Полная версия
Вопрос и ответ
– Вы – мэр Прентисс.
Голос, конечно, дрожал, но я все равно это выговорила.
– Президент Прентисс, – поправил он, – но тебе я, конечно, известен как мэр.
– Где Тодд? – Я, не мигая, уставилась ему в глаза. – Что вы с ним сделали?
Он улыбнулся.
– Ум в первой же фразе, отвага – во второй. Мы с тобой могли бы подружиться.
– Он ранен? – Я попыталась проглотить жар, подымавшийся в груди. – Он жив?
Целую секунду казалось, что он не станет мне отвечать – даже не заметит, что я вообще спрашивала, но потом он сказал:
– С Тоддом все хорошо. Он жив, здоров и спрашивает о тебе всякий раз, как раскрывает рот.
Я поняла, что в ожидании ответа как-то забыла дышать.
– Это правда?
– Конечно, правда.
– Я хочу видеть его.
– А он хочет видеть тебя, – сказал мэр Прентисс. – Но всему свое время.
Он продолжал улыбаться. Выглядел почти дружелюбно.
Вот человек, от которого мы бежали все эти недели. Стоит прямо у меня в комнате, а я едва двинуться могу от боли.
И он, понимаете, улыбается.
И выглядит почти дружелюбным.
Если он причинил Тодду какой-то вред, если он его хоть пальцем тронул…
– Мэр Прентисс…
– Президент Прентисс, – снова повторил он и тут же просветлел голосом. – Но ты можешь звать меня просто Дэвид.
На это я ничего не сказала, но постаралась вдавиться сильнее в повязки, чтобы как-то заглушить боль.
Было в нем что-то такое… Никак не разберу что…
– Ну, то есть, если ты разрешишь мне звать тебя Виолой.
В дверь постучали. Вошла Мэдди с флаконом в руке.
– Джеффер, – сообщила она, глядя строго в пол. – От боли.
– Разумеется. – Мэр отошел от кровати, держа руки за спиной. – Делайте свое дело.
Мэдди налила мне стакан воды и проследила, как я глотаю четыре желтых гелевых капсулы, на две больше, чем раньше. Потом забрала стакан и, стоя спиной к мэру, наградила таким твердым, решительным взглядом, без улыбки, но храбрости в нем было просто до краев, так что мне даже лучше разом стало. Чуть-чуть, конечно, но все-таки. От этого взгляда я почувствовала себя как-то сильнее.
– Она очень быстро устанет, – сообщила Мэдди мэру, по-прежнему не глядя на него.
– Понимаю.
Она вышла и закрыла дверь. В животе у меня сразу же начало расти тепло, но прошла еще целая минута, пока боль не сдалась и не начала удаляться, забирая с собой сотрясавшую все тело дрожь.
– Итак, – сказал мэр, – ты разрешишь?
– Разрешу что?
– Звать тебя Виолой.
– Я все равно не смогу этому помешать. Зовите, если хотите.
– Хорошо. – Он не сел, не двинулся с места; улыбка так и осталась на губах, как приклеенная. – Когда тебе станет лучше, Виола, я бы очень хотел побеседовать с тобой.
– О чем?
– О ваших кораблях, конечно, – ответил он. – Которые приближаются с каждой минутой.
– О каких кораблях?
– Нет-нет-нет-нет-нет. – Он все так же с улыбкой покачал головой. – Ты так хорошо начала: ум и отвага. Ты была сильно напугана, но это не помешало тебе разговаривать со мной спокойно и четко. Восхитительное самообладание. – Он наклонил голову. – Но к этому еще хорошо бы добавить честность. Мы обязаны начать наше общение с честности, Виола, а иначе как нам вообще продолжать?
Куда это продолжать, машинально подумала я?
– Я уже сказал тебе, что Тодд жив и здоров. И это была правда. – Он положил руку на изножье койки. – И он будет в безопасности и дальше. Но ты должна ответить мне правдой на эту правду.
Можно не объяснять: одно напрямую будет зависеть от другого.
Тепло поползло от живота вверх: все кругом становилось медленнее, мягче, молния перестала бить в бок, но и ясность сознания решила уйти вместе с ней. Зачем было давать две дозы, если я от них засну – не успеешь оглянуться? Так быстро, что и поговорить толком не успею с…
Ага.
Ага.
– Я должна его увидеть, чтобы поверить вам, – пробормотала я.
– Скоро, – ответил он. – В Новом Прентисстауне сначала много чего нужно сделать. И много чего исправить.
– Хотят его жители того или нет. – Мои веки наливались неудержимой тяжестью.
Я с усилием их разлепила и только тогда поняла, что последнюю фразу сказала вслух.
Он опять улыбнулся.
– В последнее время я что-то часто это говорю, Виола. Война окончена. Я тебе не враг.
Я удивленно подняла отяжелевшие веки.
Нет, я его боялась. Реально боялась.
Но…
– Вы были врагом женщинам Прентисстауна, – сказала я. – И врагом всему населению Фарбранча.
Он несколько напрягся, хотя и постарался мне этого не показать.
– Сегодня утром в реке было найдено тело. В шее у тела торчал нож.
Я постаралась не сделать большие глаза, пусть и под джеффером. Мэр очень пристально за мной наблюдал.
– Возможно, гибель этого человека имела свои причины, – продолжал он. – Возможно, у человека были враги.
Как вонзаю нож…
И закрыла глаза.
– Что до меня, – сказал мэр, – то моя война окончена. Как и моя солдатская служба. Настало время управления. Время возглавить людей и сплотить их.
Отделив одних от других, подумала я, но дыхание уже замедлялось. Белизна комнаты сделалась ярче, но так мягко, нежно – мне хотелось упасть в нее и спать, спать, спать… Я еще немного утонула в подушке.
– Сейчас я тебя оставлю, – сказал он. – Но мы еще увидимся.
Рот раскрылся, дыхание пошло через него… Сон уже взял надо мной власть.
Он смотрел, как я отплываю…
А потом сделал одну очень неожиданную вещь.
Шагнул к кровати и укрыл меня простыней. Можно сказать, почти подоткнул.
– Но прежде, чем я уйду, – сказал он, – у меня есть к тебе одна просьба.
– Чего? – Я уже с трудом оставалась в сознании.
– Я хочу, чтобы ты назвала меня «Дэвид».
– Чего? – Язык едва ворочался во рту.
– Хочу, чтобы ты сказала: «Спокойной ночи, Дэвид».
Джефферс так ловко разделил меня на части, что слова выскочили сами: я и понять не успела, что они уже слетают у меня с языка.
– Спокойной ночи, Дэвид.
Даже сквозь снотворное марево я заметила, что он слегка удивился… и даже как будто разочаровался. Но быстро взял себя в руки.
– И тебе спокойной ночи, Виола.
Он кивнул мне и направился к двери.
И тут до меня дошло, что в нем такого особенного.
– Я вас не слышу, – прошептала я.
Он замер, обернулся.
– Я сказал: «И тебе то…»
– Нет, – с трудом жуя слова, выговорила я. – Я вас не слышу. Не слышу, как вы думаете.
Он поднял брови.
– Надеюсь, что так.
Кажется, я отключилась еще до того, как он вышел.
И не просыпалась очень, очень долго, но потом снова вынырнула в солнечный свет, моргая и смутно гадая, что было сном, а что – явью.
(…отец протягивал руку и помогал забраться по трапу в модуль: «Добро пожаловать на борт, шкипер!..»)
– А ты храпишь, – известил меня голос.
Коринн сидела в кресле. Ее вооруженные иголкой пальцы порхали над куском материи с такой быстротой и ловкостью, словно этим занималась вовсе не она. Словно чьи-то другие свирепые руки что-то там делали у нее на коленях.
– Не храплю.
– Храпишь. Как корова в течке.
Я откинула простыню. Пластыри уже кто-то поменял. Молнийная боль ушла: видимо, и шов тоже успели починить.
– Сколько я спала?
– Больше дня, – неодобрительно сказала она. – Президент уже дважды присылал своих людей справиться о твоем состоянии.
Я нерешительно ощупала рану в боку. Боли почти совсем не было.
– Нечего сказать на это, моя девочка? – Игла с новой яростью накинулась на ткань.
– А что я могу сказать? – нахмурилась я. – Я его даже не знаю.
– А вот он прямо очень хотел с тобой познакомиться. Ой! – Она зашипела и сунула палец в рот. – Все это время он держал нас тут взаперти. – Палец она так и не вынула. – Все это время мы даже из здания выйти не могли.
– Не вижу, в чем тут моя вина.
– Потому что это не твоя вина, моя девочка. – Мистрис Койл вошла и наградила Коринн суровым взглядом. – И никто здесь не думает по-другому.
Коринн встала, слегка поклонилась начальнице и молча вышла.
– Как ты себя чувствуешь? – осведомилась та.
– Тормознуто.
Я села – на сей раз это было гораздо легче – и заодно обнаружила, что мне очень надо в туалет, о чем и сообщила мистрис Койл.
– Что ж, тогда давай посмотрим, сможешь ли ты стоять самостоятельно.
Я хорошенько набрала воздуху и попробовала спустить ноги на пол. Они не сразу согласились гнуться, но, в конце концов, все же оказались где надо, а потом я на них встала и даже проковыляла к двери.
– Мэдди правду сказала, что вы лучший целитель в городе, – восхитилась я.
– Мэдди никогда не врет.
Она довела меня по длинному белому коридору до туалета. Когда я закончила, помыла руки и снова отворила дверь, мистрис Койл ждала меня с плотной белой рубашкой в руках – длиннее и куда симпатичнее, чем та сорочка с завязками на спине, что была на мне сейчас. Я натянула ее через голову и пошла обратно в палату – не совсем твердо, но пошла же!
– Президент справлялся о твоем здоровье. – Мистрис Койл поддержала меня, потому что ноги все равно заплетались.
– Коринн мне уже говорила. – Я взглянула на нее краем глаза. – Это все из-за кораблей с новыми поселенцами. Я его не знаю. И я не на его стороне.
– Угу. – Мистрис Койл провела меня через двери в комнату и до самой кровати. – Стало быть, ты в курсе, что есть разные стороны?
Я опустилась на кровать, потрогала языком зубы.
– Вы специально дали мне двойную дозу джефферса, чтобы мне не пришлось слишком долго с ним разговаривать? Или чтобы я не сказала ему слишком много?
Она кивнула, словно одобряя мою сообразительность.
– Нам не помешало бы ни то, ни другое.
– Можно было просто попросить.
– Времени не хватило. – Она опустилась в кресло рядом с кроватью. – Мы его знаем только по его стороне истории, девочка моя, и сторона эта скверная, очень скверная. Что бы он там ни говорил про новое общество, к беседе с ним лучше подготовиться заранее и как следует.
– Я его не знаю, – снова повторила я. – Я вообще ничего не знаю.
– Зато если правильно подойти к делу, ты можешь многое узнать от мужчины, который тобой интересуется.
Я попыталась прочесть ее, понять, что она пытается мне сказать, но местные женщины ведь лишены Шума…
– Вы сейчас о чем? – спросила я как есть.
– О том, что пора тебе хорошенько подзаправиться. – Она встала и смахнула невидимую пушинку с халата. – Велю Мадлен принести тебе завтрак.
Она направилась к дверям, взялась за ручку, но поворачивать не стала.
– Только имей в виду вот что, – сказала она, стоя спиной ко мне. – Если стороны действительно есть и на одной из них этот президент, – тут она метнула в меня острый взгляд через плечо, – то я – со всей определенностью на другой.
7
Мистрис Койл
[Виола]– Кораблей всего шесть, – сообщила я из кровати, в третий раз за столько же дней – дней, пока Тодд был где-то там… неизвестно где, а я понятия не имела, что с ним происходит… да и вообще с кем бы то ни было там, снаружи.
Из окна комнаты я все время видела марширующих мимо солдат, но они маршировали себе, и только. Все в доме исцеления ждали, что они могут в любой момент вломиться к нам, учинить что-нибудь ужасное – утвердить как-то свою победу.
Но они так и не вломились. Просто маршировали мимо.
Мужчины приносили нам еду к задней двери, а в остальном целительниц оставили спокойно заниматься своим делом.
Уйти все равно никто никуда не мог, но внешний мир не закончился и даже не собирался. Впрочем, никто этого и не ожидал. По крайней мере, мистрис Койл была совершенно уверена в одном: худшее еще только впереди.
Я невольно с ней соглашалась.
Итак, мистрис Койл нахмурилась и поглядела в свои записи:
– Всего шесть?
– Восемьсот спящих поселенцев и три семьи смотрителей в каждом, – сказала я.
Мне уже хотелось есть, но пока она не объявит, что консультация окончена, никакой еды точно не будет.
– Мистрис Койл…
– И ты уверена, что смотрителей в сумме восемьдесят один человек?
– Кому, как не мне, это знать, – пожала плечами я. – Я с их детьми в школе училась.
– Я понимаю, что тебе скучно, Виола, – она подняла глаза, – но информация – это сила. Та информация, которую мы ему даем. И которую от него получаем.
– Вот про шпионство я точно ничего не знаю, – нетерпеливо вздохнула я.
– Это не шпионство. – Она снова вернулась к запискам. – Это просто выяснение фактов. – Записала что-то в тетради. – Четыре тысячи восемьсот восемьдесят один человек.
Это она произнесла почти что себе под нос.
Я тоже поняла смысл сказанного. Больше, чем все население этой планеты вместе взятое. Достаточно, чтобы изменить все.
Только вот как? Как изменить?
– Когда он снова придет с тобой разговаривать, о кораблях ему рассказывать нельзя, – сказала мистрис Койл. – Пусть сам гадает. Ни в коем случае не выдавай точную цифру.
– Ага, а еще постарайся выпытать, что можно, – саркастически кивнула я.
Она закрыла тетрадь. Консультация, надо понимать, закончилась.
– Информация – это сила, – повторила она.
Я сидела в кровати, опираясь на подушку. Быть пациенткой мне уже порядком осточертело.
– Можно я вас кое о чем спрошу?
Она встала, одернула халат.
– Разумеется.
– Почему вы мне доверяете?
– Я помню твое лицо, когда он вошел в комнату, – прямо и без колебаний сказала мистрис Койл. – Ты выглядела так, словно увидела своего злейшего врага.
Она застегнула халат до самого подбородка. Я не отрывала от нее взгляда.
– Если бы я только могла найти Тодда или добраться до той коммуникационной башни…
– И немедленно попасться в лапы армии? – Она не нахмурилась, просто посмотрела светло и холодно. – И лишить нас нашего единственного преимущества? Нет, моя девочка, – она открыла дверь, – пусть президент сам придет к нам, и тогда мы сумеем извлечь пользу из того, что от него узнаем.
– Кто это мы? – бросила я ей в спину, но она уже вышла.
– …и последнее, что я реально помню, это как он поднимает меня и несет вниз по длинному-длинному склону. И твердит, что я не умру, что он меня спасет.
– Ух ты! – тихонько выдохнула Мэдди.
Колечки волос выбились у нее из-под чепца – это мы с ней ходили туда-сюда по коридорам (туда по одному, сюда – по другому), чтобы укрепить мои силы.
– И он тебя действительно спас.
– Но зато он не может убивать, – продолжала я, – совсем. Даже чтобы сохранить себе жизнь. Вот из-за этого они так хотят его себе. Он не такой, как они. Однажды он убил спакла, и ты бы видела, как после этого страдал. И вот теперь он у них…
Мне пришлось остановиться, долго моргать и смотреть в пол.
– Мне надо выбраться отсюда! – Я скрипнула зубами. – Я не шпионка. Мне просто нужно его найти и добраться до той башни и предупредить их. Наверное, они смогут послать помощь. У них есть еще корабли-разведчики, которые могли бы быстро долететь сюда. И оружие…
Мэдди напряглась, как всегда, когда я начинала так говорить.
– Нас еще даже не выпускают наружу.
– Нельзя просто брать и принимать все, что люди тебе говорят, Мэдди. Особенно если они на плохой стороне.
– А еще нельзя пойти и подраться в одиночку с целой армией. – Она развернула меня обратно и улыбнулась. – Даже если ты – великая и отважная Виола Ид.
– Я это уже делала раньше, – возразила я. – С ним – делала.
– Ви… – Она понизила голос.
– Я потеряла родителей, – хрипло сказала я. – И я никак не смогу вернуть их назад. А теперь я потеряла и его. И шанс вернуть его есть, и даже если это всего лишь шанс…
– Мистрис Койл этого не допустит, – сказала Мэдди, но что-то в ее голосе заставило меня поднять глаза.
– Но? – продолжила фразу я.
Мэдди промолчала – просто довела меня до коридорного окна, выходившего на дорогу. Мимо под ярким солнцем шли солдаты – в одну сторону; телега, полная пыльно-пурпурного зерна, ехала в другую. Шум от города маршировал так уверенно, будто сам был армией.
Сначала он был не похож ни на какой другой слышанный раньше Шум – странный, жужжащий, скрежещущий звук, словно металл визжал о металл. Но вот он стал громче, будто тысяча человек орала одновременно. По сути так оно и было. Шум слишком громкий и беспорядочный, чтобы разобрать в нем отдельных людей.
