Обещанная колдуну

– Ай!

В пятку впилась острая колючка, да так сильно, что я, не удержавшись, села на землю. Могу себе представить, во что превратился подол платья! Притянула ногу и увидела, что тонкая веточка прорвала чулок и воткнулась в кожу. Даже кровь выступила.

Когда мы были маленькими, стоило кому-то из нас пораниться, даже просто поцарапаться, нянечка реагировала так, словно с ее «козленочком» – так она называла всех своих подопечных – произошло нечто ужасное. Рану очищали щелочным мылом, мазали едкой притиркой, забинтовывали, а в рот несчастному вливали горькую микстуру, которая, по словам нянечки, должна была убить всех «махусеньких животинок, которые растут в грязи». Я представления не имела, что это за «махусенькие животинки», видно, какая-то темная магия, но с тех пор боялась любой ранки. От вида крови запросто могла свалиться в обморок.

Вот и сейчас я почувствовала головокружение. Что, если я теперь заболею? Что, если умру? Мне что же, так и идти дальше, истекая кровью?

Но потом я оглянулась на страшный дом, открытый вход которого зиял, как провал старческого беззубого рта, и, закусив губу, поднялась на ноги.

Меня всегда оберегали, точно хрупкую розу. Любой чих – и ты оказываешься в постели на три дня. Весенний дождь – на улицу выходить нельзя, чтобы не простудиться. После обеда надо отдохнуть, чтобы не перетрудить растущий организм. Есть следует умеренно, спать ложиться вовремя. Выйти летом без шляпки, а осенью без накидки было подобно концу света.

И где я теперь? Сижу прямо на земле, замерзшая, пораненная, мокрая насквозь.

«Как же так, мамочка? – Во мне внезапно всколыхнулась злость, а ведь я думала, что совсем не умею злиться. – Посмотри на меня. Твоя девочка испачкалась. Твоя девочка поранилась. И кажется, уже основательно простыла. Разве такое может случиться с благовоспитанными девочками? Что же ты не придешь, чтобы пожурить меня?»

Хлюпая носом – про простуду я не придумала, – я тихонько побрела между деревьями. Я старалась не наступать на больную ногу, шла и хромала. Одно радовало – между стволами появился просвет, и я уже могла разглядеть тракт, по которому сейчас в сторону города тащилась телега, груженная мешками.

– Подождите! – крикнула я.

Сразу стало понятно, что возница слишком далеко и не услышит меня. Ничего, на дороге всегда оживленное движение, главное – добрести!

Однако странное дело, хотя полоска леса, или сада, как величал свое заброшенное угодье колдун, казалась совсем неширокой, я все шла и шла, но ни на шаг не приближалась к цели. Ногу саднило все сильнее, я подняла с земли ветку и поковыляла вперед, опираясь на нее, как на костыль.

Мне чудилось, что я иду уже не меньше часа, но тракт не приблизился и на десяток метров.

Давно бы следовало признать очевидный факт – лес перед домом колдуна заколдован. Как зачарован и сам дом. Но стоило мне приостановиться, как перед внутренним взором снова всплывала усмешка на лице колдуна и его едкое: «Ну попробуй». Тогда я сжимала губы и продолжала идти.

Наверное, я бы шла до полного изнеможения, пока бы не упала и не умерла от жажды или истощения сил. Я уже понимала, что не выйду, но просто не могла сдаться.

Конец моей бессмысленной битве положил сам Тёрн. Я не видела, как он подошел, только почувствовала, что на плечо легла тяжелая рука.

– Ну все, хватит, – сказал он.

В его голосе не было злости, но мне послышалась толика удивления.

– Ты очень упряма, Агата.

Правда? Я упряма? В моей семье упрямство не поощрялось. Наоборот, все считали меня покладистой девушкой. Но вместо того чтобы потупиться и покраснеть, я обернулась и злобно уставилась в лицо колдуна. Я замерзла, жутко устала, нога болела неимоверно. Сейчас мне было немного не до благовоспитанности.

– Я не упрямая! – крикнула я.

– Да, я вижу, – спокойно ответил Тёрн, оглядывая меня с ног до головы.

В приличном обществе, где я воспитывалась, такие взгляды посчитали бы непристойными, но Тёрна, видно, не слишком заботили вопросы чести. Ужасный человек, без малейшего понятия о благородных манерах!

– Ты мерзок! – процедила я.

– О да, – согласился колдун. – Ты не первая, кто заметил.

