Война виртуальных миров

– Похоже, мы здесь надолго, – услышала Даша, когда они подстроились к дальней из очередей, обещавшей быть покороче. Говорил какой-то долговязый рыбак с удочками, обращаясь к своей низкорослой спутнице, вероятно жене. Даше почему-то представилось, что спутница ему нужна в первую очередь как табуретка, чтобы сидеть у проруби.

– Ты чего улыбаешься? – переводя дух, оглянулась Ольга.

– Не, ничего, всё нормально…

Они постояли, размышляя, что делать дальше. Площадь перед платформой, как ни странно, быстро пустела. Поезд за сегодняшний день был не первый, так что цены на такси, оказывается, подскочили ровно до приемлемого предела, чтобы обеспечить полную загруженность и стареньких жигулей, и белых джипов последних моделей.

А водителя всё не было.

Возмущённый ропот перешёл в выкрики негодования. Кто-то уже стал потихоньку выламывать двери.

Даше вспомнилась жуткая поездка из сельской Террачины в ещё более сельский Неаполь, когда на единственной железнодорожной линии накануне произошла непонятная авария, и всем итальянцами и неитальянцам пришлось поутру добираться до работы и достопримечательностей на перекладных. Шуму всю дорогу было много, однако в итоге оказалось, что больше ста километров хоть и удалось преодолеть почти за три часа, но при этом они не стоили ни копейки.

Из двух дверей, в конце концов, поддалась только одна, и вторая очередь тоже метнулась к ней. Рыбак с удочками громко поведал своей табуретке о том, что вот сейчас придёт водитель и заставит всех снова выходить на улицу, чтобы проверить проездные документы. Рыбака в ужасе зацыкали, и вливание в автобус продолжилось. Даше было поддалась паническому настроению, однако мама ловко перехватила её за руку и вернула в очередь, которая заметно поредела впереди. И оказалась совершенно права. Потому что когда под негодующие возгласы водитель вскоре всё же появился, и двери гостеприимно открылись (кроме той, которую покорёжили при насильственном вскрытии), они с Дашей оказались в хвосте автобуса в числе первых и даже смогли занять сидячие места в уголке, за перилами.

Последовали утомительные минуты ожидания, когда не вошедшие пассажиры вдоволь наругаются с подоспевшей в последней момент кондукторшей, которой, кстати, тоже не хватило места, так что в итоге водитель не стерпел, смачно выругался, попытался закрыть двери, понял, что спины последних и самых отчаянных беженцев не позволят ему этого сделать, сказал было, что не тронется, пока двери не освободят, да был послан так далеко и с такой угрозой, причём рослыми мужикам, прижатыми непосредственно к его кабинке, что решил не испытывать судьбу и осторожно тронулся, вызвав всеобщий гул облегчения.

– Из Москвы? – услышала Даша вопрос, но не сразу сообразила, что обращаются к ним.

Она отвела глаза от запотевающего окна и увидела пригвожденного к перилам чернявого юношу. Юноше было лет на вид немногим за двадцать, и смотрел он заинтересованно и на Дашу, и на Ольгу. Причём именно на обеих сразу. Как ему это удавалось при внешней обычности голубых глаз, Даша не поняла и замешкалась, так что первой среагировала мама:

– А вы что, разве не оттуда же?

– Нет, спасибочки. Я отсюда, – протянул он «у» и не слишком добродушно улыбнулся. – Говорят, там вашу площадь взорвали?

Ольга оторопела и покосилась на дочь.

– Если ты про Красную, – сказала Даша хмуро, – то она такая же наша, как и твоя.

– Ну, это как посчитать, – поморщился собеседник, которому в этот момент, видимо, наступили на ногу. – Скоро выходите?

– А тебе-то что?

– Да вот думаю, смогу ли вас пропустить…

– Не сможешь, так сам выйдешь.

Ольга толкнула Дашу коленом, призывая сбавить обороты.

– А я вас, кажется, знаю, – будто не заметив Дашиной грубости, продолжал парень. – Вы – внучки Евгения Ивановича, из Луцино. Правильно?

– Почти угадали. – Теперь Ольга смотрела на Дашу озорно: незнакомый собеседник видел в них сестёр. – А вы ему кем приходитесь?

– Соседом. – Парень обрадовался, что его больше не отшивают, и заговорил, не обращая больше внимания на Дашу. – Правда, он в посёлке живёт, а я в селе, ну, возле магазина. Там я вас пару раз и видел, должно быть. Тогда извиняйте. Вы наши, а я вас за дачниц принял.

