Даже в лучших домах

Я довольно неплохо гоняю бильярдные шары, и только один Сол Пензер превосходит меня в умении вести слежку в Нью-Йорке, но зато в мастерстве скрупулезно и доходчиво изложить любые, самые запутанные факты Ниро Вулфу я дам сто очков вперед любому. Рассчитав, что на подробное изложение мне потребуется минут десять, я управился за восемь – две минуты оставил ему на расспросы. Чем он, естественно, не преминул воспользоваться. Пожалуй, он уже прилично владел материалом, когда я, заметив в окно огни фар приближающейся машины, пожелал доброй ночи и повесил трубку. Выйдя в тесную прихожую, я отпер дверь и, когда по узкой подъездной аллее подкатила и остановилась машина с надписью «Полиция штата» на борту, уже стоял снаружи на каменном крыльце. Двое полицейских в форме вылезли из машины и двинулись ко мне. Я затаил дыхание, надеясь, что среди них не окажется моего обожаемого уэстчестерского врага, лейтенанта Кона Нунана[7], и, по счастью, мои надежды оправдались. Оба были низшими чинами.

Один из них открыл рот:

– Ваша фамилия Гудвин?

Я признал это. Собаки загавкали.

– Обнаружив тело, вы решили вернуться сюда только для того, чтобы размять ноги?

– Тело обнаружил не я, а доберман-пинчер. А что касается вопроса о ногах – может, вы все-таки зайдете внутрь? – Я распахнул и услужливо придержал дверь, и они вошли; я ткнул большим пальцем в сторону трупа Нобби. – Это другой доберман. Он приполз сюда, чтобы умереть вон там, на пороге. А мне пришло в голову, что миссис Рэкхем могли прикончить тем же самым ножом, что и пса, и вам, ребята, захочется взглянуть на этот ножик, прежде чем кто-то попытается нарезать им хлеб. Поэтому Лидс пошел к Рэкхемам звонить, а я вернулся сюда.

Один из них подошел к лавке и начал разглядывать Нобби.

– Вы не трогали нож? – спросил он.

– Нет.

– Лидс был здесь с вами?

– Да.

– Он прикасался к ножу?

– Не думаю. Если да, то я не обратил внимания.

Полицейский повернулся к напарнику:

– Оставим пока труп на месте. Посторожишь здесь, ладно?

– Да.

– Потом тебе скажут, что делать дальше. Идемте со мной, Гудвин.

Он протопал к двери, открыл ее и пропустил меня вперед. Подойдя к машине, он залез, устроился за рулем и позвал меня:

– Залезайте.

Я не шелохнулся.

– А куда мы едем? – поинтересовался я, не сдвинувшись с места.

– Куда надо.

– Извините, – с видимым сожалением произнес я, – но я должен знать, куда именно. Если в Уайт-Плейнс или в участок, то вручите мне приглашение, составленное по особой форме. В противном случае вам придется тащить меня силой.

– Так вы адвокат?

– Нет, но я знаю одного адвоката.

– Очень рад за вас. – Он наклонился в мою сторону и прогнусавил: – Мистер Гудвин, я еду в Берчвейл, имение миссис Рэкхем. Не окажете ли любезность составить мне компанию?

– С превеликим удовольствием, премного благодарен, – задушевно проворковал я и залез в машину.

Глава 5

Остаток ночи, от половины первого до самого рассвета, я провел настолько бездарно, что уж лучше бы оставался дома в постели. Я сумел выяснить лишь то, что девятого апреля солнце встает в 5:39, хотя и в этом не готов присягнуть, поскольку не уверен, что наблюдал настоящий горизонт.

Лейтенант Кон Нунан нагрянул в Берчвейл среди прочих, но явно ощущал себя не в своей тарелке.