И после этих слов он подхватил меня на руки и зашагал в сторону дома. Тёрн нес меня легко, будто вовсе не ощущал моего веса. Наверное, снова какая-то магия.

Я пыталась не дышать и не смотрела в сторону.

Не хотела видеть его лицо, не желала чувствовать запах. Его близость была мне отвратительна.

– Когда-нибудь ты ослабишь внимание, и я сбегу, – прошептала я.

– Рад, что предупредила, – ровным голосом сказал Тёрн. – Буду начеку.

Я вспыхнула, гневно посмотрела на своего тюремщика и заметила тень ухмылки в уголках губ. Он насмехался надо мной.

– Когда-нибудь ты поймешь, что я не растрачиваю слова попусту. Каждое слово наделено огромной властью, особенно в устах того, кто обладает магией, – сказал колдун, и теперь он говорил серьезно. – Если я сказал, что убежать тебе не удастся, значит, так оно и есть.

– Мне это совершенно не интересно! – отрезала я.

– Тебе в любом случае придется меня слушать. Теперь ты моя воспитанница.

– Что?! – сдавленно пискнула я. – Кто?

– Ученица, если тебе угодно.

– Но я не хочу! У меня нет ни капли магии! Я ничего этого не умею и не люблю!

– Твою магию я разбужу. Вот только, боюсь, методы тебе не понравятся.

Тёрн перенес меня через порог, поставил на пол, придержал за локоть, потому что я пошатнулась. Ноги подкашивались от таких новостей.

– Теперь это твой дом, Агата.

Глава 5

– Идем за мной.

Тёрн пошел впереди, будто не сомневался, что я последую за ним. А я настолько устала физически и морально, что сил сопротивляться не осталось.

«Ладно, – решила я. – Завтра попробую снова».

Колдун привел меня в небольшой каминный зал, такой же старый, пыльный и захламленный, как и все в этом доме. К очагу было придвинуто продавленное кресло, черная кожа потрескалась и вытерлась. На пол налетела зола, тонкий слой пыли покрывал все предметы в комнате. Здесь очень давно не убирались. Вдоль стен тянулись полки, на которых стояли книги. Вернее, книги были свалены кое-как, будто их вынимали в поисках нужной, а потом запихивали куда ни попадя. Прежде великолепные витражные окна, поверху украшенные мозаикой, почернели от грязи и с трудом пропускали свет.

Правда, в камине трещало пламя, а я так замерзла, что живое тепло перевесило все недостатки неприветливой комнаты.

– Сядь и сними чулок, – колдун указал на единственное кресло.

Было ясно, что кресло у очага принадлежит самому хозяину, и я обрадовалась, что Тёрн на время уступил мне его, а не отправил на диван, что стоял поодаль. Я безропотно сняла чулок и хотела было повесить его на решетку у камина, но колдун подошел, отобрал у меня жалкую тряпочку и бросил в огонь.

– Второй отправишь туда же.

– Но… у меня больше ничего нет…

– Завтра мы купим тебе другую одежду.

– У меня дома полно платьев и накидок, всего, что необходимо.

«Только дай мне вернуться, пусть даже на одну минуту. Посмотреть в глаза маме и папе. Услышать от них несколько слов…»

– Нет, нельзя. У тебя будет другая одежда. А пока…

Он прищурился, будто вспомнил о чем-то. Ни слова не говоря, вышел вон, я только проводила его недоуменным взглядом. Но очень скоро колдун вернулся и бросил мне на колени рубашку из небеленого льна.

– Пока наденешь это.

Я смотрела на рубашку, и во мне боролись два чувства. С одной стороны, хотелось переодеться в чистое, а с другой…

– В город я тоже в этом пойду? – прошептала я.

Воображение тут же нарисовало ужасную картину. Фловер – маленький городок, здесь все друг друга знают, и, конечно, старшую дочь генерала Даулета узнают моментально. Если кто-то еще не в курсе того, что я теперь ученица колдуна, то после нашего визита в лавку слухи об этом разнесутся по городку быстрее молнии. Я представила, как я, девушка из благородной семьи, бреду следом за мрачным колдуном. Босая, простоволосая, одетая в это кошмарное рубище.

Еще неделю назад на балу в честь своего дня рождения я блистала, вызывая зависть и восхищение, а теперь… Нет, я не выдержу! Это слишком!

– Да, – ответил колдун. – Чем быстрее ты привыкнешь к новой жизни, тем лучше.

