Ночной дозор

– Ну, не знаю. У меня две встречи.

– Час? Полтора? Два?

– Нет, что вы, Илья, минут сорок от силы. Я все дела решаю быстро, кроме личных, конечно.

– А что, в личных делах – проблемы?

– У меня, знаете ли, Илья, в личных делах всегда проблемы.

– По вам не видно, что у вас есть хоть какие-то проблемы, кроме сломанных каблуков.

– Вот с них, скорее всего, сегодняшние проблемы и начнутся. На встречу я опоздала.

– Что-то не видно, чтобы вы очень сильно на нее торопились.

– Не сильно я тороплюсь, – выбравшись из машины и приветливо махнув левой рукой, сказала Катя и заспешила по ступенькам.

Она сразу же направилась в кабинет художественного редактора. Даже сквозь стекло было видно, как клубится в кабинете дым, а стекло при этом, было тонированным и рифленым.

Катя постучала.

– Заходи скорее! Вечно ты опаздываешь!

– Можно подумать, ты волновался, будто я не приду. Здравствуй, – Катя нырнула в дым и поцеловала в щеку художественного редактора.

Ей показалось то, что казалось всем: художественный редактор Дмитрий Меньшов днюет и ночует у себя в кабинете, заваленном и завешанном всевозможными фотографиями. Компьютер был включен, и на экране монитора клубилась заставка – что-то очень похожее на сигаретный дым, висевший над столом.

– Ты бы окно открыл.

– Нельзя открывать окно.

– Это почему еще?

– Все со стола сдует, потом три дня собирать придется, и наверняка что-нибудь не найдется.

Катя засмеялась.

– Принесла? Хорошие снимки?

– Как всегда, плохих не делаю.

– Ну-ну, давай посмотрим, полюбуемся.

– Я забыла напомнить, они не только хорошие.

– Но и дорогие, – сказал Меньшов.

– Верно, ты экстрасенс, Дима, мысли читаешь прямо с ходу.

– Мне снимков-то надо всего два.

– Как это два!? – воскликнула Катя. – Ты же сказал серию! Я в лепешку, можно сказать, разбивалась, ползала на четвереньках, на спине валялась, делая снимки, а ты говоришь, только два? Кофе хоть угостишь?

– Вон стоит, я всего глоток из той чашки отпил.

– А чистой чашки, как всегда, нет?

– Как всегда, нет, ты угадала. Давай я возьму три, но снимки напечатают немного меньшими.

– Э, нет, так не пойдет! Я девкам на подиуме обещала, что их лица будут видны. Они специально два часа красились. А ты хочешь три на четыре напечатать и их этим удовлетворить. Они же нас с тобой разорвут и больше никогда у меня сниматься не станут.

– Ладно, не кипятись. Кстати, вот деньги, – конверт лег рядом с кофром. – Можешь не считать, плачу, как всегда, щедро.

– Сейчас узнаем границы твоей невиданной щедрости, Дмитрий.

Конверт оказался запечатанным. Разрывать его Катерине не хотелось, она помяла конверт пальцами и бросила в кофр.

– Катя, ты так деньгами швыряешься, словно тебе такие пухлые конверты в местах двадцати дают и все в долларах.

– Да у меня таких плательщиков, Дима. смотри, – и Катерина вытащила несколько конвертов, правда, все они оказались разорваны и пусты. – Видишь, сколько?

– Вижу. Ты, наверное, уже два месяца бумаги из кофра не доставала.

– Доставала, – Катя села в кожаное кресло, ужасно неудобное, холодное и жесткое, закинула ногу за ногу. – Может, сигаретой угостишь? Только пепельницу с бычком ко мне не пододвигай и не говори, что сделал из него всего лишь одну затяжку.

– Сигарет у меня, между прочим, в изобилии, а вот кофе больше нет, потому я тебе свой и отдал, от сердца оторвал. Негативы, кстати, где?

