Полная версия
Нескучная жизнь майора Чапаева
– Ноги!
– Это что-то новенькое. Обычно при захвате орут: «Руки!», – удержав Алика от неверного шага, сказал Дрозд.
Алик, печально посмотрев себе под ноги, чуть слышно сказал, осторожно вытирая кроссовки:
– Тёща на День милиции подарила.
Смеялись все. Недолго, но с удовольствием! В сущности, всем понравилось, как Светлана предложила расставить нашу нехитрую мебель. Посвежело как-то.
– Это по фэншую? – поинтересовался любознательный Дроздов.
– Не знаю, – смутилась Лядова, – просто так уютней.
– Предлагаю отметить новоселье, – красиво улыбнулся Алик, потирая руки.
– Ты Джоника отпустил? – как бы между прочим напомнил я.
– Обижаешь, шеф! Ещё до обеда, – изменился в лице Алик. – Решил поверить ему в последний раз.
– Коротко – у кого что? Лядова, а ты слушаешь. Поняла? – строго спросил я.
Наш стажёр бодро подскочила со своего кресла, отблагодарив присутствующих видом стройных загорелых ножек.
– Так точно! – не поняв подвоха, ответила лейтенант, но тут же, прикрыв ноги папкой для бумаг и начиная стремительно заливаться краской, упала в кресло на колёсиках.
– Шеф, а спроси ещё что-нибудь… ну Васильич, – заныл Алик, восхищённо наблюдая за столом лейтенанта Лядовой.
– Чегевара, ты первый, – кивнул я, прохаживаясь по свободному пространству между столами коллег. «А неплохо получилось у полковничьей дочки. Я всех вижу и слышу, они меня (такого красивого) наблюдают и внемлют», – с удовлетворением укладывалось в сознании.
– Понял. Значит, так, Сажин Сергей Трофимович, погоняло «Сажа», 1973 года рождения, русский, проживает по адресу: улица Генерала Стрельникова, дом.
– Дальше… самое интересное давай, – нетерпеливо посмотрев на часы, попросил Дроздов.
– На свиданку торопишься? – хмыкнул Алик.
– На неё, родимую, – улыбнулся Дрозд.
– Подвезти? – предложил свои услуги добрый армянин.
– Может, хватит? Мне вот спешить особо некуда, могу сначала вас послушать, потом с Лядовой о текущих тенденциях моды поговорить. Кстати, лейтенант, вы говорили о кофе. – вопросительно посмотрел я в сторону пирамиды папок на столе стажёра.
– Дальше. В 2012-м привлекался по статье 171-й, части 2-й, тогда с него слупили пол-лимона российских дензнаков. В виде штрафа по приговору.
– Катала, наш клиент, – наблюдая, как Лядова подаёт мне кружку с кофе, отозвался Алик.
– И не просто катала, а ещё и организатор. В 2013-м, 2014-м и 2015-м привлекался по этой же статье, но осуждён не был. Проходил как свидетель, – продолжал вываливать информацию Чегевара.
– Откупился, злодей, – подтвердил общее молчаливое мнение Алик.
Тем временем я попытался сделать первый глоток долгожданного кофе… но уже через секунду, отвернувшись, вернул его из себя в кружку.
– Что это, бл..? Ля… Лядова, тебе жить надоело? – сморщившись, будто только что сожрал попавшую в кружку беременную зелёную муху, прохрипел я.
Язык прилипал к нёбу, а губы свернулись в уродливую, слегка небритую трубочку. Остатки во рту страшно сладкой и холодной коричневого цвета субстанции вызывали тошноту и, мягко говоря, недоумение.
– А я… а мне сказали… я и положила шесть ложечек. И в холодильник поставила, – под всеобщее ржание, с ненавистью глядя на упавшего под стол Чегевару, мямлила лейтенант Светлана Ивановна Лядова.
– Вот, стажёр, с какими идиотами вам придётся набираться опыта, – мудро констатировал я, вернув ей свою кружку с ледяной бурдой. – А для общего развития: две ложечки кофе на полкружки кипятка без признаков сахара. Дальше поехали.