– Я не смогу… Я не хочу… Отпусти меня, прошу тебя! – Отчаяние и ужас затопили душу. – Я просто умру, если ты меня заставишь! Как ты не понимаешь, мне ни за что не выжить в таких условиях! Я… Я…

Тёрн только покачал головой. Я не поняла, что значил этот жест. Мол, «ничего, привыкнешь»? Или, возможно, «прекращай, мне надоело твое нытье»?

– Покажи мне ногу, – сухо приказал он, и я снова не посмела ослушаться.

Впервые в жизни чужие мужские руки трогали меня за лодыжку. Пальцы Тёрна были твердыми и сильными. Мою ногу он ощупывал, как это делал бы врач – осторожно и бесстрастно, лишь с целью обнаружить повреждения.

– Ничего, – сказал он.

Ступню охватило приятное тепло, побежало вверх по икре. Я моментально согрелась и почувствовала сонливость. Тёрн же взял в ладони и вторую мою ступню, согревая.

– Нет… Отпусти… Ты не смеешь!

Я попыталась сбросить дрему, но Тёрн, сидящий на корточках у кресла, поднял на меня свои темные глаза, в которых я не заметила никакой иной эмоции, кроме желания хозяина побеспокоиться о редкой и ценной вещичке.

– Чем быстрее мы начнем обучение, тем лучше. Болезнь снова выбьет нас из графика недели на две. Я и так ждал слишком долго, – подтвердил он мои догадки.

Тепло, что разлилось по телу, треск дров в камине, приятная полутьма – все погружало в сон. Я устала бороться и откинулась на спинку кресла. Вот высплюсь, тогда и придумаю план, как ускользнуть от проклятого колдуна.

– Завтра мы решим, какая комната станет твоей, а сегодня спи здесь, – словно издалека услышала я голос Тёрна.

– Сколько в доме этажей?

Любопытство взяло верх, и я встрепенулась, вспомнив о том, как спускалась по лестнице, а ступени все не заканчивались.

– Иногда пять, – ответил колдун.

– Иногда? – Ничего страннее я в жизни не слышала. – А комнат?

– Однажды я пытался их пересчитать, сбился на сорок шестой.

Я разлепила тяжелые веки и подозрительно прищурилась. Колдун снова насмехается надо мной? Но его лицо оставалось серьезным. Он не видел, что я на него смотрю, и мне показалось, что Тёрн выглядит еще более уставшим, чем прежде. Его и без того бледное лицо осунулось. Видно, сегодняшний день ему тоже дался непросто.

Но легкой жизни я ему не предоставлю. Тёрну придется быть начеку каждый час, каждую минуту. Я не собираюсь становиться колдуньей, магичкой или кем бы то ни было против своей воли. Это просто нечестно! Разве кто-то спросил меня о моем выборе? Родители расплатились мною за услугу, но я отказываюсь быть вещью!

Как ты там, мама? А ты, папа? Думаете ли обо мне? Я представила всю свою семью в гостиной. Представила, что малышка Ирма сидит у мамы на коленях, обнимает и вытирает ее слезы. Ада держит маму за руку. Верн и Корн пытаются сохранять спокойствие, однако для них это тоже сильный удар. А папа, наверное, не может сидеть от волнения. Все время вскакивает и ходит по комнате туда-сюда. Для них я будто бы умерла сегодня… Посмотрят ли они в мою сторону, встретив случайно на улице, или пройдут мимо? Сохранят ли мои вещи, все мои детские безделушки, рисунки и поделки, или поспешат избавиться от них, чтобы уберечь себя от лишней боли?

По моей щеке скользнула слезинка, я сердито вытерла ее. У меня в груди скопилось целое озеро слез, но стоит начать плакать, и я уже никогда не успокоюсь.

– Разреши себе выплакаться, – сказал Тёрн.

Колдун! Я совсем забыла о нем, а он по-прежнему находился рядом и смотрел на меня.

– Оставь… меня… одну… – прошептала я, изо всех сил сдерживая рыдания.

Он кивнул и вышел. Хоть какое-то облегчение. Невыносимо было видеть это чудовище так близко от себя.

«Даниель, – мысленно произнесла я любимое имя. – Даниель, Даниель, Даниель…»

Я повторяла это снова и снова, пока не стало чуть легче.

Наши семьи дружат много лет, я знаю Даниеля с детства, и я всегда думала, что стану его женой.

