Райское место

Словом, все шло хорошо… вплоть до того времени, когда Жюли начала слишком часто улыбаться и шутить, разговаривая со старшим смотрителем Марком, который руководил бригадой из пятнадцати человек. Это был высокий сорокалетний атлет, опытный работник. Лоренцо нанял Марка еще на стадии строительства зоопарка, привлеченный его невозмутимым спокойствием, серьезностью и прекрасными рекомендациями. Марк обожал свою работу, отлично выполнял ее и не жалел времени на терпеливые разъяснения подчиненным. Когда их с Жюли приватные беседы стали слишком частыми, Лоренцо понял, что они нравятся друг другу. Продолжение не замедлило себя ждать: она и Марк начали встречаться.

Видеть, как женщина, которая несколько лет назад разбила ему сердце и которую он до сих пор втайне любит, поддается обаянию другого мужчины, стало для Лоренцо мучительным испытанием. Он, конечно, воздержался от всяких комментариев, не возненавидел Марка, не стал обижаться на Жюли. И даже не старался избегать их, когда они вместе, под ручку, уходили с работы в конце дня. Но это не мешало ему чувствовать себя несчастным. Ведь он так надеялся когда-нибудь снова завоевать Жюли! Мечтал, обещал себе это, уповал на то, что сотрудничество поможет им вновь сблизиться. Ему даже в голову не приходило, что она может оказаться в объятиях другого. Но вот теперь ему приходилось ежедневно видеть их вместе, и ему оставалось только одно – изображать безразличие и молчать.

Молчать точно так же, как он часто делал в юности и как приходилось молчать даже теперь, когда он повзрослел и отвоевал у судьбы свою мужскую свободу.

* * *

Валер пригубил вино и кивком выразил одобрение официанту.

– Тебе наверняка понравится, – сказал он сестре.

Он заказал «Кондриё»[6], охлажденное и ароматное, чтобы доставить удовольствие Летиции, не любившей красные вина.

– Помоги мне уговорить маму, – продолжал он. – Она очень хочет поехать со мной, да и пора бы ей немного проветриться. Но папа, конечно, ворчит – впрочем, он ворчит всякий раз, когда речь заходит о Лоренцо.

– А как там Лоренцо?

– В прекрасной форме – так мне показалось. По-прежнему изыскивает там и сям деньги для зоопарка и по-прежнему одинок.

– Да, он влюблен только в своих зверей, – со вздохом ответила сестра.

– И еще в тысячи посетителей, проходящих через его зоопарк.

– Увы, они приезжают семьями, одинокие женщины там не бывают.

Она дважды отпила из бокала и приступила к морскому языку.

Брат и сестра раз в месяц обедали вдвоем в ресторане. Там, вдали от родительских ушей, они могли свободно говорить обо всем на свете. Конечно, о Лоренцо и об их сестре Анук, которая успешно делала карьеру шеф-повара, а также о своих личных делах. Летиция получила диплом доктора фармацевтики[7] после шести лет усердных занятий; эту специальность она освоила без особого желания, просто чтобы доставить удовольствие отцу. Хотя работа ей, в общем-то, нравилась, она нашла себе место подальше от отцовской аптеки, в другом квартале Парижа. Там она жила с симпатичным парнем по имени Ян, преподавателем истории в лицее, и пыталась – пока безуспешно – завести ребенка. И хотя эта неудача не мешала ей радоваться жизни, в ее глазах угадывалась легкая, едва заметная тревога.

– Папа снова начал ко мне приставать, – бросила она. – Упрекает в том, что я отказываюсь взять на себя его аптеку, когда он выйдет на пенсию, даже слышать об этом не желает.

– Значит, он опять за свое?

– Ну, ты же знаешь, какой он упрямый.

– Да, что есть, то есть! Но ты держись, не уступай ему. Представляю, что это за мука – передача власти; да он не оставит тебя в покое до последнего вздоха.

– Я вообще не собираюсь приобретать аптеку. Слишком уж это сложно и дорого. Особенно здесь, в Париже. Ян мечтает о назначении в провинцию, в районе Бреста; он спит и видит, как бы ему перебраться в свою любимую Бретань.

Летиция любила подшучивать над этим пристрастием Яна; тем не менее он приобщил ее к прелестям своего родного края, и она была готова ехать туда вместе с ним.

– А я, значит, останусь посередине между сестрой на северо-западе и братом – на юго-востоке? – с притворным возмущением воскликнул Валер. – Веселенькая же у меня будет жизнь! Слава богу, что Анук не планирует никуда переезжать.