– Два свидетеля допрошены под протокол. Первый увидел и закричал, второй услышал крик и позвонил в дежурную часть, в скорую и МЧС, – начал рассказывать старший лейтенант Дроздов.
– А в МЧС зачем? – на всякий случай спросил Чегевара.
– А на всякий случай, – невозмутимо отозвался Дрозд, три часа назад сам задававший подобный вопрос.
– Были в адресе, разговаривали с мамой потерпевшего. Мама сказала, что у Серёженьки уникальные пальчики, что Серёженька очень востребованный массажист и хорошо зарабатывает, – продолжил доклад уже Алик.
– Ага. Это она сказала после того, как ты вылупил зенки на обстановку в квартире, – дополнил друга Дрозд.
– Ну, так, как в музей попали. Ни хрена… пардон, мадам, массажисты зарабатывают своими щупальцами! – возмущённо заметил Алик.
– Мадемуазель. – чуть слышно прозвучало из-за стопки папок.
– Видно, профессионально работает этот катала. Ну не везунчик же он хронический, – вставил фразу Дрозд.
В дверь постучали. Из наших общих знакомых по Отделу внутренних дел таким воспитанным, таким интеллигентно вежливым мог быть только один человек.
– Заходи, Володя, открыто! – крикнул я, приглашая следователя Корнева на нашу общую дискуссию.
– Ни хрена себе! – сразу решил выдать эмоцию на-гора от увиденной перестановки в нашем кабинете Руфатыч. – по фэншую?
– По нему. Рассказывай, старина, время уже. – занервничал Дрозд.
– Давай, Руфатыч, видишь, как человек ножками сучит. Личная жизнь в цейтноте, – поторопил следователя Алик.
– Расколол я его… обосрался наш терпила! – громогласно-жизнерадостным голосом объявил наш воспитанный, интеллигентный следователь Корнев.
– Руфатыч! Застрелитесь! С нами… мадемуазель! – показывая на заваленный бумагами стол, пафосно объявил Алик.
– Здрасьте. – чуть приподнявшись, кивнула «конским хвостом» лейтенант Лядова.
– Ох, ты, ё-маё… извините, барышня, за каламбур-с, – поклонился ей следователь. – Так вот! На понт я его взял, Андрюша! Спрашиваю, мол, где, чего, кого подозреваете, что видели? А он мне блеет, мол, ничего, никого и ваще. – блатным тоном начал объяснять следак.
– Конкретней, Володь, – попросил я, понимая, что присутствие дамы только ещё больше распаляет нашего «пинкертона».
– Ну, я ж по порядку. Так вот я ему так небрежно, мол, есть сведения, что это заказуха чистой воды. Конкретно вас порешить хотели. Смотрю: побледнел наш терпила, пузыри начал пускать. Лежит, глазками хлопает, маску кислородную жуёт…
– Володь.
– Короче! С игры возвращался наш господин Сажин Сергей Трофимович. И не пустой. В выигрыше был. Хороший кабанчик был на кармане. Говорит, что никогда барсеток, чемоданов, портфелей не носит. У него пиджак специальный с глубокими внутренними карманами на молниях и липучках. Бросаешь рублик в карманчик, а он как будто в бездну проваливается. А тут всё нашли и вытащили. Но уже с обездвиженного тела.
– Не томи уже. Сколько взяли? – поинтересовался Алик.
– Да не так, чтобы уж. В «мёртвых американских президентах» двенадцать тысяч семьсот, в европейских деньгах – десять с половиной тысяч, ну и в российских деньжищах мильон двести семьдесят пять тысяч девятьсот пятьдесят рубликов, – заглянув в записную книжку, торжественно зачитал Корнев.
– Ни… ёб… во бл… – пронёсся громкий шёпот, от которого шевелились волосы.
– Господа офицеры! – напомнил о присутствии слабого пола Алик.