– Возьми, – из сумки выпорхнул конверт и лег на стол. – Чем ты тут сегодня занимаешься?

– Ты же видишь, курю, кофе пью, с такими, как ты, разговариваю, торгуюсь.

– Таких, как я, положим, больше нет.

– Это точно, – хмыкнул Дмитрий, – тебя одной на всех хватит в смысле работы и в смысле достачи.

– Что тебе еще надо?

– Ничего не надо. Почему ты спросила, уезжаешь куда-нибудь?

– Можно сказать, улетаю к карабасам-барабасам в камуфляже.

– Ой-ля-ля, – не удержался Дмитрий и схватился руками за голову, – ты что, с ума сошла? Тебе что, здесь работы мало или тебя на солененькое потянуло? Кровушки решила испить?

– Да нет, Дима, на зелененькое. Просто очень выгодный заказ, англичане предложили подскочить в Чечню на недельку. Они все оплачивают – билеты, суточные, командировку. Сказали даже, что взятки шариатским чиновникам и те оплатят.

– Сумасшедшая! Я всегда всем говорил, что Ершова – баба ненормальная, но не до такой же степени! Они же не люди, они звери.

– Брось ты! Нормальные люди, хорошие мужики. У меня, кстати, в Грозном знакомых куча.

– Живых? – саркастически усмехнувшись, спросил Дима.

– Живых, конечно.

– Я не спрашиваю, Катька, сколько тебе денег посулили, но, думаю, не очень много. И надо тебе свою молодую жизнь, свое красивое тело под пули подставлять! Что твой Варлам на это сказал?

– Он ничего не говорит, он не знает. И вообще, ему сейчас не до меня. Коллекцию клепает.

– Что-нибудь хорошее или опять космические мотивы его одолели?

– Нет, с пришельцами покончено. Свозил коллекцию во Францию и пролетел как фанера. Я ему говорила, что после фильма «Армагеддон» лучше с космической темой не высовываться. Какие бы у тебя девки раскрасавицы ни были, лысого Брюса Уиллиса им не переплюнуть. Хотя каталоги моделей одежды получились очень красивые.

– Но каталоги – это же не его заслуга. – Меньшов закурил очередную сигарету. – Если бы не ты, Катя, сидел бы твой Варлам в глубокой заднице, ему даже малиновые пиджаки шить никто не доверил бы. Кстати, поздравляю тебя с присуждением премии.

– Спасибо. Но это не премия, а приз.

– Какая разница?

– Премия подразумевает деньги, а приз – только признание.

– Я-то думал, ты возгордишься и от Варлама уйдешь.

– Ну ладно тебе, Дима, он свое дело знает, а я – свое. Вот и получается у нас симбиоз: он мне – я ему. Так сказать, друг друга продвигаем.

– Взаимно обогащаетесь, – игриво расхохотался Меньшов.

– Вот насчет обогащения – этот номер с Варламом туго проходит. Обогащаться можно с тобой, с англичанами, с немцами, а из него деньги не вытянешь. Он как только заработает, так все за долги отдает или в новую коллекцию вбухивает.

– Так ты точно решила ехать? – сквозь пелену дыма как-то мягко, по-дружески спросил Меньшов.

– Точно, Дима, назад дороги нет. Я уже аванс у англичан взяла.

– Аванс можно вернуть.

– Нет, вернуть нельзя. Деньги – они как песок: сжал в кулаке – высыпался сквозь пальцы, и ничего тут не поделаешь. Работаю, работаю.

– Ты бы лучше, Катя, отдохнуть куда-нибудь съездила на недельку.

– Вот и отдохну в Чечне. Там у них тепло, юг, как-никак, Кавказ, горы.

– К черту горы! Вообще, все это чушь. Прошлый раз ты какую-то дурь придумала, потом месяц лежала больная. Тебе этот репортаж из хосписа нужен был?