– В один прекрасный день она тоже это сделает, можешь мне поверить. В конце концов решит завести собственное дело и по такому случаю обоснуется где-нибудь в провинции.

Они раз и навсегда договорились, что не станут обедать в ресторане, где в данный момент работала Анук и где ее уже знали как молодого и перспективного шеф-повара.

– Так, значит, у мамы только я один и останусь, чтобы хоть как-то ее развлекать, – вздохнул Валер.

Несколько минут он задумчиво глядел на Летицию. Казалось бы – родные брат и сестра, а какие разные жизненные пути выбрали! Сам он неплохо зарабатывал на жизнь в консалтинговом агентстве, и эта деятельность ему очень нравилась. Он любил Париж, гулянки, женщин, новомодные гаджеты, интересовался только развлечениями; он не собирался убиваться на работе, чтобы сколотить себе капитал.

– Слушай, у меня идея! – воскликнул он. – Хорошо бы нам всем вместе нагрянуть к Лоренцо в день его рождения! Организуем там небольшой праздник, и если представить это как семейное сборище, папе поневоле придется отпустить туда маму.

– Действительно, почему бы и нет! Для меня освободиться на день-два не проблема – правда, Яну это будет потрудней.

– Обсуди это с ним и позвони мне к концу недели, чтобы успеть всё организовать.

Перспектива такой эскапады в горах Юра очень радовала Валера. Вот когда он сможет испытать свою новую машину, сфотографироваться вместе с жирафенком, о котором говорил Лоренцо, устроить приятный уик-энд для матери и – кто знает? – кое-кого повстречать там. Во время своего предыдущего визита Валер заприметил среди служащих зоопарка хорошенькую молодую женщину; ему вообще нравилось флиртовать, это укрепляло его в мысли, что он вполне способен соблазнить кого угодно – эту красотку или другую, сгодится любая. Когда ему было лет десять-двенадцать, он восхищался успехами Лоренцо у женщин; старший брат был его кумиром, и позже он постоянно пытался сравняться с ним, при этом ничуть не завидуя.

Отобедав, он заплатил по счету наравне с Летицией, как у них было заведено, и вернулся пешком в офис.

* * *

Несмотря на все свои благие намерения, Лоренцо изнывал от нетерпения. Жюли спросила его, может ли она зайти к нему в конце дня, что было довольно-таки странно, ведь они ежедневно виделись во время работы. Мало того, она сказала это именно в единственном числе, дав понять, что придет одна. Лоренцо запретил себе делать преждевременные выводы, но когда он возвращался домой, сердце у него билось куда чаще обычного.

Домик, где он обитал, стоял в четырех километрах от парка – это было самое близкое жилище, которое ему удалось найти. Он снял его у местного фермера за умеренную плату и обставил довольно скромно, потому что проводил здесь мало времени. Рядом с зоопарком он жить не мог – там разрешалось возводить только административные здания. Тем не менее он обустроил над своим кабинетом вполне удобную комнату, где в случае необходимости мог переночевать и принять душ. Смотрители зоопарка располагали просторным помещением для отдыха, где могли остаться на ночь, если какое-то животное требовало особого ухода ввиду болезни или появления детенышей. С тех пор как в зоопарке Ивелина[8] был убит носорог – злодеи спилили и украли его рог, – все зоопарки удвоили бдительность и наняли ночную охрану. Поэтому Лоренцо часто оставался на месте и все реже ночевал в арендованном доме.

Он окинул взглядом комнату, убедился, что она в полном порядке, и проверил, есть ли пиво в холодильнике. Вот только вопрос: по-прежнему ли это один из любимых напитков Жюли? Может, за прошедшие годы ее вкусы изменились, он ведь почти ничего не знал о ней теперешней. С тех пор как Жюли завела роман с Марком, он избегал разговоров с ней, даже чисто дружеских.

Наконец он услышал, как по двору прошуршали колеса машины, и вышел за порог встретить Жюли.

– Ну и денек сегодня выдался! – с улыбкой воскликнула она.

Вакцинация пеликанов заняла у нее много времени, и она выглядела усталой.

– Входи и присаживайся, – сказал Лоренцо. – Что ты выпьешь? Пиво или…

– Меня устроит большой стакан воды.

Лоренцо вынул из холодильника две банки «Перье» и разыскал в шкафчике пакетик жареного миндаля. Вернувшись в комнату, он увидел, что Жюли разлеглась в кресле, положив ноги на подлокотники.

