Не нужно нам других миров

Фабиан подолгу засиживался в библиотеке. И не в одной. Он искал ответа на свой вопрос: почему рука стала «существовать» самостоятельно? И не находил. Пока… Поиски среди испанских монахов-переписчиков ни к чему не привели. Связь с эпохой написания Дьявольской Библии была утеряна. Фабиан «перенёсся» в более позднюю эпоху. Его интересовали рукописные работы. В первую очередь он хотел разобраться с недавней историей и стал изучать письма 18—19-го веков.

Письма в домарочный период, с целью экономии бумаги, писались вдоль и поперек. Это были так называемые письма крест-накрест. Он старался внимательно их просматривать. Крутил во все стороны. От нервного напряжения у Фабиана дрожали руки, его руки. Когда Фабиан понял, что просидел столько часов без особой пользы, он решил всё-таки перейти на более старые и серьёзные документы прошлого: на пергаментные манускрипты. И опять не находил того, что могло пролить свет на историю его руки-компаньонки. Тогда ему ничего другого не оставалось, как приступить к изучению наличествующих в библиотеке палимпсестов. Так назывались переработанные пергаменты. Под новым слоем рукописного текста еще можно было прочесть первоначальный текст, как бы тщательно он не был соскоблен и смыт. Фабиан с большим трудом вчитывался в полустёртые строки. Текст был написан на испанском языке. Причём Фабиану не удалось чётко определить, к какому историческому периоду принадлежит написанное. Зато он смог прочесть на одной из страниц о руке «владыке». Именно она определяла, что наносить на пергамент, а не её владелец.

Рука-Владыка царствует над миром,Подвластны ей король и нищий раб,Известны ей искусств прекрасных лиры,И сильным может с нею стать, кто слаб…*

*Стихотворение Фриды Шутман

После прочтения этих строк, Фабиану показалось, он что-то припомнил, и он снова обратился к старым письмам. Он просидел в библиотеке весь день. Всё это время он не пил и не ел. Казалось, что он весь превратился лишь в глаза, которые, в свою очередь, стали окулярами микроскопа. Ничто ему не мешало заниматься поисками в тот день, даже его рука-компаньонка неподвижно грелась на груди.

Фабиан вспомнил, что в каком-то из писем видел упоминание о владыке.

– Надо снова поискать среди писем конца восемнадцатого, начала девятнадцатого века, возможно, я что-то упустил…

И снова письма крест-накрест, и снова лёгкое дрожание рук. Он просмотрел одну пачку писем, датируемых восемнадцатым веком. Ничего не нашёл. Потом взялся за письма начала девятнадцатого века. Опять ничего.

– Где-то я видел слово «владыка», но в каком письме?

Фабиан впервые за несколько часов оторвался от текстов и поднял голову. В читальном зале царил полумрак. Людей уже не было. Лишь в одном углу библиотекарша возилась со старинными фолиантами, недовольно поглядывая в сторону молодого писателя.

– Скоро пора уходить. И библиотекарь уже злится. Очень болит голова. Наверно, сегодня больше ничего не отыскать.

Но, опустив глаза на очередное письмо, Фабиан увидел заветные строчки: «Рука-Владыка царствует над миром…». Они были написаны довольно чётко, причём красными чернилами поперёк основного чёрного текста письма.

– Я нашёл! Я нашёл!

От торжествующего крика Фабиана рука на груди зашевелилась, а библиотекарша демонстративно откашлялась. Фабиан переписал себе все интересующие его данные об отправителе письма. Потом он несколько раз перечитал письмо вдоль и поперёк. Лишь после этого выписал нужные строки из палимпсеста.

Возвращая письма и манускрипты библиотекарю, он извинился за то, что заставил долго ждать. Уставший и голодный, но очень довольный, Фабиан побрёл домой, в свою мансарду. В голове у него набатом звучали два слова: «Рука-Владыка».

Фабиан продолжал поиски. Конечно, он не был настолько наивен, чтобы не понимать, что поиск не может ограничиваться считанными библиотеками и документами. Но у него уже была зацепка. Пусть даже как начинающий писатель, Фабиан пытался разобраться не только в происходящих событиях, но и хотел понять, что же им предшествовало. Он ничего не отрицал, он был готов ко всему. Если рукой управляет колдун, то кто он, и где он. А, главное, может ли он расколдовать её и забрать назад. Если рука проклята, то как снять с неё проклятие и вернуть истинному владельцу. Если рука – творение неизвестного гения, пусть он даст команду, и она вернётся к нему. Если рука – порождение внеземной цивилизации, пусть она, эта цивилизация, «отключит» её и заберёт в космические дебри. Если… Фабиан обладал достаточной силой воображения, позволяющей ему продолжать список причин до бесконечности. Но он хотел найти лишь одну причину – единственно верную.

