Когда придет Волчок

– Почему же сразу «не писательница»! У меня несколько напечатанных детских книг! – обиделась Кира-Катя. – Современные сказки, между прочим! В известных издательствах вышли. Для того, чтобы стать писателем, необязательно оканчивать Литературный институт, как Станислава Ильинская, или вступать в Союз писателей, как Мария Кармини. Главное – иметь способности и желание писать. Ну, и немного знать жизнь и человеческую натуру, – скромно добавила она.

– Несомненно! – согласился Башмачков. – Только мне все равно не ясно, что вы здесь делали столько времени. Неужели собирали материал для новой сказки?

– Совмещала приятное с полезным! – улыбнулась Екатерина. – Училась у коллег писать синопсисы, слушала ваши выдуманные истории, сочиняла свои. В общем, с пользой провела время в писательском семинаре.

– Катя скромничает, – сказал Васильев. – Она все это время работала под прикрытием. Как только нам стало известно, что среди прекрасной подмосковной природы творятся отнюдь не прекрасные дела, начальство тут же откомандировало Катю лично во всем разобраться.

– Выходит, вы, Катя, не зря все время в холле сидели? –догадалась Лина.

– Ну, конечно! Там же отличный наблюдательный пункт. Все как на ладони: кто входит, кто выходит, кто куда и зачем пошел…

– В баре я вас тоже не раз видела, – продолжала Лина. – Теперь понимаю – вы там тоже отдыхали не просто так. Почти ничего не пили! В отличие, например, от Егора Капустина.

При имени Егора Капустина лицо Кати вдруг порозовело, и она пробормотала:

– В баре – отличный пост наблюдения! Все участники семинара были как на ладони. Впрочем, тот, кто их обслуживал, тоже о себе рассказал немало.

– И в сарай вы тоже не просто так вчера заглянули? – догадался Башмачков.

– Ну, конечно! По обрывкам веревки, хаотичным следам от подошв господина Башмачкова (я еще днем заметила, что на писателе были ботинки с протектором) и по паре оторванных пуговиц от плаща Ангелины Томашевской я сразу поняла, что вам оказали в сарае не самый сердечный прием. Между прочим, вот эти подозреваемые.

– Снимите с задержанных балаклавы, – приказал Николай Васильев омоновцам, – мы должны увидеть их лица.

Бойцы стащили с преступников вязаные шапки, и Лина с Башмачковым онемели. Писатель подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть бандитов, а Лина от неожиданности схватилась за край гримерного столика, чтобы наоборот – не упасть. На них смотрели с ненавистью бармен Кирилл Балалайкин и их новый приятель Кузьмич!

– Кузьмич! – охнула Лина – Не могу поверить! Как же так! Ты что, вправду был готов нас убить? Мы же считали тебя другом!

– Вот заладила: «Кузьмич, Кузьмич»! Я делал то, что было приказано, – огрызнулся охранник – Между прочим, пытался вас по-хорошему предупредить. Забыла? Ох, как быстро мы все хорошее забываем! А я ведь рисковал, когда помогал вам за территорию выбраться и вообще… Я же заходил к вам в номер, чтобы сказать то, чего не имел права говорить. Дескать, рвите отсюда когти пока не поздно. Забыла? Нет? То-то же!

– Ты же дружил с нами, Кузьмич! Делил хлеб-соль! Мы думали, ты за нас! Зачем ты согласился исполнять преступные приказы? Не зверь ведь, животных любишь! Ты же знал о том, что Кирилл травит людей, и молчал.

– Животные лучше людей. Люди – двуличные сволочи. Эта тварь Кира тоже делала вид, что дружит со всеми, – Кузьмич бросил злобный взгляд на детскую писательницу и продолжал, – втиралась в доверие, а на деле, как только что выяснилось, всюду шныряла, разнюхивала и шпионила… Терпеть не могу легавых в юбке. Сссука в горошек, вот ты кто, Коровкина! Кузьмич попытался дернуться в сторону Киры, но омоновец легким движением руки вновь уложил его на пол.