– А ты, я гляжу, по-прежнему не умеешь себя вести, – пошутил он.

Это был намек на их годы в кемпинге Мезон-Альфора. Они там жили в спартанских условиях, занимая каждый по комнате в корпусе «А», ходили друг к другу в гости и вместе питались в студенческом общежитии «Грисби». Благословенное время: какими же усердными студентами, какими влюбленными и счастливыми они тогда были! Лоренцо считал эти годы самым светлым временем своей жизни; он все еще помнил, как Жюли сидела на полу, скрестив ноги, или пристраивалась на подоконнике, или бесстрашно раскачивалась взад-вперед на стуле.

– Ты, наверно, теряешься в догадках, почему я захотела увидеться с тобой наедине, вдали от нескромных ушей всего парка?

Лоренцо молча кивнул: он был поглощен созерцанием Жюли. Здесь, у себя, он мог любоваться ею сколько угодно, не опасаясь, что посторонние заметят его слишком нежный взгляд или слишком счастливую улыбку. Несмотря на тени у нее под глазами, он по-прежнему находил ее неотразимо прекрасной. Но она уже не была частью его жизни, она любила другого и никогда больше не окажется в его объятиях.

– Я жду ребенка, – объявила она вздрагивающим голоском.

Лоренцо словно ударили под дых. Конечно, он знал о ее романе с Марком и смирился с этим, но все-таки в глубине души у него еще теплилась робкая надежда на то, что она вернется к нему.

– Это… это хорошо… прекрасная новость, – наконец с трудом выговорил он.

– Ты и вправду так считаешь?

Жюли с тревогой смотрела на него. Неужели она поняла, что с тех пор, как они работают вместе, он относился к ней не только как к подруге?

– Да, конечно! – сказал он, овладев собой.

Собственная неискренность напомнила ему бесстыдное притворство Ксавье, с которым тот утверждал, что любит своего пасынка. Нет, его вовсе не радовала мысль о том, что отныне жизнь Жюли неразрывно и навечно связана с Марком. Неужели они поженятся и решат уехать отсюда, чтобы устроиться в другом месте? Ему не удалось завоевать Жюли, но не удалось и отказаться от нее. И внезапно на него нахлынули воспоминания о пикнике с жареным барашком, устроенном по случаю окончания учебного года, – в тот вечер хлынул дождь, и он увидел в группе студенток, бегущих через кампус, Жюли, которая потеряла туфлю и сыпала проклятиями, как извозчик. И еще Жюли, которая соскакивала с постели в четыре утра, чтобы повторить задание. И еще Жюли, которая напилась вусмерть к утру после целой ночи танцев на ежегодном празднике. Такую красивую, такую веселую…

– Теперь ты должна беречь себя. Смотри, не рискуй, когда будешь иметь дело с нашими зверями.

– Да я никогда не рискую! – удивленно возразила она.

Лоренцо не нашелся с ответом, в голове у него царил полный хаос.

– А почему у тебя такой мрачный вид, Лоренцо?

– Разве?.. Да нет, я просто вымотался за день. Скоро сезонное закрытие парка. Я представляю, как ты счастлива. А Марк… тоже?

– Конечно!

Ее ответ последовал мгновенно, без секунды колебаний. Лоренцо заставил себя улыбнуться и объявил, что нужно выпить за здоровье будущих родителей.

– Только не ты, а я один, и выпью я водки.

Ему обязательно нужно было взбодриться, а водка была единственным крепким напитком в его доме. Он ушел в кухню, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и вернулся в комнату с полным до краев стаканом.

– Ну, и каковы ваши дальнейшие планы? – осведомился он. – Вы поженитесь? Вы останетесь работать здесь?

– О, Марку так нравится работать в твоем зоопарке, что я даже не подумаю просить его уехать отсюда!

– А тебе хотелось бы уехать?

– Да не так чтобы очень. Но позже нам, я думаю, сложно будет жить здесь, в изоляции от внешнего мира – ни яслей, ни школ…

– Да, я понимаю.

Он понял главное: в один прекрасный день она отсюда уедет и, может быть, никогда уже не вернется, а это было еще страшнее, чем видеть ее здесь, каждый день, счастливой.

– И когда же состоится… э-э-э… появление малыша? Мне нужно знать, чтобы найти кого-то на освободившееся место; твоя должность, как ты могла убедиться, здесь отнюдь не лишняя.

