Сладкое слово – месть

– Что вы говорите, какой ужас! – В глазах Кати показались горькие слезы страха, что не ускользнуло от внимания Алевтины, и по ее мнению гораздо лучше сухого, воспаленного низменного чувства.

– Как видишь, из этого ужаса я рано или поздно выбралась. Получила гражданство, у меня сын, квартира, работа.

– И вы ни о чем не жалеете?

– Это чувство мне почти не знакомо. Я могла запросто скатиться в тюрьму, но могла бы завести свое дело, если бы не предательство продажного любовника Димки.

– Не хотите ли вы сказать, – с остекленевшими глазами стала задавать новый вопрос Катя, проникаясь в страшную догадку в результате намеков и недомолвок Алевтины, – что и я продана? Но кем? Моими похитителями? Они обобрали Вовчика, воспользовались подписью на договоре, сляпали этот контракт и подсунули Алитету? Отвечайте, это так?

– Не совсем, но суть верна.

– Кто же эти негодяи? Вы, по крайней мере, знали своего палача и могли проклинать его имя. Скажите мне, кто они, чтобы и я могла молить Бога о наказании, могла бы проклинать!

Речь Кати была настолько страстна и гневна, что Алевтина содрогнулась от ее силы и в то же время с восхищением смотрела на взбунтовавшуюся девушку. Она поняла, дух у нее крепок, ей не грозит сумасшествие от предательства, хотя правда ляжет на нее жерновами и скорее пробудит жажду мести, прогонит всеподавляющий страх перед неизвестностью. Но все же она решила еще повременить с окончательным разоблачением Корзинина и направить струю гнева на своего хозяина.

– Я не знаю этих людей, но тебе может назвать их имена Алитет, если ты войдешь к нему в доверие своим послушанием. Мой совет повторю: постарайся ему понравиться и не отчаивайся. Из любой ситуации стремись извлечь выгоду. Тогда выживешь и добьешься своего.

– Вы правы. Чтобы узнать, кто меня похитил, я постараюсь быть послушной. Но мне будет нелегко. Если откровенно, боюсь сексуальных домогательств. Я воспитывалась в хорошей, любящей семье, моя мама добрейший человек и во мне души не чает. Я выросла целомудренной девушкой, мой Вовчик был первым и последним моим мужчиной. У меня нет ни малейшего сексуального влечения к другим. – Катя говорила с нежностью, когда это касалось своей семьи, с убедительной интонацией, когда сообщала о своей целомудренности, со скорбью и страхом – о своей будущей, как она догадывалась, сексуальной работе в казино, что Алевтина прониклась глубоким чувством уважения к несчастной жертве, какой была сама в свое время.

– Не отчаивайся, милашка, у нас много всякой работы. Если ты наделена артистическими способностями, будешь осваиваться в роли певицы под фанеру или танцовщицы. Но главное, ты должна понравиться Алитету во всех отношениях, буду откровенна, особенно в постели.

Катя в отчаянии схватилась за голову, закрыв руками лицо, и глухой стон вырвался из ее груди.

– Вовчик, приди ко мне на помощь! – прошептала она.

– Не искушай себя надеждами, он никогда за тобой не придет.

– Не верю, он так меня любит!

– Ну, хватит, милашка, я думала, ты более проницательная, – рассердилась вдруг Алевтина. – Мне пора. Завтра я, возможно, не появлюсь. Пищу принесут другие. До встречи.

Катя осталась одна. Закончился третий день заточения, о Вовчике ни слуху ни духу. Исчез без звука, словно в воду канул. Если крыло здания с этой комнатой примыкает к казино, то при желании рано или поздно он за ней придет. С его деньгами можно подкупить любого полицейского и обшарить все углы. Очень странно, что ее держат, по словам Алевтины, в стенах казино. Здесь что-то нечисто. Катя стала анализировать смысл всех бесед. Ей показалось, что Алевтина настойчиво внедряет мысль о том, что Корзинин нехороший человек. Снаружи привлекательный, такой милый, а внутри дерьмо.

Горькая мысль кольнула в самое сердце. Превозмогая гадкое настроение, Катя усмехнулась. Явно Алевтина что-то недосказывает, чего-то боится. Она уже стала азиаткой и научилась азиатским хитростям. Кате показалось, что женщина щадит ее. Не самолюбие. Плевать на него малознакомому человеку, не станет сострадать разрушенному венчанию. Боязнь болезненного разочарования в любви к Владимиру? Тоже чушь. Скорее всего, здесь кроется какое-то опасение. Как ей не хватает маминой поддержки, теплого слова ободрения. Глубже кого-либо она поняла бы горе дочери, сама испытавшая пропасть несостоявшейся любви.

