Обещанная колдуну

Мама шикнула, отец моргнул и, видно, вспомнил, кто сейчас слушает его рассказ.

– Я тогда с семьей жил в столице, как раз неподалеку от академии. Утром, бывало, с балкона любовался ее высокими белыми стенами, в лучах рассветного солнца они казались розовыми… Так, о чем я? Да! Все-таки многие надеялись, что академию не закроют. Чудно это – остаться без магов. Но аресты продолжались. Казни каждый день… И уже непонятно было, кто прав, кто виноват. Адепты почти перестали выходить за территорию академии. А однажды видим: стягиваются к академии королевские гвардейцы. Много. Наверное, все отряды, какие были. И люди со всех сторон города тоже начали стекаться. И мы с отцом пошли. Отец посадил меня на шею, и я все хорошо видел. Живое море людей. Гвардейцы в зеленых мундирах. А чуть дальше площадь перед академией, вымощенная белым мрамором. Я еще удивился: тут толпа, а там ни одного человека. Почему гвардейцы дальше не идут? А они, оказывается, не могли пройти. Он поставил магический заслон.

– Кто? – осторожно спросила я.

– Кто? Ректор академии, конечно. Я плохо слышал из-за гула, о чем с ним переговаривается командир гвардейцев. Командир злился, тряс гербовой бумагой. Хотя что тут гадать – требовал впустить. Ректор же стоял и будто не слышал. Смотрел поверх голов всех этих людей. Так, точно он один на площади и больше никого нет. И держал заслон. Один против всех. Вот странно, я совсем не помню его лица. Не помню, сколько лет ему было. Папа как-то назвал ректора мальчишкой, но мне-то, ясное дело, он казался взрослым мужчиной. Но почему-то отлично помню его прямую спину. И то, как на лоб свешивается прядь темных волос. Непривычно это было, ведь обычно прическа у ректора – волосок к волоску. А еще помню воротник.

– Воротник? – приподняла голову Ада.

Я тоже удивилась такой детали. И папа, мне показалось, смутился.

– У преподавателей очень красивая форма была. Мне, мальчишке, она очень нравилась. Но больше всего нравился у ректора этот воротник. Черный, высокий – под горло, и на нем серебряная вязь. А уголки острые, с металлическими вставками. От лучей заходящего солнца казалось, будто на них дрожат огоньки. Вот как сейчас вижу расправленные плечи, прядь черных волос и серебристые звездочки на воротнике. А когда совсем стемнело, черное небо внезапно озарилось вспышками. Точно фейерверк начался. Все ахнули: с чего бы?! Не сразу догадались, что это вовсе не фейерверк, а вспышки телепортов прошивают защитный купол. Ректор знал, что так будет, давал время своим адептам подготовиться и уйти. Почти все маги покинули в тот день королевство. А я до сих пор думаю, скольких смертей удалось избежать…

Папа молчал, и мы молчали тоже. Я как наяву видела ректора академии, а сердце ныло непонятно от чего. Сделалось одновременно и легко, и грустно.

– А потом?

– Потом…

Папа глубоко вздохнул и огляделся затуманенным взглядом – он будто только сейчас вспомнил, где находится. Хлопнул себя по коленям и встал.

– А потом послушные дети пошли спать!

– Ну па-ап, – протянула Ирма, которая, оказывается, давно проснулась и прислушивается к истории.

– Академия пропала, – выдал папа, и мы все замерли с открытыми ртами.

– Как это? – опешила я.

– А так. Встали утром, а на месте академии пустырь. И больше никто ее никогда не видел. Тут и сказочке конец, а кто слушал, молодец.

Мы рассмеялись. Обнялись, желая друг другу спокойной ночи.

Это был счастливейший день.

А следующим утром все рухнуло…

Глава 14

Я проснулась и долго нежилась в постели: никто меня не тревожил.

Утром к братьям приходили учителя, а мы с сестренками занимались музыкой. Девочкам в других семьях часто нанимали гувернанток, но после того как мы подросли и перестали нуждаться в няне, мама сказала, что сама станет воспитывать дочерей и научит всему, что должны уметь будущие жены и хозяйки.

Правда, мама была слишком мягкой для того, чтобы стать хорошей воспитательницей. Баловала нас. Потому, наверное, многое мне придется постигать самой, когда я выйду замуж за Даниеля.

Я прислушалась к звукам наверху, надеясь услышать переборы струн. Неумелые руки Ирмы исторгали из арфы душераздирающие стоны, зато Ада играла уже вполне прилично. Я сразу смогу понять, кто из сестер сел за инструмент. Но в комнате для занятий было тихо.