Когда мы были детьми, то проказничали и резвились вместе. «Два сорванца!» – качал головой папа. Даже сейчас я улыбнулась, вспомнив наши детские проделки. Однажды мы подстригли мою толстую добродушную кошку Корзинку, оставив ей подобие гривы. В другой раз залезли на чердак и спрятались меж сундуков и старой мебели, так что слуги и родные сбились с ног, разыскивая нас. Даниель еще любил подшучивать над служанками: вызывал их колокольчиком, а потом делал вид, что им показалось. Я не одобряла такие шалости, мне было жаль старательных девушек, но и на Даниеля не сердилась. Что взять с мальчишки? К тому же такого чудесного мальчишки.

Когда он был маленьким, волосы у него были светлыми, точно лен, и такими же мягкими. Я баловалась, заплетая косички на его отросших локонах, – юному Даниелю разрешали отращивать волосы до плеч.

– Какой ты мягонький, – говорила я, балуясь с Даниелем, точно с куклой.

Он, в свою очередь, довольно бесцеремонно накручивал на палец прядь моих темных непослушных волос и говорил:

– А твои точно колючая щетинка.

Я обижалась, а он хохотал и терся своим носом о мой. И тогда я его прощала…

В какой-то момент – до сих пор не понимаю, когда же это произошло, – мы из парочки сорванцов превратились в парня и девушку. У меня появились пышные юбки и высокие прически. У него – форма, военная выправка и короткая стрижка. Нам больше нельзя было видеться, как прежде, наедине. Но на любом приеме и балу мы тут же оказывались вместе и, стараясь удалиться от чужих любопытных глаз, забивались в какой-нибудь уголок, чтобы побыть вдвоем.

От наших непринужденных детских бесед осталась лишь тень. Он больше не смешил меня и не пытался вывести из душевного равновесия глупыми шутками, но все так же тайком накручивал мой локон на палец и шептал: «Колючая Агатка».

Все думали, что наша свадьба – дело решенное. Хотя, как я теперь понимаю, родители просто позволили своей наивной дочери на время поверить, что в ее судьбе все будет как положено – любовь и счастливая, спокойная семейная жизнь.

Мы с ним даже ни разу не поцеловались!

«Даниель, спаси меня, приди за мной…»

Я думала о его мягких локонах, о его зеленовато-карих глазах, пока не провалилась в тревожный сон без сновидений.

Глава 6

Что-то меня разбудило – шорох или движение, но, открыв глаза, я поняла, что по-прежнему в комнате одна. Видно, почудилось. За окном стояла непроницаемая тьма – я очнулась посреди ночи. И если из окон своей девичьей спальни я могла любоваться огоньками города, то здесь, в доме, стоящем на отшибе, ничто не нарушало черноты, разлившейся за стеклами. Гостиная освещалась лишь слабым пламенем в камине, огонь почти прогорел, и алые всполохи под слоем золы ворочались и вздыхали, как живые.

«Колдун, наверное, спит, – подумала я. – Что, если попробовать уйти сейчас?»

Но на смену рискованной идее пришла разумная мысль, что зачарованное место все равно не выпустит меня. А представив, как я бреду во тьме, в грязи, теперь уже даже без чулок, я окончательно оставила эту идею.

Огромный дом покряхтывал и скрипел, он казался живым, хотя я понимала, что это всего лишь мое воображение.

«Сорок шесть комнат, – мысленно хмыкнула я. – Пять этажей. Иногда!»

В детстве я отличалась непоседливостью и тягой к приключениям, потом, правда, воспитание сгладило мою природную бесшабашность. Но сейчас, после всех потрясений, я чувствовала в себе странную жажду исследователя, такую же, как в пять лет, когда меня отыскивали то на чердаке, то в подвале, то в саду. «Этот ребенок заставит меня поседеть раньше времени! – хваталась за голову мама. – Я так боюсь, что она либо утонет, либо свалится с крыши!» «Ничего с ней не случится, – отвечал папа. – Ты ведь знаешь. За Верна бы я еще переживал, но не за Агату».

Теперь мне чудился двойной смысл в словах папы. Я попыталась припомнить какой-нибудь случай, когда моей жизни угрожала опасность. Однако, наверное, у всякого ребенка наберется коллекция историй, когда он мог пострадать, но каким-то невероятным образом избежал печальной участи.

