц, мелькающих кругом,И негу их на нестерпимом зное,И страстного кумира под плющомРаскидистым увечье вековое.1856–1858 гг.

Курган

Друг веков, поверенный преданий,Ты один средь братии своейСохранил сокровищ и деянийВековую тайну от людей.Что же дуб с кудрявой головоюНе взращён твой подвиг отмечатьИ не светит в сумрак над тобоюОгонёк – избрания печать?Как на всех, орёл с неизмеримойНа тебя слетает высоты,И срезает плуг неумолимыйВсех примет последние следы.Что ж ты дремлешь? Силой чудотворнойВозрасти тёмно-кудрявый дуб!Сокруши о камень непокорныйЗлого плуга неотвязный зуб!– Оттого-то, странник бесприметный,На степи я вечно здесь молчу,Что навек в груди мой клад заветныйОто всех я затаить хочу.1847 г.

Зреет рожь над жаркой нивой…

Зреет рожь над жаркой нивой,И от нивы и до нивыГонит ветер прихотливыйЗолотые переливы.Робко месяц смотрит в очи,Изумлён, что день не минул,Но широко в область ночиДень объятия раскинул.Над безбрежной жатвой хлебаМеж заката и востокаЛишь на миг смежает небоОгнедышащее око.1857–1859 гг.

Москва (из Кернера)

Как высоки церквей златые главы,Как царственно дворцы твои сияют!Со всех сторон глаза мои встречаютИ гордый блеск, и памятники славы.Но час твой бил, о город величавый!Твои граждане руку подымают,Трещит огонь, и факелы пылают,И ты стоишь в горячей ризе лавы!О, пусть тебя поносит исступленье:Ломитесь, башни, рушьтеся, палаты!То русский феникс, пламенем объятый,Горит векам… Но близко искупленье;Уже под клик и общие восторгиКопьё побед поднял святый Георгий.1843 г.

Две розы

Вчера златокудрявый,Румяный майский деньПринёс мне двух душистыхЛюбовниц соловья:Одна одета ризойИз снежных облаков,Другая же – туникойАвроры молодой.Я долго колебался,Какую розу взять.Ах, белая так нежноЗелёные листкиВ венке моём пахучем,Целуя, оттенит!А ты, коралл душистый,Прильнув к моей груди,Горячее дыханьеБальзамом напоишь;И взоры огневыеКрасотки молодойСкорей падут на сердце,Над коим дышишь ты!..И с розы на другуюБросал я жадный взор.Заметив нерешимость,Мне юный Май сказал:Возьми сестёр обеихИ, счастливый вдвойне,Укрась венок зелёныйИ любящую грудь!Я принял их и понялСпасительный урок.Давно на дне кристальномДуши моей живойЛюбуется собоюНаины светлый взор,И грудь полунагая,И чёрная коса;И тут же не нарочноВ тени златых кудрейКрасотка ЗинаидаПредстанет предо мной.И каждый раз, как кольцаУпругие пригнутИ золотом заблещетИх радужный отлив,Я слышу, как в ланитахМоих зардеет кровь.Вы розы – да, две розы! –Обеим вам любовь!1840 г.

В пору любви, мечты, свободы…

В пору любви, мечты, свободы,В мерцаньи розового дняЯзык душевной непогодыБыл непонятен для меня.Я забавлялся над словами,Что будто по душе инойПроходит злоба полосами,Как тень от тучи громовой.Настало время отрезвляться,И долг велел – в немой борьбеНавстречу людям улыбаться,А горе подавлять в себе.Я побеждал. В душе сокрыта,Беда спала… Но знал ли я,Как живуща, как ядовитаЭдема старая змея!Находят дни, – с самим собоюБороться сердцу тяжело,И духа злобы над душоюЯ слышу тяжкое крыло.1855 г.