– Ну, а ты, Кирилл? – повернулась Лина к бармену. – Ты же писатель, черт побери! Учился в Литинституте, правильные книжки писал. Когда жизнь, а не литература проверила тебя на прочность, ты не выдержал экзамена. Почему ты стал убийцей? Это ведь ты смешал смертельные коктейли для Бориса и Стеллы?

Кирилл стоял и молча смотрел в пол, а Лина продолжала:

– Ты одно время работал лаборантом в школьном кабинете химии, увлекся специальной литературой и узнал кое-что о ядах. Борису Биркину ты добавил в спиртное яд, который имитирует смерть от сердечного приступа. В шампанское, заказанное Стеллой в номер, ты тоже капнул ядовитое вещество, а потом, когда она потеряла сознание, подбросил ей на кровать коробочку от снотворного. Стасу Лукошко ты, Кирилл Балалайкин, потихоньку предложил в баре наркоту. Дескать, вся молодежь сейчас этим балуется, вот и ему поможет раздвинуть границы сознания и написать гениальный текст. Ты и раньше промышлял предлагал молодежи наркотики в баре, поэтому знал кое-какие тонкости. В итоге ты подмешал наркоту в алкоголь, и неопытный в этих делах молодой писатель умер от передоза. Не могу понять, хоть убей: как в одном человеке сочетаются книжки и страшные преступления? Нет ответа! Ты отлично понимал, что хорошо, а что плохо, давно знал, кто такой Владислав Волков и на что этот господин способен. Я уверена, что в Дуделкино не один год ходили о нем нехорошие слухи.

– Эй, мадам Прокуроша! Кончай морали читать! Без тебя тошно. Мне что – с работы надо было увольняться? – перешел бармен в наступление. – Есть литература, а есть жизнь и есть начальство. У меня в Дуделкино дом, семья и все такое. И вообще ты и твой хахаль ничего суду не докажете. Занимаетесь тут самодеятельностью. Детективы доморощенные!

– Подозреваемый, включите голову! – потребовала у Кирилла оперативник Коробкина. – Я для чего здесь столько дней работала под прикрытием? Требовалось собрать неопровержимые доказательства, чтобы ни один из членов банды Волкова не отвертелся от наказания. У меня в сумочке – заключение судебного врача, проводившего вскрытие Биркина. Судмедэксперт написал, что в крови умершего из-за острой сердечной недостаточности Бориса Биркина найдены следы парализующего яда. Впоследствии другой судмедэксперт поставил диагноз «острое наркотическое отравление» Стасу Лукошко. В крови молодого писателя был обнаружен алкоголь и сильный наркотик в недопустимых дозах. У меня есть неопровержимые доказательства, что бармен Кирилл Балалайкин изготавливал яды, а охранник Иван Кузьмич Буркалин покрывал его и помогал травить невинных жертв. Ну и другие улики, уже по мелочи: кто из вас разговаривал со «скорой» и с полицией, кто стрелял на кладбище в писателей, кто залез ночью в номер к Валерию Башмачкову, кто сбросил люстру в фойе. Все доказательства зафиксированы и запротоколированы. Станислава Ильинская и Мария Кармашова тоже будут допрошены. Им грозит статья за недоносительство.

– Кстати сказать, за дверью дожидается еще один свидетель, который согласился дать показания. – Кира открыла дверь, и в комнату вошла… Иветта Александровна Караваева.

– Слава богу, вы живы! – кинулась она к Лине и к Башмачкову. – Я уже не надеялась вас увидеть, тем более в добром здравии! Куда вы пропали? Я уже не знала, что и думать. Пришлось действовать самостоятельно, благо ноги еще носят. Короче, я отправилась в Москву и написала в прокуратуру заявление: о странной смерти Бориса Биркина, а также о его предсмертном письме и о стрельбе на кладбище.

– Ой, Кирилл, а ты что здесь делаешь? Почему в наручниках? – Коромыслова заметила бармена и улыбнулась ему, как старому знакомому. Тот молча отвернулся.

