Мой нигерийский муж, или Богатая белая леди

– Если мне понадобится помощь, я вас позову, – говорила она с улыбкой Будды особо надоедливой продавщице, после чего той оставалось только ретироваться, подавившись от возмущения.

Её изумительное, женственное и сексуальное тело в облегающем платье волновало и не давало возможности отвести взгляд. Красивые пышные кудрявые волосы ласково касались плеч, а влекущие серо-голубые глаза горели таким огнём желания, что казались продолжением отблесков свечей, отражающихся в бокалах с вином. Она говорила – грудным, сладким, чуть приглушенным голосом, – голосом, на который она автоматически переходила при общении с понравившимся ей мужчиной.

О чём? Она бы и не вспомнила потом. Наверно, об Израиле, о белых людях, приехавших вместе с ней в Нигерию на работу, об Африке, которую уже успела полюбить…

Она расспрашивала чернокожего мужчину о его жизни, она сыпала шутками, иронизировала, восхищалась и восхищала. Как признается ей позже Тунде, одной из причин, почему она его так увлекла, было её искромётное остроумие и умение любую мелочь преподнести как увлекательную историю.

Она поистине наслаждалась этим вечером, растягивала его, зная, что потом будет ещё более чудесная ночь, и что ночь эта никуда от неё не денется.

Этот вечер… С чем же его сравнить? Наверно, лишь с бархатным бордовым вином, которое она подливала в бокалы себе и чёрному гостю. И так же, как это вино, вечер кружил им головы, расслабляя и будоража одновременно.

Тунде совсем обалдел: и от красивой белой женщины, такой привлекательной и такой приветливой, и от этого огромного дома в престижном районе, и от вина, щедро подливаемого хозяйкой.

«Вот так удача, как же мне повезло встретить такую женщину, – думал нигериец. – Неужели я ей действительно нравлюсь?!»

В Тунде не было той присущей большинству мужчин наглости и самонадеянности, позволяющей взять любую крепость приступом и с успехом заменяющей и красивую внешность, и эрудицию, и даже материальный достаток.

Да, в нём всего этого не было. Нигериец не видел себя со стороны и поэтому не догадывался, как легко мог он вскружить голову любой, даже очень привлекательной и избалованной мужским вниманием женщине.

Молодой, красивый как бог, высокий и стройный. Чёрная чистая кожа, красивые, развитые в меру мускулы, выступающие из-под коротких рукавов рубашки. Длинные ноги, красивые руки, длинные сильные пальцы – покажите женщину, которая не обратила бы на них внимание, упругий зад – эта отличительная черта сексуальности и мужской силы.

А лицо! Ника глядела и не могла наглядеться: красивое, выразительное, безукоризненное лицо плейбоя, только не осознающего, что он таковым является, и поэтому без наглости во взгляде, которая всегда отталкивала Нику.

Крупные, но в меру, черты лица, правильный красивый нос, выразительные, мягкие, словно вылепленные для поцелуев губы, белые, до боли, безукоризненно ровные зубы – и почему у темнокожих всегда такие потрясающие зубы, как им это удаётся?

А глаза! Это чудо, душа человека, глаза! Большие, чёрные – как ведьмины озёра, сказал бы поэт, – нежные, страстные! Даже на общем фоне красоты и обаяния парня они неудержимо притягивали внимание.

«Да за одни эти глаза можно отдать душу, – думала Ника, с восхищением глядя на Тунде. – Мальчик мой, мой чернокожий бог, как же ты красив! И как хорошо, что ты этого не осознаёшь!»

Глава 9.

«Мама, это кто?!» Даник тоже хочет познакомиться.

Неожиданный талант нигерийца.

Легко ли быть матерью-одиночкой.

– Мама, это кто? – заспанный сынишка с любопытством смотрел на Тунде, спускаясь по лестнице со второго этажа. – Ты мне не говорила, что к нам придут гости!

Ника вздохнула. «Ну всё, романтический вечер, по-моему, накрылся медным тазом», – саркастически констатировала она про себя.

– Ты почему не спишь? Уже поздно. Ложись в постель!