Порой ему даже было жалко руку-компаньонку-удавку. Ему казалось, что она вот-вот врастёт ему в грудь или шею и станет ещё одним органом, только паразитическим. Он не хотел признать, что она достойно компенсирует его серое вещество, которого либо недостаточно, либо оно ещё «не работает» с максимальной отдачей. Правда, кроме писательского дара, рука служила Фабиану своего рода вшитой капсулой законченного алкоголика. Он настолько её боялся, что перестал применять наркотики. Ему казалось, что во время его отключений и галлюцинаторных «концертов» рука сможет сделать с ним всё что угодно.

– А что, если рука перестанет во мне нуждаться?

Фабиан замечал, что в холодные дни рука с удовольствием греется на старой облупившейся батарее в мансарде. Легко соскакивая с шеи, она в два прыжка достигала батареи. Потом она начинала крутиться и моститься, как домашняя кошечка. Найдя удобное положение, рука, крепко обхватывая жаркие коленные изгибы железной ветеранки, застывала. «Хоть бы она изжарилась вместе со всеми своими тайнами и причудами», – думал Фабиан, поглядывая на руку и растирая свою горемычную шею.

Фабиан панически боялся, как бы кто-нибудь не увидел руку. Если ему не удавалось избавиться от непрошеного гостя, он прибегал к хитрости. Найдя в какой-то старой коробке вязаные перчатки, он с нарочитой небрежностью бросал их на батарею. Этот трюк помогал ему избежать лишних вопросов, ведь издали рука напоминала светлую перчатку. Проблемы возникали, когда рука задумывала пошутить. Она могла соскочить с батареи и начать подбираться к сидящему гостю. Фабиан в таких случаях сильно нервничал и пытался отвлечь внимание гостя от пола. Если гость всё-таки что-то замечал, хозяин мансарды уверял, что это ему привиделось, пятился задом к батарее и незаметно сбрасывал перчатку.

– Что это на полу сейчас промелькнуло? Крыса, что ли?

– Да нет, это моя перчатка слетела с батареи. Вон она на полу валяется. Наверно, я её случайно сбросил.

Как правило, гость соглашался с версией хозяина. Незаметно вздыхая, Фабиан пытался следить за рукой. Во время таких визитов она себя вела, как игривый котёнок.

Фабиан мысленно недоумевал:

– Ничего не понимаю, чья же это рука. То она игрива, то – коварна. То она пишет, Бог или чёрт знает, откуда черпая вдохновение и информацию. Господи! Помоги разобраться! Помоги!

Фабиан почему-то был уверен, что «его» рука не принадлежала знаменитому писателю Мигелю Динасу, отрубившему себе руку, как об этом твердила жёлтая пресса.

– Конечно, эта рука явно связана с человеком пишущим. Но что-то здесь не так. Бросить своего хозяина? Возможно, даже убить его? Зачем? Где логика? Ах, да, у руки нет мозгов, какая же логика без мозгов? А так писать, чтобы заинтересовать нынешнего ленивого читателя? Это называется, нет мозгов?

Фабиан не прекращал поисков. Иногда он просто садился и наблюдал, как рука строчит на белом листе бумаги. Лист за листом ложились, как падающая осенняя листва.

– Хорошо, у руки нет головы. Но что же ею движет, к ней должен поступать от кого-то или чего-то импульс. Мы же не в средневековье живём. Всё-таки почти в конце двадцатого века. Вот, поговаривают, что скоро в каждом доме будет вычислительная машина. Тогда можно будет многое вычислить. Бытовой компьютер. Любопытно. А сколько этот прибор будет стоить? А поможет ли он писать книги? Ха-Ха-Ха… А заменит ли он библиотеки?

Парень устраивался удобнее на своей кровати и начинал мечтать. Что ж, это занятие было намного интереснее дозы наркотика. Фабиан решил приглядеться к руке внимательнее.

– Что же получается: я ищу информацию о руке, а её толком ещё и не рассмотрел. Надо разобраться, что там у неё на ладони. Как бы ненавязчиво развернуть руку и посмотреть, что в ней интересного.

Фабиан стал теперь уделять внимание и оккультным наукам. Хиромантия! Он начал изучать книги по хиромантии. Как же это оказалось интересно и загадочно; находить связь между линиями и холмиками ладони с судьбой человека. Оказывается, по определённому рисунку линий можно рассказать о человеке практически всё! Фабиана заинтересовали же данные о связи рисунка ладони с писательской и философской деятельностью. Он старательно пытался найти в «своей» третьей руке писательскую «вилку». Но то ли её не было, то ли рука непрерывно шевелилась, когда парень хотел её перевернуть «на спину» как маленькую черепашку.

