Платье Надежды, или Минор свинг для двоих. Пьеса-квартирник

Платье Надежды, или Минор свинг для двоих

Пьеса-квартирник

Игорь Арсеньев

© Игорь Арсеньев, 2021

ISBN 978-5-0053-4225-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

26 дек. 2019 г., 11:45 (из письма актрисе Ольге Волковой)

Дорогая Ольга Владимировна!

Я знаю, Вы были в Питере. Я честно ждал вашего звонка, чтобы передать свое видение пьесы «Платье Надежды». Отдельные сцены читались в Доме ветеранов сцены на пару с актрисой Галиной Гудовой. И уже тогда (почти сразу) сложилась, я бы сказал, исповедальная шукшинская интонация. Однако если представить, что по ходу сюжета можно задействовать музыкантов вживую, а в придачу к ним юную танцевальную пару (как альтер эго Сергея и Нади), то, думаю, без боязни можно пускаться в любое плавание!

Ведь, Ольга Владимировна, согласитесь, «квартирник» не нуждается ни в особенных театральных костюмах, ни в сложных, дорогостоящих декорациях, ни в каком-то особенном сценическом свете; «квартирник», если угодно, можно играть при свечах, однако непременно с душой, и талантливо, и, разумеется, с великолепным чувством юмором, которого Вам не занимать. А если это (Бог даст) когда-нибудь произойдет, то для определения наиболее выразительной тональности пьесы (что очень важно!) я настоятельно рекомендую просмотреть документальный фильм «Прогулки с Бродским» (режиссер Елена Якович (1994)), в особенности с этого места: «Основная трагедия русской политической и общественной жизни заключается в колоссальном неуважении человека к человеку; если угодно – в презрении. Это обосновано до известной степени теми десятилетиями, если не столетиями, всеобщего унижения, когда на другого человека смотришь как на вполне заменимую и случайную вещь. То есть он может быть тебе дорог, но, в конце концов, у тебя внутри глубоко запрятанное ощущение: „да кто он такой?“ И я думаю, за этим подозрением меня в отсутствии права тоже может стоять: „да кто ты такой?“ Одним из проявлений этого неуважения друг к другу являются эти самые шуточки и ирония, предметом которой является общественное устройство. Самое чудовищное последствие тоталитарной системы, которая у нас была, является полный цинизм или, если угодно, нигилизм общественного сознания. Разумеется, это и удовлетворительная вещь, приятно пошутить, поскалить зубы. Но все это мне очень сильно не нравится. Набоков однажды сказал, когда кто-то приехал из России и рассказывал ему русский анекдот, он смеялся: „Замечательныйанекдот, замечательные шутки, но все это мне напоминает шутки дворовых или рабов, которые издеваются над хозяином в то время, как сами заняты тем, что не чистят его стойло“. И это то положение, в котором мы оказались, и я думаю, было бы разумно попытаться изменить общественный климат. На протяжении этого столетия русскому человеку выпало такое, чего ни одному народу (ну, может быть, китайцам досталось больше) не выпадало… Мы увидели абсолютно голую, буквально голую основу жизни. Нас раздели и разули и выставили на колоссальный экзистенциальный холод. И я думаю, что результатом этого не должна быть ирония. Результатом должно быть взаимное сострадание. И этого я не вижу. Не вижу этого ни в политической жизни, ни в культуре. Это тем горше, когда касается культуры, потому что, в общем-то, самый главный человек в обществе – остроумный и извивающийся. Я говорю издалека. Думаю, что, если мы будем следовать тем указаниям или предложениям, которые на сегодняшний день доминируют в сознании как интеллигентной части населения, так и неинтеллигентной, мы можем кончить потерей общества. То есть это будет каждый сам за себя. Такая волчья вещь».

Действуют:

СЕРГЕЙ, инженер.

НАДЯ, его жена.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

НАДЯ Улыбаюсь, как в детстве. В сорочке, отороченной маминым кружевом, я выпорхнула на крыльцо старого дома. Осторожно, боясь оступиться, я осторожно сошла в сад. Босиком просеменила по мокрой прохладной траве, и, не касаясь земли, я лечу – мелькаю межу миллиардами цветных ветров, где все уточняется, становится объемным и ярким, притом невероятно возвышенным! Но я оглянулась! Я ахнула! Я чуть не задохнулась от смеха! Дом, в котором я родилась и взошла, – дряхлый, точно изъеденный мухомор! «Боже мой, – подумалось мне, – его тайна раскрыта!» И я, я… будто сплетена из тончайших серебряных нитей – вся, вся, вся… устремилась ввысь! (словно во сне).