– Мне – нет, но заплатили за него получше, чем за девок. И кроме того, я не знаю ни одного солидного журнала, который бы из той серии хоть один снимок не напечатал.

– Да, не знаешь, где себе славу найдешь, а где ее потеряешь.

– Ладно, я побежала, а то меня молодой человек в машине ждет.

– Серьезно, молодой?

– Молодой, молодой, моложе тебя. И, кстати, чисто выбритый.

– Офицер, наверное? – расхохотался Меньшов.

– Нет, не офицер, компьютерщик. Я с ним минут тридцать назад познакомилась, он мне каблук отломал.

– Как? За ноги хватал?

– Очень просто: взял вот так и отломал, – и Катя руками показала, как Илья отламывал каблук.

Только сейчас Меньшов обратил внимание на ее искалеченные туфли:

– Ты что, действительно без каблуков скачешь?

– Действительно.

– Ну, ты даешь! Возьми мои кроссовки.

– Сорок шестого? – расхохоталась Катя.

– Ну, все-таки.

– Нет, спасибо, Дима.

– Хоть позвони.

– Ага, позвони. у тебя всю жизнь занято. Повесишь компьютер на Интернет, и до тебя не дозвониться.

– Ты звони вечером, когда поспокойнее.

– Вечером ты пьяный.

– Зато добрый.

– Мне это до сиреневой звезды. К вечеру, Дима, у тебя всегда денег нет, так что звонить не интересно.

– Да, Катька, к вечеру моя щедрость иссякает. У меня правило: как выпью, ключи от сейфа и машины глотаю, чтобы не было соблазна воспользоваться.

– Пока.

Дима постучал указательным пальцем себя по щеке, предварительно ее надув. Катя подошла и чмокнула приятеля в щеку. Дмитрий обхватил ее за талию и на несколько секунд задержал.

– Когда приеду, чтобы был выбрит.

– Ага, – сказал Меньшов.

– И при деньгах. Я поскакала.

Катя спускалась по ступенькам высокого крыльца. Она была абсолютно уверена, хотя сама не понимала почему, что Илья будет стоять и ждать ее возвращения. Так оно и оказалось. Илья помахал рукой, боясь, что она его не заметит. Только теперь он смог рассмотреть эту женщину как следует, и она ему понравилась, чего с ним не случалось уже давно.

Катерина распоряжалась своим новым знакомым так, словно это был если ее не муж, то, во всяком случае, младший брат. Не сказав ни слова, она села в машину, открыла кофр и вытащила из него конверт. Острым ногтем попыталась подцепить клапан. Но если Меньшов что-то делал, то делал на совесть: шов оказался крепче самой бумаги. Чертыхаясь, она криво оборвала край конверта и тут же испугалась, что случайно прихватила край купюры. «Нет, целы».

Катя заглянула одним глазом вовнутрь конверта, сжав его с краев пальцами. Затем, совсем не стесняясь Ильи, быстро пересчитала деньги. Их оказалось больше, чем она рассчитывала, но меньше, чем договаривались, и ровно за шесть фотографий, без премии за срочность.

– Молодец, Димка! – она сказала это так, будто Илья знал, кто такой этот Димка и почему он платит ей деньги. – Да, молодец, Димка, – повторила она, но уже немного с другой интонацией, словно Меньшов сидел у нее за спиной и мог видеть манипуляции с деньгами. – Живем!

– Куда теперь? – Илья тоже пытался интонацией подыграть ей. Это прозвучало так, будто он приглашал ее в ресторан или на чашечку кофе в небольшой уютный бар.

– По делам, – коротко ответила Ершова, указав большим пальцем поворот направо.

Когда машина тронулась, Катя, мило улыбнувшись, спросила:

– Я, кстати, не поинтересовалась: ты сегодня свободен?

– Машина свободна, куда хотите? Могу отвезти даже за город искупаться.

Катерина передернула плечами. Было прохладно, и одна мысль о речной воде заставила ее поежиться.