– О, можешь не торопиться, я сама узнала об этом только во вторник. Но я решила поскорее сообщить тебе новость самой, мне не хотелось, чтобы ты узнал ее от Марка – уж он-то моментально раструбит ее на всю округу. Он так горд, так доволен!

– Еще бы! – невольно вырвалось у Лоренцо.

Он надеялся, что этот короткий возглас прозвучал не слишком горько.

– Ну, а пока береги себя, Жюли. Если тебе не захочется что-то делать или ты почувствуешь себя усталой, сразу же просигналь мне.

Неожиданно Лоренцо захотел, чтобы она ушла. Он шагнул к двери, надеясь, что она поймет это и оставит его одного, но она задержала его взмахом руки.

– Погоди! Ты же мой лучший друг, ты так много значишь для меня. И Марку это известно, я не скрыла от него нашу альфорскую историю. Так вот: ты согласился бы стать крестным нашего малыша?

Этот вопрос показался Лоренцо неуместным, абсурдным. Жюли предлагала ему нечто вроде утешения, которое ужаснуло его не меньше, чем это словцо – история.

– Не знаю, Жюли… Это большая ответственность, а у меня ее и без того выше головы! Спасибо за твою… за твое доверие. Давай обсудим это позже, ладно?

Она молча смотрела на него несколько минут, которые показались ему пыткой, потом наконец встала и направилась к нему, протянув руки.

– Я очень рада, что поговорила с тобой. Увидимся завтра утром, а пока – спокойной ночи.

Она подошла совсем близко, чтобы поцеловать его в обе щеки, и он успел вдохнуть ее аромат – запах легкой туалетной воды, которой она оставалась верна все эти годы. Не желая длить объятие, Лоренцо отстранился, чтобы дать ей уйти. А потом долго стоял, вслушиваясь в удалявшийся рокот мотора ее машины. Наконец шум затих, а он все еще не двигался, растерянный, рассерженный на самого себя. Сколько усилий он приложил, чтобы держаться с ней по-дружески невозмутимо! Так откуда же взялась эта дурацкая ревность, это чувство покинутости?! Итальянская кровь, текущая в его венах, воспламенялась быстро, он всегда боролся со своей неукротимой натурой.

– Да уймись же ты, дурень! – сказал он себе вполголоса.

Но ему уже было ясно, что невозможно сидеть тут целый вечер одному, и он решил вернуться в парк, обойти территорию, чтобы успокоиться, а там, глядишь, и ночи конец. Может, удастся прийти в себя, пока он будет ходить по аллеям с мощным фонарем в руке. И тогда завтра утром всё уже предстанет в ином свете: он найдет в себе мужество поздравить Марка и будет держаться подальше от Жюли. Но стать крестным… Нет, никогда!

2

– Не сердись, дорогая, но это не так уж приятно – слышать, как вы постоянно поете ему дифирамбы! Зато стоит мне сделать хоть малейшее замечание, как ты дуешься.

Мод возвела глаза к потолку и решительным движением захлопнула чемодан.

– Я не дуюсь. Я только констатирую, что как только речь заходит о Лоренцо, ты всегда ухитряешься сказать что-нибудь неприятное.

– Ну, хорошо, хорошо, может быть… Но согласись, что он тоже не безупречен. Праздновать день рождения в пятистах километрах отсюда – такое могло прийти в голову только отъявленному эгоисту.

– Представь себе, это пришло в голову не ему, а Валеру. Чтобы сделать сюрприз Лоренцо.

– И он не придумал ничего лучше, как заставить тебя ехать в Юра?

– Меня никто не принуждал, я еду туда с удовольствием. Анук и Летиция с Яном тоже там будут. И если бы ты к нам присоединился, вся семья была бы в сборе.

– Я не могу оставить аптеку.

– Ты прекрасно мог бы доверить ее своему провизору, он уже привык тебя подменять, и ты ему полностью доверяешь. Но ты просто не хочешь ехать – ну, признайся!

Ксавье молчал, ему нечего было возразить. И все же он, конечно, не собирался в это Юра, в этот проклятый парк, о котором ему все уши прожужжали, чтобы увидеть, как его пасынок изображает владельца и повелителя всего этого разномастного и опасного зверья. Поэтому он только спросил:

– Когда ты вернешься?

– В понедельник вечером. Валер забронировал нам номера в маленькой уютной гостинице, в окрестностях Сен-Клод, – ответила она, поглядывая на часы. И с улыбкой добавила: – Он скоро приедет.