Пытка неизвестностью продолжалась. Катя с нетерпением ждала новой встречи с Алевтиной, но прошло два дня, а она не появлялась. До каких же пор будет продолжаться заточение в одиночной камере, в которой нет даже нормального туалета, а стоит горшок? Катя с отвращением пользуется им. Нет ни одной книги, ни журнала для чтения и нечем убить время. Она как затравленная, подобно Эдмону Дантесу, посаженному без вины в каменный мешок, ходит из угла в угол. Книгу Дюма читала в детстве, видела фильм о мести графа Монте-Кристо, но тогда, разумеется, не могла со всей глубиной проникнуться в страдания бедного моряка. Теперь она знает, почем фунт лиха, как тяжко переживать обман, предательство, невиновное заточение. Ни одна метафора не может выразить всей душевной боли и возмущения. Если так будет продолжаться, она вновь объявит голодовку и уж не прекратит, пока не добьется ясности положения. Хотя куда уж яснее: от нее требуют покорности и омерзительной сексуальной работы.

«Мой совет повторю: постарайся ему понравиться и не отчаивайся. Из любой ситуации стремись извлечь выгоду. Тогда выживешь и добьешься своего», – много раз звучал в голове голос Алевтины.

Именно извлечь свою выгоду из всякого насилия, которое свершается над ней в этих стенах. Спокойно, идет психологическая борьба. Алевтина специально откладывает визит, ей умышленно не дают ничего читать, чтобы раздавить морально и добиться послушания. Это понятно. Надо сделать выбор: или борьба через унижения к свободе, или смерть!

Голодная смерть – это мучительно. Проще свить веревку из своей одежды и повеситься на решетке. И оставить в страданиях и горе маму?

Впервые Катя не назвала имя своего Вовчика, не поставила его рядом с мамой. Он смирился с ее похищением и, если верить словам Алевтины, спокойно посиживает в офисе, а вечерами ублажает в особняке Миру.

– А-а! – задохнулась от ревности Катя. – Вот чего добивается своим враньем Алевтина! Но зачем ей это? Может быть, для того, чтобы изгнать из сердца любовь к Вовчику, и тогда она сможет свободнее принимать Алитета? Жуткая мысль.

Катя вскочила с дивана и, как изможденный зноем зоопарка белый медведь, заметалась в клетке. Через несколько минут ненависти к лгунам и к Мире Катя повернула ход мыслей.

«Зачем Алевтине врать? Ясно, что Корзинин не пустился в поиски после высылки из страны. Он знает адрес, у него куча денег, нанять толкового детектива проще пареной репы, даже двух, трех, чтобы крутые ребята взяли за жабры и киношников, и самого Алитета. Но, как видно, он этого не делает. Смирился, оставил меня на произвол судьбы. Это похоже на предательство».

Катя ужаснулась, и в который раз жгучие слезы заструились по щекам.

Алевтина появилась вечером. Истосковавшаяся по живому человеку и живому слову, Катя бросилась к ней, как к родному человеку, и сразу же выплеснула свою думу с устоявшейся уверенностью на избавление.

– Алевтина, твой хозяин, как и все бизнесмены, любит деньги. У меня на счету в банке лежит приличная сумма, я хочу откупиться ею у Алитета. Скажи ему о моем предложении.

– Милашка, никакого счета нет, – бесстрастно сказала Алевтина, замечая горячее нетерпение в узнице, что говорило о том, что она созрела для продолжения разговора.

– Почему вы так уверены? – насторожилась Катя. – Я даже запомнила его номер. У меня прекрасная память.

– Выбрось из головы, тебя дурачили, я точно знаю.

Катя стояла перед Алевтиной, онемевшая от категоричного заявления. Девушке не хватало воздуха, к горлу подкатил комок удушья, на глаза навернулись слезы. Но Катя от нанесенного удара не разрыдалась, а собралась с духом, подавила минутную слабость и звенящим от напряжения голосом сказала:

– В таком случае у меня складываются очень нехорошие предчувствия относительно Корзинина.