– А что плохого в дачницах? – поинтересовалась Ольга и добавила: – Даш, ты там следи за дорогой, чтобы не проехать.

– Да вы не волнуйтесь, я тоже выходить буду. Меня, кстати, Натаном зовут.

– Случайно не Натан Дрейк? – съехидничала Даша, имея в виду героя целой серии приставочных игр с так никогда и не переведённым на русский язык названием Uncharted («Неотмеченное на карте» или просто «Неизведанное»). – Или, может, Натан Ротшильд?

– Против второго я бы не возразил, – прищурился собеседник. – Лучше быть просто главным, чем главным в одной банде. Ведь Дрейк был пиратом, если не ошибаюсь?

– Ладно, проехали, – хмыкнула Даша.

– Проехали?! – встрепенулась Ольга, но сразу поняла, что сглупила, и неловко хохотнула. – А вы, Натан, что по поводу всего этого думаете?

– А чего тут думать? Понятно, что очередная провокация. Сами бомбанули, а потом на кого-нибудь свалят. В крайнем случае, на инопланетян. Обычные террористы уже не возбуждают.

Ольга снова не нашла, что ответить, зато Даша присмотрелась к парню повнимательнее.

Голубые глаза его семитской в остальном внешности, в общем-то, даже шли; одет он был вполне чисто и прилично; хотя говорил простым языком, похоже, делал он это нарочито, умело подбирая слова и подстраиваясь; на беженца из столицы точно не походил ввиду отсутствия вообще какой-либо поклажи, если не считать висящего за ухом наушника от телефона.

– А ты пирамиды летевшие видел? – вкрадчиво напомнила Даша. – Уши не закладывало?

– Видел. Закладывало. И что?

– Ну, как бы так выразиться, чтоб ты понял… На обычные самолёты они не были похожи.

– Значит, это были необычные самолёты. И что?

Теперь он забыл о существовании Ольги и выжидательно уставился на Дашу. Не получив ответа, сам развил свою мысль:

– Когда у нас складывается о чём-то определённое представление, всегда надо не спешить с выводами и думать, кому выгодно, чтобы оно у нас складывалось.

– Я тоже люблю порассуждать на тему теории заговора, но…

– Никакой «теории заговора» нет, как ты знаешь, если действительно на эту тему рассуждаешь. Потому что это уже давно голая практика.

Автобус тяжело затормозил, двери неохотно открылись, и поток выдавил Натана на наполненную лесным воздухом улицу.

– Ты его видела когда-нибудь? – воспользовалась паузой Даша.

– Не думаю. Но ты могла бы быть и повежливее. Он знает твоего деда…

– Ну, деда я обязательно спрошу. – Она выглянула в проём двери. – Нам через две выходить.

Когда автобус тронулся дальше, Натан оказался оттиснутым от них вглубь салона, и беседа сама собой иссякла. Иногда Даша замечала, как он оглядывается на неё через плечо и виновато кивает.

– Даш, а ты поняла, что он сказал?

– Что повторяется история с одиннадцатым сентября, с падением самолётов, со взрывами домов, с убийствами журналистов в прямом эфире. Вполне возможно, что он прав.

– Но такой размах…

– А мне не дают покоя пирамиды. И то облако, что мы видели из самолёта.

Ольга с сомнением почесала кончик носа, как она иногда делала, чтобы не чихнуть.

– Летающие треугольники, да, согласна, наверняка какое-то отношение ко всему этому имеют, но вот то облако, как ты говоришь. Не вижу связи.

– В Мачу-Пикчу чётко тарелка была.

Даша спохватилась и стала судорожно тыкать красивым ноготком в экран телефона.

– Сейчас посмотрим, что там говорят. Блин, заряда мало.

Заряда и в самом деле хватило лишь на то, чтобы убедиться… в отсутствии сигнала.

– Сдох телефончик, – подытожила Даша. – И интернет тоже.

– Ничего, у деда зарядим. Нам не пора? – Ольга привстала, реагируя на очередную остановку автобуса.

– Сиди, нам на следующей.

Натан уже пробивался к выходу, чувствуя, что две пары женских глаз с интересом наблюдают за его манёврами, и слегка краснея от гордости.

– Ну что, попробуем выбраться? – громко спросил он, хватаясь за последний поручень.

