Астральная Упанишада. Хроники затомиса

Астральная Упанишада

Хроники затомиса

Александр Беляев

© Александр Беляев, 2016

ISBN 978-5-4483-5174-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1. Мескалиныч

«Так, только без паники, – подумал Андрей, после очередной безнадежной попытки поговорить с призрачными обликами своих друзей, – постараемся разобраться с тем, что произошло. Прежде всего, тела никуда не пропали, похоже мы просто достигли какой-то границы, где временные парадоксы усилились, и мне, по какой-то причине удалось перейти этот рубеж и оказаться в новой реальности, а им – нет. Вернее – их астральные тела сюда проскочили, но двигаться не могут, их эти водоросли задерживают, а я через них спокойно прохожу. Теперь – о временных парадоксах. Судя по всему, мы дошли до черты, где время как бы назад идет: сначала появился первый параллельный поток, где время шло с задержкой, затем еще один, где задержка была уже гораздо больше – вон, даже прошлогодний снег появился, а затем присоединился поток альтернативных событий, где каждый из ребят погибает. И именно в этот момент, когда я у себя пытался такой же событийный хвост разглядеть, появился этот лес красных водорослей, и, как мне показалось вначале, физические тела ребят исчезли. Получается так: в этой зоне их тел как бы нет – и быть не может, в ней как бы другие причины и следствия происходили, и если следовать этой логике, то по отношению к этому месту, ребята как бы давно уже умерли – если отсюда как бы назад смотреть. А если снова назад вернуться, за границу водорослей, то получается, они снова живы, и преспокойно себе по лесу идут и не догадываются, что здесь их как бы уже нет, и быть не может… во нагородил, даже сам запутался. Так, поехали дальше: почему их астральные тела сюда попали? А все просто, астральные тела-то не могут умереть, следовательно они и тогда в прошлом, при альтернативных событиях никуда не делись, и вполне имеют право здесь присутствовать. Даже если они остались там в лесу в своих телах, то это какие-нибудь дубликаты из параллельного временного потока, с этим двоением мы уже встречались. Только, что же получается? Выходит, ребята там в лесу идут себе и идут, и неизвестно, сколько будут идти, но туда, куда я попал, попасть никогда не смогут, поскольку здесь умерли. А я в это время здесь… выходит, я там исчез? Или там вообще время остановилось? А если там время не остановилось, то интересно, заметили ли они, что я исчез, или там какой-то мой дубликат остался. Вот это пока не понятно. Но как такое возможно: там они идут, а здесь не идут! В голове не укладывается. Хотя… это ведь доказано, что если космический корабль подлетит к черной дыре, то он туда, в черную дыру вечно падать будет. Вернее, вечно для экипажа, и вполне им может казаться, что они продолжают лететь в свободном космосе, а для наблюдателя снаружи – они исчезнут, следовательно – погибнут, аннигилируют. А если допустить наблюдателя внутри дыры, то что он наблюдать будет? Вот это я, честно говоря, не помню. Выходит, это место что-то вроде черной дыры: для ребят, относительно меня, время остановилось, хотя они, очевидно, этого и не заметили – вон они в этом обратном ходе времени преспокойненько идут, как шли, но относительно меня – никуда они прийти не могут. Теперь вопрос – почему мне удалось в своем физическом теле сюда попасть? За что я такой милости удостоился? Конечно, в каком-то смысле я человек выдающийся, по крайней мере в мистическом отношении, но что касается обычной жизни, то я – сплошная несостоятельность – по крайней мере на данный момент. Так, ладно, все это лирика, а если серьезно – наверное моей исключительности недостаточно, чтобы законы вселенной нарушать. Значит здесь что-то другое, это не только черная дыра, но еще и дыра альтернативных событий, и в моем альтернативном потоке я не умер, а ребята почему-то умерли»…

Андрей стал перебирать в памяти ситуации, которые могли бы закончиться для него трагически, и решил, что, пожалуй только летаргия представляла явную угрозу жизни, и разве что некоторые астральные выходы.