– Я поняла, это ты кинул мне в ящик письмо от Бори Биркина! – сказала она.

– Да, он попросил меня передать это письмо вам, и я не смог ему отказать, – сказал Кирилл, не оборачиваясь.

– Удивительно! У палача заговорила совесть, и он исполнил последнее желание приговоренного, – сказала Лина. – Ты отнес письмо, а вскоре накапал в бокал Бориса яд, спровоцировавший сердечный приступ, и писатель скончался на дорожке в саду.

Кира-Катя сочла нужным вступить в разговор:

– Я узнала о заявлении Иветты Александровны от наших ребят и сообщила им по своим каналам, что нештатные помощники полиции, живущие в пансионате, живы и здоровы. – Опер с косичкой перевела взгляд на Лину и Башмачкова. – До вчерашнего дня я о вас вообще не беспокоилась, потому что вы действовали на удивление грамотно. Однако вчера все изменилось: преступники перешли к активным действиям. Я поняла: надо срочно вызывать подкрепление. Быстро связалась с Николаем Васильевым, и он сказал…

– Честно говоря, мне стыдно. Я употребил не слишком парламентские выражения, при дамах повторять их не буду. Ох, как я был зол на тебя, Валерка, и на Лину! Еще бы! Успокаивали меня, а сами влипли по самые уши. Короче, надо было вас срочно вытаскивать и подводить итоги этому, извиняюсь за выражение, «литературному семинару».

–Как вышло – так вышло, – тихо сказал Башмачков.

– Однозначную оценку действиям наших помощников Башмачкову и Томашевской дать не могу. – смягчился Колян. – С одной стороны, полезли не в свое дело – это минус. С другой – помогли нам распутать непростое дело под кодовым названием «Литературный семинар» – это жирный плюс.

Васильев взглянул на Лину и Башмачкова с симпатией и одновременно с чувством превосходства – как и положено матерому силовику смотреть на хороших, но, к сожалению, штатских людей.

– Между прочим, – сказала Екатерина, – за дверью ожидает приглашения войти еще один свидетель.

Лина с Башмачковым переглянулись. Вроде бы, сюрпризов ждать больше неоткуда. Финал истории предельно ясен: зло наказано, добро торжествует…

Оперативник Коробкина вышла и вскоре вернулась, держа за руку…

Лина и Башмачков одновременно ахнули.

Да, это была она! Стелла Маленуа, гламурная писательница и красивая женщина в одном лице. Она стала еще более стройной, чем была, бледная кожа ее казалась почти прозрачной. На секунду Лине показалось, будто это призрак Стеллы явился к ним с того света. Однако это была самая настоящая Стелла, живая и невредимая. На руках у хозяйки уютно устроился малыш Лео. Казалось, песик блаженно улыбается.

– Добрый день, – тихо поздоровалась Стелла и мило улыбнулась. Как и подобает светской даме, она плавно вплыла в комнату и теперь наслаждалась произведенным эффектом. Лео приветствовал всех радостным лаем. Таким счастливым он не был даже в тот день, когда победил кота Кузю.

– Вы живы? – одновременно выдохнули Лина и Башмачков.

– Случилось чудо, – так же тихо сказала Стелла. – Отравители не рассчитали дозу яда, врач вовремя промыл мне желудок, и в результате я выжила назло Волкову и Ильинской. Что-то подобное, если помните, случилось с одним нашим политиком. Сейчас я почти здорова и готова оказать всемерную помощь следствию. Не поверите: очнувшись в больнице, первое, что я увидела в социальной сети, было фото, которое помогло мне вспомнить все. Две дамы, блондинка и брюнетка, сделали сэлфи на фоне плаката с Ильинской в фойе. Я сразу все вспомнила и пообещала себе, что обязательно выживу и приеду сюда с полицией. И вот я здесь!

– Где вы обнаружили Лео? -спросила Лина.

– Как только я вышла из полицейской машины, мой мальчик со всех ног бросился ко мне, – Стелла улыбнулась, и по ее лицу побежали мелкие морщинки счастья. – Мой малыш носился по территории вместе с котом, но сразу же бросил дружка, когда увидел свою мамочку.