СЕРГЕЙ Нулевые! Хаос в стране! Хаос в квартире! Одним словом: ремонт!. (зрителям).

НАДЯ Сергей в замешательстве, – перед ним большая клетчатая сумка, – в фирменной упаковке он обнаружил новые мужские носки, колготки, перчатки, платки… (им же).

В дальнейшем актеры читают ремарки по умолчанию – произвольно.

НАДЯ. Сергей! (зовет)

СЕРГЕЙ. Надя!.. Я здесь. (Он нелепо, по-клоунски прикрывает находку газетным листом; притворился, якобы читает…)

НАДЯ. Интересно? (входит)

СЕРГЕЙ. Что?

НАДЯ. Что пишут.

СЕРГЕЙ Пока не понял. А что? (не сразу).

НАДЯ. Замотался, как ёжик в газету и спрятался, да, милый?

СЕРГЕЙ. Да… Дети – рисуют… Деду Морозу… (Смущенно.)

НАДЯ. Естественно – предновогодние дни.

СЕРГЕЙ Я загодя снял с антресолей всю «коллекцию обстоятельств». (зрителю).

НАДЯ . И пусть за окнами нашей квартирки сгустилась страшная темень… (ему же)

СЕРГЕЙ. Мы раскатываем, кроим, режем на части старые, но все еще новые и даже нераспечатанные рулонные остатки обоев прежних времен, а тут…

НАДЯ. А тут… Дети – рисуют! (Суетится, помогает мужу.)

СЕРГЕЙ. Надя, а знаешь, хорошо, что ты пришла сегодня немного пораньше.

НАДЯ Конечно, Серёжа, конечно, хорошо. (так же).

СЕРГЕЙ. Честное пионерское, я бы справился один, но с тобой как-то веселей.

НАДЯ. Конечно, справился, конечно, веселей. Все ее бесит, все раздражает. Сережа! (Зрителю.) (Сергей спотыкается, чуть не падает, она кидается к мужу.)

СЕРГЕЙ. Видела, видела, видела?!

НАДЯЧто – видела? .

СЕРГЕЙ. Палуба дрогнула. Как тебе эта проделка, этот кунштюк? (Ищет причину.)

НАДЯ.Слава богу, не расклеил носа. Уф! Что теперь?

СЕРГЕЙ . Эти – режь кромку. (постепенно приходит в себя)

НАДЯ Серёжа, а ты синиц покормил? (приглядывает за мужем).

СЕРГЕЙ. Не успел.

НАДЯ. Что так?

СЕРГЕЙ. Да… поздно уже. За окном темнотища. Не видно ни зги…

НАДЯ.Пичуги как пить дать сидят где-нибудь там и ждут твоих благодеяний.

СЕРГЕЙ. Возможно, тем более, что вчера прилетали две новые.

НАДЯ. Ну да! А впрочем, хорошо быть добрым, когда это не трудно.

СЕРГЕЙ. Надя, ты сейчас на что намекаешь?

НАДЯ. Не на что, а на кого.

Еще немного – и ты начнешь понимать птичий язык.

СЕРГЕЙ. Преувеличиваешь, как всегда. Мать честная! (Забирается на подоконник, открывает форточку, насыпает в кормушку семян.)

НАДЯ. Сергей, что случилось?

СЕРГЕЙ. Комар залетел! (удивленно)

НАДЯ. Комар? Где?

СЕРГЕЙ Обжился – наглец. (наблюдает).

НАДЯ. Комар – в декабре? (удивленно)

СЕРГЕЙ. В декабре.

НАДЯ. Да, но… за бортом минус за двадцать. Сережа, разве зимой комары обитают?

СЕРГЕЙ. Надя, как видишь – еще как обитают.

НАДЯ Померещился тебе твой декабрист. (осмотрелась).

Первая музыкальная пауза

Оба сделали вид, что заняты делом.

НАДЯ. Сергей Никифорович, что с ванной будем на этот раз делать, м?