Дело в том, что даже после прибытия самого окружного прокурора Кливленда Арчера сказать, будто расследование шло полным ходом, я бы не решился. Не то чтобы блюстители порядка позабыли о служении Фемиде, вовсе нет. Просто очень трудно возложить жертву на алтарь правосудия, когда убивают такую известную и богатую налогоплательщицу, как миссис Барри Рэкхем, а ваш краткий список подозреваемых включает: а) ее мужа, теперь вдовца, который только что сделался известным и богатым налогоплательщиком; б) многообещающего молодого политического деятеля, избранного в законодательное собрание штата; в) невестку убитой, которая, возможно, станет еще более известной и богатой налогоплательщицей, чем вдовец, и г) вице-президента одного из крупнейших нью-йоркских банков. Каждый из них потенциально мог оказаться преступником, чего полиции любой ценой хотелось бы избежать, чтобы целиком сосредоточиться на остальных трех подозреваемых: д) кузене убитой, который занимался разведением крайне недружелюбных собак; е) секретарше убитой, простой служащей, и ж) частном сыщике из Нью-Йорка, который уже давно напрашивался на хорошую нахлобучку. Ясно, что при таком раскладе нельзя просто увезти подозреваемых всем скопом в Уайт-Плейнс и начать обрабатывать по-свойски.

Кроме пятнадцати минут, проведенных наедине с Коном Нунаном, я битых два часа проторчал в огромной гостиной, где мы тупо смотрели телевизор вместе с членами семьи, гостями, пятью слугами и двумя или более представителями закона. Нельзя сказать, что было очень весело. Две служанки не переставая плакали. Барри Рэкхем бесцельно слонялся по комнате, иногда присаживался, потом вскакивал и не раскрывал рта. Оливер Пирс устроился на диване рядом с Линой Дэрроу, и они о чем-то переговаривались вполголоса, причем Лина в основном слушала. Дана Хэммонд, банкир, явно нервничал. Он сидел ссутулившись, закрыв глаза и повесив голову, но время от времени с большим трудом вставал, словно у него что-то болело, и подходил к одному из окружающих, обычно к Аннабел или к Лидсу.

Когда меня запустили в гостиную, Лидс разводил огонь в камине, который с тех пор оставался его главнейшей заботой. Огонь был такой жаркий, что Аннабел передвинулась в дальний угол гостиной. Она держалась спокойнее всех, хотя стиснутые зубы выдавали, что случившееся потрясло ее не меньше, чем остальных.

То одного, то другого поочередно вызывали и после беседы с глазу на глаз приводили обратно. Лишь когда подошел мой черед, я обнаружил, что нелегкая принесла лейтенанта Нунана. Он расположился за столом в комнате несколько меньших размеров дальше по коридору и вид имел взъерошенный. Несомненно, жизнь не казалась ему пряником – с его-то повадками Гитлера или Сталина в стране, где граждане сами решают, за кого им голосовать. Приведший меня детектив указал на стул по другую сторону стола.

– Опять ты, – прошипел Нунан.

– Сам подумал точно так же, – кивнул я. – Не имел чести лицезреть вас с тех самых пор, как не я задавил насмерть Луиса Рони.

Его не перекосило, хотя я особенно на это и не рассчитывал.

– Ты тут, кажется, расследуешь дело об отравлении собаки в Хиллсайд-Кеннелсе? – (Я воздержался от комментариев.) – Да или нет? – рявкнул он. – Или ты не намерен отвечать на вопросы?

– Ох, простите великодушно. Я и не знал, что это вопрос. Мне показалось, вы просто констатировали факт.

– Ты расследуешь дело об отравлении пса?

– Да, только приступил. Примерно час провел у Лидса, а потом мы отправились сюда на обед.

– Так и он сказал. Ну и что ты успел выяснить?

– Да ничего особенного. К тому же там толклись зеваки, что мало способствовало следствию. Я имею в виду миссис Фрей и мистера Хэммонда.

– Вы прибыли сюда все вместе?

– Нет. Мы вышли из дому через час после отъезда миссис Фрей и мистера Хэммонда.

