Полная версия
Голос сердца
Юлия Владимировна Богатырева
Голос сердца
История одной любви
Уважаемые читатели!
Все герои книги — вымышленные персонажи.
Любое совпадение с реальными людьми — случайность.
Все события, описываемые в этом произведении произошли не в нашей реальности, но при определенных обстоятельствах могли бы произойти и у нас.
Приятного чтения!
12.12.2012 г.
Ольга
Эта история началась, когда мне было 19 лет. В то время я училась на третьем курсе института со звучным названием Всероссийская государственная налоговая академия (правда среди студентов мало кто называл наше временное пристанище «институт» — все больше «академия» или «универ», сокращенно от университета).
Новый учебный 2003 год ничем не отличался от предыдущих двух: те же друзья, аудитории, лекции, семинары. Правда преподаватели сменились, появились новые предметы, но манера преподавания осталась та же — так что к началу октября все поймали привычный ритм и втянулись в учебный процесс.
И вот в один скучный, слякотно — серый октябрьский денек я, задумавшись, сидела за партой в 205 аудитории. Был конец учебного дня и все с радостью бы разбежались по домам, но наша ушлая староста — Лена Нестерова — не дала нам такой возможности, объявив, что хочет с нами обсудить жизненно важный общественный вопрос. Так что наша группа завистливо проводив взглядом счастливчиков из других групп (последней была лекция по мировой экономике для всего нашего потока будущих бухгалтеров и аудиторов), осталась в аудитории.
Общественный вопрос оказался всего лишь агитацией в команду КВН от нашего курса. Я никогда не любила участвовать в подобных мероприятиях, предпочитала наблюдать со стороны. Естественно, я не собиралась записываться ни в какую команду, но уйти сейчас тоже было нельзя: любое движение в сторону выхода воспринималось активной старостой как личное оскорбление и сопровождалось настойчивыми попытками втянуть тебя в общественную жизнь академии любым способом. Так что намного проще и разумнее было не привлекать ее внимания и переждать «бурю» в тихом уголке, притворившись мебелью.
И конечно ничего удивительного не было в том, что сразу после объявления темы собрания, я привычно отключилась от голоса старосты и уставилась в окно. Ничего примечательного и интересного за ним не наблюдалось, в итоге мои мысли полетели в сторону ближайшего будущего: домашних дел, предстоящих зачетов, курсовых и контрольных работ, новой книги (которую я на данный момент читала) и, конечно же, ближайших выходных. Из привычных раздумий меня вырвали слишком громкие крики…Конечно, в аудитории и до этого не было спокойно и тихо, половина группы болтала на отвлеченные темы, а другая половина пыталась отбиться от настойчивой Лены, но этот шум не мешал мне думать о своем, создавая относительно ровный звуковой фон в голове… А эти крики существенно отличались от прочих своей агрессивностью и угрожающей интонацией и резко выделялись на фоне ровного гула.
Оглядевшись, я поняла, что кричал Адам Идолбаев, и свою агрессию он направлял на Нестерову. Угрожающе нависнув над ней, он как обычно не стеснялся в выражениях:
— Как можно быть такой тупой коровой?! Я же уже сказал, что мне нафиг не нужен этот КВН, у меня своих дел предостаточно! Я что непонятно говорю или у тебя что-то с ушами? И причем здесь мои прогулы? Только попробуй заявить об этом в деканат — это же надо до чего додумалась! Что, давно по башке совей дурной не получала?
Я мысленно поморщилась: Адама в нашей группе да и вообще откровенно побаивались. Мало того, что он был чеченцем (которых в нашей группе было еще двое: Рустам и Али), так еще и отличался своим агрессивным нравом, драчливостью и несдержанным поведением. Вы только не подумайте, что я расистка или имею что-то против чеченцев, ничего подобного. В нашей академии уж не знаю по какой причине учится очень много народу этой национальности. На первый взгляд кажется что они составляют чуть ли не треть всех студентов и за два года совместного обучения мы все успели к ним привыкнуть. Но Адам даже среди них выделялся своей повышенной вспыльчивостью, неумением сдерживать свои эмоции и непредсказуемостью. По-моему с ним старались не связываться даже собственные друзья-чеченцы. И в то же время, когда он пребывал в хорошем расположении духа, он был одним из самых уверенных, находчивых и сообразительных парней нашей группы. Так что очень мало кто из сокурсников рисковал вступать с ним в открытый конфликт, поэтому если они и случались, то чаще по воле Адама, которому видимо было просто некуда больше выплескивать накопившиеся негативные эмоции. Лена Нестерова по роду своей должности была одной из таких рискующих, но до сих пор она умудрялась в общении с ним обходить острые углы. А сегодня, кажется, не получилось.