Заря прощается с землёю…

Заря прощается с землёю,Ложится пар на дне долин,Смотрю на лес, покрытый мглою,И на огни его вершин.Как незаметно потухаютЛучи и гаснут под конец!С какою негой в них купаютДеревья пышный свой венец!И всё таинственней, безмернейИх тень растёт, растёт, как сон;Как тонко по заре вечернейИх легкий очерк вознесён!Как будто, чуя жизнь двойнуюИ ей овеяны вдвойне, –И землю чувствуют родную,И в небо просятся оне.1858 г.

Учись у них – у дуба, у берёзы…

Учись у них – у дуба, у берёзы.Кругом зима. Жестокая пора!Напрасные на них застыли слёзы,И треснула, сжимаяся, кора.Всё злей метель и с каждою минутойСердито рвёт последние листы,И за сердце хватает холод лютый;Они стоят, молчат. Молчи и ты!Но верь весне. Её промчится гений,Опять теплом и жизнию дыша.Для ясных дней, для новых откровенийПереболит скорбящая душа.31 декабря 1883 г.

Тихонько движется мой конь…

Тихонько движется мой коньПо вешним заводям лугов,И в этих заводях огоньВесенних светит облаков.И освежительный туманВстаёт с оттаявших полей.Заря, и счастье, и обман –Как сладки вы душе моей!Как нежно содрогнулась грудьНад этой тенью золотой!Как к этим призракам прильнутьХочу мгновенною душой!1862 г.

Смерть

«Я жить хочу! – кричит он, дерзновенный. –Пускай обман! О, дайте мне обман!»И в мыслях нет, что это лёд мгновенный,А там, под ним, – бездонный океан.Бежать? Куда? Где правда, где ошибка?Опора где, чтоб руки к ней простерть?Что ни расцвет живой, что ни улыбка, –Уже под ними торжествует смерть.Слепцы напрасно ищут, где дорога,Доверясь чувств слепым поводырям;Но если жизнь – базар крикливый Бога,То только смерть – его бессмертный храм.1878 г.

Уж верба вся пушистая…

Уж верба вся пушистаяРаскинулась кругом;Опять весна душистаяПовеяла крылом.Станицей тучки носятся,Тепло озарены,И в душу снова просятсяПленительные сны.Везде разнообразноюКартиной занят взгляд,Шумит толпою праздноюНарод, чему-то рад…Какой-то тайной жаждоюМечта распалена –И над душою каждоюПроносится весна.1844 г.

Кукушка

Пышные гнутся макушки,Млея в весеннем соку;Где-то вдали от опушкиБудто бы слышно: «Ку-ку».Сердце! – вот утро – люби жеВсё, чем жило на веку;Слышится ближе и ближе,Как золотое, – «Ку-ку».Или кто вспомнил утраты,Вешнюю вспомнил тоску?И раздаётся трикратыЯсно и томно: «Ку-ку»17 мая 1886 г.

Всплываю на простор сухого океана…

Всплываю на простор сухого океана,И в зелени мой воз ныряет, как ладья,Среди зелёных трав и меж цветов скользя,Минуя острова кораллов из бурьяна.Уж сумрак – ни тропы не видно, ни кургана;Не озарит ли путь звезда, мне свет лия?Вдали там облако, зарницу ль вижу я?То светит Днестр: взошла лампада Аккермана.Как тихо! – Постоим. – Я слышу, стадо мчится:То журавли; зрачком их сокол не найдёт.Я слышу, мотылёк на травке шевелитсяИ грудью скользкой уж по зелени ползёт.Такая тишь, что мог бы в слухе отразитьсяИ зов с Литвы. Но нет, – никто не позовёт!1854 г.

Вакханка

Под тенью сладостной полуденного сада,В широколиственном венке из виноградаИ влаги вакховой томительной полна,Чтоб дух перевести, замедлилась она.Закинув голову, с улыбкой опьяненья,Прохладного она искала дуновенья,Как будто волосы уж начинали жечьГорячим золотом ей розы пышных плеч.Одежда жаркая всё ниже опускалась,И молодая грудь всё больше обнажалась,А страстные глаза, слезой упоены,Вращались медленно, желания полны.1843 г.