– Вы ехали на машине?

– Шли пешком. Точнее, Лидс шел, а я бежал.

– Бежал? Почему?

– Чтобы не отставать.

Нунан улыбнулся. Более зловещую улыбку я видел разве что у Бориса Карлоффа.

– Где ты выучился зубоскалить, Гудвин? В цирке?

– Да, сэр.

– Тогда поведай нам про обед и все, что было потом. Со свойственным тебе остроумием, конечно.

Это заняло десять минут, почти как изложение фактов Вулфу, хотя меня то и дело прерывали вопросами. Я подробно и без утайки описал все, чему был свидетелем. Когда я закончил рассказ, мы вернулись к самому началу. Нунан принялся настойчиво выяснять, все ли слышали, как миссис Рэкхем сказала, что собирается выгулять собаку, хотя это было совершенно очевидно, так как она приглашала каждого.

Потом меня отвели назад в гостиную, а на допрос вызвали Лину Дэрроу. Я спросил себя, станет ли она разыгрывать простушку с лейтенантом, так же как со мной.

Даже не припомню, когда более никчемно проводил время в последний раз. С таким же успехом я мог быть бездомным псом. Никому не было до меня ровным счетом никакого дела. Я даже не имел права намекнуть, насколько они заблуждаются. Один раз я всерьез попытался завязать разговор, обходя всех подряд и бросая реплики, но тщетно.

Дана Хэммонд едва удостоил меня взглядом и не удосужился даже рта раскрыть. Оливер Пирс вообще не посмотрел в мою сторону. Лина Дэрроу пробормотала нечто нечленораздельное и отвернулась. Кэлвин Лидс спросил, что сделали с останками Нобби, а выслушав мой ответ, кивнул, нахмурился и подбросил в пламя очередное полено. Аннабел Фрей поинтересовалась, не хочу ли я еще кофе, но, услышав, что хочу, никак не отреагировала на мои слова. Барри Рэкхем, которого я заловил в углу комнаты, оказался самым разговорчивым. Сначала он пожелал узнать, есть ли здесь кто-нибудь из офиса окружного прокурора. Я сказал, что не знаю. Тогда он спросил, как зовут лейтенанта полиции, который задает вопросы, и я ответил, что Коном Нунаном. Эта беседа оказалась рекордно длинной: целых два вопроса и столько же ответов.

Впрочем, немного позже, когда на сцене появился окружной прокурор Кливленд Арчер, я кое-чего добился. Едва он вошел в гостиную, представился и все поднялись на ноги, чтобы подойти к нему, я кинул взгляд на его ботинки и сразу догадался, что он побывал в лесу, на месте убийства миссис Рэкхем. Оттуда же явно прибыл и Бен Дайкс, глава сыщиков округа Уэстчестер, который сопровождал Арчера. Мое настроение немного поднялось. Не мог же Арчи Гудвин проторчать здесь целую ночь и не сделать ни единого мало-мальски ценного умозаключения!

После нескольких ничего не значащих реплик, обращенных к отдельным лицам, Арчер произнес речь:

– Это кошмарное, жуткое злодеяние. Мы установили, что миссис Рэкхем и ее собаку закололи насмерть в лесу. Вы знаете, что орудие убийства мы нашли. Вам его предъявляли. Это один из столовых ножей, которые держат здесь, в гостиной, в ящике. Вы пользовались такими ножами во время обеда. У нас есть также протоколы допроса каждого из вас, но, конечно, мне придется еще побеседовать с вами. Сейчас, в столь неурочное время, я этого делать не стану. Уже четвертый час, так что я вернусь утром. Хочу спросить только, не желает ли кто-нибудь из вас поделиться со мной соображениями, которые не терпят отлагательства? Нет? – Он обвел глазами присутствующих.