– Молодой человек, что же вы так толкаетесь? – взмолилась притиснутая боком к двери старушка, подозрительно косясь при этом на Дашу.

– Выйти хочу.

– Вот остановимся, тогда толкаться и будете.

– Как скажете.

Даша увидела, что мама улыбается, хмыкнула и начала собираться, чтобы встать. Натан протянул свободную руку к их сумкам.

– Давайте я помогу.

– Не стоит…

Но он уже тянул на себя самую тяжёлую. И при этом делал вид, что подцепил пушинку. Ольга взялась было за сумку дочери, но Даша уже затянула её себе на колени и сделала страшные глаза.

Вырывались из автобуса дружно, всем гуртом, радуясь, что позади локти, давка и затхлый воздух, а на улице – тишь после людских голосов, беззаботное птичье чириканье да свежее дыханье хоть и обжитого, но всё равно леса.

Перед безымянной часовенкой на углу придорожного кладбища расстались. Натан, конечно, порывался обеих дам проводить до самого дома, однако достойного повода не нашлось, Ольга свою сумку сразу забрала, Даша с некоторой издёвкой подала ему руку для пожатия, так что прощание прошло безболезненно и почти буднично.

– Надолго к нам? – спохватившись, поинтересовался новый знакомый, теребя пальцами один из наушников на белом шнурке. Второй уже торчал в ухе.

– Пока инопланетяне не улетят, – невесело пошутила Даша, не глядя на мать. – Москва уже достала.

– Если отрубят электричество, приходите ко мне, у нас генератор мощный стоит. – Он помахал им двумя пальцами и поспешил к селу через песчаную насыпь вдоль кладбища, не оглядываясь.

– Странный тип, – заметила Ольга, когда они уже подходили к вечно поднятому шлагбауму перед въездом в посёлок. Вероятно, сторожа боялись, что от частых опусканий шлагбаум сломается.

– Но тебе, кажется, понравился. – Даша по привычке кивнула окошку будки, но сегодня будка оказалась пустой. – Ты его когда-нибудь раньше тут видела?

– Не припомню. Но, знаешь, дети быстро растут…

Они стали подниматься по асфальтированной дороге, красиво запорошённой по обеим сторонам золотыми и алыми листьями.

В детстве Даша проводила у деда каждое лето. С возрастом ей стали нравиться более оживлённые места, и несколько лет она бывала здесь разве что на новый год да считанные разы летом, когда хотелось покупаться в незагаженой Москве-реке. Сейчас ничего вокруг как будто не изменилось, однако она поймала себя на ощущении, будто смотрит на знакомые заборы и заросшие вьюнками калитки как-то по-иному.

Деда Даша помнила хорошо. В отличие от внучки он предпочитал проводить тут всё свободное время, которого у него в последние годы выдалось предостаточно. В их московской квартире Евгений Иванович появлялся крайне эпизодически да и то всё больше именно тогда, когда молодое семейство дружно отчаливало куда-нибудь в очередную заграницу, а между тем минимум раз в неделю требовалось поливать оставленные без надзора цветы на подоконниках. Тем не менее, Даша всегда знала, что дед где-то рядом. Когда она училась на младших курсах, он странным образом то и дело возникал там, где она имела обыкновение «тусоваться» со своими приятелями, иногда кивал издалека, будто случайно заметив, иногда оказывался за соседним столиком в кафе, иногда встречался по пути в магазин, где Даша любила прогуливать пары, прикупая себе всякую ненужную дребедень, и после короткого разговора «о том о сём» украдкой снабжал дополнительной суммой столь нелишних деньжат. Это была их маленькая тайна. Дед умел заботиться о внучке издалека, никогда не досаждал лишними вопросами и не навязывался. В последнее время они виделись на нейтральной территории редко, и Даша думала, что либо деду стало не до неё, либо уже не то здоровье. Однако если бы не сегодняшний жуткий повод, ещё неизвестно, когда бы она собралась по собственному почину навестить его.

Старый бревенчатый дом Евгения Ивановича, «усадебка», как говорили у них в семье, прятался далеко от дороги, в густой чаще елей и сосен.