Стелла всхлипнула.

– Дайте хоть с собакой попрощаться! – проворчал Кузьмич. – Пес ведь ни в чем не виноват!

Стелла подошла к охраннику, закованному в наручники, с собакой на руках. Неожиданно пес гавкнул и лизнул Кузьмича в нос. Потом прижался к хозяйке и отвернулся от бывшего друга. Всем своим видом Лео продемонстрировал, что прощание окончено и у него начинается новая счастливая жизнь. Вернее, возвращение к старым гламурным будням, по которым он, оказывается, очень соскучился.

– Стелла, дорогая, расскажите, что же с вами случилось? – попросила Лина.

– Проясните, как произошло преступление? – уточнил Башмачков.

Лина на него возмущенно зашикала. Ей не терпелось узнать все подробности из первых рук.

Стелла с ненавистью воззрилась на Кузьмича и сказала:

– Светская жизнь научила меня ничему не удивляться. Даже преступлениям. Короче, это было покушение на убийство неудобного свидетеля. То есть меня. В тот вечер я поделилась с Ильинской моим открытием. Рассказала, что встречала Кармашова в компании криминальных личностей еще в ту эпоху, когда он был Волковым, и призналась, что удивлена его решением поменять фамилию. Станислава равнодушно пожала плечами и ответила, что я ошиблась. Мол, она знакома с Кармашовым очень давно и знает его как честного и порядочного человека. Когда мы с вами расстались, я долго не могла уснуть. Было еще не слишком поздно, и я заказала в баре шампанское с доставкой в номер. Бармен – вот этот негодяй Кирилл – довольно быстро его принес. Помню, как я сделала несколько глотков, а дальше… Не помню ничего, даже, как меня увезла «Скорая». Одна сплошная чернота и провалы в памяти. Очнулась в реанимации. Слышала, как врачи шептались, что мне повезло. Если бы мое тело нашли на пятнадцать минут позже, меня уже невозможно было бы вернуть к жизни.

– Справедливости ради должен заметить, что это Лина вас нашла, – сообщил Башмачков с гордостью за подругу.

– Я вам так признательна! – Стелла кинулась к Лине с объятиями.

– Не меня надо благодарить, а Лео, – Лина. слегка отстранилась от ее сильно надушенного платья. – Ваш маленький друг поднял переполох и буквально притащил меня к вашей двери. Признаться, застав вас на кровати, лежащую без движения и бледную, как смерть, я не слишком поверила в суицид, хотя кое-кто, – Лина с гневом взглянула на Кузьмича, – эту версию мне активно втирал.

Бывший охранник стоял, отвернувшись к стенке, и молчал.

– Ну, довольно о грустном, – лучезарно улыбнулась Стелла. – За время моего отсутствия столько всего произошло! Я же все пропустила! Даже не знаю, кто победил в конкурсе на лучшую гламурную биографию! Скажите скорей, кто счастливый победитель? Я сгораю от нетерпения! Кому удалось наиболее правдоподобно переписать биографию этого мутного типа, Владислава Волкова?

– Стелла, стойте и не падайте! – сказала Лина. – Поэтесса Мария Кармини названа автором лучшего проекта биографии Кармашова-Волкова. Она получит солидный гонорар, сумму которого не огласили, чтобы ее труп не стал четвертым по причине зависти коллег.

– Представьте себе, я так и думала! Уже в больнице до меня дошло, что эта безвкусная дамочка с манией величия не просто так во все нос совала. Выходит, наша трепетная газель была информатором жестокой банды? Это вполне в ее духе! Мария всю жизнь убирала с дороги конкурентов. Мне все ясно. Кармини заблаговременно сообщала Султанше о тех, кто догадался о прошлом ее босса и готов был выступить с разоблачением. После этой информации главарь банды Волков-Кармашов принимал руками своих подручных, так сказать, своевременные меры.

– Мы еще одну вещь не прояснили, – вступил в разговор Башмачков. – Интересно, кто решил обрушить на наши с Линой головы люстру в фойе?