– Вот ты его уже и не называешь Вовчиком и моим мужем. Это похвально.

– Это прискорбно и жутко, я кое о чем догадываюсь. – Катя отвернулась от своей тюремщицы, чтобы скрыть происходящую в ней борьбу жалости к самой себе и зарождающуюся ненависть к низким людям, заточивших ее в клетку.

Алевтина не мешала девушке горевать, обладая даром психолога, ждала естественного успокоения, которое последовало через несколько минут, и было более глубокое и непринужденное, если бы она расточала словеса соболезнования.

– Милашка, твой Корзинин такая же алчная пакость, как и мой любовник Димка. Только они разного масштаба. Чем масштаб крупнее, тем гнуснее и изощреннее поступки. Твой любовник тебя просто продал за большие деньги. Но человек должен радоваться жизни и в часы благополучия, и в минуты несчастья, потому что он продолжает жить. Заруби это себе на носу.

Катя зажмурилась от удара. Это был нокаут. Воздуха не хватало, если шевельнешься, задохнешься. Но нокаут пройдет, она это знала. И он прошел. Странно, готовность умереть, как несколько дней назад, не появилась, напротив, озарение правдой заставляло жить, бороться и отомстить. За подлость, за надругательство над святым чувством, за будущее над ней насилие. Пауза молчания затягивалась. Катя не смотрела на Алевтину, но почувствовала, как той не терпится услышать реакцию на свое сообщение.

– Ваша цель – подготовить меня к встрече с Алитетом? – наконец ледяным голосом спросила Катя.

– Да, я не скрываю этого. Как ты можешь отдаться другому мужчине, любя первого? Но поверь, я сказала правду. Никакого похищения не было. Все сделано с согласия и по предложению Корзинина. Уж я знаю этого субчика, его жадность, когда его обслуживала. – Алевтина увидела, как дрогнули побледневшие губы девушки, пересохшие от зноя ошеломляющей правды, как расширились в негодовании зрачки – характерный признак ярости и душевной боли и с расчетом делового игрока добавила. – Я скажу больше: чтобы усыпить бдительность твоей мамы и предотвратить немедленные розыски, отсюда будут ежемесячно уходить денежные переводы на ее адрес от любимой дочери с самыми разными приписками. Например, мамочка, не волнуйся, я работаю по контракту, целую, и так далее.

– Неужели я действительно дорого стою? – в ужасе спросила саму себя Катя.

– Стоишь. Твоя красота пленит многих толстосумов. Твой безупречный стан, как у леди Гамильтон, захотят обнять многие отцы города. Ты уже пленила Алитета. Потому, скажу тебе по строгому секрету, он оставляет тебя пока для себя. Ты будешь играть в казино, но в ином принадлежать только ему. Это твоя удача. Воспользуйся ею.

– Да, сети расставлены хитро и по-азиатски коварно, – тихо проговорила Катя и задумалась.

Облик человека не каждому дает право называться человеком, дикое его состояние привлекательнее в оценке его человечности, поскольку поступки диктуются необходимостью выживания и предсказуемы. Цивилизованный варвар непредсказуем и готов вырастить термоядерного комара, чтобы извлечь из него барыш, вплоть до уничтожения своего конкурента при помощи этого насекомого. Тем не менее человек всегда творец своего образа – привлекательного или отталкивающего. Крокодилова пасть или зев райской птахи одинаково требуют пищи. Борьба – малая или великая – все равно требует мужества и силы. «Мне предстоит борьба не только с противниками, но с собой. Одержу ли победу?» – вопрошала себя Катя.

– Надеюсь, ты поняла, что помощи ждать пока неоткуда, – прервала размышления девушки Алевтина. – Мама твоя временно нейтрализована. По контракту ты выйдешь отсюда через пять лет, за это время хитрецы что-нибудь придумают. У них большие возможности. Сейчас в России так много самоубийств от горя…

– Ради бога, только не это, только не это, я вас умоляю! – вскричала несчастная узница.

– Меня умолять бесполезно, я мелкая сошка. Алитет твой господин, его умоляй ублажением. Еще вопросы будут? – Алевтина встала, собираясь уходить.

– Дайте срок, я не могу сейчас видеть ни одного мужчину! Переведите меня в другую комнату, я не могу выносить этот горшок и мне надо принять душ.

– Деловой разговор. Сегодня же ты займешь лучшую комнату гарема Али. Там адаптируешься к новым условиям, хотя сломать себя легче именно в часы отчаяния.