«А хотя, кто знает, – думал Андрей, – предполагал ли Кожевников, падая от удара на пол, что в другом варианте мог удариться головой о штангу и поломать основание черепа. И то же самое Крюков и Галя. Наверное любой переход через проезжую часть, поездка в поезде или на самолете может в каком-то ином варианте закончиться трагически. Тут, наверное, что-то другое, может эту альтернативную роковую судьбу я мог только у других увидеть, а у себя не мог. И все же, я пересек границу этой черной дыры альтернативных событий, а другие – нет. В чем же дело? А может, если все в этих аномальных ситуациях относительно, то вообще, то, что вижу я, видит и Галя, и Крюков, и Кожевников, и каждому кажется, что именно он пересек рубеж, а другие застряли во времени и пространстве. Вполне возможный вариант. Никто ведь не путешествовал в черную дыру, и не выходил оттуда, чтобы рассказать о реальных ощущениях. Если мы с Галкой видели, что ребята вместе с лагерем пропали, а они, напротив, считали, что никуда не делись, то это же аналогичный вариант. Да, тут можно гадать до бесконечности, но пока наша компания не воссоединится, ничего определенного сказать нельзя. А удастся ли воссоединиться – это еще вопрос»!

От этой мысли Андрею стало не по себе: «А может, вернуться? – мелькнула в голове испуганная мысль, – только посмотрю, возможно ли вернуться – и обратно»! – Но тут же понял, что если ему удастся пересечь границу «Зияющего Ничто» в обратную сторону, то никогда уже он не решится повторить переход. А если переход не удастся, то сможет ли он преспокойно идти дальше, в поисках источника аномалии, или будет в ужасе метаться по этим водорослям в поисках выхода? Нет уж, если судьба привела его сюда, то лучше ее не испытывать, и идти дальше, скорее всего выход проясниться после того, как он достигнет конечной цели. Кстати, а есть ли вообще эта конечная цель? Это еще вопрос!

Размышляя таким образом, Андрей шел вперед через красные водоросли, оставив позади так до конца и не сформировавшееся «Зияющее Ничто», а так же запутавшиеся в водорослях астральные тела своих друзей, и их же физические тела, размазанные в пространстве и во времени. Тайга исчезла из виду, исчез и шум пробивающейся через теснину реки, впереди и сзади колыхались розовые водоросли, которые оказались одной видимостью, поскольку их прикосновений Андрей не ощущал. Небо над головой стало розоватым, а земля под ногами превратилась в обнажившийся неровный базальт без намека на мох, траву или деревья, и только красные водоросли, словно бы растущие из этого камня перекрывали все пространство.

«Интересно, – думал Андрей, – почему этой красной зоны мы раньше не видели? Ведь из лагеря склоны каньона неплохо видны. Правда в момент взрыва красное зарево возникло, но потом все исчезло, только лес вокруг. А сейчас я уже сколько по этой зоне иду, и никакого леса. Куда же деревья подевались? Ведь если мне все это видится, то на деревья я должен же натыкаться! С другой стороны, это не астральное путешествие, я в обычном своем теле нахожусь, значит сквозь деревья проходить не могу, да и в астрале я всегда чувствовал, когда сквозь преграду проходил. Может, это какое-то третье состояние, где тело видится, как обычное? Все может быть, после того, с чем мы столкнулись, ничему удивляться не приходится, и старые мерки тут совершенно не годятся. Здесь – особая зона, особое состояние. Интересно, а Маркелов или Балашов это смогли бы объяснить? Наверное, не смогли бы, это место скорее по части Станислава Лема или Братьев Стругацких. И все же, какое странное чувство, словно еще шаг и все исчезнет, а я провалюсь в какую-то бесконечную дыру – а это ведь не астрал, здесь провалиться я можно только в какую-нибудь яму. Хотя, с другой стороны, если это место – сплошная видимость, но иду я все же по-настоящему, то ведь я, не заметив, могу к краю скалы подойти и вниз грохнуться и тогда от меня рожки да ножки останутся»!

Эта неожиданная мысль встревожила Андрея, и он даже остановился, чтобы более внимательно осмотреться.

– Куда идти? – Вслух пробормотал Андрей. – Ведь кругом только эти водоросли и камень! Может, я давно уже с пути сбился и ни к какому месту выхода канала Нуль транспортировки не иду. А может, и нет никакого места выхода, или был, да исчез, как все здесь, и вообще, неизвестно, сколько этот лес из ламинарий будет продолжаться? Сколько я уже по нему иду? Десять, пятнадцать минут? А может, уже час?