Все словно воды в рот набрали. Болтливая подобралась компания, нечего сказать. Все, включая меня, просто стояли и смотрели на него. Меня так и подмывало разрядить обстановку, задав вопрос или ввернув меткое словцо, но я предпочел лишний раз не напоминать о своем присутствии.

Впрочем, напоминать и не потребовалось. После того как все, включая прислугу, покинули гостиную и мы с Лидсом начали продвигаться к выходу, послышался голос Бена Дайкса:

– Гудвин!

Лидс продолжал идти. Я обернулся.

Дайкс подошел ко мне:

– Мы хотели задать вам пару вопросов.

– Валяйте.

К нам присоединился окружной прокурор Арчер со словами:

– Бен, лучше там, у Нунана.

– Они с Нунаном как кошка с собакой, – возразил Дайкс. – Помните сцену у Сперлинга в прошлом году?

– Ничего, я сам им займусь, – заявил Арчер и прошествовал через коридор в комнату, где Нунан сидел за столом и переговаривался с коллегой – тем самым, что доставил меня из Хиллсайд-Кеннелса.

При нашем появлении коллега вскочил и остался подпирать стенку. Нунан же привстал было и вновь уселся, как только Арчер, Дайкс и я расселись по стульям.

Арчер, немного округлившийся за прошедший год, с припухшим одутловатым лицом и красными от бессонницы глазами, упер локти в стол и обратился ко мне:

– Гудвин, я хочу поговорить с вами начистоту. – Тон его был серьезным и вовсе не оскорбительным.

– Я целиком к вашим услугам, мистер Арчер, – заверил я. – Тем более что никогда еще прежде со мной не обращались как с пустым местом.

– Нам было некогда. Лейтенант Нунан, конечно, доложил о том, что вы ему рассказали. Откровенно говоря, мне трудно этому поверить. Всем известно, что Ниро Вулф отклоняет предложения дюжинами каждый месяц и берется только за те, которые его по-настоящему интересуют, и что самый простой и быстрый способ заинтересовать его – это предложить ему заманчивый гонорар. Так вот теперь…

– Это не единственный способ, – возразил я.

– А я и не говорил, что единственный. Я знаю, у него свои мерки и он щепетилен до привередливости. Вот потому-то я и не могу поверить, что он заинтересовался отравлением собаки, причем настолько, что послал вас сюда на уик-энд. И я крайне сомневаюсь, что Кэлвин Лидс, судя по тому, что я о нем слышал, в состоянии предложить Вулфу достаточно привлекательный гонорар. Его кузина, миссис Рэкхем, – иное дело. Но она никогда не любила сорить деньгами, скорее наоборот. Конечно, мы собираемся расспросить и самого мистера Вулфа, но я думал, что сэкономлю время, если сначала задам эти вопросы вам. Я призываю вас сотрудничать с нами, чтобы раскрыть это трусливое и подлое убийство. Как вам известно, я имею право настаивать на этом. Однако, хорошо зная Вулфа и вас, я предпочитаю воззвать к вам как к законопослушному гражданину, а также как к частному детективу с лицензией на право работы в нашем штате. Повторяю: я не верю и никогда не поверю, что вас послали сюда только для того, чтобы вы расследовали дело об отравлении пса.

И они принялись пожирать меня глазами.

– Не только, – спокойно ответил я.

– Ха, вот, значит, как!

– Да, черт возьми! Как вы сами изволили заметить, мистера Вулфа это не заинтересовало бы.

– Опять наврал, каналья! – злорадно ощерился Нунан.

– Вы, как всегда, заблуждаетесь, – возразил я с наилюбезнейшей улыбкой. – Вы же не спросили, зачем меня сюда послали, и даже не намекнули, что вам это было бы интересно. Вы всего лишь спросили, расследую ли я дело об отравлении пса. Я ответил, что потратил на него всего час, что было сущей правдой. Вы также спросили, что я успел выяснить, и я чистосердечно признался, что ничего особенного. Потом вы захотели узнать, что я видел и слышал за обедом и после обеда, и я выложил все начистоту. Конечно, это был самый дурацкий и нелепый допрос из тех, которым мне приходилось подвергаться, но ничего, со временем научитесь. Прежде всего надо…

– Ах ты, чертов… – вырвалось у Нунана.

– Предоставь дело мне! – цыкнул на него Арчер и обратился ко мне: – Могли бы и сами сказать, Гудвин.

– Нет уж, дудки, только не ему! – отрезал я. – Однажды я сглупил и сделал именно так, но он остался недоволен. К тому же я сомневаюсь, чтобы у него хватило мозгов понять.

– Что ж, посмотрим, пойму ли я.

– Да, сэр. Миссис Рэкхем позвонила в четверг днем и договорилась о встрече с мистером Вулфом. Она приехала вчера утром, в пятницу, в одиннадцать. И с ней был Лидс. По ее словам, когда она вышла замуж за Рэкхема три года и семь месяцев назад, у них так повелось, что всякий раз, как он просил, она давала ему денег на карманные расходы. Однако аппетиты его постоянно возрастали. И она стала давать меньше и меньше, пока наконец второго октября прошлого года он не попросил пятнадцать тысяч и она отказала совсем. Дала ему шиш. С тех пор, за последние семь месяцев, он ничего не просил и не получал, но тем не менее продолжал много тратить, а это ее сильно мучило. Она наняла мистера Вулфа для того, чтобы выяснить, как и откуда ее муж добывает деньги. А меня послали сюда взглянуть на мужа и по возможности разнюхать, что к чему. Мне требовался только предлог, чтобы приехать. Отравление пса подвернулось кстати, хотя, согласен, предлог несолидный. – Я махнул рукой. – Вот и все.

– Вы говорите, Лидс был с ней? – резко спросил Нунан.

– Вот что я имел в виду, – повернулся я к Бену Дайксу, – когда говорил о манере Нунана вести допрос. А ведь он прекрасно слышал, как я сказал, что Лидс был с ней.

– Да, – сухо согласился Дайкс. – Но не стоит так язвить по этому поводу. Здесь не пикник. – Он перевел взгляд на Нунана. – А сам Лидс упоминал об этом?

– Нет. Впрочем, я не спрашивал.

Дайкс встал и обратился к Арчеру:

– Может, стоит послать за ним? Он ушел домой.

Арчер кивнул, и Дайкс вышел.

– О господи! – с чувством и расстановкой произнес Арчер, адресуя, должно быть, эти слова гражданам Нью-Йорка, поскольку на нас он не глядел. Какое-то время он сидел, кусая губы, потом спросил меня: – Это все, чего хотела миссис Рэкхем?

– Это все, о чем она просила.

– Ссорились ли они с мужем? Угрожал ли он ей?

– Она не говорила.

– Что в точности она говорила?

Это заняло полчаса. Для меня пара пустяков извлекать из памяти нужные сведения, не забывая, впрочем, про наказ Вулфа не упоминать о колбасках. Арчер не подозревал, на что способна моя память, поэтому я не стал утруждать себя дословным изложением разговора с миссис Рэкхем, хотя мне это было раз плюнуть. Правда, он все равно не поверил бы, решив, что я приукрашиваю. Тем не менее, когда я закончил, он знал всю подноготную.

Потом меня оставили для очной ставки с Лидсом, которого привезли, когда я только начинал рассказ, но продержали в гостиной, пока я не закончил. Так что, хотя меня наконец и допустили к праздничному столу, это случилось слишком поздно, чтобы я успел услышать что-то новое.

У Лидса, практически считавшегося членом семьи, им надо было выяснить не только подробности посещения Ниро Вулфа, но и обстоятельства тому предшествовавшие. Так что на это ушло еще полчаса, если не больше. Сам Лидс, по его словам, понятия не имел, откуда у Рэкхема деньги. Расследование, которое он предпринял по настоянию кузины, не принесло плодов. Он никогда не был свидетелем ссор и не слышал о ссорах между кузиной и мужем. И так далее. Нунану он не сказал о визите к Вулфу и настоящей причине моего приезда в Берчвейл, потому что тот об этом не спрашивал, а сам Лидс предпочел подождать, пока его спросят.