– Нет-нет, ради бога, дайте отсрочку! – вскричала бедная девушка, глаза которой горели диким огнем отчаяния.

– Пусть будет по-твоему. Воля твоя для меня будет законом, – мягко сказала Алевтина и, не попрощавшись, вышла из камеры узницы.

Катя в отчаянии бросилась на диван. Обуревали разноречивые чувства. Страх за себя и за маму доминировал. К радости своей она чувствовала, как из сердца вытекала кровавым потоком страстная любовь к Корзинину. Так, во всяком случае, ей казалось в минуты отрешения, потом этот поток превратился в холодную струю кислорода, от которой во все стороны расплывались колеблющиеся волны, наконец, и они исчезли, и в сердце вошел холод. Но там, в глубине его, теплилась маленькая точка сладкого слова – месть. Катя еще некоторое время прислушивалась к своему сердцу, ожидая продолжения диалога, но ничего больше не услышала, кроме шороха страха перед будущим, в котором не было самых крохотных иллюзорных надежд на избавление от сексуальных пыток.

8

Новая камера невольницы утопала в роскоши, благоухала в зелени пальм, лотосов, причудливых кактусов, наполнена благовониями. Вдоль стен стояли диваны и столы, в центре, окруженная причудливой вязью гипюра, разлеглась широкая кровать с высокой головкой, в которой сверкало золотом рамы встроенное зеркало. Белоснежное покрывало, высокие подушки дополняли убранство этого ложа любви, на котором Кате суждено провести не один час в телесных страданиях и душевных муках.

Первым желанием, когда она осталась одна, было броситься на кровать и разорвать все ее убранство в клочья – совсем противоположные тем, какие вспыхнули две недели назад при виде подобного ложа в гостинице.

Но прочь воспоминания о гадком человеке. Преодолевая искушение на расправу с бесчувственными предметами, Катя бросилась к окну. Оно выходило на балкон, который также утопал во вьющейся зелени поверх остекленных крепких пластиковых рам.

– Все у него предусмотрено, побег и отсюда невозможен, – тихо пробормотала Катя, боясь своего голоса, дабы он не был услышан всякими подслушивающими устройствами. В том, что они тут есть, Катя не сомневалась.

Катя зорко осмотрела еще раз убранство своей камеры, и на кушетке увидела пухлый самоучитель нескольких языков. Больше никаких книг и журналов. Что ж, неделя отсрочки, которую она получила перед встречей с Али, пройдет в изучении языка. Это пригодится. Затем она вошла в ванную комнату, отделанную в голубой фаянс, и с наслаждением приняла душ.

Перемена места и душ всего на несколько часов успокоили нервы. Вопреки своему намерению убить время в занятии с самоучителем, это ни к чему не привело. Катя читала слова и не запоминала их, поскольку потрясение от предательства с дурманящим запахом ядовитого цветка болиголова свежо, а сердце продолжает кровоточить. Она пыталась заставить себя изучать язык, вчитывалась в слова, но по-прежнему они проходили мимо пораженного предательством сознания, и, раздражаясь, отшвыривала разговорник, часами тупо стояла у окна. Потом, не ощущая вкуса пищи, обедала, пыталась уснуть, но сон не шел. Она снова брала разговорник, вчитывалась в чужие слова, но они наплывали на нее жирными телами мужиков, стремясь раздавить ее, превратить в нечто безобразное и ей самой отвратительное. Захлебываясь в слезах, Катя бежала под душ, стремясь смыть с себя только что явившееся видение, и холодные струи успокаивали, укрепляли дух. Но лишь к концу недели ей удалось заставить себя заниматься, и несколько десятков слов запомнились.

Алитет появился в комнате без предупреждения, вечером. Он был человеком грузным, не склонным к безобразной полноте, но с солидным животом, характеризующим его малоподвижную жизнь на шестом десятке лет, высокий, с мощным торсом, с типичной смуглой физиономией южного человека. Большой орлиный нос показался Кате двумя тоннелями, по которым ходят игрушечные поезда, глаза внимательны, черные, не злые и не добрые. И, конечно же, элегантные тонкие усики над широким ртом придавали Али не только некоторую симпатию, но и похотливость.