– Нет уж. Зато я занята, если мешаю, могу сразу же выйти.

– Куда ты пойдешь без каблуков?

– Я уже привыкла. Ко всему привыкаешь. А у тебя так бывает?

– Бывает. Значит, едем из пункта «А» в пункт «Б», – говорил Илья, выворачивая руль. – И где же этот пункт «Б» расположен?

– Рекламное агентство на улице Чаянова.

– Самое странное, что я знаю, где это.

– Ты же таксист, – Катерина вновь принялась рыться в фотокофре, перебирая конверты – пустые, уже без денег, и те, которые были с фотографиями. Им еще предстояло превратиться в деньги.

На пороге рекламного агентства Катерина невинно улыбнулась:

– Я не задержусь. Во всяком случае, исчезну не больше чем на час.

– Понятно, согласен.

Обернулась Ершова минут за пятнадцать. Она вручила конверт, а человек, отвечавший за фотоматериалы и знавший Катерину уже не первый год, сразу же вручил ей деньги.

– Ну, вот и все, с этими друзьями покончено. Едем дальше.

– В пункт «С»?

Пунктом «С» оказалось еще одно рекламное агентство, размещавшееся на первом этаже жилого дома. Теперь Илья мог видеть свою спутницу с тяжелым кофром, беседующую с женщиной за стеклом огромного, во всю стену, окна.

Катерина вернулась раздосадованной.

– Случился прокол, – сказала она, бросая в сумку конверт.

– Мало заплатили, что ли? – уже на правах человека, сведущего в расценках на профессиональные фотографии, спросил Илья.

– Заплатили за старое, а за новое. у них нет денег. Но пришлось оставить работу. Противно вот что: это агентство из всех, которые мы объехали и из тех, что еще предстоит объехать – самое богатое. А самые богатые, как известно, самые жадные.

– Если ты это знаешь, то к чему обиды?

– Хотелось решить сегодня все дела, получить все причитающиеся мне деньги, раздать долги. Кстати, к этому я еще не приступала.

– И что потом? – поинтересовался Илья.

– Заснуть спокойно. А утром – в аэропорт.

– И куда, если не секрет, на отдых?

– Можно сказать и так. Любая смена обстановки – это отдых. Выбирать не приходится, едешь туда, где платят деньги. И если мне платят их за бородатых мужчин в камуфляже и с автоматами, я буду снимать их.

– В Таджикистан?

– Нет, в Чечню.

Илья присвистнул и покосился на Катерину. Она совсем не походила на женщину, способную существовать в условиях войны. Но не походила лишь на первый взгляд. Теперь, когда Илья узнал ее немного поближе, то понял, что такая способна, если ей это надо, пройти сквозь стену и выжить в вечной мерзлоте, среди айсбергов и льдов. И сумеет это сделать не благодаря своей выносливости, а найдет такого лоха, как он, который сделает за нее половину работы. Будет погонять упряжку собак, а сама, укутавшись в мех и пригрев на животе кофр с аппаратурой, станет нежиться в санях и только покрикивать: «Быстрее, а то медведи уйдут!»

– Много платят за бородатых мужчин?

– Точно не могу сказать, коммерческая тайна, но маленькую тайну выдам: за одного бородатого боевика я получу больше, чем за качка-педераста, напудренного, накрашенного и натертого маслом, словно бройлер, перед тем как его засунут в духовку.

Илья рассмеялся:

– Весело с тобой, интересная у тебя работа.

– Ничего интересного в ней нет. Я бы с большим удовольствием. – и тут Катерина задумалась.

«А в самом деле, чем бы я могла заниматься с большим удовольствием? Нет, работа у меня все-таки что надо. Хочу – работаю, хочу – нет. Где еще такое счастье найдешь?»