Горячий ключ

Помнишь тот горячий ключ,Как он чист был и бегуч,Как дрожал в нём солнца лучИ качался,Как пестрел соседний бор,Как белели выси гор,Как тепло в нём звёздный хорПовторялся.Обмелел он и остыл,Словно в землю уходил,Оставляя следом илБледно-красный.Долго-долго я алкал,Жилу жаркую меж скалС тайной ревностью искал,Но напрасной.Вдруг в горах промчался гром,Потряслась земля кругом,Я бежал, покинув дом,Мне грозящий, –Оглянулся – чудный вид:Старый ключ прошиб гранитИ над бездною висит,Весь кипящий!1870 г.

Горная идиллия

На горе стоит избушка,Где живёт старик седой;Там сосна шумит ветвями,Светит месяц золотой.Посреди избушки кресло;Все в резьбе его края.Кто на них сидит, тот счастлив,И счастливец этот – я.На скамье сидит малютка,Подпершись под локоток.Глазки – звёзды голубые,Ротик – розовый цветок.И малютка эти звёздыКротко на меня взвелаИ лилейный пальчик хитроК розе рта приподняла.Нет, никто нас не увидит,Мать так пристально прядёт,И отец под звуки цитрыПеснь старинную поёт.И малютка шепчет тихо,Тихо, звуки затая;Много тайн немаловажныхОт неё разведал я.«Но как тётушка скончалась,И ходить нельзя уж намНа стрелковый праздник в Гослар;Хорошо бывает там.Здесь, напротив, так пустынныГор холодных вышины,И зимой мы совершенноБудто в снег погребены.Я же робкая такая,Как ребёнку, страшно мне;Знаю, ночью злые духиБродят в нашей стороне».Вдруг малютка приумолкла,Как бы слов страшась своих,И ручонками прикрылаЗвёзды глазок голубых.Пуще ветр шумит сосною,Прялка воет и ревёт,И под звонкий голос цитрыПеснь старинная поёт:«Не страшись, моя малютка,Покушений власти злой;День и ночь, моя малютка,Серафимы над тобой!»1847 г.

Где север – я знаю!..

Где север – я знаю!Отрадному предан недугу,Весь день обращаюИ очи, и помыслы к югу.В дали ли просторнойТвоё забелеет жилище –Как в области горной,Я сердцем и разумом чище.Услышу ли словоТвоей недоверчивой речи, –И сердце готовоСтремиться до будущей встречи.1849 г.

Границы человечества

Когда стародавнийСвятой отецРукой спокойнойИз туч гремящихМолнии сеетВ алчную землю, –Край его ризыНижний целуюС трепетом детскимВ верной груди.Ибо с богамиМеряться смертныйДа не дерзнёт.Если подымется он и коснётсяТеменем звёзд,Негде тогда оперетьсяШатким подошвам,И им играютТучи и ветры;Если ж стоит онКостью дебелойНа крепкозданной,Прочной земле,То не сравнятьсяДаже и с дубомИли с лозоюРостом ему.Чем отличаютсяБоги от смертных?Тем, что от первыхВолны исходят,Вечный поток:Волна нас подъемлет,Волна поглощает,И тонем мы.Жизнь нашу объемлетКольцо небольшое,И ряд поколенийСвязует надёжноИх собственной жизниЦепь без конца.1877 г.

Грозные тени ночей…

Грозные тени ночей,Ужасы волн и смерчей, –Кто на покойной земле,Даже при полном желаньи,Вас понимать в состояньи?Тот лишь один вас поймёт,Кто под дыханием бурьВ неизмеримом плывётОт берегов растояньи.1859 г.