Андрей понял, что не сможет точно определить, сколько он бредет по этой странной зоне, чувство восприятия времени у него сильно нарушилось, в ушах пели сверчки. Попытки разглядеть что-нибудь впереди, а теперь уже и сзади ничего нового не дали – никаких ориентиров… хотя… внимательно приглядевшись, Андрей понял, что водоросли колышутся определенным образом и колыхания эти стали заметно сильнее, чем вначале. И еще. Словно какой-то неощутимый вихрь закручивает водоросли вокруг невидимого центра, который находится где-то впереди, по ходу пути Андрея – как закручивал бы смерч реальные деревья.

«Что ж, – подумал Андрей, – «все какой-то ориентир. По идее, если идти перпендикулярно к этому вращению, то выйдешь к центру «рощи», а в центре, я думаю, что-то должно быть, ведь вращение вокруг чего-то же должно происходить! Если меня сюда пропустили, то не спроста, значит куда-то я должен выйти».

Тут в его голове ни с того ни с сего стали слагаться странные строки, которые, казалось мало имели отношения к той ситуации, в которой он очутился. Причем слагались они безо всякого напряжения, словно их кто-то произносил в сознании, хотя даром импровизации Андрей никогда не обладал, и слагал стихи долго и мучительно. Он даже начал произносить эти строки вслух, причем ровно и ни разу не сбившись.

Я вас ловил часами,Ваш гид и ваш свидетельВ мозаике касаний,В загадке, как раздеть их.Связав слова и тениПо просьбе гамм-созвучийЯ предавался лениДождинки в чреве тучи,То вовсе из природыОрганных пассакалийВ текущем эпизодеПил океан печали.И не было прощеньяУжасному проступкуВ слепом перемещеньеСтены в тоннеле жутком,Как будто взять изморомБезмолвие СезамаУтратил пыла порохИ заболел слезами.Но в этом ускользаньеПустынных коридоровБездонными глазамиГлядит, желанн и дорогБлик ласкового светаПростой метаморфозы,Где ничего не спето,И ничего не поздно.

Андрей только успел удивиться, как естественно, без напряжения и мучительного подбора слов и рифм сложилось стихотворение, тем более, казалось бы, не имеющее отношения к ситуации. Ну разве что такое же непонятное, психоделическое. Тут его удивление усилилось многократно: он совершенно отчетливо, ушами, а не как-то там телепатически, услышал голос, звучащий откуда-то из гущи водорослей:

– Клево! Можешь еще что-нибудь?

«Господи, – подумал Андрей, – начинается. Все, крыша поехала! Хотя, почему начинается, продолжается и очень давно, почему же меня, когда вижу что-то потустороннее, это пугает меньше, чем когда слышу! Не ожидал здесь живое существо встретить? А, собственно, почему бы и нет. Сомнительно, что я здесь увижу кого-то из плоти и крови, а вот что-нибудь вроде Варфоломея или Дьюрина, или даже черного магистра – это вполне нормально. Правда раньше они все больше в астрале появлялись, но ведь в подобных зонах я никогда не бывал, тем более в обычном теле. Забавнее всего, что его мои импровизации заинтересовали – вот это действительно сюр какой-то. Ладно, идем вперед, и посмотрим, что это за любитель авангардной поэзии».

Андрей пошел на голос, ускорив шаг, и тут водоросли расступились, и он оказался рядом с причудливым, можно даже сказать, сюрреалистическим сооружением, которое, как Андрей понял позднее, оказалось сформировано с помощью все тех же красных ламинарий, переплетенных совершенно фантастическим образом. Казалось бы, нарушая все законы физики и тяготения, оно словно было создано фантазией какого-нибудь Сальвадора Дали, и отдаленно напоминало огромный гриб с множеством выдвинутых полочек (эти полочки, возможно и напомнили Андрею творчество великого испанского художника). Сооружение стояло на небольшой базальтовой площадке, а за ним водоросли заканчивались и возникала стена тумана, за которой уже ничего не было видно, но теперь туман стал голубовато-зеленоватого оттенка. Вначале Андрей не увидел никого живого, и тут откуда-то сверху снова раздался немного гнусавый, растягивающий слова голос, словно бы произносящий его человек, или Бог его знает еще кто, находился под легким кайфом.

– Ты, чё, чувак, закумарился, не врубаешься? Здесь я!