Я вспомнила, как мы с нянечкой, Верном и крошечной Адой, которая сидела в коляске, отправились в лавку за покупками. Откуда ни возьмись прямо на нас выскочила лошадь, запряженная в повозку. Что-то сильно напугало несчастную животину, и сколько бы возница ни хлестал ее хворостиной по бокам, сколько бы ни натягивал поводья, лошадь мчалась вперед, выпучив глаза и не видя ничего вокруг себя.

– Посторонись! – орал возница. – В сторону!

Нянечка замешкалась и встала столбом, ухватив одной рукой Верна, другой меня, сжала так крепко, что не вырваться. Лошадь должна была нас растоптать. Но вдруг, не добежав нескольких шагов, она будто наткнулась на невидимую стену. Захрипела, вздернув голову, а потом упала замертво.

Означало ли это, что на мне в тот момент была магическая защита? Или трагедии не произошло по счастливой случайности?

Я снова и снова перебирала воспоминания, и многие привычные вещи теперь представали в новом свете. Я всегда нескромно считала себя любимой дочерью. Мне прощались любые шалости и капризы, в то время как братьев и сестер за то же самое строго наказывали.

– Ты Агатку любишь больше! – как-то крикнула Ада.

У нас с ней вышел спор из-за платья. Мы обе хотели надеть на прием у Винтерсов один и тот же наряд цвета морской волны, обеим он был впору. Но мама отдала платье мне. Я показала Аде язык, она расплакалась от несправедливости.

– Это нечестно! – кричала она. – Ты всегда ей уступаешь!

И это было правдой. Мама попыталась утешить Аду, но, когда сестра посмотрела на меня из-за маминого плеча, я скорчила ей рожицу. Втайне я гордилась тем, что я любимица.

Любимица… В грязной одежде, с голыми ногами, которые я безуспешно пыталась согреть у остывающего камина.

«Колдун предложил осмотреться в доме», – подумала я.

Спать больше не хотелось, и я решила немного прогуляться. На каминной полке обнаружилось несколько свечей, фитилек одной я зажгла от пламени камина, остальные опустила в карман и отправилась исследовать дом, решив начать с первого этажа.

Когда я выглянула в темный коридор, на мгновение меня охватил ужас: тени плясали на стенах, удлиняясь и корчась в неровном свете огонька свечи. Но если я хочу когда-нибудь вернуть себе свою отобранную жизнь, то должна стать смелой. Может быть, я найду в доме что-то, что подарит мне преимущество в борьбе с мерзким колдуном.

Я попробовала повернуть ручку ближайшей двери, но та не поддалась. «Пока не все двери откроются тебе», – вспомнила я странные слова Тёрна.

Однако чем больше я пыталась, тем очевиднее становилось: пока ни одна дверь не желает проявить гостеприимство и впустить меня. Все оказались заперты. Что же за ними скрывается? Зачем колдуну столько комнат?

Я миновала семь или восемь комнат, когда послышались тихие шаги. Я прильнула ухом к двери: действительно, по ту сторону кто-то был.

– Тёрн? – тихо позвала я.

Конечно, это мог быть только он.

Дверь едва ощутимо толкнулась, а потом незнакомый девичий голос, всхлипывая, произнес:

– Помоги мне. Выпусти меня.

У меня все волоски на теле встали дыбом от неожиданности и страха. Еще одна пленница? Сколько же нас здесь?

– Кто ты? – прошептала я, одновременно пытаясь повернуть ручку двери.

Проклятая ручка не поддавалась. Девушка в ответ только сопела, всхлипывала и жалобно просила ей помочь.

– Не получается! Эй, а через окно ты пробовала выбраться? – спросила и сама поморщилась от бессмысленности вопроса: я-то не смогла уйти даже сквозь открытую дверь. – Я не могу открыть… Я обязательно придумаю, как тебе помочь!

Мне не хотелось оставлять бедняжку одну, такую испуганную и беспомощную, но пока я не могла помочь даже самой себе.

– Кровь…

– Что?

– Твоя кровь откроет дверь… Одна капля… Одна капелька…

Моя кровь? Странно услышать такое. Но если я действительно как-то связана с колдуном… Попробовать можно!

Я зарылась пальцами в волосы. За этот долгий невероятный день они превратились в осиное гнездо, но еще утром горничная сделала мне аккуратную прическу, заколов локоны шпильками. Я отыскала одну из них среди спутанных прядей. Застыла, нацелив острый кончик на палец, – я боялась ранок.