И тем более – чтобы выловить одного-единственного мальчика.
– Возможно, все не так плохо, как мы тут себе думаем. – Мэдди говорила медленно, взвешивая слова, будто пробовала каждое на вкус. – Я хочу сказать, город-то выглядит вполне мирно. Громко, да, но мужчины, привозившие еду, говорят: магазины вот-вот снова откроются. Наверняка твой Тодд где-то там уже работает… делает какое-то дело, живой и здоровый, и ждет не дождется увидеть тебя.
Кто ее знает, почему она так говорила. То ли сама в это верила, то ли хотела заставить меня поверить. Я вытерла нос рукавом.
– Может, это и правда.
Она наградила меня долгим взглядом: как пить дать, что-то думала, но вслух не говорила, – а потом повернулась обратно к стеклу.
– Ты только послушай, как они рычат.
Кроме мистрис Койл тут было еще три целительницы. Мистрис Ваггонер – коротенькая, круглая, как пуховка, женщина в морщинках и с усами. Мистрис Надари, которая занималась онкологией, – я ее видела только раз: она закрывала за собой дверь. И мистрис Лоусон – вообще-то она лечила детей в другом доме, но оказалась в ловушке в нашем: она пришла посоветоваться с мистрис Койл, но тут город сдался, и она застряла и с тех пор страшно беспокоилась за детишек, которых бросила без присмотра.
Ну и еще ученицы, с десяток, не считая Мэдди и Коринн. Эти, кажется, были главные во всем доме, так как работали непосредственно с мистрис Койл, а может, и во всем Убежище. Остальных я видела редко, только когда они поспешали за одной из целительниц: стетоскопы подпрыгивают на груди, халаты хлопают – явно ищут, чего бы еще такого поделать?
Потому что делать было особо нечего. Дни шли, город постепенно привыкал к тому, что творилось за дверьми, – что бы там у них ни творилось. Большинство пациентов уже выздоравливало, а новые к нам больше не поступали. Всех пациентов мужского пола в первую же ночь отсюда вывезли, объяснила Мэдди, даже тех, кого нельзя было перемещать, а женщины, казалось, болеть перестали, хотя ни нашествие, ни сдача города, по идее, не должны были этому помешать.
Мистрис Койл все это изрядно беспокоило.
– Если она не может лечить, то кто она тогда вообще такая? – Коринн как-то слишком сильно затянула резиновый жгут вокруг моей руки. – Она раньше заправляла всеми домами исцеления, не одним только этим. Все ее знали, все уважали. Она даже какое-то время была председателем городского совета.
– Она управляла городом? – удивилась я.
– Много лет назад. Осела на одном месте, можно сказать. – Мэдди всадила мне в руку иголку – конечно, сильнее, чем требовалось. – Она всегда говорит, что когда ты большой начальник, люди, которые тебя раньше любили, с каждым днем ненавидят все больше. – Тут она со значением посмотрела мне в глаза. – И я тоже так думаю.
– Так что случилось-то? – спросила я. – Почему она больше не председатель?
– Сделала одну ошибку, – чопорно ответствовала Коринн. – И люди, которым она не нравилась, этим воспользовались.
– Какую ошибку?
Ее постоянно нахмуренный лоб сделался еще более хмурым.
– Спасла одну жизнь. – Она так сдернула резинку с руки, что на коже остался след.
Прошел еще день, потом еще и еще – ничего не изменилось. Нас так никуда и не выпускали. Еду приносили. Мэр не появлялся. Его люди проверяли, как я там, но обещанный разговор так и не состоялся. Он просто оставил меня в покое. Пока что.
Интересно, почему?
Ну, как бы там ни было, все только о нем и говорили.
– Знаете, что еще он сделал? – сказала за ужином мистрис Койл (за моим первым ужином, когда мне разрешили встать с постели и прийти в столовую). – У него уже не просто штаб-квартира в соборе – он там себе дом устроил.
Женщины вокруг неодобрительно зацокали языками. Мистрис Ваггонер даже тарелку оттолкнула.
– Не иначе как Богом себя возомнил, – припечатала она.
– Однако город он жечь не стал, – заметила я с другого конца стола.
Мэдди с Коринн разом подняли глаза от тарелок – очень большие глаза.
– Мы все думали, что сожжет. Но он не стал, – закончила я как ни в чем не бывало.
Мистрис Ваггонер и мистрис Лоусон со значением посмотрели на мистрис Койл.