Но не тут-то было. Даник не принадлежал к категории послушных детей, если таковая вообще существует, а здесь явно происходило что-то интересное: незнакомый мужчина в их доме, свечи, вино на столе, уж очень красивая мама… Ника, естественно, не посвящала малолетнего сына в подробности своих похождений, благоразумно считая, что если отношения с одним из очередных любовников перейдут в более серьёзное русло, то тогда и наступит время познакомить его с сыном, а до тех пор… Да, тут явно что-то происходило, и вернуться в постель в данной ситуации никак не входило в планы мальчика.

Зная характер сына и то, что спорить с ним бесполезно, она решила не нервничать и дать возможность событиям развиваться своим чередом, без её вмешательства. Даник по-хозяйски уселся на диван и протянул руку к тарелке с шоколадом.

– А почему вы не смотрите телевизор? Ты кто? – повторил он свой вопрос, глядя в глаза Тунде.

– Я Тунде, – ответил слегка смутившийся от такого натиска мужчина и протянул Данику руку.

– Даник, это мой друг, он приехал ко мне в гости из Лагоса, – пришла на помощь Ника.

– А-а, ты из Лагоса… – протянул мальчик, пожимая протянутую руку, предварительно успев положить приличный кусок шоколада в рот. – А ты нигериец? Где ты работаешь? – продолжал он засыпать гостя вопросами.

Поняв, что мужчины вполне обойдутся без неё в данной ситуации, и решив оставить, ради смеха, Тунде на растерзание мальчишке, она встала со всей возможной грацией и отправилась на кухню готовить кофе.

С трудом найдя в одном из многочисленных кухонных шкафчиков кофе и сахар, женщина налила по кружке себе и Тунде, а Данику чай. Домработница уже ушла, а последний раз самостоятельно Ника готовила кофе ещё в Израиле. «Совсем что-то я разленилась: прислуга в доме, прислуга в офисе, так можно и привыкнуть, – со смехом пробурчала она себе под нос, составляя всё на поднос, – вот, блин, прикол: то мне чёрные слуги постоянно приносят напитки на этом подносе, а теперь я сама его несу нигерийцу!» – и вернулась в салон.

Ожидая найти замученного допросом Тунде, она с удивлением обнаружила двух мужчин – маленького и большого – в отличном настроении и увлечённо беседующих о чём-то.

«Вот это да, – подумала она, расставляя чашки, – как быстро они нашли общий язык! Чем же он так заинтересовал моего сына?»

По телевизору во всю громкость шёл очередной мультфильм, а Тунде и Даник, уже совсем освоившись и почти подружившись, с жаром обсуждали достоинства главных героев.

Ника поставила кофе на стол, Тунде благодарно улыбнулся ей, но тут же был вынужден вновь обратить внимание на Даника, уступая его настойчивости. Мальчишка не отпускал его ни на секунду, постоянно о чём-то спрашивал или делился соображениями по тому или иному поводу.

У Ники сжалось сердце: «Как же пацану не хватает мужского внимания! Вон как вцепился в Тунде».

А нигерийцу, по-видимому, было даже интересно общение с мальчиком. Он искренне увлёкся беседой с ребёнком, и казалось, совсем забыл про Нику.

В любой другой ситуации она бы не простила такого невнимания, в лучшем случае прямо и в безапелляционной форме высказав «нарушителю этикета» своё неудовольствие. Но здесь отвлекающим объектом был её собственный сын, и она чувствовала тайную, не совсем осознанную радость от того, что Тунде и Даник так быстро нашли общий язык.

Если бы она могла остановиться в тот момент и проанализировать свои мысли, то, скорее всего, они звучали бы так: «Да, он умеет найти подход к ребёнку, и мой сын явно потянулся к нему. Но длительные, а тем более серьёзные отношения с этим нигерийцем не входят в мои планы. Тогда почему мне это доставляет такое удовольствие?»

Ника решительно встала с дивана.

– Ну всё, в постель, – объявила она тоном, не допускающим возражений. Даник скорчил недовольную мину. Ника, в ожидании очередного каприза, внутренне приготовилась к борьбе.

– Хочешь, я тебя отнесу наверх? – подмигнул мальчику нигериец. – Садись ко мне на спину. – Он присел на корточки, и ребёнок с удовольствием взобрался на него.

– Я лошадь, тебе нравится скакать на лошади?

Тунде смешно подпрыгивал и пытался изображать лошадиное ржание. Даник весело смеялся, сидя верхом на Тунде, пока тот поднимался по лестнице наверх, в детскую, «пришпоривал» его ногами и кричал «Лошадь! Это моя лошадь!».