– Разрешите доложить? – спросила по уставу опер Коробкина. – Милана мне рассказала, что за пару минут до выхода Башмачкова и Томашевской из буфета Аркадий Цветков и Кузьмич зачем-то отправились в фойе. Они вышли оттуда лишь после того, как все высыпали из зала посмотреть на упавшую люстру. Видимо, Цветков что-то не рассчитал, и его «техногенная катастрофа» местного значения с грохотом (в буквальном смысле слова) провалилась.

– О, этот страшный мир литературы! – воскликнул следователь Васильев. – Как погляжу, там у вас царят нравы покруче, чем в некоторых ОПГ!

– Конкуренция, деньги, слава… – улыбнулась Лина. – С древнейших времен они идут бок о бок с преступлениями. Колян, ты слышал, наверное, сколько доносов накропали писатели друг на друга в тридцать седьмом? То-то же! Здесь, в Дуделкино, в тот год почти каждую ночь исчезали писатели. Причем не абы какие – можно сказать, классики советской литературы. А кто писал на них доносы, догадываешься? Друзья и соседи! Дети репрессированных писателей, когда знакомились с делами своих отцов в архивах, потом говорили: «Лучше бы мы этого не знали». Нередко оказывалось, что их родителей посадили по доносу друга дома или соседа, который потом занял освободившуюся дачу. Короче, насчет того, что писатели готовы вступиться друг за друга, я не заблуждаюсь. Не вступятся. Ну, а наш Волчок тоже вырос среди писателей и усвоил кое-какие нравы. Горький работал «в людях», а Волков – на писательских дачах.

– Вот это его и сгубило, – усмехнулся Колян. – Хотел усидеть на двух стульях: быть интеллигентом и уголовником одновременно. А так, братцы, не бывает! Все эти писательские разговоры и рефлексии в криминальном мире лишние, только мешают убивать и грабить. Рос бы Волков в рабочем, а не в писательском поселке, может, все пошло бы по-другому…

– Ну, что, по домам? – предложил Башмачков. – Лично я хочу уехать в Москву уже сегодня. А чего ждать? Бармен арестован, значит, отметить вечером победу добра над злом мы не сможем. К тому же, хоть преступники и задержаны, оставаться в этом «милом местечке» на ночь мне не хотелось бы. Писатель что должен делать? Писать! Приеду – немедленно сяду за компьютер, чтобы описать все, что с нами произошло.

– В этом ты не оригинален, – сказала Лина. – У меня тоже руки чешутся. Такой материал! Такая драматургия!

– Все-таки писатели – странные люди! – сказал Васильев. – Если не сказать больше. Их чуть не убили. а они хором: «компьютер», «материал», «драматургия»! … Да у меня такая «драматургия» – каждый день. Давайте встретимся через две субботы вместе с Березкиной за пивком, и я вам столько сюжетов подкину!

На этом и порешили.

Ничего не закончилось

Через две недели Лина, Башмачков, Колян и Березкина встретились в любимом кафе возле метро «Чеховская». За столиком, забронированным Коляном, их встретили старые знакомые. Опер Катя Коробкина была в любимом платье в горошек, вплотную к ней сидел слегка смущенный Егор Капустин в парадных драных джинсах и новом красном свитере. Писатель-фантаст поглядывал с любовью на опера Коробкину, то и дело прикасался к ее маленькой ручке своей огромной лапищей и, борясь со смущением, иронично называл Катю «мой детпис».

– Ну, за успех! – провозгласил Башмачков и чокнулся с Коляном крафтовым пивом.

– За нашего спасителя! – подхватила Лина и добавила, взглянув на Коробкину, – и спасительницу!

– За моего трудоголика! – проворчала Березкина.

– За самого красивого опера! – добавил Егор Капустин и чмокнул Катю в маленькую ладошку.

– За частного детектива Лину! – не остался в стороне Башмачков и поцеловал Лину в щеку.