По большому счету, ничего в этой жизни, кроме работы, у нее нет. И забери у нее кофр с фотоаппаратурой – она никто, потеряет все. «Не будь со мною кофра, никогда бы я не набралась нахальства сесть в первую попавшуюся машину и колесить в ней по городу. Да и парень, вроде, ничего, этот Илья, смотрит на меня с уважением и пока не пристает с глупостями».

– Илья, сколько тебе лет?

– Совершеннолетний.

– Это я вижу. Мне тридцать. Кстати, это сущая правда, могу и паспорт показать. Я не преуменьшаю и не преувеличиваю.

– Я так и думал, примерно. А мне двадцать семь.

– Ну, вот видишь, ничего у нас с тобой не получится. Ты младше, я старше.

Илья вздохнул и сказал:

– Любви все возрасты покорны.

– Это ты о ком?

– Не о нас же с тобой! Мы с тобой делом занимаемся, ты ездишь по агентствам, по редакциям, а я тебя вожу. Времени на глупости не остается, хотя стоило бы заехать куда-нибудь перекусить.

– Времени нет. Разве что, в «Мак-драйв».

Илья сглотнул слюну. «Макдональдс» он не любил, но проголодался так сильно, что с удовольствием поел бы жареной картошки прямо руками, сидя в машине. Илья уже готов был направиться в ближайший «Макдональдс», но Катерина со свойственной ей деловитостью сказала:

– Есть я не хочу, согласна на кофе.

У Ильи вырвалось:

– Да ты же только что пила кофе!

– Значит, забыла, – с милой непосредственностью сказала женщина и тут же взмахнула рукой. – Но ты же не обижаешься на меня за это? Я вся в делах, занята мыслями о деньгах, фотографиях. У тебя тут перекусить ничего не найдется? – и она положила пальцы на ручку ящичка на приборной панели.

– Есть яблоко и два твоих каблука – пластмасса, обтянутая кожей.

– Каблуки можно есть только на Северном полюсе, а вот яблоко я бы съела. Кстати, от яблок улучшается цвет лица. Какое яблоко съем, такой оттенок лицо и приобретет. У тебя какое?

– Зеленое.

– Значит, будем зелеными, как баксы. Можно, сама достану? – и, не дожидаясь согласия, Катерина распахнула ящичек, и тут же идеальный порядок, царивший там, был нарушен.

Связка ключей спуталась с мотком цветного провода, фонарик чуть не упал на пол. Но цель была достигнута. Катерина завладела яблоком, тщательно протерла его салфеткой, извлеченной из кофра, и затем сладострастно, с хрустом надкусила.

– Вкусно, – немного пожевав, сказала она и протянула водителю. – Кусай, я с тобой поделюсь. Не все же удовольствия одной мне.

– Спасибо, – Илья тоже надкусил яблоко.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Улыбки получились по-детски непосредственными. Они так и ели яблоко, кусая по очереди. Огрызок улетел в окошко.

– Ну, а здесь тебя сколько ждать?

– Не знаю пока. Постараюсь побыстрее. Мне уже, честно признаться, надоело ездить по офисам.

– Хорошо, – сказал Илья, – тогда я подскочу в «Макдональдс», слава богу, он недалеко, куплю чего-нибудь поесть.

– Послушай, я тебе дам денег, пока они еще у меня есть, а?

– Не надо, спасибо.

Илья закрыл машину, проверил сигнализацию, и они расстались. Парень заспешил в «Макдональдс», а Катерина отправилась по своим делам.

Через двадцать минут держа в одной руке, как гранату, бутылку коллекционного вина, подаренную ей в редакции, а в другой свой тяжелый кофр, Катя уже спешила к машине.

– Что, начали расплачиваться натурой?

– Это подарок.

– А я принес еды. Может, перекусим?

– Штопор есть?

– Штопор у меня есть, но за рулем пить не могу, никогда себе этого не позволял.