Наконец окружной прокурор Арчер решил, что на сегодня достаточно, встал, потянулся, потер покрасневшие глаза, задал Дайксу и Нунану несколько вопросов, отдал распоряжения и обратился ко мне:

– Вы остановились у Лидса?

Я ответил, что пока особо у Лидса не задерживался, но моя сумка и в самом деле там.

– Хорошо. Тогда продолжим завтра… Вернее, сегодня.

Я сказал, что да, непременно, и вышел вместе с Лидсом. Бен Дайкс предложил подбросить нас, но мы отказались.

Вместе с Лидсом, не переговариваясь, мы срезали угол и двинулись прямиком к лесной тропинке, не петляя по извилистым дорожкам. Забрезжил рассвет, вот-вот должно было вынырнуть солнце. Ветерок стих, о чем радостно поведали ранние птахи. Темп, который задал Лидс, поднимаясь вверх по пологому склону и шагая ровным участком, уступал его привычному галопу, что меня вполне устраивало. Не в том я был настроении, чтобы затевать гонки, как бы ни желал побыстрее добраться до постели.

Внезапно Лидс замер как вкопанный, так что я чуть не налетел на него. Впереди на тропинке, шагах в тридцати, маячила фигура мужчины, стоявшего на четвереньках. Заприметив нас, он поднялся и выкрикнул:

– Стойте! Кто вы такие?

Мы представились.

– Что ж, – сказал он, – придется вам изменить маршрут. Пройдите кругом. Мы здесь только начали. Ни свет ни заря, ха-ха!

Мы полюбопытствовали, какова протяженность запретной зоны, и он сообщил нам, что ярдов триста, на противоположном конце уже работает его напарник. Мы покинули тропу и направились вправо, в обход, что замедлило продвижение, хотя лес был не такой уж густой. Через пару минут я спросил Лидса, сможет ли он узнать то злополучное место, и мой спутник утвердительно кивнул.

Вскоре он остановился, и я догнал его. Я и сам узнал бы это место, поскольку его отгородили веревками, натянув их полукругом между деревьями. Мы приблизились вплотную к веревкам и молча остановились.

– А где Геба? – наконец спросил я.

– Им пришлось послать за мной, чтобы увести ее. Сейчас она в клетке Нобби. Ему клетка больше не понадобится. Полиция забрала его.

Мы пришли к безмолвному согласию, что больше нас тут ничего не интересует, и возобновили путь, не приближаясь к тропинке, пока не поравнялись с напарником давешнего следопыта, что означало конец запретной зоны. Напарник не только остановил нас грозным окриком, но еще долго и придирчиво выяснял, как это таким кровопийцам и лжецам удается столь успешно прикидываться добропорядочными гражданами. В конце концов он смилостивился и отпустил нас.

Я был рад, что Нобби увезли, поскольку мне не улыбалось опять войти в крохотную прихожую и увидеть его труп на лавке. В остальном дом выглядел таким же, каким мы его оставили.

Лидс задержался у псарни, а я поднялся в свою комнату и уже стаскивал брюки, которые в суматохе натянул поверх пижамных штанов, как вдруг ослепительная вспышка за окном заставила меня вздрогнуть. Я подошел к окну и выглянул наружу. Оказывается, солнце решило надо мной подшутить, возвестив таким образом о своем пробуждении. Я взглянул на наручные часы, убедился, что они показывают 5:39. Тем не менее, как я уже говорил, у меня не было уверенности в том, что я наблюдал настоящий восход. Не опуская шторы, я лег на кровать, вытянулся и сладко зевнул, едва не вывихнув челюсть.