Ника осталась в салоне. «Боже, как здорово, что обошлось без скандала и принуждения. Как хорошо, когда кто-то берёт на себя часть твоих обязанностей».

Ника давно жила одна с Даником и, естественно, привыкла сама быть за всё в ответе: и за обеспечение семьи, и за быт, и за ребёнка. Последнее, пожалуй, было самым трудным из списка.

Она не относилась к тому типу женщин, которые смысл жизни видят в муже, детях и поддержании порядка в доме. Плохо это или хорошо – судить не имело смысла, впрочем, как и ломать себя, пытаясь подстроиться под общепринятое мировоззрение. Да это бы у неё и не получилось. «Слишком свободолюбивый и независимый характер», – как сказали бы немногочисленные, хорошо знающие Нику друзья.

Талантом воспитателя она явно не обладала и с удовольствием, при возможности, перекладывала эту обязанность на кого-нибудь другого. Хотя, справедливости ради, надо заметить, что возможность такая выпадала ей крайне редко.

Она выключила орущий телевизор, убрала лишнюю посуду со стола – при всём своём отвращении к процессу уборки Ника любила чистоту и порядок, – приглушила свет и, подлив себе бордового вина, с наслаждением откинулась на диване.

«Чем они там занимаются? Неужели мой проказник еще не уснул?» – Ника на цыпочках подошла к двери в детскую, заглянула в комнату через полуприкрытую дверь. Даник, развалившись во всю кровать, сладко спал в своей любимой позе: одну ногу положив на другую, согнув в коленке. Возле него, кое-как примостившись на краешке кровати и почти свешиваясь вниз, спал измученный «нянь».

«Прямо как в известном анекдоте», – подумала Ника. Она подошла к Тунде, легонько дотронулась до лица. Мужчина не просыпался. «Уморил его мой сынуля, – усмехнулась про себя женщина. – Да… мой красавец кого хочешь уморит!»

Она чуть смелее провела рукой по волосам – жёсткие тугие колечки, как пружинки, возвратились на своё место точно в том же виде, как до прикосновения. Интересное ощущение – эти волосы, ни у кого из знакомых ей мужчин не было ничего подобного, хотя, если честно, и темнокожих среди её знакомых раньше тоже никогда не было.

Глава 10.

Продолжение романтического вечера.

Дети разных культур. А этот парень неглуп…

Это сладкое ощущение «белого человека».

Бог в постели, или Горячая шоколадная бездна.

Тунде открыл глаза.

– Что случилось, я уснул?

– Уснул?! Да я уже почти час тебя внизу дожидаюсь, – ласково пожурила она новоиспечённую «няню». – Пошли, у нас ещё куча интересных дел. – Она взяла парня за руку и, выводя его из детской, прикрыла за собой дверь. Они спустились в салон.

– Ещё осталось вино, налей, – тихо, словно всё ещё боясь разбудить Даника, сказала Ника. Она поставила один из своих любимых дисков. Тихая, нежная, но такая страстная в своей сдержанности музыка мгновенно восстановила прерванную было романтическую атмосферу, и когда они пригубили вино, предварительно коснувшись бокалами, глаза снова заблестели, и по телу снова пошёл ток желания. Ника достала очередную сигарету. Затянувшись от огонька зажигалки, красиво и опять вовремя поднесённой Тунде, она откинулась на диване.

Странно, она почти не курила в обычное время. Её не тянуло регулярно к никотину, как большинство курильщиков. Она могла спокойно обойтись без сигареты день, два, неделю – и так «баловалась» уже лет пятнадцать, не втягиваясь, вопреки многочисленным мрачным прогнозам.

Но с бокалом вина – в баре или в компании – сигарета была незаменимым атрибутом, помогала оторваться по полной, и тогда Ника их доставала из пачки, не считая. Впрочем, Тунде не отставал и периодически, не спрашивая, прикуривал сразу две сигареты – для себя и для Ники. Его пачка с местными низкопробными сигаретами лежала нетронутой на краю стола.

– Оставь это, попробуй мои, – соблазнила его Ника ещё в самом начале вечера, и он не посмел или не захотел отказаться.

Они приятно опьянели, их беседа текла на удивление легко. Нигериец и русская израильтянка, дети разных культур, рождённые в разных концах Земли, – как ни странно, понимали друг друга с полуслова. Им было интересно и легко вместе.