Вместо этого раздался стук в дверь, а чуть позже в приоткрытую щель просунулись две растрепанные головки.

– Агата, можно к тебе? – спросила Ада.

– Конечно!

Я потеснилась, освобождая место для сестренок, и скоро мы втроем устроились на подушках, подоткнув под себя одеяло, чтобы утренняя весенняя свежесть не холодила ноги. Ирма лежала посередке и сияла от радости: не так часто старшие сестры разрешали ей стать свидетельницей их взрослых разговоров.

– Я так скучала, Аги, – прошептала она. – А почему папа тебя наказал?

Она, глупенькая, даже не поняла, что случилось. Подумала, что меня отдали колдуну в услужение за какую-то провинность.

– Ты ведь теперь будешь слушаться, да, Аги? – беспокойно спросила она. – Я так испугалась! А что ты там делала?

Наклонившись, я поцеловала сестренку в макушку и встретилась с тревожным взглядом Ады. Она хотела спросить, но рядом с Ирмой не решалась.

– Да ничего страшного, – преувеличенно бодро сказала я. – Убиралась, готовила еду! Как настоящая служанка!

«Потом расскажу», – взглядом ответила я на безмолвный вопрос Ады.

– О-о-о, – прочувствованно протянула Ирма. – Жу-уть!

Мы еще немного повалялись, и я постаралась вспомнить и пересказать смешные моменты, умолчав о страшном или сгладив.

– А дом у него заколдован, ни за что не уйдешь против воли! – Я рассказала, как шла по грязи, но так и не добралась до дороги. – Интересно, как давно там стоит этот дом, – вслух подумала я, пытаясь припомнить, слышала ли я о прежних жильцах мрачного места.

– Вроде очень давно, – ответила Ада. – Бабушка рассказывала, что он был еще тогда, когда она была девочкой. Но в ту пору он стоял покинутым. Даже не знаю, когда там поселился колдун.

Одно ясно, он живет там достаточно долго, всю мою жизнь. Сидел, выжидал, точно паук в паутине, когда же ему достанется его жертва. А жертва-то ушла из-под носа! Настроение мигом улучшилось, едва я об этом подумала.

– Битва подушками! – крикнула я, вспомнив нашу детскую забаву.

И тут же, без предупреждения, вытянула из-за спины Ирмы подушку и легонько шлепнула сестренку по макушке. Она радостно взвизгнула и бросилась в атаку.

Втроем мы скакали на кровати, как дикие кошки, не обращая внимания на то, что во все стороны летит пух. И хохотали как ненормальные. Было так весело!

Я плохо разглядела, что случилось. Только что Ада радостно смеялась, а в следующую секунду ее нога соскользнула с края кровати. Сестренка взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но ничего не вышло, и она неловко рухнула вниз, по дороге зацепив стеклянный графин, что стоял на прикроватном столике.

Раздался звук падающего тела. Звон разбитого стекла. А следом крик, полный боли и страха.

– Ада! – крикнули мы одновременно с Ирмой, бросаясь на помощь к сестре.

Ада распласталась на полу, вокруг нее лежали осколки графина. Бедняжка упала так неловко, что все руки оказались посечены осколками. Из порезов, больших и маленьких, сочилась кровь. Она приподняла голову, увидела, что с ней приключилось, и залилась слезами.

– Быстро зови маму, – шепнула я побелевшей Ирме.

А сама сдернула с кровати простыню и попыталась, как могла, остановить кровотечение.

– Не бойся, не бойся, – повторяла я. – Ты не сильно поранилась. Сейчас все пройдет!

– Я буду уро-одкой, – рыдала Ада, но я, как ни странно, вздохнула с облегчением: если сестра переживает о внешности, значит, умирать пока точно не собирается.

– Ерунда. – Я старалась, чтобы мой голос звучал оптимистично, хотя внутри все дрожало от ужаса. – До свадьбы заживет!

Прибежала мама, ахнула, всплеснув руками, но почти сразу овладела собой. Послала за теплой водой и бинтами. В комнату ворвался папа, подхватил Аду, отнес вниз, к камину. Братьев, которые тоже переживали, но не знали, как помочь, отослал за врачом. Началась суета, но от сердца у меня отлегло. Было ясно, что жизнь Ады вне опасности, и врач подтвердил это. Он наложил несколько швов на особенно глубокие порезы, выписал сестренке маковое молочко, чтобы снять боль, и спустя пару часов в доме установилось относительное спокойствие.