В отличие от села, посёлок сохранил свою первозданность, а главное – лень приезжих хозяев перед копанием в обременительных огородах. Поэтому дачи здесь как строились прямо среди деревьев, так и стояли, разве что обнесённые за последнее время более негостеприимными заборами. Тут никто ничего старался не корчевать, чтобы впоследствии засадить «картошечкой или укропчиком», дорожки на участках не асфальтировали и не закладывали плитками, и только староста иногда призывал соседей придавать селу «божеский вид», справедливо опасаясь, как бы звенигородские жадные до земли власти ни решили, будто село запущено, и его можно прибрать к волосатым рукам. Даша, разумеется, об этом ничего не знала, и всегда радовалась именно тому, что поездки к деду не бывают связанными с копанием на грядках, чего не могли избежать в своём большинстве её однокурсники.

– Я уж думал, вы на автобус опоздали…

Дед стоял за калиткой, поджидая столичных родственников.

– Здравствуйте, Евгений Иванович.

– Оленька, я не могу запретить тебе называть меня по имени-отчеству, но это необязательно, я уже говорил. Берите пример с дочки. Ты как меня величаешь, Дашуль?

– Дед. – Она по привычке повисла у старика на шее, вдыхая солнечный аромат загрубелой кожи и седых волос.

«Стариком» Евгения Ивановича можно было окрестить разве что по традиции. По той самой, которая делала из героинь классической русской прозы «старух» в неполные тридцать лет. Евгений Иванович отличался крепостью тела, подтянутостью и завидной молодцеватостью и в стати, и в жестах, и во взгляде серых глаз. Даша навсегда запомнила, как была поражена, когда впервые оказалась с родителями летом на итальянском курорте и увидела, что у седых дядечек, оказывается, бывают покатые плечи, висящие бока, а главное – беременные животики. До того она искренне считала, что мужчины с возрастом остаются стройными и сильными, а отца от деда можно отличить разве что по цвету бороды и пышности шевелюры. Кроме того, Евгений Иванович привил сыну понимание того, что «мужик без бороды – что баба с бородой», правда, Константин Евгеньевич предпочитал носить бородку более «академическую», максимально короткую и опрятную, тогда как «дед» относился к ней так, как жители посёлка – к лесу. Высокий, почти лишённый морщин лоб, плавно переходил в затылок, однако, что интересно, Евгений Иванович ни на кого и никогда не производил впечатление лысого. Даша помнила, как кто-то из знакомых в компании начал рассказывать при деде анекдот про лысого повара, Евгений Иванович смеялся громче всех, а рассказчик осёкся лишь когда уже было поздно.

– Ну, заходите, коль приехали. – Продолжая улыбаться, дед запер калитку и забрал обе сумки. Никто этому его жесту не воспротивился, даже Ольга. – Негусто харчей набрали, однако.

– Харчей немного. В основном вещи…

– Правильно. Жратвы у меня на первый месячишко хватит, а там посмотрим.

– Месячишко? – Уже по-хозяйски прошедшая вперёд Даша оглянулась. – Ты серьёзно?

– А кто же их знает, когда они там угомонятся? Раз такую заваруху устроили, явно не на два дня. Поживёте пока тут, в безопасности. Не будем загадывать. Костя-то что говорил?

– Чтобы ты меня стрелять научил, – вспомнила Даша.

– Это, коза, само собой…

– Я надеюсь, он завтра приедет, – поспешила вмешаться Ольга. – Хоть на велосипеде, а приедет.

– Народу, небось, полно было?

– Всю дорогу простояли. – Даша взбежала на крыльцо и распахнула перед дедом дверь. – Заходи и будь как дома!

Ольга строго подняла бровь, однако сообразила, что стала свидетельницей их личного ритуала, в который не была посвящена, и благоразумно промолчала.

Внутренности «усадебки» ничем не отличались от тех, которые строили на почти казённые деньги счастливые обладатели участков в послевоенные годы. С улицы гости попадали на застеклённую веранду, которую в Подмосковье принято было называть террасой, и которая считалась кухней. Отсюда вторая дверь открывалась сразу в большую комнату или сени. В случае Евгения Ивановича сеней не предусматривалось. Просто две просторные комнаты, первая из которых служила гостиной со столом, печкой и кроватью, а вторая – спальней, детской, игровой, одним словом, тем, что нужно было подраставшей внучке и её родителям. Между комнатами неведомый архитектор, вероятно, сам дед, расположил узкий коридорчик, половина которого была занята совмещёнными удобствами с горячей водой в бойлере. Другая половина представляла собой лестницу-шкаф, уходящую на второй нежилой этаж. Строго говоря, нежилым он оказывался в зимнее время, поскольку высокие окна плохо удерживали тепло, но зато весной и летом здесь было настоящее раздолье и царила атмосфера полноценного тропического бунгало – с гамаком под потолком, мягкими подушками, разбросанными по деревянному полу, и постоянными сквозняками. У Даши тут было даже своё плетёное кресло-качалка, в котором она любила слушать музыку и иногда даже спать.