– Но и это не всё, господа обладатели пытливых умов, мои любознательные коллеги. Для того чтобы поднять на должный уровень свой внешний статус, господин Сажин надел на свои толстые пальцы две «гайки» с брюликами общей стоимостью шестьсот пятьдесят тысяч рублей, цепочку золотую весом сорок граммов неустановленной стоимости, а также дорогие часы швейцарского бренда «Tisson». Причём клиент просил непременно найти часы, так как они «счастливые». Три раза он ставил их на кон, когда заканчивались деньги, и три раза выигрывал. Часы, с его слов, недорогие. Всего двести двадцать тысяч по сегодняшнему прайсу. На этом арифметика закончилась, – закрывая записную книжку, поведал Корнев. – Подозреваемых у него нет, но обещал подумать. Разлучил нас врач и просил завтра прийти после одиннадцати, а сегодня перестать морочить ему и пациенту яй… простите, голову.
– Дополнения, вопросы, замечания? – на всякий случай спросил я, с тоской посматривая на опускающиеся сумерки за окном и мысленно считая оставшиеся яйца в дверке моего холодильника.
– Есть. – послышался непривычный в нашей берлоге женский голос. – Я тут посчитала. Всего у потерпевшего похищено наличных денег (в переводе по текущему курсу Нацбанка) и ювелирных изделий (из расчёта сегодняшней стоимости одного грамма золота 585 пробы – 2623 рубля) на сумму 3 580 900 рублей. Извините, копейки не считала, – скромно закончила Лядова, медленно садясь на своё место.
Пожалуй, эти несколько предложений произвели на присутствующих такое впечатление, что, казалось, всё вышеперечисленное было украдено у нас. Лично! Захотелось срочно найти обидчика и наказать мерзавца. Публично!
– Спасибо, Лядова, за дополнение, – кивнул головой я, невольно осматривая поверхность её стола.
Кроме пыльных папок со старыми делами и черновыми журналами, там ничего не было. «В уме», – с восхищением подумал я, набросив Лядовой ещё пару очков в её пока ещё пустую «копилку» достоинств.
– Короче, «возбудился» я по 161-й части третей и по 30-й, – хлопнул по столу своим видавшим виды портфелем следователь Корнев, давая понять, что предварительное следствие в надёжных руках. – А стажёрка ваша, смотрю, активная такая. Вам, барышня, в аналитический отдел нужно проситься, а не к этим… – сочувственно посмотрев на Лядову, изрёк следователь. – Я завтра к одиннадцати буду в больничке. Подгребайте, Андрей Васильевич.
Пожав, прощаясь, по старшинству руки, Владимир Руфатович вышел в темноту уже пустого коридора.
– Алик, подбрось, братан! – взмолился Дрозд, надеясь, что когда девушка увидит, что его привезли на шикарной машине, то немедленно простит его, подлеца, за опоздание.
– Извини, друг, жена уже третью эсэмэску сбросила, ждёт у торгового центра с неподъёмными сумками, – развёл руками Алик. – На северо-запад мне срочно нужно.
– Ванька, на меня не смотри, – закрывая свой сейф, пробурчал Чегевара. – Мне ещё Варьку из продлёнки забирать по пробкам.
– Вань, я могу, если ты не против, – понимая, что очередь до неё не дойдёт, неожиданно предложила Лядова.
– Да не против, – немного смутившись, ответил Иван. – Я готов, в принципе. Шеф, мы свободны?
– Да. Сбор здесь. Расход! Арамян, передавай привет Джонику. Лядова, завтра жду тебя в брюках, – улыбнулся я, глядя, как лейтенант семенит на выход, наступая на свои ядовитого цвета шнурки. «Походка гейши», – почему-то пришло на ум.
Первым со словами: «Твою ж…» – за входной дверью скрылся Алик, побежав в ИВС вытаскивать карманника Джоника, который всё ещё там сидел уже незаконно лишних шесть часов.