Если вдруг, без видимых причин…

Если вдруг, без видимых причин,Затоскую, загрущу один,Если плоть и кости у меняСтанут ныть и чахнуть без кручин,Не давай мне горьких пить лекарств:Не терплю я этих чертовщин.Принеси ты чашу мне вина,С нею лютню, флейту, тамбурин.Если это не поможет мне,Принеси мне сладких уст рубин.Если ж я и тут не исцелюсь,Говори, что умер Шемзеддин.1859 г.

Завтра – я не различаю…

Завтра – я не различаю;Жизнь – запутанность и сложность!Но сегодня, умоляю,Не шепчи про осторожность!Где владеть собой, коль глазкиВлагой светятся туманной,В час, когда уводят ласкиВ этот круг благоуханный?Размышлять не время, видно,Как в ушах и в сердце шумно;Рассуждать сегодня – стыдно,А безумствовать – разумно!25 января 1891 г.

Когда от хмелю преступлений…

Когда от хмелю преступленийТолпа развратная буйнаИ рад влачить в грязи злой генийМужей великих имена, –Мои сгибаются колени,И голова преклонена;Зову властительные тениИ их читаю письмена.В тени таинственного храмаУчусь сквозь волны фимиамаСловам наставников вниматьИ, забывая гул народный,Вверяясь думе благородной,Могучим вздохом их дышать.1866 г.

Когда мечты мои за гранью прошлых дней…

Когда мечты мои за гранью прошлых днейНайдут тебя опять за дымкою туманной,Я плачу сладостно, как первый иудейНа рубеже земли обетованной.Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов,Тобой так сладостно и больно возмущённых,В те дни, как постигал я первую любовьПо бунту чувств неугомонных,По сжатию руки, по отблеску очей,Сопровождаемый то вздохами, то смехом,По ропоту простых, незначащих речей,Лишь там звучащих страсти эхом.1844 г.

Когда кичливый ум, измученный борьбою…

Когда кичливый ум, измученный борьбоюС наукой вечною, забывшись, тихо спит,И сердце бедное одно с самим собою,Когда извне его ничто не тяготит,Когда безумное, но чувствами всесильно,Оно проведает свой собственный позор,Бестрепетностию проникнется могильнойИ глухо изречёт свой страшный приговор:Страдать весь век, страдать бесцельно, безвозмездно,Стараться пустоту наполнить – и взирать,Как с каждой новою попыткой глубже бездна,Опять безумствовать, стремиться и страдать, –О, как мне хочется склонить тогда колени,Как сына блудного влечёт опять к отцу! –Я верю вновь во всё, – и с шёпотом моленьяСлеза горячая струится по лицу.

Какая грусть! Конец аллеи…

Какая грусть! Конец аллеиОпять с утра исчез в пыли,Опять серебряные змеиЧерез сугробы поползли.На небе ни клочка лазури,В степи всё гладко, всё бело,Один лишь ворон против буриКрылами машет тяжело.И на душе не рассветает,В ней тот же холод, что кругом,Лениво дума засыпаетНад умирающим трудом.А всё надежда в сердце тлеет,Что, может быть, хоть невзначай,Опять душа помолодеет,Опять родной увидит край,Где бури пролетают мимо,Где дума страстная чиста, –И посвящённым только зримоЦветёт весна и красота.1862 г.

Когда у райских врат изгнанник…

Когда у райских врат изгнанникСтоял унижен, наг и нем,Предстал с мечом небес посланникИ путь закрыл ему в Эдем.Но, падших душ услыша стоны,Творец мольбе скитальца внял:Крылатых стражей легионыАдама внукам он послал.Когда мы бьёмся из-за хлеба,В кровавом поте чуть дыша,Чтоб хоть одна с родного небаНам улыбнулася душа,Но и в кругах духов небесныхЗемные стоны сочтены,И силой крыльев бестелесныхЕговы дети не равны.Твой ангел – перьев лебединыхНе распускает за спиной:Он на крылах летит орлиных,Поникнув грустно головой.В руке пророческая лира,В другой – горящий божий гром;Так на твоём в пустыне мираОн камне станет гробовом.1856 г.