– Батареи я пока не включал, рановато, так что с непривычки может показаться прохладно, – сказал Евгений Иванович, ставя сумки в угол и с наигранный трудом распрямляясь. – Могу, конечно, печку растопить, ежели желаете.

– Нет, не нужно, – поспешила заверить свёкра Ольга. – У вас не холодно, а свежо. После Москвы хоть подышим. С вашего позволения, я ужином займусь.

– Ольга-Ольга, – с укором остановил её хозяин. – Ужин у нас есть. Не суетись, дорогая моя. Наступит завтра, обвыкнитесь, надышитесь, тогда и за готовку сможете приняться. Внучка-то моя как, от плиты бежит?

Даша только сейчас осознала, как соскучилась по деду, всегда такому сильному, умному и доброму, что обняла его сбоку за талию, склонила голову на плечо и задумчиво пояснила:

– Не бегу, но и не напрашиваюсь. Всё равно лучше мамы у нас никто не готовит.

Ольга улыбалась, глядя на них. Раньше она слегка опасалась Костиного отца, считая его несколько странным человеком, слишком нелюдимым что ли, слишком замкнутым в своей несуетной пенсионерской жизни. И надо же было так напугать всю страну взрывом на Красной площади, чтобы, оказавшись здесь, на относительном удалении от опасности, почти физически ощутить покой, исходящий от этого человека и этого дома, которому теперь было суждено стать их приютом на неопределённый срок.

– У нас тут новый знакомый появился, – сказала она, чтобы поддержать разговор и побыстрее отделаться от собственной первой неловкости. – В автобусе разговорились. Вы…

– Ты Натана знаешь? – перебила Даша.

– Моссадовца? – усмехнулся дед и, скосившись на внучку, добавил: – Не знаю и знать не хочу.

– А почему «моссадовца»?

– У него мать по этой линии промышляет.

– Правда что ли! Разведчица? – Даша отпустила руку деда и плюхнулась на кровать. – А говоришь, что не знаешь! Он тебя точно знает.

– Сомневаюсь.

– В смысле?

Дед не ответил. Но смотрел хитро, словно чего-то выжидая. Таким Даша любила его больше всего, потому что за этим взглядом в детстве обычно следовал какой-нибудь интересный подарок.

На сей раз обошлось без подарка.

Евгений Иванович вернулся к входной двери, запер её на щеколду, по пути обратно выглянул в окна, приложил палец к губам и поманил обеих гостий за собой, в другую комнату. Ольга решила, что он сейчас предложит им там расположиться, как бывало раньше, однако Евгений Иванович жестом велел им задержаться на пороге, достал из нагрудного кармана рубашки нечто вроде брелка от машины и надавил на большую синюю кнопку.

Дальше всё происходило как в очередном плохом фильме о Джеймсе Бонде.

Крашеные доски в центре комнаты по очереди плавно осели в пол и разъехались в стороны, открывая похожий на колодец проход с бетонированными стенами.

– Ух ты… – только и сказала Даша, от неожиданности забыв новомодное «Уау».

Довольный произведённым впечатлением, дед первым подошёл к отверстию и стал по железным ступеньками осторожно сходить под землю.

– Бункер? – догадалась Ольга, отказываясь верить собственным глазам.

– Вроде того. Только головами не ударьтесь.

Даша первой нырнула под пол следом за дедом.

Ступени заканчивались на глубине метров двух, упираясь в мощный щит двери, почти такой же, как показывают внутри крутых банков. Только никаких рычагов, сейфовых замков и прочей ерунды. Одна обычная ручка. За которую было достаточно потянуть, чтобы вся махина двери легко открылась.

– Запирается только изнутри, – пояснил Евгений Иванович и с улыбкой добавил: – Ничего лишнего.

– Это вы всё сами построили? – Ольга обняла дочь сзади за плечи. – Но когда?

– Всегда. Это всегда здесь было. Просто я изначально посчитал, что было бы нехорошо смущать соседей высоким домом. Поэтому раз не имеет смысла строить ввысь, то ничто не мешает строить вглубь. Так вот и получилось. Теперь, увы, настало время пользоваться.