Одногруппники стали подтягиваться ближе к месту событий — как известно, скандалы всегда и везде вызывали у народа живой интерес и наша группа не была исключением. Я тоже взяла свою сумку, подошла поближе, но не чтобы поглазеть и послушать (грубое выяснение отношений вызывало во мне лишь внутренний протест и желание отвернуться), а чтобы незаметно проскользнуть к выходу из аудитории и поскорее уйти. Но не тут-то было: проход к спасительному выходу был плотно забит любопытными студентами, пришлось остановиться и слушать дальше.
Лена Нестерова была не из робкого десятка, про таких обычно говорят «за словом в карман не лезет», однако даже она при виде откровенной грубости и угрозы со стороны Адама слегка растерялась. Но, видно, ей не хотелось терять свой авторитет в группе, а злость на оскорбление не дала как следует обдумать последствия своих высказываний и поэтому ее растерянность длилась не долго. Вскочив с места и опершись руками о парту, которая их разделяла словно барьер, она закричала в ответ:
— Адам, ты — хамло каких еще поискать! И нечего на меня орать, придурок! Думаешь мне так уж хочется возиться с тобой и твоими прогулами? Да мне плевать на это с высокой колокольни! Да и вообще катись ты к черту — если ты будешь так беситься на репетициях, то только все испортишь!
«Ой-ей-ей» — подумала я — «зря она так сказала». К моему несчастью я застряла как раз недалеко от Адама и прекрасно видела какое впечатление произвели ее слова: у него все лицо побелело от ярости, зеленые глаза сузились и сквозь стиснутые зубы вырвалось шипение:
— Что, совсем страх потеряла, дура? А за придурка ты мне ответишь! — а затем неожиданно для всех схватил ее за руки в районе запястий и больно сжал.
Лена внешне не выглядела хрупкой, наоборот она была упитанной блондинкой со стрижкой под каре, крупными чертами лица, громогласным голосом и ничем не уступала Адаму в росте (хотя он был выше меня почти на голову). Может быть она бы и смогла дать ему отпор, если бы была готова к такому повороту событий. Но все произошло так внезапно. Никто ничего не успел понять. Я со своего места услышала лишь, как Лена вскрикнула и попыталась вырваться, но безрезультатно. Видимо в этот момент она и осознала, что наболтала лишнего и опасных маньяков лучше не злить. Даже мне стало страшно — от Адама исходили такие мощные волны гнева, что хотелось оказаться от него как можно дальше.
— Что ты делаешь, отпусти, — взмолилась бедная Нестерова. С моего места мне не было видно ее лица, но по голосу без труда можно было определить, что ей страшно и она вот-вот заплачет от боли и унижения — прекрати, мне больно… Совсем спятил что ли?
Но Идолбаев будто не слышал ее и только продолжал сжимать ее руки все сильнее. Тут я поняла, что если кто-нибудь не вмешается, это все может очень плохо закончиться. Однако никто не проявлял желания остановить бешеного чеченца. С одной стороны я их понимала: никому не хотелось попасть под горячую адамову руку и занять место старосты. Ведь весь его гнев мог обратиться на непроизвольного защитника.
Однако с другой стороны Лену мне было очень жалко. Староста в принципе была неплохая девушка: решительная, заводная, отзывчивая, со своими обязанностями справлялась довольно хорошо и совсем не заслуживала того, чтобы ей ломали руки всего лишь за то, что она пыталась создать из таких безынициативных лоботрясов как мы команду КВН. Чувство справедливости в тот момент во мне пересилило страх, и внутренне холодея от того, что сейчас сделаю, я шагнула к Адаму и громко сказала:
— Адам, хватит.