СЕРГЕЙ. А что?.. Клеенкой оклеим, клей есть…

НАДЯ. Что? Этим старьем? Этим?!Нет! Вот уж нет так нет! (возмущенно)

СЕРГЕЙ. Надя, мы же договорились…

НАДЯ. Убогость, нищета и, вообще… скупердяйство.

СЕРГЕЙ. Не скупердяйство, а бережливость, рачительность. Клеенка, кстати, не старая; залежалась немного, а так…

НАДЯ. Сережа, по чесноку…

СЕРГЕЙ. По – чему?

НАДЯ. Тебе самому не противно?

СЕРГЕЙ. Ни грамма. Мы клеили так всегда – это наша традиция.

НАДЯ. Традиция?! Не нужна мне такая «традиция». Меня из роддома принесли в дом, построенный в стиле конструктивизма, а это – соцреализм! Но это уже не важно; Сережа, мне надоели помойки из дурацких ковров, нелепой посуды, не имеющей ценности мебели. (будируя)

СЕРГЕЙ. Хорошо, но что ты пытаешься доказать? Ты мечтаешь избавиться от старого, а что взамен? Где, а главное, на что ты хочешь приобрести новое?

НАДЯ. Сережа, под клеенку вечно затекает вода, а там… Ну, цыганенок, цыпленок, нельзя ли придумать что-нибудь… революционное, прогрессивное – в твоем духе? (Сменив тон.)

СЕРГЕЙ. Можно, конечно… Но что, например? (не сразу)

НАДЯ. Кафелем ванну отделаем.

СЕРГЕЙ. Кафелем? Надя, каким кафелем? Где мы его возьмем?! (удивленно)

НАДЯ. Ну, или каким-нибудь пластиком – под перламутр. Ну, кто у нас голова? (Мерцая ресничками.)

СЕРГЕЙ. Пластиком?! (удивляясь еще больше)

НАДЯ Ну да, цветным. Я видела: во! .

СЕРГЕЙ. Надя, ты в своем уме? Каким пластиком? Где он у нас?

НАДЯ. Купим. Закажем…

СЕРГЕЙ. Оклеим клеенкой «под перламутр» – и привет.

НАДЯ. Сережа, я тебя умоляю!

СЕРГЕЙ. Как всегда: потолок размоем, как следует прошпаклюем, прокрасим водоэмульсионочкой – шах, мат, и будет-будет, я тебе говорю!

НАДЯ. Господи! Дай мне терпения!

СЕРГЕЙ. Наденька, не форсируй. Я заранее знаю, что ты мне сейчас спрогнозируешь: «Сережа, дорогой, давай займем денег, поедем и купим кафель – самый дешевый. Милый-дорогой-брильянтовый, ведь стыдно кому показать; мы с тобой давно не студенты…» Так?

НАДЯ. Монотоша! Зануда!

СЕРГЕЙ. Допустим… Кто класть будет? (примирительно)

НАДЯ. Класть – что?

СЕРГЕЙ. Да клеить, клеить… Кафель клеить – кто будет?

НАДЯ. Ты, разумеется.

СЕРГЕЙ. А если я не умею.

НАДЯ. Научишься. А не хочешь, давай я сама…

СЕРГЕЙ. Надя, ни ты, ни я этим ремеслом не занимались ни разу.

НАДЯ. И что? Для нас главное – нАчать, а там – догоним и перегоним.

СЕРГЕЙ. Неужели не ясно, – я не могу уметь все. Значит, приглашать, значит, платить. Сколько?

НАДЯХочешь сказать, что мы в безвыходном положении? .

СЕРГЕЙ. Надя, наше положение сложное, но не безнадежное. Главное, не выпендриваться, не прыгать выше головы: ах-ах-ах! А жить, нормально…

НАДЯ. Без перламутра.

СЕРГЕЙ. Отлично все сама понимаешь.

НАДЯ. Выдохся ты, ой-й-й, жалкое зрелище!

СЕРГЕЙ. А ты не смотри; делом займись, делом!.. Иногда, знаешь, события тянут за собой переживания, а иной раз переживания тянут за собой события.

НАДЯ. Умное сказал, да?

СЕРГЕЙ. Тебе подражаю.

НАДЯ. В каждом дому по кому.

СЕРГЕЙ. Что еще?

НАДЯ. Мама моя так говорила.

СЕРГЕЙ. О да! Твоя мама – мудрая, мудрая женщина.