Он отступил, пропуская женщин вперёд.

Стоило Даше переступить порог, зажёгся свет, и стала видна просторная комната, превышающая по площади ту, что осталась наверху. Ещё три ступени, и Даша поняла, что потолки здесь даже выше. Удобная мебель вдоль стен. Камин в углу. Шкафы с книгами. Маленький столик с компьютером.

– Проходите, проходите.

– А это что? – Обойдя комнату, Даша остановилась перед круглыми перилами, уходящими следом за винтовой лесенкой ещё глубже под пол.

– Минус второй этаж, – ответил дед, закрывая за собой дверь на рычажок-щеколду.

– И сколько их всего, этажей?

– Три.

– Честно говоря, – присела в удобное кожаное кресло Ольга, – я всегда думала, что такие тайники строили только сумасшедшие параноики американцы, боявшиеся ядерной войны с тогдашним Советским Союзом.

– Ну, теперь ты видишь, что сумасшедшие параноики есть и у нас. – Евгений Иванович подмигнул Даше и сделал знак, чтобы она не боялась и спускалась по лестнице дальше.

– Я имела в виду…

– Ты всё правильно имела в виду, Оленька. Нормальные люди ждут до последнего и думают, что ничего плохого случиться не может.

Даша тем временем уже крутанула по лесенке вниз. Гостеприимно вспыхнувший при её появлении свет уже не удивлял.

Второй отрицательный этаж был не таким просторным. Подпрыгнув, Даша могла бы достать до потолка, утыканного кружками маленьких лампочек. Здесь располагались самые нужные вещи: кухня с большим холодильником и плитой, ванная комната с душем, отдельная уборная, стиральная машина и ещё один компьютер на таком же маленьком, как наверху, столике.

– Дед, а как ещё ниже спуститься?

– Сейчас покажу. – Евгений Иванович легко сбежал по железным ступенькам. Следом за ним осторожно спускалась Ольга. – А тут ты уже всё осмотрела?

– Да вроде да. «А разве ещё что-нибудь есть?» спросил Винни Пух…

Она наблюдала, как дед заходит в кабинку туалета, унитаз в котором стоял боком ко входу, и проходит чуть дальше, к противоположной стенке, слегка загороженной умывальником.

– Тебе, Дашуль, не кажется, что здесь больше места, чем нужно для указанных целей?

– У тебя в подвале вообще места полно. Я бы прямо тут и жила.

– Возможно, нам всем скоро придётся. – Дед нажал на стену, и она поддалась, открываясь наружу. – Заглянешь?

Последующие несколько минут были пронизаны тишиной. Обе гостьи миновали унитаз с умывальником, вошли в залитую белым светом люминесцентных ламп комнату и застыли в растерянности.

Тупой фильм про Джеймса Бонда продолжался. Только это был не фильм, а пугающая и одновременно чарующая реальность. Потому что белые стены комнаты угрожающе чернели от украшавших их всевозможных пистолетов, ружей и автоматов. Никаких шкафов, никаких сейфов – всё открыто и доступно, стоит только руку протянуть. В дальнем углу прислонилась к стене некрасивая штуковина с очень длинным дулом и толстым брюшком. Пулемёт, поняла Даша, хотя никогда раньше ничем подобным не увлекалась. Ещё её внимание обратили на себя три похожих на рыб-скатов арбалета, висевших прямо над входной дверью. Весь пол был заставлен ящиками с патронами.

– Ни-че-го се-бе! – выдохнула она, наткнувшись на хитрый взгляд деда.

– Приданое твоё.

– Евгений Иванович, что это такое? – чуть не расплакалась Ольга.

– Крупнокалиберный пулемёт Корд 12.7, если ты имеешь в виду вон ту игрушку, которая явно приглянулась Дашке. А если вообще – то это средство для нашего с вами выживания.

– Дед, а ты сам всё это собрал?

– Ну, мне одному столько, сама понимаешь, не нужно. Так что друзья помогли. Арсенал – мой, оружие – общее.

– И из всего этого можно пострелять?

Евгений Иванович осмотрелся, словно сам видел свои железные сокровища впервые, и тихо пояснил:

– Конечно, можно. Надеюсь, правда, что не придётся. Потому что здесь, как вы понимаете, всё незарегистрированное.

– За такое, я слышала, сажают, – взяла себя в руки Ольга.