– Может, Валер соблаговолит хотя бы выпить с нами чашку кофе?

– Нет, иначе ему придется искать место для парковки. Он будет ждать меня, не выходя из машины.

Ксавье испустил намеренно тяжкий вздох, чтобы подчеркнуть свое недовольство.

– Ладно… Значит, мне ничего не остается, как пожелать тебе весело провести время…

– Это семейный праздник, и нам всем будет тебя не хватать, – заметила Мод.

– Всем… кроме, конечно, Лорана.

Несколько секунд супруги молча мерили друг друга взглядами.

– А ведь Лоренцо был бы просто счастлив показать тебе все, что ему удалось создать.

– Ну да… как мальчишки хвастаются своими игрушками.

– Ох, Ксавье!

Глаза Мод внезапно налились слезами, и Ксавье раскаялся в том, что причинил ей боль.

– Не расстраивайся, дорогая! Ты же меня знаешь, и знаешь, что мы с Лораном всю жизнь ссорились. Но это не мешает мне любить его; в конце концов, ведь это я его воспитал.

– Любить? – недоверчиво повторила Мод.

– Да, именно так! Даже если ты этого не замечаешь. Он преуспел в учебе, и за это я его уважаю. Но потом он увлекся своими химерами. Вспомни: я пытался разубедить его, но тщетно, а ведь я это делал потому, что привязан к нему. Но он меня не послушал, как, впрочем, и никогда не слушал, – что ж, тем хуже для него. Может быть, ты слишком часто принимала его сторону, а он морочил тебе голову, изображал итальянца, чтобы растрогать, и…

– Но он и есть итальянец! – возразила Мод.

– Только наполовину. А наполовину – благодаря тебе – француз, но об этом он старается забыть. Мне очень хотелось, чтобы он лучше вписался в нашу семью, чтобы хоть чуточку теплее относился ко мне, вместо того чтобы отталкивать.

Ксавье переиначивал эту историю на свой лад, и хотя Мод ему не верила, он, по крайней мере, высказал все, что считал нужным, чтобы оправдаться перед ней и поселить в ее душе сомнения в сыновней любви Лоренцо. Она собралась было ему ответить, как вдруг ее мобильник дважды звякнул, оповещая о сообщении.

– Валер уже внизу, – сказала Мод.

– Давай я донесу твой чемодан до лифта.

Отъезд жены ужасно расстроил Ксавье. Ну чем ему теперь занять выходные? Слоняться без дела по квартире целое воскресенье и утро понедельника? Есть холодный обед и скучать? Обычно в такие дни именно Мод придумывала интересную программу – поход на выставку, в кино или в театр, приглашение гостей, для которых она готовила лакомые блюда. Она была идеальной женой и домохозяйкой, взяла в свои руки все, что не имело отношения к аптеке, прекрасно наладила их быт и только слегка, постепенно меняла его, когда их дети, один за другим, покидали родной дом, чтобы начать свою новую взрослую жизнь. Ксавье со своей стороны умело вел финансовые дела, так что по выходе на пенсию они могли бы купить себе загородный дом в деревне или на море и отдыхать там сколько душе угодно. Словом, будущее сулило им вполне приятное существование. А может, у них и внуки скоро появятся? Но об этом пока рано было думать: Ксавье собирался работать еще несколько лет, до тех пор, пока Валер, Анук и Летиция не обзаведутся семьями, не устроят свою жизнь. Что же касается пасынка, ему было плевать на него – даже если тот погрязнет в безнадежных долгах, от него он гроша ломаного не получит. Тот факт, что Лоренцо хватило наглости явиться к нему за финансовой помощью, возмутил его до глубины души. Не иначе как разорился вконец. И в этом случае, конечно, попробует разжалобить мать, но у Мод не было никаких личных сбережений. Когда Ксавье с ней познакомился, она жила на те жалкие деньги, что остались от Клаудио Дельмонте, и всерьез подумывала вернуться во Францию вместе с сынишкой, чтобы найти хоть какую-то работу. Но тут очень кстати появился Ксавье; ему удалось утешить ее, потом понравиться ей и, наконец, влюбить ее в себя. Вот только этот мальчишка с первого же дня стал для него камнем преткновения. Ксавье, со свойственной ему проницательностью, сразу понял, что ему не удастся полюбить этого ребенка, который стал инородным телом между ним и Мод. Она не сможет забыть свое прошлое из-за этого живого напоминания – тень первого мужа никогда не даст им покоя. И все же Ксавье бросился очертя голову в эту авантюру – он был слишком пылко влюблен, чтобы считаться с таким препятствием. Увы, он переоценил свои силы, надеясь, что привыкнет к мальчику и привяжет его к себе. Произошло как раз обратное: он инстинктивно отвергал его, разрываясь между неприязнью и чувством вины. И пятнадцать лет совместного существования ничего не наладили в их отношениях. Даже сегодня, при виде радостного лица Мод, предвкушавшей встречу с сыном, он чувствовал одну только злость.