НАДЯ. Да! Вот именно! Не то что ты – слоняешь слонов из угла в угол и ду-ду-ду, бу-бу-бу! Извини, но тошно, брезготно глядеть на красивого мужика, который еще вчера был, а сегодня – полет окончен!

СЕРГЕЙ Ладно, давай уже приклеим первый кусок. Что смотрим? Работаем! (ладонями растер лицо до пунцового цвета). (Зрителю.)

Вторая музыкальная пауза

НАДЯ Сережа, ничего ты не понял. (мажет клеем обойное полотно).

СЕРГЕЙЯ, Наденька, не френолог и не звездослов; нет у меня дара прорицателя, в отличие от некоторых экзальтированных дам-с. Вы, женщины, чудной, ей-богу, странный народец! (после некоторых колебаний, возвышается на стремянке).

НАДЯ. Чего-чего?..

СЕРГЕЙ . Чего-чего, кому-чему… Вот есть у вас зеленые чашки, так нет, подавай вам еще голубые! Тут, на мой взгляд, некий психический фактор. Ты не находишь, Надежда? (ворчит) (Балансирует.)

НАДЯ. А я говорила – говорила не раз: давай елку поставим, украсим.

СЕРГЕЙ Да… елы-палы! Нешто мы дети? (потерял равновесие, чуть не падает).

НАДЯ. Они – дети! Дети – не захотели остаться, потому что у нас не квартира, а какой-то… полигон (прости Господи!), лаборатория паче чаяния, хуже – сарай!

СЕРГЕЙ. Стену промазала?

НАДЯ.Намазала, промазала… (бубнит)

СЕРГЕЙ. Тщательно?

НАДЯ. На – держи! Тщательней не бывает.

СЕРГЕЙ. А в углах?

НАДЯ. Знаешь что!.. Делай сам. Мне пора ужин готовить. (Бросает работу.) (Переходит в кухню.)

СЕРГЕЙ. Наденька!Наденька, если не промазать как следует швы и углы, то все отвалится само собой буквально на следующий день. Спрашивается: к чему усилия, если они напрасны? Но с другой стороны, я признаю, что кафель в ванной – не роскошь. Согласен. И бытовая техника фирмы «Бош», и японская радиоаппаратура, и сотовая связь, и какой-то… немыслимый интернет – тоже неплохо, согласен. Но, Надя, на какие шиши?! Откуда у нашего дорогого сыночка… все такое и прочее? Надя, ответь… (Юлит вокруг сумки, не зная, куда ее запихнуть.)

НАДЯ . Работает сыночек, соответственно, получает. (перебивает)

СЕРГЕЙ. Угу! Так-так! Тебя послушать, так мы с тобой всю жизнь на теплой печке рассиживались, семечки лузгали: так, что ли, по-твоему?

НАДЯ. Да, не сидели, да, не лузгали. Но и он, знаешь, чего-то добился.

СЕРГЕЙ. Добился или кого-то добил?

НАДЯ. В каком смысле?

СЕРГЕЙ. Давай, Наденька, начистоту. Я, Наденька, инженер, кандидат наук, между прочим. Мой диплом – защищен десятью изобретениями. В моем активе – сто двадцать одно рацпредложение. Свой первый автомобиль я приобрел в рассрочку, до сих пор сам езжу на нем, сам мою и сам чиню!

Надя чертыхается, грохочет кастрюлями.

Хотя, допустим, смена формаций, новой экономической политики… Но – разве я виноват, что я… без работы? И это с моими знаниями, с моим стажем, моим опытом! Разве я виноват, что уже полгода не приношу в дом ни копейки? Надя, ответь!

НАДЯ. Тебе оформили пенсию. А до того – платили пособие.

СЕРГЕЙ. Надя, пособие? В гробу я видел такое пособие! Я говорю о том, что мы совсем недавно приносили пользу обществу. Пользу – это понятно?Все нажито многолетним трудом. Но вернемся к нашим баранам. У них, ну ты знаешь о ком, с чего не начни: о террористах, его новой тачке, шмотье, футболе – это всегда и пожалуйста. Однако стоит начать разговор о чем-то глобальном… Телевизор спасает! Травит своими миазмами, но все же – маг и волшебник!Спасибо ему за это очень большое! (Надя кивает.) (Надя кивает.) (Надя кивает.) (Кланяется телевизору.)

НАДЯ. Ну да, если бы он у нас не работал в рассрочку.

СЕРГЕЙ. Наденька, мы элементарно не развиты, окостенели. Мы живем, словно зажмурившись. Наши родственные отношения в категории вечных и бессмысленных споров – бездарных, заметь, никому не нужных дискуссий, квартирных побоищ коммунальной общины. Это, Наденька, жернова и кабак! А кабак, как ни читай, хоть справа налево, хоть слева направо, все будет – кабак! Черт знает что! (Машет руками, пытаясь прибить комара.)

Третья музыкальная пауза

НАДЯ. Сережа! А ты заметил, какое у нашей невестки шикарное новое вечернее платье?

СЕРГЕЙЗаметил, как ты на него пялилась. .

НАДЯ.Значит, заметил. (зрителю)

СЕРГЕЙ. Вот именно, пялилась – до неприличия. Я и не догадывался, что в тебе столько материального. А люди, между прочим, то, на что они смотрят.

НАДЯ. Если так, то ты должен превратиться в паяльник или в свои дурацкие пассатижи.

СЕРГЕЙ. Надя, давай не будем размахивать словами как топорами. Я выразился фигурально. (укоризненно)

НАДЯ. А что я могу поделать, если мне это платье «фигурально» приснилось. Я прямо почувствовала в себе некий животный магнетизм! (Зрителям.)

СЕРГЕЙ. Нам только животного магнетизма хватает.

НАДЯ. Я думаю, что мне очень-очень подошло это самое платье.

СЕРГЕЙ А я думаю, за что эти черти поперли меня с завода? (возвращаясь к обоям).

НАДЯ. Господи! Он еще спрашивает!

СЕРГЕЙ. Надя, неужели из-за того злосчастного собрания акционеров?

НАДЯ . Возможно, по крайней мере, мне именно так показалось. Но какое теперь это имеет значение, когда ты уволен бесповоротно. (уклончиво)

СЕРГЕЙ. Колбасники. Неучи. Хотя, если вспомнить того… с лисицей за ухом, ну, штуковитый такой, из отдела по импорту?..

НАДЯ. Чародей.

СЕРГЕЙ. Во-во, он самый: без чарки ни шагу. Этот тип ясно сказал…

НАДЯСережа, забудь ты о них, как говорится, забей! Наш сын во всем разберется. .

СЕРГЕЙ. Надя, у меня расчеты, проект! Я с цифрами в руках кому угодно готов доказать свою правоту даже сейчас. И тогда я не мог поступить иначе, Надя, пойми, я не мог.

НАДЯ. Клей останется: куда его вылить?

СЕРГЕЙ. Меня никто не поддержал, никто толком не выслушал. Меня выгнали, захотели избавиться и избавились, как от чумного.

НАДЯ. Тебя не выгнали, тебя сократили… Блин! Эти-то… обои, Сережа, зачем? (Спотыкается.)

СЕРГЕЙ. Да брось ты! Какая к лешему разница: выгнали, сократили! Турнули под зад коленом! «Сократили»… Я что – дробь или чересчур длинное слово, которое невозможно выговорить? Или меня сократили, руководствуясь исключительно гуманными соображениями в плане моего здоровья и успехов в личной жизни? Завод нашлепал продукции на пять лет вперед, цены взвинтили, а продукцию, видите ли, покупать стало некому. Зарплату рабочим им стало нечем платить. Все знают, все понимают. А теперь, как говорится, поезд ту-ту! Но я докажу, я докажу…

НАДЯ Ой, нет – ни за что не успеем! Хоть бы скорее закончить этот чертов ремонт… (озираясь).

СЕРГЕЙ. Я отдал все! Надя, я отпахал на заводе без малого сорок лет!

НАДЯ. Вспомнила! Кисти забыла купить, еще растворитель… Он! (Кричит.) 

СЕРГЕЙ. Кто?!

НАДЯ Йо-майо! Ну… (прицелилась). (Потеряла из виду.) 

СЕРГЕЙ. Надя, брось.

НАДЯ. Он меня бесит!

СЕРГЕЙ. Подумаешь. Ну, залетел бедняга погреться, а тут на него – сафари устроили.

НАДЯ. Потолок в прихожей белить будем? Или красить, как в ванной?

СЕРГЕЙ Чего-о? Еще и в прихожей?! (будируя).