Всех потряхивало, но волнение уже отпускало. Ада возлежала в ворохе подушек, как королева, и слабо стонала. Однако, судя по ее хитрому виду, сестренка оценила выгоду своего положения и решила воспользоваться ею по полной. Она жалобно просила то развести в камине огонь, то принести ей горячего взвара, то, напротив, требовала, чтобы ее обмахивали. И все беспрекословно подчинялись.

Не знаю почему, но я чувствовала себя виноватой. Ведь это я начала битву подушками. Хотя я не толкала ее, и мне, в общем, не за что было себя корить. Так бывает… Просто случайность!

К обеду мы все немного пришли в себя, и тогда случилась вторая крупная неприятность. Верн обварился кипятком. Служанка, как обычно, принесла на подносе чайник, который только что сняла с плиты и собиралась водрузить его в центр стола. Но фаянсовый чайник, служивший нашей семье верой и правдой много лет, внезапно лопнул, когда Тисса наклонилась. От неожиданности она разжала руки, роняя поднос.

По большей части кипяток пролился на пол и на стол, намочив скатерть, но досталось и Верну. Брат с воплем вскочил на ноги. Воспитание не позволило ему стянуть брюки прямо на глазах матери и сестер, и Верн опрометью бросился наверх. Отец и Корн побежали следом.

Вернулся только отец. Его взгляд скользнул по Аде, что приподнялась на подушках, ожидая известий, по нашим напряженным лицам. Глядя, как он осунулся от переживаний, я готова была подумать о самом худшем.

– Все хорошо, – сказал он, и мы с облегчением переглянулись. – От ожога останутся волдыри, но ничего страшного не случилось. Корн решил составить Верну компанию, а мы, пожалуй, продолжим обед.

В полной тишине мы закончили трапезу.

– Ну и день сегодня, – вздохнула мама. – Все наперекосяк.

А меня снова затопило чувство вины. Но почему? Ведь я ничего не сделала…

Глава 15

После обеда отец уехал по делам, а мы остались в гостиной. Мама читала, Ада дремала на диване, а мы с Ирмой расположились на полу у ее ног и вышивали. Я обнаружила свою незаконченную вышивку на полке у себя в спальне и обрадовалась ей, как доброй знакомой. Теперь я пыталась закончить бутон цветка, но стежки ложились неровно. Маленькая сестренка и вовсе запутала нитки. Она сидела такая грустная и бледненькая, что я обняла малышку, прижала к себе.

– Все наладится, – шепнула я ей.

Ирма кивнула, пряча глаза, а на ресницах дрожали слезинки.

– Так жалко Аду и Верна. Будто какая-то злая сила поселилась у нас дома…

Я вздрогнула и невольно оттолкнула Ирму.

– Глупости!

– Девочки, не ссорьтесь, – немедленно вмешалась мама, но было заметно, что она думает о чем-то другом.

Время шло, солнце потихоньку стало клониться к закату. Скоро вернется папа, сядем ужинать, все будет хорошо. Просто день такой невезучий.

– Мамуля, что-то меня знобит, – подала голос Ада.

Огонь в камине почти прогорел, и мама встала, чтобы подложить в пламя поленце-другое. Она отодвинула защитный экран, присела на корточки и пошуровала кочергой. Сонные угольки налились алым, зашипели, вверх взметнулись искры.

Мы тысячу раз пользовались камином и всегда были осторожны. Никто не мог ожидать того, что случилось. Я пропустила момент, когда рыжее пламя перекинулось на мамину юбку, но та вспыхнула, словно факел. Мама растерянно вскрикнула, будто не верила своим глазам. Наверное, ей пока было не больно: пышная юбка не давала огню ожечь кожу, но выглядело это так страшно, что мы с сестрами остолбенели.

– Ма-ам, – осипшим голосом прошептала Ирма.

И ее тихий писк привел меня в чувство. Я кинулась к вазе с цветами, что стояла на подоконнике, выкинула букет и окатила горящую юбку водой. Но огонь не собирался сдаваться просто так, он уже перебрался на рукава.

– Падай, падай! – закричала я маме.

Подскочила Ада – и откуда только силы взялись – с покрывалом в руках. Мы сбивали пламя, но оно снова и снова оживало.

– Ирма, воды! Неси воды!

Однако от перепуганной Ирмы было мало толку: она присела на корточки и ревела в три ручья. Просто чудо, что именно в этот момент вернулся папа. Он кинулся к маме, укрыл ее покрывалом и навалился сверху, туша огонь. И тот наконец погас.