Входная дверь приоткрылась, потом захлопнулась. На лестнице послышались шаги. Лидс появился в проеме моей распахнутой двери, постоял, словно колеблясь, потом зашел и сказал:

– Мне через час надо вставать и заниматься собаками, так что я закрою вашу дверь. – Я поблагодарил, но он не сдвинулся с места. – Моя кузина заплатила Вулфу десять тысяч. Что он теперь будет делать?

– Не знаю, еще не спрашивал. А что?

– Мне пришло в голову, что он, возможно, захочет потратить эту сумму или хотя бы ее часть в интересах покойной. Если полиция не найдет убийцу, например.

– Не исключено, – согласился я. – Я предложу ему.

Лидс продолжал стоять, словно его заботило еще что-то, и наконец выдавил из себя:

– Такое случается даже в лучших домах, – затем попятился, прикрывая за собой дверь.

Я смежил веки, но даже не попытался очистить голову от мыслей. Если я засну, то одному Богу известно, когда проснусь, а я твердо настроился позвонить Вулфу в восемь утра, за пятнадцать минут до того, как Фриц войдет в его комнату с завтраком на подносе. А покамест, решил я, придумаю что-нибудь выдающееся для детективного бизнеса. После нескольких минут напряженной умственной работы я сообразил, что мне даже не с кем поделиться ее плодами. Лидс не в счет. Менее благодарного и словоохотливого слушателя и вообразить нельзя.

Есть у меня привычка вдруг подмечать, что некоторое время назад я уже неосознанно принял какое-то вполне определенное решение. Так произошло и тем утром в 6:25. Взглянув в очередной раз на часы и отметив, что стрелки показывают именно это время, я внезапно осознал, что бодрствую и, следовательно, могу не только позвонить Вулфу в восемь, но и смыться домой, чтобы доложить ему лично, как только буду уверен, что Лидс уснул, а в ту минуту я как раз был в этом уверен.

Я встал, сбросил пижаму, натянул свою одежду, не стараясь установить рекорд, но и не слишком копаясь, и, держа в одной руке сумку, а в другой туфли, на цыпочках выбрался в коридор, спустился по ступенькам и вышел на каменное крыльцо.

Я удирал вовсе не от Кэлвина Лидса, просто мне казалось вполне благоразумным исчезнуть из округа Уэстчестер, прежде чем кто-нибудь обнаружит, что я вовсе не почиваю в мягкой постели наверху.

Однако не тут-то было. Я сидел на крыльце, завязывая шнурок на второй туфле, когда залаяла собака, и это послужило сигналом для всех остальных. Я кое-как вскочил на ноги, схватил сумку, вихрем промчался к машине, подгоняемый заливистым лаем и адскими завываниями, отомкнул дверцу, залез внутрь, запустил мотор, развернулся и уже почти миновал дом, когда в дверном проеме появился Лидс. Я надавил на тормоз, высунул голову и с криком «Я по срочному делу, до скорого!» лихо проскочил воротца и выбрался на дорогу.

В столь раннее воскресное утро дорога была пустынна. Яркое свежее солнце светило слева так весело, что путешествие оказалось бы вполне приятным, будь у меня соответствующее настроение. Но его не было.

Нынешнее положение дел разительно отличалось от того, что складывалось в двух предыдущих случаях, когда мы пересекали дорогу Арнольду Зеку и кто-то при этом погибал. Тогда эта печальная участь постигла подручных Зека, а он сам, Вулф и общество оказались по одну сторону баррикад. На сей же раз главным подозреваемым был Барри Рэкхем, человек Зека.

Теперь Вулф должен был либо возвратить полученные от мертвого клиента десять тысяч, либо оставить деньги себе, не предпринимая попыток их отработать, если желал избежать лобового столкновения с Зеком. Зная Вулфа, как никто другой, я гнал машину со скоростью восемьдесят пять миль в час в южном направлении по Сомилл-Ривер-парквей.