НАДЯ. Ну да! А ты как хотел?

СЕРГЕЙ. Вчера нельзя было сказать, когда здесь белили?

НАДЯ. Будто сам ты не знаешь.

СЕРГЕЙ. Я не знаю и знать ничего не хочу!

НАДЯ. Конечно! Ты на потолок разве смотришь? Как я, бывало… (Зрителю.)

СЕРГЕЙИтак! Этих – узорчатых, с гулькин нос, поэтому предлагаю вырезать с них цветочки и клеить на те – с пунктиром. Ножницы – где? (перебирая обои).

НАДЯКак, как… вырезать?.. Сережа, зачем?.. Нет, ты погоди… (заикаясь).

СЕРГЕЙ . Чики-чики! С тех, которые с птичками, срезаем цветочки. И, стало быть, клеим на те, которые с пунктиром. (демонстрирует)

НАДЯ . Сережа, а дырки?! (вне себя)

СЕРГЕЙ. Надя, не трепыхайся.

НАДЯ. Не стану я пачкаться! Как хочешь – не буду!

СЕРГЕЙ. Наденька, солнышко, успокойся, дырок не будет. Мы нежно те наложим на эти, в просветах появятся узоры. А на тех, которые с рыбками, – расцветут твои любимые мандарины. Ясно?

НАДЯ. Пасмурно!

СЕРГЕЙ. Режь кромку! Я пока прикину, что можно учудить с теми, где сонные крокодилы, и с теми… Мы их перемешаем, поскольку этих мало, а тех навалом – шансы уравняются. Рванули?

НАДЯ. Нет, не рванули!

СЕРГЕЙ. Надя…

НАДЯ Вот как хочешь, но не стану я заниматься этим твоим – хернюшным – капитальным замахом! (перебивает).

СЕРГЕЙ. Наденька – Надя…

НАДЯ. Мимо!

СЕРГЕЙ Рванули, но уже без всякой воли к победе. (зрителю).

НАДЯ. Надя лишь изредка роняет незначительные дежурные фразы типа: «Руки-крюки», «Пожалуйста, не придирайся», «Делай сам, если ты такой умный»… (зрителю)

СЕРГЕЙ …Обычно, как всегда, не оговаривая, недопонимая друг друга в делах житейского толка, как всякий мужчина и всякая женщина. (продолжает фразу).

НАДЯ. А мне – буквально – повсюду – уже мерещилось – двигалось мне навстречу – мое – новое – вечернее платье! (устремленная ввысь)

Четвёртая музыкальная пауза

Дребезжит телефон.

НАДЯ  Алё. (сексуально).

СЕРГЕЙ Колбасники. Неучи. Прыгуны. (запутался в расчетах.)

НАДЯ. Але! Я слушаю, говорите…

СЕРГЕЙ . Ничего-ничего… Петя и Паша друг на друга похожи, особенно Петя. (соображая)

НАДЯ О Господи! (в замешательстве).

СЕРГЕЙ. Так скоро будет клеить весь мир. Мы запатентуем прием, он станет нашим ноу-хау, технологией бедняков, людей, живущих за чертой бедности. Надя, доверься специалисту. Все будет тип-топ.

НАДЯБоже мой! Господи… . (Протирает трубку фартуком, возвращает на место.)

СЕРГЕЙ. Что случилось, Надежда?

НАДЯ. Митя – наш сын…

СЕРГЕЙ. Извини, но я… как бы в курсе…

НАДЯ. Наш мальчик – в больнице!

СЕРГЕЙ. Авария? (не сразу)

НАДЯ Сбил – человека! (кивает головой).

СЕРГЕЙ О вещах, найденных в сумке, я будто забыл. Трус – себя ненавижу! Кто звонил? (зрителю). (Жене.)

НАДЯ. Не поняла, но, кажется, адвокат.

СЕРГЕЙ. Надя, говори толком. Чей адвокат? От кого?

НАДЯ Господи! Сережа, не знаю я, но, кажется, от того человека, которого сбили. (нервно).

СЕРГЕЙ. Уже хорошо.

НАДЯ. Сергей, ты в своем уме? Что хорошего?..

СЕРГЕЙ. Хорошо – это значит, что пострадавший – живой. А ты, главное, успокойся. Митя в больнице – что с ним?

Звонит телефон.

НАДЯ Возьми трубу. (мужу).