Он посмотрел на меня и я внутренне напряглась ожидая какой-нибудь грубости. Но он ничего не сказал. Внутренний голос подсказал мне: ярость настолько ослепила его, что он даже перестал понимать что делает — во всяком случае, в его взгляде, обращенном на меня не было ни капли осмысленности. Мне почему-то в этот момент вспомнилась разозленная и готовая напасть кобра — одно неверное движение и ужалит. Поэтому я постаралась не делать резких движений и обратилась к нему, заставляя свой голос звучать предельно спокойно, но твердо:
— Адам, достаточно. Успокойся. Не нужно так делать. Это перебор. — к моему большому облегчению я, кажется, была услышана: осмысленность постепенно начала возвращаться в его глаза, он отпустил плачущую старосту, которая бессильно упала на стул, и оглядел аудиторию. Я внимательно вглядывалась в этот момент в его глаза, опасаясь, что он набросится теперь уже на меня, поэтому заметила как на его лице быстро промелькнули удивление, смущение, раскаянье, снова гнев и тут он посмотрел на меня.
У меня душа ушла в пятки и вся моя смелость куда-то подевалась, настолько острым и пронзительным был этот взгляд! Мне захотелось убежать или провалиться сквозь пол, но я не могла себе этого позволить — внутреннее чутье подсказывало мне, что сейчас ни в коем случае нельзя показывать ему свой страх — это все равно, что помахать красной тряпкой перед самым носом у быка. Пришлось мне собрать всю свою решительность, все спокойствие и, продолжая смотреть в эти прожигающие меня насквозь глаза, я как можно более уверенно и тихо сказала:
— Сейчас тебе лучше уйти. — К моему удивлению он послушался. Молча развернулся и направился к выходу.
К счастью, у него с этим не возникло таких проблем как у меня: одногруппники молча расступались перед ним, словно он был окружен каким-то невидимым глазу силовым полем. Как только Идолбаев вышел, я облегченно вздохнула и осмотрелась — теперь все взгляды были направленны на меня. Это непрошенное внимание так меня смутило, что захотелось покинуть злополучную аудиторию как можно скорей (вообще-то я терпеть не могу быть в центре внимания, особенно когда я к нему не готова, у меня это отнимает слишком много сил и я теряю свое внутреннее равновесие). Однако мне совсем не хотелось столкнуться с Адамом в коридоре, надо было дать ему время прейти в себя и успокоиться. Поэтому я подошла к Лене, спросила:
— Ну, как ты? Все в порядке? Очень больно?
Староста подняла на меня взгляд, попыталась улыбнуться сквозь слезы, но получилась скорее гримаса, а не улыбка, так как губы у нее дрожали от пережитого потрясения:
— Я? Не знаю… Не думаю, что я в порядке, — уныло сказала она, потом посмотрела на свои запястья и в голосе зазвенело возмущение. — Вот ведь псих! Ты только посмотри, что он с моими руками сделал! Совсем больной! Синяки теперь наверняка останутся… — и горестно вздохнула. Действительно, на запястьях начали постепенно проступать багрово-сизые следы от пальцев. Выглядело это жутковато. Одногруппники постепенно ожили и подошли поближе посочувствовать и предложить свою помощь.
— Да, Лен, действительно больной, — сказала Лиля Иванцова. — Хочешь мы с Катей поможем тебе дойти до медпункта? — Катя Фунтикова согласно закивала.
— Да, спасибо, а то меня что-то ноги совсем не держат, — отозвалась староста.
— А я знаю хорошую мазь от синяков и ушибов, у меня дома есть. Хочешь, завтра принесу? — предложил наш замстаросты Никита Горчеев.
— Нет, Ник, спасибо. Я думаю, завтра от твоей мази толку не будет никакого, потому что мазать надо уже сейчас, а не сутки спустя. Но все равно спасибо за предложение.
Я поняла, что тут и без меня теперь обойдутся и я могу наконец-то спокойно уйти:
— Лен, ты извини, но можно я пойду? Я, конечно, понимаю, что создание команды КВН очень важное мероприятие, но меня уже наверно дома заждались. Отпустишь?
— А? — отвлеклась Нестерова от животрепещущей темы своих синяков — Ладно, Соколова, иди.
— Спасибо, пока — попрощалась я и стремительно рванула к выходу, но уже в дверях меня снова догнал ленин голос:
— Эй, Оль, подожди — я обернулась вопросительно взглянув на нее — ты это… Спасибо, что остановила этого психа Идолбаева. Кто бы мог подумать: ты такая тихоня, а оказалась у нас самая смелая — никто кроме тебя за меня не заступился — и она сурово и с обидой посмотрела на Никиту и остальную мужскую часть нашей группы.