– А знаешь что, Илья, я тебе дарю эту бутылку. Должна же я тебя чем-то отблагодарить, ты же меня целый день возишь, словно мой личный шофер. И до сих пор не возмутился.

– Я возьму эту бутылку, но лишь с тем условием, что выпьем ее вместе.

– Я согласна, но совершим это грехопадение лишь после того, как я вернусь из Чечни. Согласен?

– Конечно!

– Вот у меня и появился, наконец, повод попросить адрес и телефон, – она принялась копаться в сумке. – Ну и хлама же у меня накопилось, надо будет все это выбросить. Нет у меня визитки.

Она взяла визитку Варлама Кириллова и на обратной стороне не очень разборчиво написала свои телефон и адрес.

– На, возьми.

Илья посмотрел и спрятал визитку во внутренний карман куртки.

– Куда теперь?

– Еще два места, тогда я буду свободна.

– Так, может, сегодня выпьем?

– Боюсь, нет, слишком много дел. Необходимо собраться, завтра утром лететь. Надо немного отдохнуть. Я сегодня полночи печатала фотографии и, честно признаться, очень устала.

Они заехали еще в два места. Катя заметно погрустнела:

– Вот тут я могу задержаться надолго.

– Что здесь?

– Про это рассказывать долго и не очень интересно для тебя. Тут у меня бизнес переплетается с личными делами.

Илья не очень понял, что имеет в виду Катерина, и на всякий случай хмыкнул:

– Я подожду немного.

– Лучше не жди.

Катя выскочила из машины и, как и предполагал Илья, послала ему воздушный поцелуй, но короткий, с оглядкой. Забытые пакеты с едой так и остались стоять на заднем сиденье, там же лежала и бутылка с вином.

Илья посидел, взял сигарету, размял ее в пальцах, затем поднес к носу и вдохнул аромат.

– Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, – и он решительно закурил.

Он скользил взглядом по зеркальным стеклам первого этажа, пока не остановился на латунной сверкающей вывеске, где был изображен замысловатый вензель, а под ним шла строгая надпись «Варлам Кириллов». Такая короткая надпись говорила о том, что Варлама Кириллова и то, чем он занимается, обязаны знать все и сообщать какие-либо подробности об этом великом человеке не имеет смысла.

– Варлам Кириллов. – Илья наморщил лоб.

Ему казалось, что он уже где-то слышал эту фамилию. И тут же вспомнил. Рука его скользнула в карман, и он нащупал плотный картонный прямоугольник с немного изуродованными уголками. Однако визитка ясности не добавила:

«Варлам Кириллов. Факс, телефон, адрес во всемирной компьютерной сети. Москва. Россия».

– Чуть ли не «Москва. Кремль», – грустно усмехнулся Илья.

Он еще раз взглянул на респектабельную вывеску, полюбовался на сверкающие золотом буквы. Затем посмотрел на визитку и аккуратно спрятал ее в портмоне. «Обязательно тебе позвоню, обязательно. А пока подожду с полчаса, может, ты появишься и попросишь еще куда-нибудь свозить».

Илья чувствовал, что готов плюнуть на все свои дела и обязательства и везти эту сумасбродную женщину туда, куда она пожелает. Если скажет ехать в Антарктиду, то он согласится и с этим предложением, лишь попросит заехать к нему домой и взять теплые вещи. Ведь Антарктида – это не Москва, и уютных кафе, где можно посидеть за чашкой кофе и рюмкой коньяку, там днем с огнем не сыщешь.

Илья мечтательно зажмурил глаза и подумал: «А вообще, зачем мне какие-то кафе? На что они там нужны? Я согласился бы с Катей оказаться в палатке. И пусть будет холодно, пусть ветер и снег рвут брезент, я прижал бы эту женщину к себе, обнял бы крепко-крепко, и мне было бы хорошо».