Воришку вроде поймали в момент совершения кражи, но свидетели куда-то разбежались. И с доказательной базой было совсем тухло. Понедельник оказался не то чтобы тяжёлым, но каким-то суетливым. В супермаркет ехать не хотелось. Представил себе гремящие тележками очереди на кассах, рёв детей, которым опять что-то не купили, мрачные лица кассирш и забитую машинами автостоянку. Брр! Возле дома есть небольшой гастрономчик, который держит «москвич» Рустам Джафаров. Он же директор, товаровед, продавец, кассир, грузчик и нарушитель всех мыслимых и немыслимых законов торговли в одном лице. Правда, его жена и трое детей крутятся тут же. Год назад я «нечаянно» выгнал из его магазина «крышевиков», пообещав прострелить кому-нибудь ногу. А потом отбил Рустама у борзых налоговиков, внаглую требующих мзду. С тех пор я стал братом, лучшим другом, желанным гостем и почётным покупателем в этом раю просроченных продуктов. Конечно, я платил за всё, что покупал. Но в отличие от остальных, меня никогда не обвешивали, советовали, что лучше и свежее, и всегда честно давали сдачу. На площади в шестьдесят квадратных метров продавалось всё, что может представить себе пытливый ум полицейского майора. От зубочисток и презервативов до азербайджанского портвейна и французского шампанского. Ну, последнего нам с Боцманом не надо. А вот колбаски «Любительской», сырка «Российского», хлеба «Бородинского» и пару десятков яиц будьте добры, господин Джафаров, в пакетик положите. Пиво свежее завезли? Давайте бутылочку. Нет, пожалуй, пару.
Хрустящий борщ
Поставив «барсика» недалеко от подъезда… Так. Внесём ясность. Боцман – это мой кот. Барсик – это моя машина. Её так назвала лет пять назад моя бывшая, тогда ещё остроумная, жена. А на самом деле это гордость японского автопрома Mitsubishi Pajero (Мицубиши Паджеро). А не жирно ли для полицейского майора – Спросите вы? Когда он вышел с конвейера, весь такой сияющий новизной, весь такой недосягаемый, мне только исполнилось 15, как моему сыну сейчас. Так что не жирно! «Барсик» дымит на низких оборотах, гремит поршнями на высоких, в салоне пованивает соляркой, и ему чуждо слово «кондиционер». Зато в городском потоке его уважают «Лада Калина» и от него шарахаются всякие там холёные «мерседесы» и пижонские «БМВ».
Опять не работал этот чёртов лифт, и я, позвякивая содержимым пакета, плёлся на свой шестой этаж. Обогнав меня, перепрыгивая через две ступеньки, вверх пронеслись пацаны-близнецы с девятого. И это всё с тяжеленными рюкзаками на плечах. Значит, вторая смена в школе закончилась.
– Здра… дя… Андрюш. – нестройным дуэтом крикнули однояйцевые братья на бегу.
– Здра… …цаны, – ответил я, отдышавшись.
Сверху, глухо ворча на своего неторопливого хозяина, спускался питбуль Тимон. На площадке пятого этажа встретились. Тимон приветливо боднул меня своей здоровенной башкой и лизнул руку. Кореш!
– Здорова, мужики! – поздоровался я с обоими соседями и погладил одного из них.
Уже поднявшись на свой шестой, я почувствовал еле уловимый запах чего-то съестного. «Нормальные люди приготовили нормальный ужин. Сидят, неторопливо ковыряются в тарелках, а я…» – невесело подумалось на голодный желудок. Щёлкнул замок, толкнул коленкой дверь и подумал: «Девчонки свет забыли вырубить…» И тут…
– Ура! Наш Андрюша с работы пришёл! – заверещал высокий детский голос из глубины моей квартиры.
Зашлёпали по ламинату босые ножки, испуганно мяукнул попавшийся на дороге кот, и на финишную прямую прихожей выбежала одетая в пёструю пижаму Женька. Она бежала на меня с искренне счастливым лицом, радостно махая от возбуждения ручками, похожая на маленькую птичку, ещё не умеющую летать. Я инстинктивно присел, и она, подпрыгнув, повисла у меня на шее, чмокнула в щёку, прижалась ко мне своим маленьким худеньким тельцем и быстро-быстро зашептала прямо в ухо:
– Мы тебя ждали, ждали, ждали, ждали… а ты всё работаешь и работаешь.