Он прошелся по комнате, пристально всматриваясь во вскочившую с дивана Катю, и на хорошем английском языке сказал:

– Я – Алитет, Катя, но ты зови меня просто Али. – Он сделал паузу, остановился против девушки, стараясь подобрать живот, который несколько скрывала широкая белая в полоску рубашка, надетая навыпуск белых дорогих брюк, и подал ей влажную руку с длинными тонкими пальцами. – Ты боишься меня, верно?

Катя робко опустила на его руку свою, он наклонился и поцеловал сухими губами.

– Ты пуглива, как серна. Это хорошо. Я люблю скромность и согласен с вашим Плехановым, который говорил: «Почти всегда скромность прямо пропорциональна талантливости». Надеюсь, ты докажешь это работой в моем казино?

Катя молчала, ее лицо залила краска, что не ускользнуло от Алитета, он вскинул аккуратные черные брови и с восторгом сказал:

– Ага, замечательно! Стыдливость украшает женщину, я вижу, она у тебя есть – ты краснеешь! У тебя есть просьбы?

– Единственная – отпустите меня домой! – проникновенно сказала Катя, собирая в кулак всю свою волю.

– Я заплатил за тебя хорошие деньги, ты должна вернуть их мне и преумножить красотой своего тела, талантом актрисы. Разве ты не согласна?

– Я не согласна с рабством в конце двадцатого века, господин Алитет. Но у меня нет выбора.

– Ко всему ты еще и смела! – воскликнул Алитет. – У меня никогда не было таких наложниц. Браво! Ты будешь очень дорого стоить. Но пока ты будешь только моей. Сейчас принесут нам яства, выпьем за знакомство по вашему обычаю, а потом я посмотрю твое тело.

Алитет хлопнул в ладоши, в комнату бесшумно вошли две женщины, неся подносы с вином, фруктами и сладостями. Поставив их на стол, стоящий против кровати, служанки бесшумно удалились, а комнату заполнила тихая восточная мелодия.

– Прошу, – сказал Алитет, – будем угощаться. Я хочу убедиться, что ты владеешь искусством обслуживания так же хорошо, как прекрасна.

– К сожалению, этому я нигде не обучалась, – с дрожью в голосе сказала Катя, проходя к столу, – но я постараюсь.

– Постарайся, и ты не пожалеешь, – с веселым настроем сказал Алитет, и первый раз улыбнулся, обнажая ровные, как у певцов, зубы.

Не будем сообщать читателю, с каким трудом Катя справилась с обязанностями наложницы, ибо этот глубоко интимный процесс всегда происходит за закрытыми дверями, и вряд ли вы поверите в наш домысел в его описании. Лучше в меру своих способностей пусть каждый вообразит себе, как это могло происходить. Но скажем об очевидном. Спустя несколько часов к невольнице пришла Алевтина и увидела на ее шее и открытой части груди багровые синяки. Она ничего не сказала Кате по этому поводу, но объявила, что с завтрашнего дня девушку обязали репетировать танец и под фанеру песню одной турецкой кинозвезды. Кате надо очень постараться, чтобы не вызвать гнев господина Алитета.

9

Артему Белянину последнее время часто вспоминалась картина из детства. Он не помнил ни автора, ни точного названия, но она всплывала перед глазами, видимо потому, что отражала его состояние. Спартак, пораженный в бедро дротиком, стоял на одном колене и отражал натиск легионеров. Артем тоже поражен в бедро, во всю левую ногу, стоит на колене, хромоногий, уволенный из армии по инвалидности, и отражает натиск невеселых дум.

Думы разные, разумеется, о бытье-житье. Куда податься, где дорого продать себя, если только найдется покупатель на хромоногого офицера в отставке, за плечами которого девяносто девять боевых прыжков десантника, отлично владеющего оружием различного вида, а также рукопашным боем. Жилье – родительское. Этот пункт личной анкеты заставил холостяка вернуться под крышу дома своего в третий подъезд. Роль вышибалы в ночном клубе ему не нравится. Только на крайний случай. Личным охранником местного олигарха – ниже своего достоинства. Капитал, который собрался у него за службу под огнем, позволяет открыть торговую точку или шиномонтажку. Тут стоит подумать. Правда, есть у него корочки водителя, механизатора и вертолетчика. Но опять же, с хромой ногой в вертолетчики можно пробиться только в услужение частного лица, которому закон не писан. И жить на побегушках. Не пойдет. Если бы у него не оставалось в душе понятие о чести как о зеркале души, в котором видны все прегрешения совести, пожалуй, не церемонился, каким образом можно хорошо зарабатывать. Но честь – всегда святой родник, пить из которого можно только чистыми устами. Труд его на гражданке должен быть равен его чести. Поскольку государева служба отпадает, остается шиномонтажка.