Андрей поднял глаза вверх: примерно на уровне второго этажа на краю выдвинутой из фантасмагорического гриба полочки сидел маленький человечек, одновременно напоминающий двух казалось бы несовместимых существ. С одной стороны он был похож на прожженного хиппи времен фестиваля в Вудстоке: худой, как щепка, с длиннющими засаленными волосами, в затертом джинсовом прикиде, в майке с изображением Джона Ленона и надписью «мэйк лав, нот уор». С другой стороны он чем-то напоминал оживший персонифицированный мухомор, словно хиппи решил сыграть роль мухомора на детском утреннем спектакле. На голове у него была водружена шляпа, розовая в крапинку, с паутиной и листиками на тулье – типичная мухоморовая шапочка, а на шее нелепо красовался гофрированный «испанский воротник». Да и сам он был какой-то мухомороподобный: рожа бледная, даже с зеленоватым оттенком, но красными пятнами, и так же, как его шляпу, джинсовый костюм затягивала паутина с прилипшими к ней сухими листиками. К тому же все пропорции его тела казались какими-то неустойчивыми, подчеркивающими принадлежность хозяина к потустороннему миру: руки, ноги и шея его то вытягивались, то укорачивались, причем не синхронно, поэтому одна из рук или ног могла оказаться в 2—3 раза длиннее другой. Да и вообще, весь его облик был какой-то зыбкий, плавающий, и если бы все это происходило в астрале, Андрей несомненно счел бы его личностью синтетической, возникшей из его, Андрея, собственных мыслеобразов подсознания.

Вопрос его, вернее форма вопроса, взятая явно из какого-то хиппейно-наркоманского арго, тоже весьма озадачил Андрея, поскольку менее всего соответствовал данной ситуации.

– Здрасте, – сказал Андрей растерянно, – я, собственно, не ожидал, что меня здесь кто-то слушает, да и эту конструкцию, тем более обитаемую, встретить здесь никак не ожидал. Вообще-то обычно я свои стихи вслух не читаю, просто видимо здесь место какое-то особенное, импровизация получилась, и это впервые в моей жизни – я имею в виду здесь, на Земле.

– Ну, начнем с того, – сказало загадочное существо, болтая с полки то удлиняющимися, то укорачивающимися ногами, словно они были из тонкой резины, в которую то наливают, то откачивают воду, – что это не совсем Земля, это место встречи, или, так сказать, зона, граничащая с точкой сборки, и то, что ты видишь – одна из твоих глосс. Так что ничего удивительного, что у тебя импровиз прорезался, тут и не такое могло случиться.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Андрей, – просто я привык, что такие вещи в астрале происходят, а это не астрал, по крайней мере я еще такого астрала не видел, хоть и полетал на своем веку. Ты, надеюсь, понимаешь, о чем я, ты ведь сущность потусторонняя…

– Еще бы, – усмехнулся «неустойчивый человечек», – потусторонней некуда. А ты, как? Кумарил или трескался? Или, может, по колесам? Хотя, я тех, кто на колесах сидит, не уважаю, они не из моей ведомости.

– Чего, чего? – Не понял Андрей, никогда не вращавшийся в наркоманских тусовках, – как-то странно ты говоришь, словно хиппи какой. А я думал, это чисто земное явление.

– Так ты не торчок? – Удивленно вытаращился на него человечек, – как же ты здесь очутился, да еще со всеми манатками? А я поначалу не разобрался.

– А, – наконец дошел до неподготовленного Андрея смысл услышанного сленга, – ты имеешь в виду, не наркоман ли я? Да нет, я по другой части. А почему я сюда попал? Так кто ж его знает, я думал, ты мне объяснишь, раз ты из этой сакуаллы. Может, потому я что я мистик, внетелесник….

– Так ты духарь! – Облегченно проговорил человечек. – Рашн саньяса! Тогда понятно, тем более, не местный и не шаман. Небось в землянке живешь, Сатори дожидаешься!

– Да ни в какой землянке я не живу и никакого Сатори не дожидаюсь. В астрале я путешествую, а тут такая чертовщина творится – не знаешь, где, в каком мире и времени в следующий день окажешься. Вот теперь я здесь очутился, и поверь, мне это так же непонятно, как тебе. Объясни, кто ты такой, что это за базар наркоманский, что это за место, и вообще, что здесь происходит. Кстати, тут неподалеку, перед тем местом, где водоросли вдруг выросли, мои друзья остались. Их астральные тела в водорослях запутались, а физические как бы во времени и пространстве размазало. Лично я с таким явлением впервые встречаюсь и объяснить здраво никак не могу, хотя мистического опыта мне не занимать, и ребят, подобных тебе, я немало на своем веку повидал.