«А этот парень неглуп», – с удовольствием думала Ника, вернее, даже не думала, а так, подсознательно понимала, чувствовала, и это ощущение интеллектуального комфорта удивительно дополняло и обогащало физическое притяжение между ними.

При всей своей сексуальности и видимой лёгкости контакта с противоположным полом она имела довольно чёткие критерии оценки мужчин. Не удовлетворяющий её эстетическому и умственному уровню индивид, даже при прочих положительных качествах, вряд ли мог рассчитывать на нечто большее, чем одноразовый секс, да и то только при наличии сильного сексуального голода с её стороны и полного отсутствия прочих претендентов на данный момент.

Время бежало незаметно. Взглянув на стенные часы, Ника пришла в ужас:

– Боже мой, уже третий час ночи, а мне завтра вставать в шесть!

В их компании работали без выходных, и завтрашний день – воскресенье – исключения не составлял. Правда, в честь выходного дня работа заканчивалась в обед, но вставать всё равно приходилось рано.

Экспаты в Никиной фирме, как, впрочем, в большинстве иностранных фирм в Нигерии, работали на износ. Но зато и компенсация была соответствующей: щедрая зарплата, двухнедельный отпуск каждые два-три месяца, в зависимости от должности, ну и, конечно, поистине королевские, даже по «белым» понятиям, условия жизни.

Двухэтажный дом, бассейн и теннисные корты, машина с личным водителем, повар, прачка, уборщица, даже кофе-бой. Плюс престижная школа для ребёнка стоимостью тысяча долларов в месяц.

Но не только все вышеперечисленные блага притягивали как магнитом белых на работу в эту страну, – сильнее денег и удобств было сладкое ощущение «белого человека», почти полубога, смутное, трудно поддающееся объяснению – особенно для тех, кто не испробовал его на себе.

Старожилы-экспаты, давно живущие в Нигерии, называли его «Нигерийский вирус». И этот вирус – сильнее малярии, – раз поразив, оставался в крови навсегда, вызывая смутную тоску и непреодолимое желание вернуться сюда во что бы то ни стало.

Ника не любила недосып, и в другой ситуации, поняв, что спать ей осталось пару часов, она бы здорово расстроилась, но сейчас всё было иначе. Ради ночи, подобной той, что она провела прошлое воскресенье в Лагосе, она готова была не спать вообще!

«Похоже, он не из бойких, – подумала Ника, – если я сама не проявлю инициативу, мы тут просидим до утра».

Держа сигарету в одной руке, другой она прикоснулась к груди мужчины. Начала медленно расстёгивать пуговицы на рубашке: «Чёрт возьми, как это возбуждает, расстёгивать пуговицы одной рукой!»

Тунде замер на полуслове. Только его большие чёрные глаза, загадочно глядевшие на Нику, стали ещё бездоннее.

Расстегнув предпоследнюю пуговицу где-то около пупка, Ника затянулась. Тунде не выдержал – взяв у неё из пальцев сигарету, он потушил её в пепельнице и, обняв белую женщину своими сильными – но ах какими нежными – руками, припал губами к её губам. У Ники закружилась голова. От вина? Или от его губ – крупных, сладких, чувственных?

– Пошли наверх, – Ника задыхалась от желания. Она потянула парня за руку в сторону лестницы, но не прошла и двух шагов. Тунде поднял её на руки и понёс наверх, прижимая к себе.

Она обняла его за шею, не руками, а одними пальцами, и гладила – нервно, страстно – то место сзади, где начинаются кудряшки. Ласкала, словно обжигала током, идущим из кончиков пальцев, и ей казалось, что расстанься они сейчас хоть на секунду – она просто сгорит в своём огне.

Но Тунде и не собирался её выпускать, он целовал её на ходу, всё крепче прижимая к себе. Они кое-как нашли дверь в спальню. Огромная, во всю комнату, кровать не оставляла ни малейшего сомнения в своём предназначении.

Он нежно опустил Нику на постель. Даже при большом желании они бы не вспомнили потом, кто кого первым раздел. Почти не отрываясь друг от друга, они освобождали тела друг друга от одежды для того, чтобы сразу же покрыть поцелуями оголившийся участок кожи.

Чёрные пальцы расстегнули лифчик и обнажили красивые груди, чуть более светлые на фоне загорелого тела. Твёрдые торчащие соски, казалось, источали желание, и этот зов невозможно было не услышать. Которому повезло больше? Правый…ах, нет, левый сосок утонул в больших тёмных губах.