– Что же это, что же это… – бормотала Ада.

Пошатнувшись, она села на пол. Я обвела комнату очумевшим взглядом, не веря, что такое возможно. Остро пахло дымом, хлопья сажи летали над полом. Мама стонала, Ирма икала от страха.

– Папа… – прошептала я.

Мои глаза встретились с глазами отца. Мой любимый папа смотрел сурово, его взгляд будто обвинял меня в чем-то. Но вот он моргнул, и гнев стерся с его лица.

– Ирма, Агата, поднимайтесь в свои спальни и не покидайте их, пока я не скажу, – приказал он.

Я поднялась в свою комнату точно во сне. Еще вчера я была счастлива, а теперь словно злой рок глумился над моей семьей. Я присела на край кровати и прикрыла глаза.

И очень-очень четко увидела лицо колдуна и вспомнила его слова.

«Агата, услышь меня сейчас. Ты подвергаешь свою семью огромной опасности…»

«Нет, нет, это неправда! – мысленно заспорила я с ним. – Это невозможно!»

Но воспоминание оказалось настырным.

«Сила, неподвластная даже мне, вырвала бы тебя из семьи любым способом…»

Вскрикнув, я подскочила на ноги и стала нарезать круги по комнате, покусывая кончики пальцев. Я ничего не знала о магии и договоре и, признаться, не хотела знать, но если это из-за меня несчастья обрушились на моих близких, то я должна бежать. Бежать как можно быстрее…

Но разумная, а может быть, трусливая часть меня нашептывала: «А вдруг это просто совпадение? Погоди, не спеши. Уйти ты всегда успеешь!»

В нерешительности я застыла напротив зеркала. Бледная девушка с растрепанными волосами и потемневшими от ужаса глазами посмотрела на меня из отражения.

– Аги, можно?

Я вздрогнула, не сразу сообразив, что это маленькая Ирма стоит на пороге. Вид у сестренки был такой несчастный, что я не решилась выгнать ее. Махнула рукой, приглашая.

Ирма вздохнула и поплелась к своему любимому месту в моей комнате. Она давно облюбовала широкий подоконник, даже устроила себе там гнездышко, наложив подушек. Вот и теперь она забралась в свой домик и сидела в нем, точно нахохлившийся воробей.

– Пока тебя не было, я каждый вечер приходила в твою комнату и сидела здесь, глядя в окно, – призналась сестренка. – Все смотрела на дорогу и загадывала: если смогу не моргать пять минут, то ты обязательно появишься. Но ты так и не пришла…

– Вот, я здесь, – тихо сказала я.

Подошла и обняла маленькую теплую Ирму, прижалась щекой к ее щеке.

В этот момент раздался какой-то треск. Я не поняла, что происходит. То ли рвется портьера, то ли лопается штукатурка. Я действовала скорее по наитию, чем осознанно. Подхватила Ирму на руки и бросила ее на пол – благо там лежал ковер с толстым ворсом, – а после закрыла собой.

Треск перешел в звон, вокруг меня сыпались осколки, только тогда я поняла, что раскололось оконное стекло. Каждую секунду я ожидала, что в спину вопьется осколок, острый, точно нож. И действительно, шею возле ключицы ощутимо кольнуло. Но, похоже, это было единственное ранение.

Когда все стихло, я подняла голову и огляделась. Спальня оказалась завалена битым стеклом, с волос посыпалась стеклянная крошка. В пустые рамы ворвался ветер, пузырем надувая занавески. Но мы с Ирмой, кажется, остались невредимы, если не считать осколка у моей шеи.

– Ты как? – спросила я сестренку.

Та испуганно кивнула. Я осмотрела Ирму и не заметила порезов, только после этого решила заняться собой. Подошла к зеркалу, отодвигая воротник. И ахнула.

– Что, Аги? Что случилось?

– Ничего, ничего, все хорошо… – пробормотала я, а сама, не веря своим глазам, продолжала разглядывать ключицу.

Нет, осколок меня не поранил. Но моя родинка в форме звезды изменилась. Один из ее лучей бесследно пропал, теперь их осталось четыре.

Что это могло означать? Если учесть, что я уцелела под градом осколков, то, возможно, родинка и есть та самая магическая защита. И у меня, выходит, пять жизней. Вернее, теперь на одну меньше.

А что же родинка Тёрна? Что она означает? Почему у него только четыре луча? Я тряхнула головой, прогоняя ненужные сейчас вопросы.