– Выпусти, выпусти меня… Выпусти, выпусти меня…

Печальный тоненький голос вывел меня из оцепенения. Зажмурившись, я уколола палец и выдавила капельку крови. Мазнула ручку, а потом снова попыталась повернуть.

На этот раз дверь поддалась.

За порогом в темноте я увидела хрупкий силуэт в длинном платье. Повыше подняла свечу, чтобы разглядеть пленницу. И закричала.

Глава 7

Я впервые увидела мираж так близко. В том, что это был именно мираж, не осталось никаких сомнений, как только я разглядела глаза девушки – белые, точно мраморные шарики.

Миражи… Они появились в нашем мире не так давно, чуть раньше, чем родилась я. В первый год после возникновения Разлома приходилось труднее всего. Очень многие погибли, опустели целые деревни, находящиеся неподалеку от границы Тени.

Когда я была маленькая и слушала взрослые разговоры о противостоянии миражам, я часто приставала с вопросами.

– А где эта граница Тени? – уточняла я со всей детской непосредственностью. – Разве у Тени есть граница?

На самом деле, конечно, название возникло случайно, в самом начале Противостояния. Разлом возник у самого подножья Сагосских гор, на западе Глора. Стоило солнцу, клонясь к закату, опуститься за вершины скал, как у подножья ложилась густая тень. Именно в этот вечерний час из Сумрака приходили они.

Миражи отлично себя чувствовали в темноте, и чем гуще был Сумрак, тем активнее и злее они становились. Это были жуткие создания, отдаленно напоминающие людей. Долговязые фигуры, ноги-ходули, длинные руки с тремя пальцами. Лиц нет, только белый овал головы. В темноте они были сильны и быстры, но зато их можно было убить обычным оружием.

Попав на свет, миражи погибали не сразу. И, что хуже всего, превращались в полупрозрачные силуэты. Их было трудно разглядеть и невозможно нанести рану любым оружием, кроме магического. Застигнутые рассветом, миражи стремились укрыться от лучей солнца, от которых они таяли и исчезали.

А прятались они в тела людей.

Про эту губительную особенность стало известно далеко не сразу. Лишь через какое-то время, когда «безумие» охватило ближайшие к границе деревеньки. Жители вдруг оставляли свои хозяйства и целыми толпами отправлялись в сторону больших городов. С ними пытались разговаривать, но люди упрямо и безмолвно шли вперед.

Постепенно стали замечать, что внешность их меняется. Кожа и волосы бледнеют, из глаз исчезают зрачки и радужка. Тело изнашивалось, а после сбрасывалось, как старая кожа. Если дело происходило днем, то мираж стремился поскорее найти себе новую оболочку. Если ночью, то, выбравшись наружу, просто разрывал на части всех, кто находился поблизости.

Это основательно подорвало моральный дух воинов. Одно дело сражаться с кем-то реальным, с кем-то, кто боится честного оружия, истекает кровью и умирает, а совсем другое – бороться с какой-то неведомой дрянью, которая может завладеть твоим телом.

В первый год наше маленькое королевство понесло тяжелые потери, но все же выстояло. Хорошо, что в Глоре Разлом возник только в одном месте. Говорят, что в Барке их два, а в Блироне три.

Сейчас мы уже научились воевать. На границе Тени несет дозор регулярная армия, а каждый мужчина королевства должен отслужить один год. Миражи теперь почти не выбираются дальше Мертвой Зоны – так стали называть территории, которые пострадали сильнее всего. Там по-прежнему стоят заброшенные деревни с разрушающимися домами. Грустное зрелище…

А еще катастрофически не хватает магов для изготовления магического оружия и амулетов. Магов… В Глоре их пренебрежительно называли колдунами. И хотя все понимали, что без их помощи королевству не выстоять, колдунов презирали и не любили.

Однажды на приеме я ненароком подслушала беседу моего отца с генералом Винтерсом, отцом Даниеля. Отец выпил лишнего и разговаривал громче, чем обычно.

– Иногда я думаю, что было бы куда сподручнее, если бы в Глоре снова открылась своя магическая академия, как в том же Блироне! Три Разлома! Три! А они все это время удачно сдерживают миражей благодаря своим магам! Нам приходится обходиться самоучками. Да и те практически вне закона… Неправильно это.

– Ты ведь знаешь, откуда эта нелюбовь. Колдуны сами виноваты, незачем было лезть в политику. С тех пор как дед нашего правителя стал жертвой заговора, все пошло наперекосяк. Боюсь, если бы не острая необходимость, колдунов просто отправили бы на костер.