– Ты еще очень молода, Виола, – сказала та. – И не стоит задирать тех, кто старше тебя.
– Я вовсе не это имела в виду, – удивленно поморгала я. – Только хотела сказать, что мы не этого от него ожидали. – Мистрис Койл отправила в рот еще одну ложку, не сводя с меня пристального взгляда. – Он поубивал всех женщин у себя в городе, потому что не слышал их. Потому что не мог знать их так, как знали мужчин до лекарства.
Две другие мистрис согласно кивнули. Я уже открыла рот, чтобы разглагольствовать дальше, но мистрис Койл меня опередила.
– Но правда также и то, девочка моя, – сказала она, – что все пережитое нами с самого дня приземления на эту планету, – и никем не жданный Шум, и хаос, что последовал за этим открытием, – остается неведомо твоим друзьям там, наверху. Все, что произошло с нами, теперь должно будет случиться и с ними.
Я не ответила, я просто смотрела на нее.
– И кто, по-твоему, должен отвечать за этот процесс? Он?
Она явно закончила беседу со мной и вернулась к тихому разговору с остальными мистрис. Коринн снова принялась за еду (с самодовольной ухмылкой на физиономии). Мэдди продолжала таращиться на меня большими глазами, но мне было решительно не до нее.
В воздухе висело слово.
Когда она сказала «он?»… – уж не имела ли мистрис Койл в виду: «или она?».
На девятый день затворничества пациенткой я быть перестала. Мистрис Койл вызвала меня к себе в кабинет.
– Твоя одежда. – Она протянула мне сверток через стол. – Если хочешь, можешь переодеться в нее. Снова почувствуешь себя человеком.
– Спасибо, – совершенно искренне поблагодарила я и удалилась за ширму.
Стащив с себя больничную сорочку, я уставилась на рану – та уже почти исцелилась и спереди, и сзади.
– Вы и правда совершенно удивительный целитель, – поделилась я оттуда.
– Стараюсь, – ответили из-за стола.
Развернув сверток, я действительно обнаружила всю свою старую одежду, свежевыстиранную, пахнущую так хрустяще и чисто, что у меня на лице что-то странно натянулось. Я даже не сразу поняла, что улыбаюсь.
– А знаешь, ты очень храбрая девочка, Виола, – сказала мистрис Койл, пока я одевалась. – Хоть и не знаешь, когда стоит помолчать.
– Ну, спасибо, – чуть-чуть обиделась я.
– Крушение корабля, гибель родителей, небывалое путешествие сюда – и все это ты пережила, проявив редкую смышленость и находчивость.
– Мне помогали. – Я села, чтобы надеть чистые носки.
На столике сбоку лежала тетрадка мистрис Койл, сплошь исписанная протоколами наших с ней консультаций. Я быстро подняла глаза: мистрис Койл была по ту сторону ширмы, а мы с тетрадкой – по эту. Я протянула руку и открыла обложку.
– Я чувствую в тебе большой потенциал, моя девочка, – продолжала мистрис. – Способности к лидерству.
Тетрадь оказалась кверху ногами. Шевелить ее я побоялась, чтобы не производить лишнего шума, и попросту обошла столик – интересно же, что там написано?
– Я вижу в тебе многое от себя самой.
На первой странице, еще до начала записей, красовалась написанная синим одна-единственная буква.
О.
И все.
– Мы – это то, какой выбор мы делаем, Виола, – говорила мистрис Койл. – И ты можешь быть для нас очень, очень полезна. Если таков будет твой выбор.
Я оторвалась от тетрадки.
– Для нас – это для кого?
Дверь распахнулась так внезапно и громко, что я подскочила и поскорее высунула голову из-за ширмы. К нам ворвалась Мэдди.
– Там посланник, – едва переводя дух, выдала она. – Женщинам можно начинать выходить.
– Тут так громко, – сказала я, морщась от РЕВА, который стоял на улице.
Все Шумы Нового Прентисстауна звучали вместе, перекрикивая друг друга.
– Ты привыкнешь, – пообещала Мэдди.
Мы с ней сидели на скамейке перед магазином, пока Коринн и еще одна ученица, Теа, покупали припасы для дома исцеления, готовясь к возможному притоку новых пациентов.
Я глазела по сторонам. Магазины открыты, кругом люди: в основном пешком, но местами на лошадях и на делебайках. Если не слишком приглядываться, даже и не заподозришь, будто здесь что-то не так.