– Астральщик, значит, – пробормотал человечек. – Стремно, тем более стремно, как ты сюда попал, видно это результат того смура, который здесь с недавних пор начался. Ладно, попробуем этот вопрос совместно решить… нет, правда никакой наркоты не принимал?

– Да, нет же, далась тебе эта наркота! Тем более, ты сам, насколько я разбираюсь в медицине, внутрь весь этот хлам принимать не можешь. Не думаю, что у тебя есть желудок или вены.

– Нет, конечно, – почему-то сразу скис человечек, – без тела это – сам понимаешь, невозможно.

– Так какого же ты это фуфло гонишь? – Перешел и Андрей на соответствующую лексику, чтобы подыграть человечку. – Под центрового косишь? Тут тебе не Москва и не Питер, а местные вряд ли в системе тусуются.

– Ты понимаешь, чувак, – грустно проговорил человечек. В его тоне появилась доверительность, – понятное дело, ни шмалять, ни мазаться я не могу, и честно признаюсь, уважаю тех, кто в крепкой завязке – таких как ты, например, но, как не печально, мои профессиональные и бытийные интересы связаны с теми, кто так или иначе примыкает к системе. Но с другой стороны, и лес – моя прямая вотчина. А насчет центра – ты ж астральщик, сам знаешь, пространство у нас – штука фрактальная, мне не сложно в сей момент и в Питере и Москве очутиться – или в каком-нибудь Свято-Какашкине в Подмосковье, где торчки на дачах трескаются. Я прямым образом отвечаю и за кайф и за глюки. Сам знаешь, тут главное – сродство частот, резонанс, – наконец произнес человечек слова более «высокого штиля», – потому я и думал, что ты тоже из системы.

– Тогда, что ты в лесу делаешь? Тем более в этой глухомани! Здесь же за сто верст живой души не встретишь, я имею в виду, человеческой, – оговорился Андрей, вспомнив, что лес просто кишит всякими духами и стихиалями, – ты же, как я понимаю, именно на людях завязан, их пранушку попиваешь, – не смог он избежать соблазна подколоть человечка, – ты же, если я правильно врубаюсь, дух стихиали наркоманов?

– Не совсем, не совсем, – проговорил человечек, – конечно, я напрямую с ними связан, но если бы их вообще не было, я бы тоже без дела не сидел, жил бы как все обычные духи стихиалей, вроде Мурохаммы или Фальторы, и обменивался с миром естественными природными энергиями. А с людьми бы дело имел не со всякой шушарой, а с народными целителями, которые в лечении естественные галлюциногены используют. Или, скажем с шаманами. Я ведь дух природных растительных галлюциногенов и звать меня можешь Мескалинычем. Это, естественно, кликуха такая, настоящее имя, сам понимаешь, я никому сказать не могу. О чем это я… ах да, в последнее время в нашу психоделическую сакуаллу столько торчков въезжать стало, что только с ними дело иметь и приходится – ну и, конечно, обмен энергиями, мыслеобразами и все такое. Но это – закон природы, тут уж никуда не денешься – отсюда и мой Арго, хотя раньше я так никогда не базарил, но с кем поведешься – с тем и наберешься. А то, что мне твои стихи понравились – так не удивительно, мои торчки тоже все поголовно музыканты, поэты и художники доморощенные, но у них, как правило, туфта одна выходит, им кажется, когда у них башня едет, что они что-то конгениальное отчубучивают, но я то вижу, что все это бред сивой кобылы. У меня художественный вкус тонкий, изысканный, и то, что ты не фуфлогон какой, я постепенно начинаю въезжать.

– Ну, тут, наверное, ты не совсем прав, – польщено ответил Андрей, – обо мне говорить не будем – кому-то моя поэзия нравится, кому-то не очень, хотя я по поводу своего места в искусстве не сомневаюсь. Что же касается известных великих поэтов, тут все так – я лично ни одного большого поэта наркомана не знаю, хотя, говорят, Бодлер чего-то там принимал – так у того тоже не все в порядке с головой было. Но это скорее исключение из правил.