Встреча понеслась без остановок и заминок, как поезд «Сапсан». Лина и Башмачков от души хохотали, вспоминая события, которые еще недавно казались отнюдь не такими веселыми. Башмачков в лицах изображал героев недавней истории – Иветту, Кузьмича, бармена Кирилла и по очереди всех писателей, участвовавших в семинаре.

– МХАТ отдыхает! – веселилась Березкина

– Хорошо, что все в итоге хорошо закончилось! – сказала Лина.

– Ну это как посмотреть, – подал наконец голос Колян. Катя молча вздохнула и уставилась в стол.

Все взглянули на Коляна и вдруг заметили: в отличие от всех честной компании он выглядит не слишком веселым.

– В смысле? – насторожился Башмачков.

– В коромысле. – вздохнула Катя.

– Не понял! – удивился писатель. – Надеюсь, шайка отравителей надежно закрыта под замок. Или как?

– Ну шайка-то закрыта, – медленно сказал Колян, – а вот главарь…

– Волков? – оторопела Лина.

– Иван Петрович Кармашов, – поправил ее следак Васильев.

– Неужели вывернулся? – охнул Башмачков. – При таких-то уликах! Ему ведь светила «организация преступной группировки, одно покушение на убийство и два убийства». Нехилый списочек!

– Понимаешь, Валер, в игру вступили высшие силы. Нам позвонили «оттуда», – сказал Васильев и указал пальцем куда-то наверх.

– И что? – вскричала Лина. – Неужели мало доказательств вины этого мерзкого Волчары?

– Дело не в доказательствах, – вздохнул Колян.

– А в чем?

– В многоходовке.

– Поясни, пожалуйста!

– Всего, конечно, я знать не могу, не тот, как говорится, уровень. Во всяком случае, начальство так объяснило новую стратегию: Кармашова пока сидит, но велика вероятность, что его могут отпустить. На время.

Лина и Башмачков одновременно вздрогнули и поперхнулись пивом.

– Чтооо? – спросила Лина. – Если Волчок выйдет на свободу, то передушит нас, как волк овечек.

– Да уж! Мы идем с песенкой по тропинке, не подозревая, что Судьба поджидает за поворотом, готовясь залепить железной трубой по башке, – проворчал Башмачков.

– Без паники! – продолжал Колян. – Волчок на крючке. Люди «наверху» решили так: пускай Кармашов идет себе на выборы в Государственную Думу от одной скандальной партии, как и замышлял. Если оступится и вспомнит свои прежние замашки, ему вместо Думы светит зона. Ну, а потом, когда это понадобится влиятельным людям, его темное прошлое всплывет, и нам дадут добро на его арест. Такая вот, ексель-моксель, многоходовочка …

– Ни фига ж себе! – присвистнул Бащмачков.

– Такова жизнь, дети мои! – подала голос главбух Березкина. – Налоговая всегда наезжает на бухгалтерию в тот самый момент, когда это требуется конкурентам.

– Что ж, поживем-увидим! – сказала Лина. – Хотя лично мне не терпится, чтобы Волчка надолго заперли в кутузку и не выпускали оттуда.

– Если он окажется на свободе, у наших приключений будет продолжение, – сказал Башмачков. – Давайте пока выпьем за промежуточный финал этой истории.

Он достал из кармана синий стеклянный шарик и покатал его пальцами.

Лина вспомнила, как рассматривала этот шарик, лежа с любимым в постели, и тесно прижалась к Башмачкову.

– За любовь! – провозгласил писатель самый подходящий для встречи тост.

– Пиво для такого тоста не годится, – сказал Колян.

– А я и не предлагаю пиво, – объявил Башмачков с хитрым видом. – Между прочим, в пансионате, я проспорил Лине бутылку шампанского. Она утверждала, что Султанша в итоге не заплатит нам ни копейки, а я не верил. Лина оказалась права, гонорар уплыл к Марии Кармини. Короче, я угощаю. Официант! Шампанского для всех и шесть бокалов!

И все, сидевшие за столиком, зааплодировали.

В оформлении обложки использован авторский коллаж художника Марины Васильевой, права на его использование и распространение изображения у автора текста имеются