Пройдя по квартире, он распахнул одно из выходивших на улицу окон. Внизу Валер уложил чемодан матери в багажник и лихо захлопнул его. Потом сел за руль и начал маневрировать, чтобы влиться в поток машин. Он все же сумел припарковаться и тем не менее не зашел в дом, чтобы поздороваться с отцом, – небось, уже предвкушает их с матерью веселую поездку. Ксавье почувствовал себя одновременно обиженным и отверженным. Но Валер был его родным сыном, его гордостью, и он не мог долго сердиться на него.

* * *

Лоренцо рассмеялся при виде крошечного, но воинственного тигренка, – тому едва исполнилось два месяца, и он проходил свой первый осмотр у ветеринара. Детеныш, очаровательный, как плюшевая игрушка, пронзительно мяукал, оскалив крошечные клычки, как большой.

– Ну, задаст он вам хлопот, – с широкой улыбкой сказал ветеринар.

– Не он, а она, – уточнил Лоренцо. – Это самка, но ты прав – похоже, характер у нее скверный. Как вы ее назовете?

По сложившейся традиции именно бригады ветеринаров присваивали имена всем животным, родившимся в зоопарке.

– Для девочки мы подобрали имя Венди, – объявил Марк, вошедший в тот момент, когда тигренка взвешивали.

Лоренцо поднял на него глаза и кивнул, подумав при этом: а успел ли Марк подобрать имя для ребенка, которого родит ему Жюли? Эта мысль так больно уязвила его, что он отвернулся и в несколько точных движений ввел тигренку электронный чип, позволяющий идентифицировать зверя в течение всей его жизни.

– Измерьте Венди и поскорей верните ее матери. Похоже, наша девочка в прекрасной форме.

Как можно меньше тревожить зверей – таково было основное правило зоопарка. Контакт с ними устанавливался голосом, чтобы приучить животное к людям и при необходимости облегчить его лечение, ничего другого от них не требовалось; особенно это касалось крупных кошек, слишком опасных, чтобы к ним приближаться. Лоренцо особенно настаивал на этом пункте, внушая всем своим подчиненным, что здесь не цирк, что единственное зрелище, предлагаемое публике, – это показ животных, которых содержат в условиях, максимально приближенных к естественным, чтобы сохранить все характерные свойства их породы – охотничий инстинкт, готовность к бегству в случае опасности, иерархию в стае или в прайде, поиски пищи. С этой целью служители иногда прятали фрукты в разных местах, чтобы заставить приматов их отыскивать, и подвешивали мясные туши на столбы, чтобы львицы побольше двигались.

Одной из главных задач парка наряду с содержанием животных было воспроизводство редких пород для обмена с другими парками, чтобы избежать кровосмешения. Поэтому некоторых зверей увозили, освобождая место для новичков, и служители нередко тяжело переносили разлуку со своими питомцами. Правда, самому Лоренцо, как и другим ветеринарам, не удавалось завязывать такую дружбу с «пациентами»: те слишком боялись этих людей, вооруженных жалящими шприцами.

– Тебя спрашивают у главного входа, – добавил Марк.

– Кто?

– Секрет!

– Секрет?

– Охранник не уточнил, но похоже, тебя ждет приятный сюрприз.

– О господи, делать мне больше нечего!

И Лоренцо, слегка раздраженный, вышел из кабинета. Он не увиделся с Жюли во время утреннего совещания, где уточнял распорядок дня, и так оно было лучше. Им надо как можно реже общаться, это поможет ему меньше думать о ней. Он запрыгнул в электрокар, на котором разъезжал по зоопарку, и направился к воротам; навстречу ему по аллеям шло множество посетителей. Со временем их количество постепенно росло, хотя до показателей, намеченных Лоренцо, было еще далеко. Выйдя из машины, он стал оглядывать людей у входа, ища того, кто к нему пожаловал, как вдруг услышал знакомый голос: