Виридитерра: начало пути

Тери Ли

Виридитерра: начало пути

Магические чины

Приор (муж.)/ приора (жен.) – маги, прошедшие обучение в академии Хэксенштадт. Не имеют больших заслуг в магическом ремесле, но могут занимать высокие посты.

Сир (муж.)/ фрау (жен.) – высокий чин на Виридитерре. Эти маги проявили себя в военном деле, входят в Конклав, могут занимать высокие должности в организациях, непосредственно связанных с магией.

Паладин – высший магический чин. Современная Виридитерра насчитывает всего несколько паладинов. А все потому, что такие маги встречаются крайне редко. Их силы настолько велики, что они могут творить потрясающие вещи, например, в одиночку справиться с целой армией или перемещаться без помощи проводников в другие миры.

Типы магии

Шевалье.

Магические рыцари. Магический дар заключен в использовании прикосновения.

Ригарди.

Магический дар заключен в использовании взгляда.

Вуа.

Магический дар заключен в использовании голоса.

Тейт.

Ясновидящие. Это те, кто способен заглядывать в прошлое и делать расплывчатые и таинственные предсказания будущего. Это самый редкий и нестабильный вид магии.

Пролог

Этот мир встретил нового человека в сумерках, среди деревьев почти безлюдного парка, затерявшегося в глубине большого города. Он, оглядываясь по сторонам, тяжелой поступью вышел из-под крон деревьев на свет фонарей. Но никто из немногочисленных прохожих не обратил на него внимания, кроме Атрея. Этот широкоплечий грек лет сорока заметил и яркую вспышку, и движущийся ствол дерева, из которого и вышел незнакомец. Атрей не поверил своим глазам, а потому списал все на игру воображения. Он посмотрел на своего пса, но его обычно игривый ризеншнауцер сидел на земле и дрожал, не сводя взгляда с незнакомца.

Сам Атрей не чувствовал страха. Наоборот, такое поведение пса лишь только раззадорило природное любопытство грека. Поэтому, когда незнакомец наконец двинулся с места, Атрей пошел за ним. Ризеншнауцер вяло плелся позади, и мужчине то и дело приходилось дергать поводок и тянуть пса.

Атрей оборачивался на других посетителей парка, и замечал в их взглядах какую-то настороженность и неприкрытый страх, когда их взгляд непроизвольно цеплялся за фигуру этого странного человека. Но стоило ему выпасть из их поля зрения, вся обеспокоенность исчезала с их лиц, как будто они забывали о его существовании.

Атрей следовал за незнакомцем. В нем проснулся дух приключений, дремавший с тех пор, как он окончил университет и устроился на работу. Дух приключений и любовь к авантюрам, накопившиеся за эти годы, нашли выход спустя почти двадцать лет.

Незнакомец резко свернул и скрылся за деревьями, и Атрей, ужаснувшись тому, что потерял его из виду, потянул упрямого пса за поводок сильнее.

– Ну же, Маертай, – проговорил мужчина, повернувшись к псу, – давай, не упрямься.

Ризеншнауцер пригнулся, а затем резко и зло зарычал. Атрей, удивленный этим – его Маертай никогда не рычал на него! – обернулся и почти вплотную столкнулся со странным человеком. От неожиданности грек вздрогнул и отступил на шаг назад. Под рык и тявканье пса Атрей как завороженный всмотрелся в лицо человека. Он был очень высоким, и поэтому нависал над Атреем словно грозная скала. Теперь, при более близком рассмотрении, он мог сказать, что его короткие волосы были белыми, как снег, но он был достаточно молод для седины, а кожа – такой же бледной, под стать волосам. Но почему-то ни это, ни его безобразное обожженное с левой стороны лицо с орлиным носом и тонкими плотно сжатыми губами не заинтересовывало никого в этом парке, кроме самого Атрея. Ничьего внимания не привлек и его странный наряд. Длинный черный плащ, обрамленный по краям толстой золотистой лентой, частично прикрывал белую рубаху и черные штаны. На поясе у него находились небольшая сумка и еще несколько непонятных для Атрея вещей. Он никогда не видел ничего подобного даже в антикварных лавках, в которые частенько захаживал. На груди у человека висел медальон – большой синий камень ромбовидной формы в серебряной огранке. А в ножнах на поясе покоился двуручный меч.

Но даже не это столько удивляло Атрея, сколько глаза странного человека. Правый глаз его был угольно-черным – да таким, что мужчина даже не видел в нем своего отражения, – в то время как левый, на котором расползался уродливо зарубцевавшийся ожог, был светло-серым.

Атрей по своей природе плохо разбирался в людях, но какое-то внутреннее чувство, что хорошему человеку такие пустые и холодные глаза не принадлежат. По горькому опыту он знал, что внешность людей обманчива, и как бы ужасен человек ни был снаружи, у него может быть доброе сердце. Но, нет, этот человек явно не был хорошим. Неприятное чувство страха закралось в сердце Атрея, и заставило его отступить от незнакомца, сверлившего его взглядом. Но человек сделал шаг ему навстречу, и грек не на шутку разволновался. Что ему могло понадобиться? Он заметил, что Атрей пытался за ним проследить? Но ведь он был с собакой, а это происшествие можно списать на обычную прогулку, ведь все происходило в пределах парка. Не станет же этот человек его бить, когда вокруг столько свидетелей?

– Что это за город? – послышался холодный и неприятный голос.

Атрей на секунду опешил – от этого голоса по коже у него бежали мурашки, и волосы встали дыбом на голове.

– Это Афины, – произнес мужчина тихо и нерешительно, словно сомневался в своих словах.

– Хм, – задумчиво изрек незнакомец и добавил: – Как мне выйти из этого… места?

Атрей с секунду думал, что означает вопрос незнакомца. Имел ли он ввиду город или все же просто парк? Скорее всего парк, поэтому мужчина развернулся корпусом в противоположную сторону и указал рукой вперед.

– Если идти в ту сторону, то можно выйти из… – проговорил Атрей и повернулся к незнакомцу.

Договорить он не смог просто потому, что больше его некому было слушать. Незнакомец растаял в воздухе, словно его и не было. Атрей обеспокоенно осмотрелся кругом и просто не мог взять в толк, куда пропал этот человек, ведь вокруг было открытое пространство! Не привиделся же он ему, в самом деле. И желая убедиться в здравии своего ума, он подошел к молодому парню, сидящему на лавке у фонаря и спросил:

– Извините, вы случайно не видели, куда пошел мужчина, с которым я только что разговаривал?

– Какой мужчина? – непонимающе произнес парень. – Я… я не заметил никакого мужчины.

Атрей огляделся по сторонам еще раз, не веря своим ушам. Он ведь видел этого человека! Прямо перед собой, только что! Он снова обернулся к парню и хотел было что-то спросить, но вопрос растворился в его памяти, как бывает, когда мы хотим сказать что-то важное. Атрей на секунду задумчиво уставился в землю, а затем понял, что не помнит, зачем подошел к парню.

– О чем мы говорили? – спросил он.

– Не знаю, – растерянно бросил парень и, поднявшись, ушел от греха подальше.

Маертай рядом с Атреем гавкнул, заставляя обратить на себя внимание:

– Пора домой, дружок, – произнес грек, кивая псу. Атрей мог поклясться, что в эту секунду в глазах Маертая проскочило что-то вроде обеспокоенности, но ведь ему вполне могло показаться, потому что это был обычный вечер и самая обычная вечерняя прогулка без происшествий.

Глава 1

Ноа дожевывал бутерброд, сидя под лестницей в одном из корпусов лицея. Здесь обычно во время уроков собирались ученики, чтобы прогулять занятия. Ну а Ноа сбегал сюда в особо неприятные дни.

Такой выдался и сегодня.

Началось все еще ночью, когда ему снова приснился кошмар. Ноа видел этот сон с шести лет, но обычно он посещал его не так часто. Он мог присниться раз в полгода, и Ноа к этому привык. Но в последние недели что-то изменилось. Кошмар теперь мучил его каждую ночь. Ноа снова не выспался и чувствовал себя отвратительно.

И будто мало парню всего этого, так прямо у входа в лицей к нему прилип местный задира Карион Хадзис. Он, будучи парнем рослым, зажал Ноа у стены и не пропускал внутрь, пока они с друзьями вдоволь не поиздевались над ним, придумывая самые глупые шутки. Но Карион не всегда был таким невыносимым, обычно он по пятам ходит за своей подружкой Мелет. Вот только стоит ей не прийти в школу, Карион отрывается как может. И чаще всего отрывается именно на Ноа, на защиту которого может встать только дежурный учитель, а это просто станет еще одним поводом для издевательств.

Прозвенел звонок, но Ноа даже не шелохнулся. На четвертый урок он идти не собирался – нужно отдохнуть, от неприятностей, навалившихся на него сегодня. К тому же он снова чувствовал странное покалывание в пальцах. Было не больно, но неприятно, будто получаешь маленькие разряды тока.

От безделья и тишины в голову полезли непрошенные гости – фрагменты из его кошмара. Вообще, этот сон начинался совсем не страшно и был похож на историю из детских сказок.

Два подростка – светловолосая девушка и темноволосый юноша – гуляют на солнечной поляне. Юноша одет в широкую ярко-желтую накидку, с нашитым на спине гербом – белый грифон с мечом на синем поле, и красные чулки. На ногах у него красуются коричневые сапоги из мягкой кожи. Наряд девушки не менее причудливый: длинное лиловое платье с узкими рукавами, расширяющимися к запястью, и золотой пояс, украшенный россыпью камней. Ребята кружатся на поляне, держась за руки, Ноа то и дело слышит их звонкий смех. Они юны и так беззаботно счастливы. Их лица всегда скрыты от взора Ноа. Однако фигура девушки отдаленно напоминала парню кого-то, но вот кого?

Затем картинка меняется. Теперь Ноа находится в причудливом – словно из Средневековья – зале пиршеств. Толстые каменные стены, украшенные гобеленами, шкурами каких-то животных. А в центре зала – самый большой из них, изображающий черного орла, хватающего змею, на серебряном поле. Маленькие пестрые птички летают над высоким потолком и весело щебечут. Солнечные лучи пробиваются сквозь арочные окна и розу – большое, круглое, витражное стекло. Гости – а их там сотни две, не меньше – в праздничных нарядах, сидят на деревянных скамейках, и смотрят на молодых людей. Они уже явно повзрослели с того момента на поляне, но сейчас не меньше счастливы, чем были тогда. Он – в белой рубашке с пышным жабо, черных брюках и накинутой сверху черной безрукавке – нежно держит за руку свое сокровище. Атласное платье девушки цвета капучино, со вставками из молочного кружева, и тонкий атласный поясок идеально подчеркивают ее тонкую талию. В белоснежные волосы вплетено несколько цветков золотистой лилии. Все в этом зале из белого мрамора словно замирают, ожидая зарождения новой семьи.

Но картинка снова меняется. Ноа оказывается в огромной комнате из серого камня. Молодой мужчина в черном камзоле, с аккуратно уложенными назад волосами, в ярости сбрасывает огромные фолианты со стола. Затем он стремительно переносится к дальней стене и сметает все книги с полок. Дальше, под его жестоким ударом, разбивается зеркало. Осколки с характерным звоном падают на пол. Продолжить погром молодому мужчине мешает женщина, влетевшая в комнату. Она бросается к нему и крепко обнимает. Ее тело содрогается от рыданий, и Ноа слышит тихие всхлипы. Мужчина обессиленно закрывает глаза и начинает гладить светлые женские волосы.

«Оставь свою затею. Ты разве не видишь, что она убивает тебя?» – шепчет женщина. Мужчина молчит.

После этого видение темнеет на несколько жалких секунд. Ноа оказывается посреди темного леса, деревья которого как будто смыкаются над небосводом, пряча от путников звездное небо. Каким-то необъяснимым способом парню передаются тревога и беспокойство высокого костлявого старика с жидкой серебряной бородкой в суконном балахоне и тростью, все куда-то спешащего и подталкивающего вперед молодую женщину и широкоплечего мужчину средних лет с медными волосами. Голос старика не соответствует его дряхлому образу – его бас гремит, словно гром среди ясного неба, призывая спутников торопиться.

«Они скоро будут здесь! Пошевеливайся, девочка!» – кричит старик молодой женщине, прикрывающей свое лицо.

В этот самый момент мертвенную тишину ночного леса разрывает стук копыт, и в который раз заставляет Ноа изумиться: не могли же всадники взять и появиться из воздуха прямо здесь. Старик в балахоне гневно озирается, ругается себе под нос и, подозвав к себе широкоплечего мужчину, дает ему последние указания. Этот самый мужчина уводит прочь молодую женщину, оставляя старика наедине с приближающимися всадниками.

Ощущение погони – столь сильное и почти реальное – всегда пугает Ноа. Он никак не может заставить себя не бояться этих призрачных всадников, следовавших по пятам за беглецами, а не за ним. Но чувство преследования неизвестным врагом обостряют картины – гул голосов, сливающихся воедино, стенания, крики и всхлипы, как будто исходящие от огромного развесистого дерева, сгорающего в белом пламени.

На глазах юноши горит древний исполин, но Ноа готов поклясться, что горит он сам. Парень пытается твердить себе, что это все сон, но жар пламени так неподдельно реален, что убедить себя почти невозможно. И сложнее всего это делать, когда прямо перед ним – призраком в чужой истории – оказываются всадники на огромных косматых шайрах, и Ноа – словно и вправду находится там – чувствует запах конского пота и слышит тяжелое дыхание скакунов. Старика с жидкой серебряной бородой не видно, и юноше не приходится гадать о его судьбе, в очередной раз видя окровавленный меч предводителя всадников. Мужчина спешивается со своего огромного скакуна и, в гневе снимая шлем, бросает его на землю. И Ноа пугает яростный рев и крик.

«Я найду вас! Вам не спрятаться от меня!» – кричит мужчина, обращаясь к дереву, и столпы белого пламени как будто поднимаются еще выше, следуя зову его голоса.

Тело Ноа охватывает белое пламя, и он с криком просыпается.

В первый раз, когда парень увидел этот сон, его мать – Нея – прибежала в комнату. В ее глазах читалось нешуточное беспокойство за сына. Она крепко обнимала Ноа и пыталась его успокоить. Тогда шестилетнего мальчика пробрала дрожь. Его трясло, и он все никак не мог успокоиться. Когда Нея узнала, что Ноа приснилось, ее лицо посерьезнело. Она пообещала, что все будет хорошо, но мальчик почему-то ей не поверил. Наверное, виной всему были слезы, собиравшиеся в уголках ее глаз.

Несколько раз Ноа пытался узнать у матери, хоть что-нибудь о людях из кошмара – ему казалось, что Нея понимает, о чем он говорит. Какое-то неведомое чувство заставляло его думать, что этот страшный человек из сна знает Нею. Да и люди из кошмара казались смутно знакомыми, даже если он никогда не мог рассмотреть их лиц, сколько бы не пытался. Но женщина молчала. И у нее портилось настроение, когда он пытался об этом заговорить. Поэтому Ноа перестал спрашивать, и лишь надеялся, что все разрешится само собой.

Последние несколько недель – именно с этого времени ночной кошмар Ноа зачастил – Нея стала опекать сына еще сильнее. Теперь она не разрешала парню прогуливаться по Афинам после школы. Ноа это бесило, но матери он не перечил. Ему не нравилось видеть маму в плохом настроении. Она была его единственным родным человеком. И даже более того: единственным другом, ведь даже в школе он не обзавелся хотя бы несколькими приятелями. Возможно, причина крылась еще и в том, что внешне он отличался от греков, имея платиновые волосы, голубые глаза и слишком бледную кожу. Он был щуплым и не особо высоким, из-за чего собственно Карион и избрал его своей любимой жертвой.

С тех пор, как Ноа исполнилось, шестнадцать, он все набирался сил поговорить с Неей про их семью. Парень с рождения рос без отца, не знал своих дедушек и бабушек. Поэтому очень хотел понять, кто он помимо сына Неи? Почему родственники никогда их не навещали и не пытались связаться?

Покалывание в кончиках пальцев стало усиливаться и распространяться по всему телу, а к концу урока стало почти невыносимым. Внутренности Ноа буквально горели, поэтому парень, не дожидаясь звонка, выскочил из своего укрытия и отправился на улицу. Ему просто был необходим глоток свежего воздуха.

Ноа выбежал во двор. В лицее раздался звонок, парень слышал этот звук, но из-за гула в ушах казалось, что он доносится издалека. На улице стало еще хуже, Ноа почувствовал невыносимую боль – как будто каждая клеточка его тела горела. Он совсем не понимал, что делает, но миновал лицейские ворота и двинулся вдоль по улице. Он слышал за спиной крики дежурного учителя, возмущенного тем, что Ноа не просто пропускал уроки, а собирался смыться со школы. Но Ноа было все равно. Ему просто хотелось почувствовать себя в безопасности.

Туристы и другие прохожие с опаской смотрели на бледного парня, но подойти не решались. Ноа плелся мимо домов, выкрашенных белой краской, затем повернул за угол и прошел еще немного. Боль в теле все нарастала, кровь в ушах стучала, а время вокруг как будто замерло. Силы покидали его. Ноа шел, еле переставляя ноги, и уговаривал себя: «Еще чуть-чуть». Пока не очутился в своем дворе. Там он почувствовал секундное облегчение, очутившись рядом с домом, а затем потерял сознание.

Очнулся Ноа уже в своей постели. Голова раскалывалась, как будто его чем-то ударили тяжелым по голове, а на лбу лежал холодный компресс, который все равно не особо помогал. Перед ним сидела Нея и нежно держала его за руку. Она была очень бледной и смотрела куда-то в пустоту. Волосы она забрала в высокий пучок, оголяя тонкую шею. Мама Ноа выглядела молодо, едва ли ей можно было дать больше тридцати лет.

– Мам, – тихо позвал Ноа, и женщина вздрогнула.

Она вымученно улыбнулась:

– Тебе уже лучше?

– Ну да, – ответил Ноа и вспомнил, что он сбежал сегодня с занятий и никого не предупредил. – Тебе, наверное, будут звонить из лицея. Я… я честно не хотел уходить, просто…

– Все в порядке, – Нея похлопала парня по руке, – я им все объясню. А сейчас тебе нужно поспать и обязательно станет легче.

Но Ноа не хотел так просто сдаваться. Он всегда молчал, боясь расстроить маму. А теперь просто хотел узнать, что с ним произошло, почему она хотя бы врача не вызвала. Он открыл рот, чтобы спросить, но Нея его опередила:

– Просто отдыхай, а потом я тебе все честно расскажу, – мама поцеловала его в лоб.

И вот опять Ноа сдался. Он просто не умел расстраивать мать. Да и не хотел, потому что знал, как ей тяжело растить его одной. Поэтому Ноа закрыл глаза. В теле еще ощущались слабые пульсации, но они и сравниться не могли с той болью, что парень уже перенес.

Уже через пару минут он провалился в сон.

***

Нея хотела посидеть с сыном – она знала, как ему было сейчас тяжело. Женщина слишком хорошо помнила, как сама перенесла пробуждение силы. Такую боль вряд ли когда-нибудь можно забыть. Но сама она хотя бы знала, ради чего это все. А Ноа всю жизнь был в неведении – Нея и представить не могла, как ему сейчас страшно.

Остаться в комнате женщине помешал звонок в дверь. Плохое предчувствие закралось в ее голову, ведь соседи привыкли к тому, что она не особо приветлива, и не стали бы лишний раз напрашиваться в гости.

Нея с трудом подавила чувство страха – несмотря на прошедшее время, она помнила, на что способны эти люди. И, к сожалению, слишком хорошо понимала, что если дело обстоит так, как она думает, то они не уйдут, пока не добьются своего.

На негнущихся ногах она спустилась на первый этаж и отворила входную дверь. Увидев незваную гостью, Нея поняла, что предчувствие не было пустым. На пороге стояла невысокая женщина с короткими волосами цвета воронова крыла. Бледное лицо было исполосовано тонкими и толстыми шрамами, зарубцевавшимися от времени, на щеках, переносице, лбу и даже проходящий через тонкие плотно сжатые губы. Ее правый глаз закрывала черная повязка, а левый с интересом изучал Нею. Затем женщина неприятно ухмыльнулась и проговорила:

– Давно не виделись, Нея. Нам необходимо поговорить.

Даже несмотря на то, что прошли долгие шестнадцать лет, в остальном ее гостья ничуть не изменилась. Была столь же прямолинейна, груба, суха и немногословна в общении. Она все также предпочитала в одежде черный цвет и ценила комфорт превыше красоты, даже несмотря на то, что принадлежала к старому аристократическому роду. Гостья не отказывала себе в роскошных нарядах – это подтверждали черная мантия, белый добротный камзол, черные брюки из мягкой ткани и высокие тяжелые сапоги. Но вместе с этим она занашивала их до невозможности, о чем Нея догадалась, увидев потертые и истрепавшиеся манжеты, сбитые носы сапог и грязь на них. Гостья так и не избавилась от привычки держать руку на резной рукояти кинжала, ее Артефакта, покоящегося на роскошной кожаной перевязи, украшенной узорами листьев акант.

Всегда готова к схватке, всегда готова убивать – таким стал девиз этой женщины после событий двадцатилетней давности. Та ночь изменила ее, и бывшая подруга стала незнакомкой для Неи. Гостья все также хмурила лоб и сжимала губы, когда ей приходилось с кем-то говорить, все также смотрела на других хищным волком – теперь уже своим единственным – серым глазом.

Но самое главное, что она все также приносила за собой дурные вести.

Нея нехотя жестом пригласила женщину зайти в дом, а когда гостья твердым шагом вошла, она перед тем, как закрыть двери, выглянула на улицу и обернулась по сторонам.

– Я пришла одна, – произнесла ее гостья и чуть тише добавила: – Пока что.

Нея встревоженно обернулась и посмотрела женщине прямо в лицо. Но та быстро отвела взгляд, неумело сделав вид, что увлеченно рассматривает интерьер гостиной. И дело было не только в том, что она была плохой актрисой. Просто Нея знала, насколько ей плевать. Она откинула тяжелую черную мантию с плеч, чтобы удобнее было что-то достать из небольшой сумки на поясе. Ей не нужно было ничего говорить, чтобы Нея поняла, что это значит.

Они пришли за ним, за ее мальчиком.

Ее гостья на секунду замешкалась, глядя на конверт, который она держала в руках. Как и всегда в мирное время, женщина редко снимала черные перчатки.

– Ты ведь знала, что этот день когда-нибудь наступит, да? – спросила ее гостья, не отрывая взгляда от письма.

– Да, приора Энгстелиг, – ответила Нея грозно, словно львица, защищающая своего львенка. – Но я тебе его не отдам. Никто из вас не получит моего мальчика.

– Я теперь фрау Энгстелиг, – усмехнулась женщина.

– Надо же, – бросила Нея, – как высоко ты поднялась по службе. Получила за эти годы высший титул женщины-мага. Но это ничего не меняет, я не для того долгие годы скрывалась, чтобы вот так просто отдать Ноа.

С губ Энгстелиг не сходила кривоватая усмешка. Она как будто наслаждалась слабой попыткой Неи защитить сына.

– У тебя просто нет выбора, Нея. Он пришел за тобой и за мальчиком. Он в городе и ищет вас уже целые сутки. – Женщина подошла к Нее вплотную. – Дар мальчика пробуждается. Ноа нужен нам.

– Нет, – проворила Нея, не веря своим ушам. – Он не мог… Не спустя столько лет… Как Он нашел нас?

– Он сын своего отца, – упрямо и твердо проговорила Энгстелиг, а затем повторила: – У тебя нет выбора. Уж лучше империя, чем Эрмандад, тебе ли этого не знать. – Энгстелиг протянула Нее конверт. – Именем Великого Совета магов я, фрау Энгстелиг, доставляю известие о том, что Ноа Вайскопф зачислен в Академию Хексендштадт. Он пройдет посвящение и будет определен в одну из башен. Во славу Вельтерна!

– Больше не Вайскопф, – сказала Нея упрямо. – Ксенака. Мы семья Ксенака.

Нея пыталась не дать волю слезам. Нет, только не перед Энгстелиг. Она будет последним человеком, который должен будет увидеть ее слабости. Вечная соперница, заклятая подруга, которую кое в чем Нее удалось все-таки превзойти. И это «достижение» Неи наверняка долгие годы заставляло Энгстелиг кусать губы и мучиться.

Госпожа Ксенака заставила себя собраться с мыслями и взяла конверт из рук Энгстелиг. Ей не было нужды открывать его, чтобы узнать о его содержимом. Когда-то давно и ей пришло точно такое же. Билет в один конец – письмо о зачислении в Хэксенштадт, где ее должны были научить контролировать дар. Отец очень гордился, когда открывал письмо и хвастался перед многочисленными гостями, которые, казалось, никогда не покидали их имения. Это была другая ее жизнь, проведенная на бесчисленных балах и приемах, проведенная в роскоши и таком хрупком, как оказалось, счастье.

– Он скоро будет здесь, – проговорила Энгстелиг, выдавливая из себя подобие улыбки из сжатых покореженных шрамом губ, – поэтому нужно торопиться и уводить Ноа… и тебя. Твой сын будет под защитой одного из четырех паладинов, а ты попадешь под юрисдикцию Великого Совета магов… Ты вернешься домой, Нея.