Глава 3

Варлам Кириллов, как и большинство людей, связанных с искусством, с творчеством, был человеком донельзя тщеславным и амбициозным. На всех, кто с ним работал, он поглядывал свысока, считая их ниже себя. Он был свято уверен, что уж если его звезда взошла и засияла на небосклоне, то все остальное приложится. Он вынашивал грандиозные планы, хотя, в общем-то, творческих идей в его голове было немного. Просто ему повезло: он успел вскочить в нужный вагон поезда, который отправлялся из социалистического прошлого в светлое капиталистическое будущее. И поезд его понес.

На волнах интереса ко всему советскому, ко всему умирающему он сделал себе имя. Первая коллекция, с которой Варлам появился в Италии, а затем во Франции, представляла собой странную смесь одежды комиссаров времен гражданской войны, кавалеристов, артиллеристов и фабричных рабочих. Комбинезоны, кожанки, буденовки, многочисленные звезды в самых неподходящих местах, ордена, цепочки, повязки на рукавах кожаных плащей и курток. Вся эта мишура с серпами и молотами умирающей советской символики, а также красный цвет в сочетании со скрипучей черной кожей и ремнями, сделали его коллекцию абсолютно непохожей на все то, чем занимались дизайнеры одежды на гнилом Западе.

Он прославился. Дюжина модных журналов посвятила Варламу Кириллову и его коллекции целые развороты и большие статьи. И Варлам Кириллов, вернувшись в Россию, возомнил, что он – непревзойденный и неповторимый, что равных ему нет, как в России, так и на Западе.

Следующая коллекция, над которой Варлам работал три года, тоже наделала шуму, хотя такого фурора, как первая, уже не произвела. А вот третья коллекция, космическая, по-настоящему провалилась. Те журналы и журналисты, которые ранее возносили кутюрье Кириллова, сейчас облили его коллекцию грязью и вдоволь насмеялись как над самим художником, так и над его произведениями. Но издевательские статьи Кириллова не только не остановили, а, наоборот, только подлили масла в огонь, сыпанули соли на раны. И он решил, что очередной коллекцией «застебает» всех западных кутюрье, всех до единого.

И, надо сказать, Варлам был близок к реализации своей заветной мечты. Все, что он придумал, мало походило на то, что показывалось на подиумах Парижа, Милана, Нью-Йорка, Токио. Да и в Москве никто до подобного еще не додумался. Основной темой русский дизайнер Кириллов избрал одежду средневековых рыцарей: доспехи, латы, странные сапоги с огромными шпорами. Головные уборы напоминали шлемы, сквозь узкие прорези в которых смотрели на мир глаза длинноногих русских красоток. Варлам уже видел, как будет выглядеть его показ: средневековая музыка, звуки трубы, грохот барабанов, ржание лошадей. Ржание лошадей – так он почему-то считал – должно обязательно присутствовать на его новых показах.

Он сидел перед компьютером, время от времени качал головой, и его длинные русые волосы, собранные в пучок, покачивались, как конский хвост. На экране то появлялись, то исчезали изображения средневековых рыцарей, рядом на столе стоял широкий стакан, до половины наполненный виски. Лед давным-давно растаял, правая рука иногда оставляла мышку, бралась за стакан, и Варлам делал несколько глотков. Его кадык вздрагивал, дергался, как зверек в мешке, и глядя на свое отражение в многочисленных зеркалах, Варлам Кириллов ухмылялся.

Все, кто встречался в агентстве на пути Катерины Ершовой, вежливо ей улыбались, интересовались, как жизнь, как дела. На все вопросы Ершова отвечала однозначно:

– Как всегда. Все в порядке.

Девушки-манекенщицы, или, как сейчас любят говорить топ-модели, раскланивались с Катей предельно вежливо, понимая, что во многом от нее зависит их судьба. Ведь как фотограф снимет, так и будешь выглядеть на страницах журнала. Снимет скверно – никто не станет приглашать, а снимет хорошо – значит, будут заказы, будут поездки за рубеж, появятся деньги.