Комета

«Дедушка, это звезда не такая,Знаю свою я звезду:Всех-то добрее моя золотая,Я её тотчас найду!Эта – гляди-ка, вон там, за рекою –С огненным длинным пером,Пишет она, что ни ночь, над землёю,Страшным пугает судом.Как засветилася в небе пожаром,Только и слышно с тех пор:Будут у нас – появилась недаром –Голод, война или мор».«Полно, голубчик, напрасная смута;Жили мы, будешь ты жить,Будешь звезду, как и мы же, свою-то,Видеть и вечно любить.Этой недолго вон так красоваться,Ей не сродниться ни с кем:Будут покуда глядеть и бояться –И позабудут совсем».1874–1886 гг.

Легенда

Вдоль по берегу полямиЕдет сын княжой;Сорок отроков верхамиСледуют толпой.Странен лик его суровый,Всё кругом молчит,И подкова лишь с подковойЧасто говорит.«Разгуляйся в поле», – сынуГоворил старик.Знать, сыновнюю кручинуСтарый взор проник.С золотыми стременамиКняжий аргамак;Шемаханскими шелкамиВышит весь чепрак.Но, печален в поле чистом,Князь себе не радИ не кличет громким свистомКречетов назад.Он давно душою жаркойВ перегаре силВсю неволю жизни яркойВтайне отлюбил.Полюбить успев веригиМолодой тоски,Переписывает книги,Пишет кондаки.И не раз, в минуты битвыС жизнью молодой,В увлечении молитвыНаходил покой.Едет он в раздумье шагомНа лихом коне;Вдруг пещеру за оврагомВидит в стороне:Там душевной жажде пищуСтарец находил,И к пустынному жилищуКнязь поворотил.Годы страсти, годы спораПронеслися вдруг,И пустынного простораОн почуял дух.Слез с коня, оборотилсяК отрокам спиной,Снял кафтан, перекрестился –И махнул рукой.1843 г.

Лихорадка

«Няня, что-то всё не сладко!Дай-ка сахар мне да ром.Всё как будто лихорадка,Точно холоден наш дом».«Ах, родимый, бог с тобою:Подойти нельзя к печам!При себе всегда закрою,Топим жарко – знаешь сам».«Ты бы шторку опустила…Дай-ка книгу… Не хочу…Ты намедни говорила,Лихорадка… я шучу…»«Что за шутки спозаранок!Уж поверь моим словам:Сёстры, девять лихоманок,Часто ходят по ночам.Вишь, нелёгкая их носитСонных в губы целовать!Всякой болести напросит,И пойдёт тебя трепать».«Верю, няня!.. Нет ли шубы?Хоть всего не помню сна,Целовала крепко в губы –Лихорадка ли она?»1847 г.

Людские так грубы слова…

Людские так грубы слова,Их даже нашёптывать стыдно!На цвет, проглянувший едва,Смотреть при тебе мне завидно.Вот роза раскрыла уста, –В них дышит моленье немое,Чтоб ты пребывала чиста,Как сердце её молодое.Вот, нежа дыханье и взор,От счастия роза увялаИ свой благовонный уборК твоим же ногам разроняла.1889 г.

Люди нисколько ни в чём предо мной не виновны, я знаю…

Люди нисколько ни в чём предо мной не виновны, я знаю,Только я тут для себя утешенья большого не вижу.День их торопит всечасно своею тяжёлой заботой,Ночь, как добрая мать, принимает в объятья на отдых.Что им за дело, что кто-то, весь день протомившись бездельем,Ночью с нелепым раздумьем пробьётся на ложе бессонном?Пламя дрожит на светильне – и около мысли любимойЗыблются робкие думы, и все переходят оттенкиРадужных красок. Трепещет душа, и трепещет рассудок.Сердце – Икар неразумный – из мрака, как бабочка к свету,К мысли заветной стремится. Вот, вот опалённые крылья,Круг описавши во мраке, несутся в неверном полётеПытку свою обновлять добровольную. Я же не знаю,Что добровольным зовётся и что неизбежным на свете…1854 г.