Как же он чувствовал её тело! Он не кусал или грубо всасывал, не мял её грудь, причиняя боль, как, увлекшись, делают иногда мужчины. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй погружали женщину всё глубже в горячую шоколадную бездну, и она летела куда-то вниз, рывками, полностью потеряв ориентацию во времени и в пространстве, сходя с ума от одного лишь желания: продолжать это падение.

«Ну нет, это несправедливо, ты думаешь, что я полностью в твоей власти! Сейчас посмотрим, кто кого!» – дрожа от экстаза, она стянула последний кусок ткани с тела любовника и обхватила губами огромный, звенящий от возбуждения, член. Сейчас ей было не до игры.

Мягкие, нежные, дразнящие прикосновения, медленная прелюдия, в которой она была великолепна и которой могла свести с ума любого мужчину… к чёрту! Никаких игр, ты же не жалел меня, гадкий чёрный мальчишка! Я сведу тебя с ума, не знаю, сколько у тебя было до меня женщин, но такое ты вряд ли испытал…

Странно, но такой умелый, и казалось, опытный любовник Тунде явно смущался от Никиных ласк. «Вот это да! Неужели нигерийки не любят ласкать мужской член? Или это тебе так не повезло с партнёршами?! Тем лучше для меня, ты вряд ли когда-нибудь забудешь белую женщину…»

Она ласкала «чёрного красавца» нежно, страстно, волны желания шли и шли по её телу. Ей было радостно и странно. «Что за ощущение? Почему меня это так возбуждает?» Ника умела доставлять удовольствие мужчине, но делала это далеко не всегда и не со всеми. Обычно это было благодарностью за полученное удовольствие, реже – самым быстрым и надёжным способом привести партнёра в полную боевую готовность.

Больше всего она не любила, когда её об этом просили, даже если это был любимый мужчина. У неё просто сразу пропадало всё желание заниматься сексом. Она знала за собой эту слабость и всегда честно предупреждала о ней особо понравившихся мужчин. Но большинство, как ни странно, начисто забывали об этом во время секса и умоляли «сделать это».

Сначала её просто раздражала такая нечуткость к её просьбе, и она резко отстранялась от партнёра, однозначно показывая своё неудовольствие, и если у мужчины хватало такта и ума успокоить Нику – пиршество продолжалось.

Потом она научилась не раздражаться, а просто говорить «нет». Некоторые понимали сразу и меняли тактику. Встречались, правда, и такие, кто начинал тут же задавать дурацкие вопросы типа: «А почему?». Но в таком случае у зануды не было никаких шансов встретиться с Никой когда-либо еще, по крайней мере в постели.

Тунде ничего не просил! Наоборот, он, казалось, чувствовал себя неудобно и не мог полностью расслабиться. Может быть, именно поэтому Нике доставляло такое удовольствие целовать его великолепное орудие любви?

Она лизала головку, крепко держа гордый член обеими руками. Быстро-быстро, умело, безжалостно двигался её язычок. Время от времени она заглатывала член целиком, как бы «насаживала» себя на него. Огромный, он не умещался во рту, и она глотала головку, засовывала член в горло так, чтобы он поместился полностью, губами касаясь яичек.

В любое другое время и с другим мужчиной такие «упражнения» однозначно вызвали бы рвотный рефлекс, но сейчас она не чувствовала ничего, кроме горячего, терпкого, сводящего с ума наслаждения. Она бы не смогла, наверно, определить, где кончается его и начинается её ощущение, где его и где её – тело. Их страсть слилась в одну.

Никогда ни с кем из прежних мужчин Нике не было так хорошо, так удивительно, по-сумасшедшему, до головокружения хорошо. Ника опять и опять благословляла свою смелость и решительность в тот вечер, когда на глазах удивлённых сослуживцев так откровенно «сняла» парня.

Тунде сжал Никину голову руками у висков и с трудом, со стоном – но так нежно! – отстранил её от того места на своём теле, где сейчас сосредоточилась вся его мужская сила. Он не хотел, не мог наслаждаться, как ему казалось, один. Он хотел покорить эту потрясающую белую женщину, удержать во что бы то ни стало, свести с ума, завоевать. Он хотел… её.

Глава 11.

В офисе после ночи любви.