Я стоял и молчал, как баран. Прижав к себе этого детёныша, слегка покачивался и чувствовал, как мурашки забегали по всему моему телу от её горячего шёпота в ухо: «…мы тебя ждали, ждали». Открылась дверь на кухню, выпуская порцию съедобных запахов. На пороге с полотенцем на плече и немного растерянной улыбкой стояла Ксения. Вся какая-то домашняя и, главное, в моих тапочках. «Интересно. А ведь я сегодня весь день о них думал», – пронеслось в голове. Конечно, не о тапочках.
– Привет. Ты извини… я объясню всё. Кушать хочешь? Ужин готов, мой руки, – как-то уж очень по-домашнему сказала Ксюша и, отодрав от меня Женьку и пакет с пивом, вернулась на кухню.
Руки я мыл долго. Думал. Что это? Интервенция? Захват московской недвижимости со всеми вытекающими, используя запрещённые методы? Я, конечно, Женьку имею в виду. Девочки, не надо из меня верёвки… Сейчас узнаем всё. Боже, как есть хочется! Наверное, весь свой маникюр в ужин покрошила!
Женька уже сидела за столом и, болтая ногами, уплетала бутерброд с «любительской» колбаской на «бородинском» хлебе, которые я принёс.
– Андрюша, ты возле меня, – распорядился ребёнок, показывая на стул рядом с собой.
– Ну, уж не знаю, как получилось. Приятного аппетита, – сказала Ксюша, ставя передо мной глубокую тарелку с жидкостью ярко-красного цвета.
– А? – попытался поинтересоваться я.
– Борщ, – убеждённая в своей правоте ответила Ксения.
Первые две минуты ели молча. Первой пытки молчанием не выдержала Женька:
– Прикольно. А разве капуста в борще должна хрустеть? А, мам?
Мы с Ксенией сначала оба посмотрели на хрустящую капустой Женьку, а потом друг на друга. Ксения привстала, взяла с подоконника книгу с названием «Кулинария для начинающих» и, прижав её к груди, как икону, нервно ответила:
– Я всё, как тут написано, делала. Можете проверить. Это, наверное, сорт капусты такой.
– Да ну, что ты! Сырую капусту можно и так есть. Главное – чтобы мясо сырым не было, – подозрительно пошевелив кость в своей тарелке, попытался всех успокоить я.
– Прикольно. – вылавливая из своей тарелки только капусту и хрустя ей, как кролик, продолжала издеваться Женька.
– Ешьте второе, – торжественно сказала Ксения, меняя кастрюлю с борщом на кастрюлю с варёной картошкой.
Вот скажите мне. Можно испортить варёную картошку? Можно? Так вот! Она её и не испортила. Классная получилась картошечка. Тем более что к ней были и.
– Фрикадельки? – догадался я.
– Нет.
– Тефтельки? – понимая, что мои кулинарные познания истощаются, пытался угадать я.
– Это котлетки такие, – пояснила мне новоиспечённая хозяйка, – только не жареные, а на пару. У Женьки с желудком небольшие проблемы, поэтому и.
– Отлично! Диета ещё никому не мешала, – кивнул головой я, посолив и поперчив произведение кулинарного искусства.
– Тебе вкусно было, Андрюша? – забравшись после ужина ко мне на коленки, спросила сонная Женька.
– Очень, – честно ответил я, наблюдая, как её мамаша, стоя к нам спиной в коротеньком халатике, в огромных синих резиновых перчатках энергично гремит посудой в мойке. Ничего так (это не о посуде).
– Теперь всегда так будет, – зевнув, сказал ребёнок и положил свою кудрявую головку мне на плечо.
– О, да ты совсем варёная. Ксюша, я отнесу Жеку на кровать, – предупредил я мамашу.
– Ага… переодевать не нужно, она уже в пижамке. Справа положи. – ответила Ксения.