Моего тот безумства желал, кто смежал…

Моего тот безумства желал, кто смежалЭтой розы завои, и блёстки, и росы;Моего тот безумства желал, кто свивалЭти тяжким узлом набежавшие косы.Злая старость хотя бы всю радость взяла,А душа моя так же пред самым закатомПрилетела б со стоном сюда, как пчела,Охмелеть, упиваясь таким ароматом.И, сознание счастья на сердце храня,Стану буйства я жизни живым отголоском.Этот мёд благовонный – он мой, для меня,Пусть другим он останется топкимлишь воском!25 апреля 1887 г.

Майская ночь

Отсталых туч над нами пролетаетПоследняя толпа.Прозрачный их отрезок мягко таетУ лунного серпа.Царит весны таинственная силаС звездами на челе.Ты, нежная! Ты счастье мне сулилаНа суетной земле.А счастье где? Не здесь, в среде убогой,А вон оно – как дым.За ним! за ним! воздушною дорогой –И в вечность улетим!1870 г.

Кричат перепела, трещат коростели…

Кричат перепела, трещат коростели,Ночные бабочки взлетели,И поздних соловьёв над речкою вдалиЗвучат порывистые трели.В напевах вечера тревожною душойИщу былого наслажденья –Увы, как прежде, в грудь живительной струёйОни не вносят откровенья!Но тем мучительней, как близкая беда,Меня томит вопрос лукавый:Ужели подошли к устам моим годаС такою горькою отравой?Иль век смолкающий в наследство передалСвои бесплодные мне муки,И в одиночестве мне допивать фиал,Из рук переходивший в руки?Проходят юноши с улыбкой предо мной,И слышу я их шёпот внятный:Чего он ищет здесь средь жизни молодойС своей тоскою непонятной?Спешите, юноши, и верить, и любить,Вкушать и труд и наслажденье.Придёт моя пора – и скоро, может быть,Моё наступит возрожденье.Приснится мне опять весенний, светлый сонНа лоне божески едином,И мира юного, покоен, примирён,Я стану вечным гражданином.1859 г.

На корабле

Летим! Туманною чертоюЗемля от глаз моих бежит.Под непривычною стопоюВскипая белою грядою,Стихия чуждая дрожит.Дрожит и сердце, грудь заныла;Напрасно моря даль светла,Душа в тот круг уже вступила,Когда невидимая силаЕё неволей унесла.Ей будто чудится заранеТот день, когда без корабляПомчусь в воздушном океанеИ будет исчезать в туманеЗа мной родимая земля.1856–1857 гг.

Напрасно, дивная, смешавшися с толпою…

Напрасно, дивная, смешавшися с толпою,Вдоль шумной улицы уныло я пойду;Судьба меня опять уж не сведёт с тобою,И ярких глаз твоих нигде я не найду.Ты раз явилась мне, как дивное виденье,Среди бесчисленных, бесчувственных людей, –Но быстры молодость, любовь, и наслажденье,И слава, и мечты, а ты ещё быстрей.Мне что-то новое сказали эти очи,И новой истиной невольно грудь полна, –Как будто на заре, подняв завесу ночи,Я вижу образы пленительного сна.Да, сладок был мой сон хоть на одно мгновенье! –Зато, невольною тоскою отягчён,Брожу один теперь и жду тебя, виденье,И ясно предо мной летает светлый сон.1850 г.