– Это все верно, – закивал Мескалиныч, – только люди эти – действительно гениальные – во время своих творческих прорывов совсем в другую фазу сознания входят, и в нашу сакуаллу не попадают. У них своя особая, высокая, творческая, связанная с трансмифом, а к нам только обусловленные торчки въезжают, которые только нашу информацию считывают – а она однозначно бредовая. Другое дело, когда гений наркотой подорван и талант свой загубил – тогда он уже чисто наш, но в этом случае ни на что высокое уже и не способен – только нашу лабуду считывает.

– Что же ты так критически к своему миру относишься? – Усмехнулся Андрей. – Даже как-то странно. Кстати, кличка твоя «Мескалиныч» часом не с Кастанеды срисована? Там дух пейота «Мескалито» назывался. Но алкалоид мескалин, насколько я помню, в кактусах содержится, а ты что-то там о грибах и в частности о мухоморах говорил. Так в мухоморах не мескалин, а мускарин, так что тебя, наверное правильнее «Мускаринычем» звать.

– Так меня вначале и звали, – опустил глаза человечек, – но «Мускариныч» уж больно как-то сермяжно звучит, от этого имени дохлыми мухами за версту разит, это все равно, что «Мухоморыч». А я существо утонченное, прозападных настроений, и Мескалито, о котором ты упомянул, мой не такой уж дальний родственник. А то, что я о нашем слое так неуважительно высказался, так я из разжалованных, мы и повыше небеса видали.

– Что ты говоришь! – Поразился Андрей. – Я гляжу, у вас, духов это повальное явление. Я одного разжалованного знавал – он был очень древний, и сначала являлся кем-то вроде Гермеса – богом-посланником, а потом его в домовые разжаловали. При этом, с точки зрения человеческой морали ничего плохого он не сделал, напротив, очень благородно себя повел, но нарушил какое-то там Равновесие.

– И не говори, – махнул на него рукой Мескалиныч, причем та сразу удлинилась в пару раз. – Уж это мне Равновесие! Но ничего не поделаешь, не мы его установили, не нам отменять. Чтобы вверх по слоям продвинуться, века нужны, а слететь в один момент можно. Я, правда, не в момент слетел, постепенно съехал. А в чем я виноват, меня таким сформировали!

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Андрей, – что-то ничего не слышал про формирование духов. И откуда же ты в этот слой мухоморовый залетел?

– Не мухоморовый, – поморщился Мескалиныч, – это слишком узко, а сакуалла лесных галлюциногенов. Тут далеко не одни мухоморы, тут и алкалоиды спорыньи, и дурмана, и белены, и болиголова, и белладонны, и аконита, и массы других растений и грибов. Энергия их формирует особое глючное пространство, куда торчки въезжают. Такова моя вотчина. У конопли и мака, которые в других биотопах произрастают – другой, правда очень близкий слой, ну и понятно, всякие там пейоты, веролы, аяхуаски, коки – еще дальше от нас, тем не менее, все это сфера моих энергий, влияний и интересов, и я это неким образом персонифицирую в плане формы и в плане состояний. Поэтому-то вся эта хипейщина из меня нынче так и прет – ничего не поделаешь, форма. А когда-то я был в ином слое, в слое, сформированном по образу и подобию мощных творческих вдохновений. Это ваше, человеческое детище – естественно, не целиком и полностью, поскольку вдохновение – оно свыше вам дается, следовательно вы его перерабатываете и реализуете в какое-то произведение искусства. А если образ точно найден, то формируете и духа соответствующего, который на тонком плане является отражением этого образа, не важно, поэзия это, проза или живопись. Поэтому, Бог вам подает, а вы улавливаете и формируете образ в сотворчестве, в каком-то смысле получив некоторые функции Творца. Так что, с одной стороны я – ваше детище, а с другой стороны, я сам теперь на ваше сознание влияю, и, к сожалению, далеко не лучшим образом. Но здесь, как я сказал, моей вины нет, мне творец такие тенденции задал.

– И кто же твой творец, и кого ты в этом творческом слое из себя представлял?

– Первичный создатель, конечно, был, но в дальнейшем фигура его персонажа настолько обросла домыслами, дорисовками и дополнениями, что сейчас уже не возможно сказать, кто это был конкретно. Ну а с образом, которым я был в творческом слое, ты несомненно знаком.