Нет, я не пропустил мимо ушей Женькино сонное «теперь всегда так будет». Впрочем, меня это не насторожило, не поставило в тупик и не рассмешило. Тут как раз мне всё было ясно и понятно. Ребёнку надоело странствовать по чужим углам, перемещаться не в своём пространстве. Ей хочется своего, постоянного и любимого. Дети – эгоисты. Моя мама, мой папа, мой дом, мои комната и кровать, мои игрушки. И когда из этой цепочки выпадает одно звено, детский мир рушится. И, если взрослые этого не понимают, ребёнок начинает пытаться восстановить этот нужный ему мир сам. А для начала он (ребёнок) его придумывает.
Поймал себя на мысли, что мне нравится смотреть, как гостья из Ярославля суетится возле мойки, хлопает дверкой холодильника, позвякивает посудой, аккуратно расставляя её в сушилке. Как «подпрыгивает» и красиво облегает её тело домашний халатик, когда она нагибается или становится на цыпочки, реалистично демонстрируя причину, из-за которой китайцы изобрели шёлк. Невольно попытался вспомнить, смотрел ли я, как моет посуду моя первая? Нет, не помню… Может быть, Ирине не хватало «крылышек ангела» под тонким халатиком? Моя квартирантка в очередной раз открыла холодильник и достала бутылочку пива. Потом, встав на цыпочки, безошибочно открыла именно ту дверцу шкафчика, за которой стоял пивной бокал. Поставив его передо мной, она открыла запотевшую бутылку и очень правильно налила в бокал пиво. «Пока без замечаний», – улыбнувшись, подумал я, внимательно наблюдая за Ксюшей.
– А ты? – спросил я, пододвигая чайную кружку.
– Я не хочу. У меня завтра первая тренировка, нужно быть в форме, – пояснила присутствие одного бокала Ксения.
– Ну и… слушаю, – честное слово, не хотел, но получилось как начало допроса.
– Ну, что? Приезжаем, а Лильки нет. По поводу нас она, конечно, администратора предупредила, но ни аванса не оставила, ни по поводу жилья не распорядилась. Красотка, оказывается, в Питер на выходные с другом укатила, а потом решила и понедельник прихватить. Видно, понравилось. Позвонила ей, поболтали. Сам понимаешь, ссориться с ней мне не с руки. Вот и решили… по старой памяти, – объяснила Ксюша своё возвращение на мою жилплощадь.
– Нормально. А как в квартиру попали? – помня, что просил захлопнуть дверь, спросил я.
– А… Так, Андрей, у тебя же второй комплект на гвоздике. Мы, когда уходили… я смотрю: ключи. Попробовала, – они. Ты не думай, я их на место повесила. И завтра мы первые уйдём. Или ты думаешь, что я дубликат сделала? – с обидой в голосе спросила Ксения.
– Серьёзно? – давая понять, что ни фига не верю в эти случайности, спросил я, облизывая пивную пену с губ.
– Ну знала я, знала, что Лильки не будет. И ключ на гвоздике ещё вчера увидела. Преступление, да? Мешаем тебе? Скажи, и мы уйдём, – громким шёпотом заявила интриганка в шёлковом халатике и, встряхнув кудряшками, вскочила с кухонного стула.
Ну, вскочила и вскочила. Я продолжал молча наслаждаться холодным пивом под возбуждённый бред Андрея Малахова в телевизоре. А по другую сторону кухонного стола стояла Ксения, гордо скрестив руки на груди, глядя в окно на переливающиеся вдалеке огни Останкинской башни.
– Нужно было рыбной нарезки купить у басмача Рустама. Да, Боцман? – сказал я, обращаясь к своему коту, на всякий случай сидящему у моих ног.
Не дождавшись от меня слов типа: «вон из моего дома… покиньте помещение… освободите мою жилплощадь.», Ксения опять присела на стул и, тяжело вздохнув, тихо сказала:
– Ну, прости.
– Было бы правильно и честно, если бы ты просто позвонила, и спросила разрешения. Визитку свою я тебе оставил, – спокойным тоном произнёс взрослый мужчина.