На шум сбежались родные. Нас ощупали, отряхнули, заставили переодеться.

Я была точно во сне. За ужином не ощутила вкуса тефтелей и даже, кажется, съела их вместе с соусом.

Одно радовало – мама не сильно обожглась, да и Верн сумел спуститься к столу. Ада, хотя и осталась на диване, уже сидела, обложенная подушками, и ела с аппетитом. С моей семьей все было в порядке. Пока…

– Аги сегодня ночует у Ады в спальне, – сказал папа. – Завтра вставим новое стекло. Ада пока останется в гостиной под моим присмотром.

Ада расцвела. Папа собирался дежурить у ее постели, и сестренке это польстило.

А я… Трудно сказать, что я чувствовала сейчас… Целый коктейль чувств. Но сильнее всего печаль, ведь сегодня мне придется оставить семью – и, скорее всего, навсегда. Я ничем не выдала своей грусти и смятения, однако, отправляясь в спальню, обняла всех по очереди крепко-крепко.

– Все устроится, Агата, – сказал папа, целуя меня в щеку.

«Да, папочка, у вас все устроится…»

Я не собиралась ложиться спать. Время от времени я подходила к двери и прислушивалась к тому, что происходит в доме. Постепенно звуки стихали – братья, Ирма и мама ушли спать, слуги разбрелись по комнатам. Я представила Аду, которая дремала на диване в гостиной, и папу, что устроился в кресле у камина с книгой в руках.

Когда часы внизу пробили два часа ночи, я начала собираться. Аде недавно подарили костюм для верховой езды. Я не очень любила выездку, поэтому отказалась от костюма, но теперь он мне пригодится. Надеюсь, сестренка не сильно обидится. Хорошо, что за последний год Ада вытянулась и догнала меня – костюм пришелся впору.

Непривычно было чувствовать себя в брюках, но платье не годилось для того дела, что я задумала. Я поддела под замшевую куртку теплую кофточку и прихватила шарфик, чтобы повязать на голову: ночь выдалась холодной. Из вазочки выгребла мелочь – нам выдавали карманные деньги, но немного.

Осторожно, стараясь не шуметь, я открыла окно и выглянула наружу. Морозный ветерок иголками защипал кожу, но я буду двигаться и не замерзну. Хорошо, что сегодня новолуние: темная ночь добавляла шансов выбраться из дома незамеченной.

Разве могла я подумать, что всего через день после возвращения захочу по собственной воле покинуть родной дом?

Окно спальни Ады располагалось невысоко над землей, я зацепилась руками за подоконник и спрыгнула.

Я не собиралась идти к воротам, где меня немедленно заметят и сообщат отцу. К счастью, я давно изучила изгородь вдоль и поперек и знала, где расшатались колья, а где можно перелезть поверху, вскарабкавшись по стволу.

Прежде чем уйти, я прокралась к окошку гостиной и, пытаясь не выдать себя, заглянула в комнату. Ада спала, подложив ладони под щеку, она выглядела такой беззащитной. И папа спал, вытянув длинные ноги: на его груди лежала раскрытая книга.

– Я люблю вас, – прошептала я.

А потом торопливо, не оглядываясь, поспешила в сад. Уже очень скоро я выбралась на дорогу. Я знала: если пойду по ней направо, на восток, то выйду к развилке перед домом колдуна. А если пойду налево, то окажусь у западных ворот, ведущих из города. В том направлении отправлялись военные обозы, туда уходили вооруженные отряды. На западе располагалась граница Тени. Где-то там Даниель…

Вздохнув, набравшись смелости, я поспешно и решительно зашагала к западным воротам.

Глава 16

У меня не было плана, я плохо представляла, куда двигаться, знала только, что крепость, где несет службу Даниель, называется Черный Яр и располагается у южного отрога Сагосских гор. Выбравшись из города, я шагала всю ночь напролет по пустынному тракту. Надежда на то, что я встречу телегу или обоз, который бы двигался в направлении границы Тени, не оправдалась. Под утро я уже с ног валилась от усталости, но здесь, в степи, негде было притулиться, чтобы передохнуть. Разве что лечь прямо на землю!

Я медленно брела, глотая пыль, когда со мной поравнялась телега.

– Эй, малютка, ты куда это направляешься?

Я оглянулась и увидела, что правит лошадью рябой мужичок из простых. За его спиной возвышалась гора мешков. Не оружие и не еда. Возможно, амуниция. И движется он нужном направлении!