Ник виновато опустил голову, остальные принялись разглядывать стены и смотреть куда угодно лишь бы не на старосту. Я почувствовала себя неловко. Конечно, в чем-то Лена была права: может быть у нее и не было бы этих «украшений» на запястьях, если бы парни дружно собрались и объяснили Адаму где он не прав. Но все же мне не хотелось прослыть бесстрашной защитницей обиженных и угнетенных, тем более что это была неправда: я тоже испугалась, просто ситуация была критическая и вмешательство требовалось срочно. Все это быстро промелькнуло в моей голове, а вслух я сказала:
— Не за что, Лен. Я просто стояла к нему ближе всех, вот мне и выпал жребий привести его в чувство. — Никита мне благодарно улыбнулся, остальные парни вздохнули с облегчением — Да и потом, я думаю, если бы ты оказалась на моем месте, а я, к примеру, на твоем, то ты сделала бы для меня тоже самое, правда же?
— Э-э-э… Да, конечно же, — откликнулась староста сбитая столку в самом начале своей гневной отповеди.
— Ну, ладно, так я пошла?
— Иди, иди.
Я выскользнула за дверь. К счастью, Идолбаева за дверью не было, да и вообще в пределах видимости его не наблюдалось. Шестое чувство мне подсказывало, что он скорее всего покинул стены нашего прекрасного учебного заведения, и я решила последовать его примеру. Тем более, что дома действительно ждали.
Адам
После разборки с Нестеровой во мне все кипело от гнева. Но уже не на безмозглую старосту, а на себя. Это же надо так подставиться! Она ведь может и заявление в милицию написать, у нее ума, точнее его отсутствия, хватит. Да и свидетелей у нее полный класс. Ну что я за дурак, какой черт дернул меня хватать ее за руки?! Силой я никогда не был обижен, а тренировки по боксу еще больше укрепили руки. Наверное, у Ленки теперь будут огромные синяки. Господи, как же мне надоел мой дурацкий характер! И почему я не могу как все нормальные люди контролировать свои эмоции? У других же получается (взять хотя бы Джамсура, брата моего — тоже не подарок, но хоть не бросается на людей после первого же оскорбления), но только не у меня! Теперь опять придется извиняться, просить прощения, унижаться, задабривать как-то…Как мне все надоело, пропади оно пропадом!
Так, все, мне надо остыть. Чтобы успокоиться, я пулей вылетел из здания академии и вдохнул сырой осенний воздух. Нет, все же надо что-то придумать, а то мои взрывоопасные эмоции кажется начинают доставлять мне серьезные проблемы. Надо успокоиться… Дыши, Адам, дыши. Я старался вдыхать как можно глубже и выдыхать как можно медленнее. Вроде бы постепенно ярость начала утихать, теперь надо подумать на какие-нибудь отвлеченные темы. Вспомнилось начало дня, если честно не самая удачная тема, но ничего другого не пришло в голову.
День не задался с самого утра. Вчера мы здорово повеселились на дне рождения у Рустама. Зато сегодня я чуть не проспал в универ, все-таки два часа для сна — это маловато. Голова трещала просто зверски, совершенно никуда не хотелось идти, но прогуливать больше было нельзя — на прошлой неделе я был слишком занят тренировками и в академии почти не появлялся. Невероятным усилием воли вытащив себя из теплой постели, я быстро оделся и побрёл к раковине умываться. Но только включил воду, как услышал треньканье своего мобильника.
Звонил отец. Его как обычно не устраивало все, что я делаю, а именно: что я выбрал продолжать свое образование (а не принять участие в семейном бизнесе как ему бы хотелось), что я уехал учиться сюда (а ведь мог бы найти универ поближе к дому), что я не уважаю старших и вечно с ним препираюсь вместо того чтобы послушать умных людей (умным он, конечно же, считал только себя) и все в таком же духе. От его нотаций голова разболелась еще сильнее, я не мог больше это выслушивать и постарался вклинится в нескончаемый поток нравоучений:
— Отец, я все это уже слышал тысячу раз. Именно из-за таких разговоров я и уехал. Зачем ты вообще мне звонишь, да еще в такую рань? Переходи ближе к делу, а то я уже опаздываю в академию — неприязненно выдавил я, пытаясь справиться с очередной волной головной боли.
— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Мал еще. Я что не имею права позвонить родному сыну когда мне захочется? И кстати, раз уж ты так хочешь узнать о цели моего звонка, то позволь тебя спросить: какого хрена тебе понадобилось клянчить денег у старшего брата? Я что мало тебе даю? Куда ты их только деваешь! Наверняка по всяким кабакам шляешься вместо того, чтобы помогать родителям! Когда же ты уже повзрослеешь, ведь 20 лет уже, пора бы взяться за ум.
После такой отповеди (несправедливой к тому же) во мне взрывной волной вспыхнул гнев, но я постарался его сдержать, все-таки какие-то зачатки уважения к старшим сохранились:
— Во-первых, я не клянчил — Джамсур сам мне предложил. Во-вторых, это не на кабаки, а на тренировки по боксу — в отличие от тебя, отец, он понимает как для меня это важно. В-третьих, я собираюсь их ему вернуть при первой же возможности. А в-четвертых, извини, но по-моему тебя это не касается. Не ты мне эти деньги дал и тебя не должно волновать на что я их трачу!
— Нет, ты не прав, дорогой мой, меня это еще как касается! Все-таки ты мой сын, а не какой-нибудь оборвыш с помойки! Твой бокс тебя до добра не доведет, помяни мое слово, один неосторожный удар по твоей бестолковой черепушке — и на всю жизнь останешься слюнявым идиотом. Не для того я тебя растил и воспитывал, чтобы потом мы с матерью всю жизнь с тобой нянчились и оплачивали твое лечение. Не хочешь отца послушать, так хоть мать свою пожалей — она же из-за тебя поседела раньше времени! Посмотри на себя, ты сейчас ведешь себя как последний эгоистичный придурок!!!
Упоминание о матери было последней каплей и перевесило чашу моего терпения (она в отличие от отца всегда принимала и любила меня таким какой я есть и это было взаимно). Я понимал, что отец в чем-то прав: мама, наверное, действительно переживала и волновалась за меня. Особенно когда узнала про бокс. Я постарался отмахнуться от угрызений совести, маме я смогу все объяснить, она меня поймет. А вот отцу никто не давал права использовать мое к ней доброе отношение и пытаться надавить на мою совесть, чтобы я опять подчинился его воле и отказался от того, что мне нравится. Ну почему он никогда меня не понимает?! Неужели так сложно попробовать хоть раз встать на мою сторону? За всю мою жизнь он даже ни разу не попытался. Никогда, ни единого раза!! Всегда только одни упреки, нравоучения и снова упреки!
Гнев и обида затопили меня полностью. Я понял, что еще чуть-чуть и остатки самообладания покинут меня, после чего я наору на отца матом и рассорюсь с ним очень надолго (если не навсегда). Поэтому, чтобы не наговорить лишнего, я просто отключил наш разговор и заблокировал его номер. Тут я на экране увидел сколько времени и понял, что из-за этого хренового воспитателя безнадежно опаздываю. По крайней мере позавтракать уже точно не успеваю. Но, Слава Богу, хотя бы головная боль чуть поутихла. Наплевав на умывание и кое-как пригладив свои черные встрепанные волосы, я выскочил за дверь и легкой трусцой направился в сторону ближайшего метро.
Холодный порыв ветра заставил меня вздрогнуть и отвлек от воспоминаний. Оказывается, я совсем продрог пока стоял и успокаивался на сыром ветру. Начинался моросящий дождик, промокнуть под которым мне совсем не улыбалось. Возвращаться же в здание академии хотелось еще меньше, так что я потихоньку побрел к знакомому интернет-кафе. Там как мне помнилось, в затемнённом уголке был удобный диванчик, подходящий для моих невеселых размышлений.
Кафе было всего в пяти минутах ходьбы от универа. Диванчик, к счастью, был свободен, так что ничто не помешало мне вернуться к воспоминаниям этого крайне неудачного дня.
Мне повезло, что препод по финансовому контролю и аудиту задержалась (читай: тоже опоздала) на десять минут, иначе бы всю первую пару пришлось слоняться неизвестно где и в гордом одиночестве. А так я успел вбежать в аудиторию прямо перед ее носом. Рискованно, конечно, но придраться не к чему.