– Андрей, я хотела… Это Женька всё… Давай сюрприз… давай сюрприз! Придёт, а мы дома. Типа, вот увидишь, как обрадуется. А я дура. – опустив голову, виновато объяснила мама ребёнка.
– Ладно, проехали. Кстати, спасибо за ужин. Если честно, было приятно, – улыбнулся я, решив до конца быть честным… в смысле не врать, что было вкусно.
– Ой, да я недавно сама готовить начала, – оживилась, благодарно улыбнувшись, Ксения. – У меня мама чудеса на кухне творит. Творила. Но мне нравится всё это… я научусь обязательно.
– Завтра мне с утра в сторону Химок нужно, могу подвезти, – предложил я.
– Да мы свой чемодан в фитнес-центре оставили, так что налегке, можешь не беспокоиться, сами доберёмся, – ответила Ксюша. – А, поняла! Ты хочешь убедиться, что мы и правда свалили отсюда?
– Ну да! Мы с Боцманом и карманы ваши на прощание обшарим. Ладно, ещё раз спасибо. Завтра буду доедать твой хрустящий борщ, – улыбнулся я, тихо радуясь, что второй день не мою после себя посуду.
– На здоровье, хозяин, – сложив вместе ладошки, поклонилась Ксюша. – Кстати, на завтрак яичница с колбаской. Яйца наши, колбаса твоя, – уже выходя из кухни, уточнила расклад по совместному питанию исполняющая обязанности домохозяйки.
– Хорошо, что не наоборот, – чуть слышно пробубнил я.
– Что ты сказал? – обернулась, входя в спальню, Ксения.
– Спокойной ночи, говорю, – не стал уточнять я, выключая свет.
Понедельник закончился. Впереди ещё одна ночь с незнакомыми мне людьми в моей спальне. Прикольно, как сказал бы мой сын Федька. Вот так живёшь, живёшь, а тут… Бац! А как воспринимать все эти жизненные изменения, порой и не знаешь. Ведь хорошо же жил до сих пор без этих двух! Ну, хорошо же! И тут появляются, повиснув на моей шее. И ещё с этим… с чемоданом! «Мы вам не помешали?» А вот и помешали. Нам с Боцманом и так замечательно живётся. Хотя. Эта малая такая шкодная! «Андрюша, мы так тебя ждали.» Липучка такая, всё время в глаза заглядывает. И мамаша её. Каратистка, блин… тхэквандистка… или как там? Ангел на шпильках! И смешной борщ с хрустящей капустой, хотя тефтельки… или как их там. Это, знаете, вот когда вы пьёте всё время чёрный кофе без сахара. Пьёте, пьёте… год, два. И все знают: он пьёт чёрный, без сахара! А тут – раз – и по ошибке вам в чашку с чёрным кофе молока плеснули и ложечку сахара положили. А отказываться неудобно. Ну, вы пьёте, морщитесь. Один глоток, второй. А ничего. Вкусно, чёрт возьми! Вот так и у меня получилось.
Ночью приснился почти семейный завтрак. Пью кофе, а он почему-то на зубах хрустит и чесноком пахнет. А, тут Женька тычет вилкой в яичницу и у Ксении спрашивает тоненьким голоском:
– Мама, а у тебя яйца Андрюшины или магазинные?
Пока ехали в фитнес-центр в Химки, мы с Ксенией в основном молчали. Зато не умолкала Женька:
– Андрюша, это ты меня вчера в спальню уволок? – почти сердито спросил ребёнок.
– Ну, не уволок. Ты почти уснула у меня на руках, и я тебя отнёс, – извиняющимся тоном ответил я.
– Мы с тобой, Андрюшечка, так не договаривались! Ничего не успели сделать. Играть не играли, читать не читали. Я тебе даже про нашу новую работу ничего не рассказала. И что теперь делать, по-твоему? – насупив бровки, спросила Женька.
– Ну, как-нибудь… – начал было фантазировать я, глядя на светофор на перекрёстке.