– Я должна попасть в Черный Яр, – не стала юлить я.

Возница с любопытством оглядел меня, по лицу скользнула усмешка.

– Очередная девица убежала из дома к жениху, – хмыкнул он. – Возвращайся домой, глупая, пока родители не хватились. Тебе здесь не место.

Я вспыхнула. «Вы ничего не знаете!» – хотелось сказать мне. Но какие бы слова я ни придумала для оправдания, в целом история звучала как десятки подобных историй. Наивная влюбленная дурочка бросилась на поиски жениха.

– Я заплачу… – дрожащим голосом произнесла я, выгребая из кармана монетки. – А если… Если не возьмете, я все равно пойду дальше! Пешком!

Мужичок прищурился.

– Ох, упрямая! Ну залазь! Так и так скоро папка отыщет и задницу напорет!

Уговаривать не пришлось. Перемахнув за бортик, я с наслаждением растянулась на мешках. От мерного раскачивания телеги немедленно навалилась дрема, но возница скучал и был настроен поболтать.

– А сама-то кто? Городская?

– Да, из Фловера.

– А из каких?

У меня было время обдумать ответ как раз на случай таких вопросов.

– Отец держит книжную лавку, – выпалила я.

Это объясняло мою недешевую одежду и чистую речь, но в то же время за дочерью лавочника не вышлют поисковый отряд.

– А кто в Черном Яре у тебя? Жених? Как зовут?

Возница обернулся, я почувствовала на себе его внимательный взгляд.

– Жених, да…

Сына генерала Винтерса вполне могли знать и пределами крепости, а я вовсе не хотела навлечь на голову Даниеля неприятности.

– Ал… Ал Рин. Он служит в сотне командира Винтерса.

Все же имя Даниеля прозвучало, но я надеялась, что это лишь придаст моему рассказу достоверности.

– А, командир Винтерс. Из молодых да ранних. Вроде хвалят его. А про твоего парня, прости, не слышал. Только до самого Черного Яра я тебя не довезу. Мне в главный гарнизон. К вечеру будем на месте. Оттуда до крепости идти километра три-четыре. Может, подвезет кто. – Он хохотнул. – А что вернее – заметят девицу и посадят под замок, а потом назад отправят. Знаешь, сколько вас таких прибегает!

Мужичок еще что-то говорил, но, так и не дождавшись ответа, покосился и замолчал.

Телега скрипела, качалась, убаюкивая меня. Я проспала почти всю дорогу. Очнулась лишь раз, когда колесо налетело на камень и меня подбросило на досках. Выглянув за бортик, я увидела невдалеке заброшенную деревню: заросшие бурьяном дворы, покосившиеся ставни, выбитые окна. Ржавая калитка скрипела под порывами ветра, будто стонала, и я еще долго слышала ее протяжный плач.

Печальное место. Миражи добрались сюда после появления Разлома, заняли тела жителей. Их чудом удалось остановить на подходе к Фловеру, а ведь мой городок первый на пути жутких тварей.

Я снова погрузилась в дрему, а очнулась оттого, что мужичок тряс меня за плечо.

– Вставай, девица, прибыли. Мне разгрузиться бы надо, лошадку покормить. Хочешь, ночуй в конюшне, в телеге. Места хватит.

– Нет-нет, спасибо!

Я спрыгнула на землю, настороженно оглядываясь. Почти за девятнадцать лет Противостояния гарнизон разросся до размеров небольшого городка. Насколько я могла судить по рассказам папы, прежде палатки стояли в открытом поле, еду готовили на кострах. Сейчас же поставили добротные казармы, построили кузни и конюшни.

Мой попутчик был прав, предупреждая, что девицу, рванувшую в армию за женихом, быстро обнаружат и вернут домой. Наверное, именно на это он и рассчитывал, предлагая заночевать в телеге. Возможно, первый сдал бы командиру. Вон, мол, очередная влюбленная дурочка пожаловала, берите под белы рученьки.

– Спасибо, но мне пора, – снова поблагодарила я.

И, обмотав лицо шарфом, я поспешила в ту сторону, где темнел на фоне вечернего неба южный отрог Сагосских гор – Великанье Ребро. Где-то рядом, насколько я могла судить по рассказам Даниеля, находилась крепость.

Я надеялась, что не собьюсь с дороги и успею в Черный Яр до захода солнца. И не знала, что будет потом… Наверное, думала, что, когда увижу Даниеля, все образуется само собой. Да и просто некуда было больше пойти…