Не глумись над чёртом, смертный…

Не глумись над чёртом, смертный,Краток жизни путь у нас,И проклятие навеки –Не пустой народный глас.Расплатись с долгами, смертный,Долог жизни путь у нас,И занять тебе придётся,Как ты делывал не раз.2 июня 1888 г.

Не тем, господь, могуч, непостижим…

Не тем, Господь, могуч, непостижимТы пред моим мятущимся сознаньем,Что в звёздный день твой светлый серафимГромадный шар зажёг над мирозданьем.И мертвецу с пылающим лицомОн повелел блюсти Твои законы,Всё пробуждать живительным лучом,Храня свой пыл столетий миллионы.Нет, Ты могуч, и мне непостижимТем, что я сам, бессильный и мгновенный,Ношу в груди, как оный серафим,Огонь сильней и ярче всей Вселенной.Меж тем как я – добыча суеты,Игралище её непостоянства, –Во мне он вечен, вездесущ, как Ты,Ни времени не знает, ни пространства.1879 г.

Не говори, мой друг: «она меня забудет…»

Не говори, мой друг: «Она меня забудет,Изменчив времени всемощного полёт;Измученной души напрасный жар пройдёт,И образ роковой преследовать не будетОчей задумчивых; свободней и смелейВздохнёт младая грудь; замедленных речейПольётся снова ток блистательный и сладкой;Ланиты расцветут – и в зеркало украдкойНевольно станет взор с вопросом забегать, –Опять весна в груди – и счастие опять».Мой милый, не лелей прекрасного обмана:В душе мечтательной смертельна эта рана.Видал ли ты в лесах под тению дубовС винтовками в руках засевших шалунов,Когда с холмов крутых, окрестность оглашая,Несётся горячо согласных гончих стая,И, праздным юношам дриад жестоких дань,Уже из-за кустов выскакивает лань?Вот-вот и выстрелы – и в переливах дымаЕщё быстрее лань, как будто невредима,Проклятьем вопреки и хохоту стрелков,Уносится во мглу безбрежную лесов, –Но ловчий опытный уж на позыв победныйК сомкнувшимся губам рожок подносит медный.1854 г.

Не плачь, моя душа: ведь сердцу не легко…

Не плачь, моя душа: ведь сердцу не легкоСмотреть, как борешься ты с лютою тоскою!Утешься, милая: хоть еду далеко,Но скоро возвращусь нежданною пороюИ снова под руку пойду гулять с тобою.В твои глаза с улыбкой погляжу,Вкруг стана обовью трепещущие рукиИ всё, и всё тебе подробно расскажуПро дни веселия, про дни несносной муки,Про злую грусть томительной разлуки,Про сны, что снились мне от милой далеко.Прощай – и, укрепясь смеющейся мечтою,Не плачь, моя душа: ведь сердцу не легкоСмотреть, как борешься ты с лютою тоскою,Склонясь на локоток печальной головою!1840 г.

Не упрекай, что я смущаюсь…

Не упрекай, что я смущаюсь,Что я минувшее принёсИ пред тобою содрогаюсьПод дуновеньем прежних грёз.Те грёзы – жизнь их осудила –То прах давнишних алтарей;Но их победным возмутилаДвиженьем ты стопы своей.Уже мерцает свет, готовыйВсё озарить, всему помочь,И, согреваясь жизнью новой,Росою счастья плачет ночь.3 февраля 1891 г.

Нет, я не изменил. до старости глубокой…

Нет, я не изменил. До старости глубокойЯ тот же преданный, я раб твоей любви,И старый яд цепей, отрадный и жестокой,Ещё горит в моей крови.Хоть память и твердит, что между нас могила,Хоть каждый день бреду томительно к другой, –Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,Когда ты здесь, передо мной.Мелькнёт ли красота иная на мгновенье,Мне чудится, вот-вот, тебя я узнаю;И нежности былой я слышу дуновенье,И, содрогаясь, я пою.2 февраля 1887 г.