Его родители одобрили намерение. Артем, не откладывая, стал изучать вопрос. Он оказался не прост: почти на каждой улице натыкался на вагончики с надписью «ремонт шин». Сунулся в администрацию района для открытия своего дела, столкнулся с такой махровой непробиваемостью, что его молодые нервы, правда, покоробленные гражданской войной на Кавказе, не выдержали, он едва не залепил в рожу одному клерку. Дело дошло до скандала, вызова милиции. Оперативником оказался, кто бы мог подумать, его одноклассник и друг Костик Шушанников, к которому он дважды заходил домой, но ни разу не застал. Он выдернул Артема из кабинета, сменился и увез в свой гараж, где они киряли с ним до полночи. Костик вник в суть вопроса и обещал посодействовать с выколачиванием места под шиномонтажку. Все вроде стало налаживаться, участок выбили на следующий же день. Застолбили. Но тогда же, во время дружеской попойки, Артем рассказал Косте о том, что влюблен в девчонку из их двора, а вот как зовут – забыл, а может, никогда не знал, потому что девчонка, когда они оканчивали школу, была шестиклассницей, а сейчас писаная красавица. Артем, конечно, не питает никаких надежд на взаимность, но хотел бы еще раз увидеть. Не знает ли Костик ту, о ком он ему талдычит битый час? Костик поднял его на смех, потому что не знать о Кате Луговой, которая нынче весной выиграла конкурс красоты, просто невежество. Единственное, что спасает Артема, так это служба на Северном Кавказе.

– Вот где сейчас Катерина, я не знаю, – сказал Костя. – Раньше жила с матерью в той же квартире в Солнечном районе. Но выяснить не трудно, она перешла на второй курс юрфака. Сгоняем завтра на факультет, и все дела. Я тебе обещаю как другу.

– Смотри, корешок, ловлю тебя на слове.

Иметь в сыщиках друга-одноклассника, да еще профессионала, – милое дело. В распоряжении не только он сам, но и его машина и время. В течение часа друзьям стало известно, что Екатерина Луговая, несмотря на месяц занятий в новом учебном году, на факультете не появлялась. От матери есть заявление с просьбой дать ей академический отпуск, и больше ничего.

– Что за чертовщина? – изумился Костя. – Такая серьезная девица, на «отлично» отпахала первый курс, вдруг исчезает, а за нее просит об отпуске мама. Ерунда на постном масле.

Парни вышли из приемной декана. Артем, подавленный известием, стоял рядом с другом в тиши коридора и молчал.

– Если беременность, могла бы и сама появиться. Но я же видел Катерину весной на конкурсе в купальнике. Рюмочка! Никаких следов. Вот что, гадать не стоит, дождемся перемены, отыщем ее группу и расспросим у студентов. Эти люди выдадут самую точную информацию.

– Верно, дружище, есть же у нее подружка, – воспрянул духом Артем. – Я тебе постеснялся сказать, что видел Катю в июне. Мы вместе летели в Москву. Ее сопровождал красивый высокий брюнет. Мне показалось, муж.

– Муж, не может быть! Я следил за Катериной из интереса, как за соседкой по дому и просто как за красавицей, и точно знаю, она замуж не выходила. Это был деловой партнер по бизнесу.

– Ты думаешь? – облегченно спросил Артем.

– Почему бы и нет, Катерина снималась в рекламных роликах, их же крутит местное телевидение почти по всем каналам. Неужели не видел?

– Видел, но в клипах ни имя, ни фамилии актеров не называют.

– Правильно, тот высокий и красивый брюнет вполне мог быть ее партнером, и летели они на новые съемки в столицу. Версия годится? – Костя старался выглядеть убедительным.

– Не совсем, почему же девушки нет на занятиях. Ради съемок рекламного клипа серьезные люди университет не бросают.

– Аргументы! Но вот мы и нашли аудиторию, дождемся звонка и все выясним.

Лавина студентов едва не опрокинула наших детективов, оглушила. Костя увязался за одной симпатичной девушкой, остановил ее, спросил о Кате Луговой.