Будильник прозвучал, как кара небесная.

Такт – не последняя добродетель.

Богатая белая леди или программист-контрактник?

Будильник прозвучал, как кара небесная. С трудом высвобождаясь из объятий сладко спящего Тунде, Ника потянулась к маленькому нудному созданию, верещавшему так, словно он был главным в этой вселенной, и нажала на кнопку. Звон стих.

«Не выспалась», – лениво подумала Ника где-то между сном, любовным томлением так и не успокоившегося – после такой ночи! – тела и осознанием того, что вставать всё же придётся.

«Не выспалась? А разве я спала вообще?! Но боже, как хорошо!» Ника вспомнила своё ощущение в то утро, после их первой ночи. И если накануне она слегка опасалась, будет ли так же, как в первый раз, и боялась разочарования, то сейчас все сомнения рассеялись.

Она, всегда живущая с мыслью, что сегодня хорошо, но завтра, за новым поворотом, будет ещё лучше и интереснее, вдруг поняла, что ощущение наслаждения – полное, абсолютное, без малейшего привкуса «а вот если бы…». Даже усталость, даже необходимость встать и идти на работу – ничто не могло поколебать восторга её тела и того ощущения полёта, которое – в точности – она уже пережила неделю назад.

Ника откинула одеяло. Её красивое загорелое тело показалось ей таким белым рядом с чёрным телом Тунде, всё ещё как бы обнимающим её во сне. Она встала, потянулась как котёнок и пошла в ванную.

Крепкие ледяные струи обожгли кожу и помогли окончательно проснуться. Она, как всегда с удовольствием, вымылась – впрочем, она всё старалась делать с удовольствием, а иначе зачем? – вытерлась у большого зеркала, побрызгала на себя в разных местах любимыми духами и подвела глаза. Губы красить не стала, они и так были яркими и припухшими от бесконечных поцелуев.

«Да, правы, чёрт возьми, все мудрецы, вместе взятые: ничто так не красит женщину, как хороший любовник!

Да, надо ведь его разбудить, не могу же я незнакомого мужчину оставить спать в моём доме. У меня ведь здесь ребёнок, вещи, да и вообще – это закрытый компаунд, вокруг соседи. Что они подумают, увидев чернокожего, выходящего без меня из моего дома!»

Вообще-то Ника была человеком, которого мало интересовало чужое мнение – она всегда, так или иначе, делала то, что ей хочется. «Но, – думала она, – ведь здесь не всё от меня зависит, и слишком явно нарушать законы не стоит: могут быть неприятности».

Если уж быть совсем откровенными, надо признать, что необходимость считаться с общественным мнением была для неё, в общем-то, отговоркой. Просто Ника очень нелегко впускала посторонних в своё жизненное пространство, даже если этот «посторонний» только что провёл с ней ночь.

Она не была компанейским человеком в прямом смысле этого слова. Нет, она прекрасно себя чувствовала в любой компании, в том числе совершенно незнакомой. Она умела быть интересной, остроумной, любила быть в центре внимания. Она могла легко заговорить с любым человеком где угодно. О, она умела, если захочет, быть обаятельной!

Но одновременно с этим Ника не нуждалась в постоянном общении – она быстро уставала от людей и при всей своей открытости и внешней доступности редко кого впускала в свой внутренний мир, да и в квартиру тоже. Немногочисленные друзья жаловались, что она «никогда ничего о себе не рассказывает». И это было частично правдой.

– Итак, придётся его будить, – решила Ника. Она оделась и последний раз взглянула на себя в зеркало – не столько затем, чтобы убедиться, что всё в порядке, сколько ради того, чтобы ещё раз на себя полюбоваться. Она села на постель рядом с Тунде, положила ладонь на гладкое чёрное плечо, пощекотала за ухом.

– Вставай, мне пора на работу.

Если честно, она слегка боялась, что Тунде попросит остаться досыпать, и внутренне напряглась, думая, что сказать на этот случай. Но мужчина проснулся легко, тут же сел на постели и, глядя на Нику своими большими чёрными глазами, улыбнулся ей.

– Доброе утро! Я сейчас, быстро.

Тунде не стал принимать душ, а, быстро одевшись, лишь ополоснул лицо водой.

«А он не наглый, и не глупый», – оценила Ника про себя его чуткость.

– Пойдём, я довезу тебя на моей машине до междугородней автобусной станции.