Дальше потянулся невероятно скучный и длинный день. Учеба давалась мне легко, если мне было интересно. Мне даже записывать ничего не приходилось, все само собой запоминалось. Но то, что нам преподавали, интересным назвать было никак нельзя. Приходилось усилием воли заставлять себя слушать, кое-как карябая в блочной тетради какие-то цифры и даты (интересно, как я буду разбираться в этих каракулях перед зачетом?). Ай, ладно, не буду больше зря бумагу марать, возьму у кого-нибудь потом более-менее связные лекции и отксерю. Все же так делают, а я чем хуже?
Под конец этого длиннющего дня я мечтал только о том, чтобы побыстрее свалить из универа и выспаться как следует. Но не тут-то было: бессменной старосте нашей группы приспичило именно сейчас выяснить кто же из нас будет играть в КВН! И ладно бы она выбрала мишенью для своей агитации кого-нибудь другого, так нет же! Ей вздумалось прицепиться именно ко мне и непременно сейчас, когда я был голодный, злой и не выспавшийся!
— Адам, — уговаривала она — а давай ты будешь капитаном команды? Уверенна, у тебя точно получится.
— Нет, Лен, — попытался я отбрыкаться — у меня совсем нет на это времени. Я и в академию-то еле успеваю ходить, а ты еще хочешь, чтобы я на дурацкий КВН время тратил.
— И вовсе он не дурацкий! — сделала вид, что обиделась Нестерова — Я, конечно, все понимаю. Студенты — народ веселый: пьянки, гулянки и все такое. Но мне кажется, ты мог бы выкроить из своего графика чуток свободного времени. Команде нужен капитан, Адам. И по-моему ты идеально подходишь на эту роль. Так я тебя запишу, да?
— Нет! — ответил я с трудом сдерживая раздражение — я же сказал, мне это не интересно. И прекрати меня уговаривать, только бесполезно тратишь наше время. Уговори лучше Никиту. Чем не капитан?
— Ник уже задействован в другом проекте. Слышал что-нибудь о Всероссийской конференции бухгалтеров и аудиторов? Он там будет выступать с докладом от имени студентов нашей академии. Конференция будет проходить в тот же день, что и наш КВН. Не может же он быть в двух местах одновременно! Ну пожалуйста, соглашайся, если бы можно было его сделать капитаном, я бы тебя не просила.
— Извини, Лен, но я не могу. Найди кого-нибудь другого. И давай закроем эту тему.
Нестерова явно не рассчитывала, что я так долго буду сопротивляться ее уговорам и зло сощурила глаза:
— Ладно, не хочешь по-хорошему, значит будем по-плохому. У тебя на прошлой неделе почти сплошные прогулы. Я готова закрыть на них глаза и ничего не сообщать в деканат, если ты согласишься. Идет?
И вот тут — то меня понесло, раздражение копившиеся с самого утра прорвалось через баррикаду моего хлипкого самообладания и вылилось на старосту:
— Как можно быть такой тупой коровой?! Я же уже сказал, что мне нафиг не нужен этот КВН, у меня своих дел предостаточно! Я что непонятно говорю или у тебя что-то с ушами? И причем здесь мои прогулы? Только попробуй заявить об этом в деканат — это же надо до чего додумалась! Что, давно по башке совей дурной не получала?
Вот теперь Нестерова разозлилась уже всерьез и начала орать на меня в ответ. Не могу точно вспомнить, что она мне сказала, зато отлично помню, что обозвала придурком. Это меня окончательно взбесило. Конечно, Ленке неоткуда было знать, что после утреннего разговора с отцом у меня на это слова аллергия, но это ее не оправдывает. Нечего было мне угрожать, отстала бы раньше — ничего бы не случилось. А так я просто выпал из реальности и перестал соображать, что делаю. Все мои близкие друзья и родственники знают как опасно доводить меня до таких приступов бесконтрольной ярости. Даже моя мама не рискует связываться со мной, когда я в таком состоянии: она просто благоразумно замолкает и терпеливо ждет, когда я сам успокоюсь. Но у Нестеровой не хватило ума промолчать, что еще больше усугубило ситуацию. Страшно представить чем все это могло закончиться, если бы меня вовремя не остановили — наверное, раздробил бы Ленке кости на обеих руках. О том, что было бы потом даже задумываться не хотелось.