При всей своей ненависти и отвращении к руке, Фабиан продолжал пользоваться плодами её труда. Он часто задумывался о своей судьбе. В своих мыслях он представлял себя чужим, посторонним человеком. И всячески осуждал. Но, с другой стороны, он начинал яростно защищать себя:

– Почему люди стараются разделить всё и всех на белое и чёрное? Это только в сказках есть плохие и хорошие, умные и глупые, добрые и злые… А в действительности личности отражают лишь оттенки серого цвета. Я не хуже и не лучше других. Судьба преподнесла мне зловещий «подарок». Как же не воспользоваться им? И не надо думать, что если о ком-то отзываются в сером цвете, то это всегда означает серость, безликость, неопределённость. Серый в действительности – ещё тот попугай… Конечно! В нём совмещаются красный, зелёный и синий цвета…

Фабиану вдруг припомнилась страница «его» книги. Разговор вели два друга, два просвещённых мужа, Иоганн и Себастьян:

И: Вечность… Какое ёмкое и страшное слово… Загадочное слово… Что мы, люди, подразумеваем под ним? Вечность… Хочу ли я заглянуть в неё? И могу ли я… Осмелюсь ли я? Вечность… Почему мы всегда усложняем свою короткую жизнь, растрачивая её на пустяки…

С: А, может, это совсем не пустяки? Может, вся наша жизнь и есть часть того, что ты называешь вечностью. Иоганн, ты уверен, что хочешь соприкоснуться с вечностью?

И: Я хочу «увидеть» вечность! И, как ты говоришь, соприкоснуться. Кто мне это запретит? Бог? Чёрт? Почему я не могу этого сделать ещё при жизни? Или надо сначала умереть, чтобы заглянуть в вечность?

С: Глупости. Если хочешь заглянуть в вечность, загляни в себя.

И: Что же я такое, букашка, пылинка во Вселенной. Да я ведь ничто по сравнению с бесконечным космосом.

С: Неправда! Мы все одинаково важны, вне зависимости от размера, формы, веса.

И: А наше сознание? Оно, по-твоему, ничего не значит? Да если бы не оно, как мы могли бы себя осознавать? И не только себя, а всё, что нас окружает? А!? У тебя есть ответ? Нет… Вот, Себастьян, к чему приводит твой бездушный материализм.

С: При чём тут сознание, разве ты не понимаешь, что каждая клетка твоего тела состоит из того же вещества*, из которого состояла Вселенная во время Большого взрыва? Каждая молекула и атом состоят из тех же частиц, что и миллиарды лет назад. Эти частицы постоянно циркулируют по нашей планете, а пришли они все из космоса.

* бесконечной плотности и температуры.

И: Себастьян! Я очень ценю твою эрудицию, но, согласись, без сознания человек не смог и не захотел бы изучать окружающий его мир. А, может, и нет никакого окружающего мира, а есть только внутренний мир, и он бесконечен и вечен.

С: Так я же про то и говорю. Вселенная – это мы сами. Мы – её неотъемлемая часть. Иоганн! Внешний мир и внутренний не может быть пустым, он состоит из вещества, а оно вечно. Ты помнишь со школьных лет тему о круговороте веществ в природе? Через нас с воздухом, пищей, водой, радиацией проходит вся Вселенная, причём не раз… Поэтому ищи ответы на вопросы внутри себя. И сознание тоже продукт вещества, его нет на голом месте.

И: Так можно договориться до того, что всё то, что мы ощущаем или не ощущаем, существует в нас. Если мы – это бескрайняя Вселенная, то мы и есть Бог, а Бог есть мы. И что ещё удивительнее, что не только мы есть Бог, а и любая травинка и букашка тоже и Бог, и Вселенная вне времени и пространства.

Фабиан очень волновался. Он не понимал, что с ним происходит.

– Где я? Что за шутки? Как жарко…

Он находился в пустыне. Раскалённый желтый песок расходился во все стороны волнами, напоминающими верхнее нёбо во рту. Появилось странное видение. Слон на очень длинных и тонких розовых ногах, как у фламинго, приближался к Фабиану. Как ни старался Фабиан ничему не удивляться, всё же он отметил про себя, что слон не отбрасывает на песок тени.

– Где-то я уже видел таких слонов? А, да, конечно же, это слон из фантазий Дали. И что теперь? Этот слон и эта пустыня – плоды моего воображения? А я – святой Антоний из картины Дали? Крест… Где мой крест… У меня ничего нет. Мне нечем защитить себя от искушений и наваждений. Слон уже близко. Это сон, только сон. Но как всё вокруг реалистично…

Только когда слон приблизился к парню почти вплотную, Фабиан заметил, что это не слон, а огромная рука. Смотреть вверх незащищёнными глазами, когда солнце было почти в зените, стало мучительно больно. Но Фабиан продолжал рассматривать руку.

– Интересно, что она со мной вытворит на этот раз? Нет, я ей так просто не дамся. Сейчас как схвачу за «ногу», как толкну…

Фабиан стоял посреди бескрайних песков. Он даже не пытался бежать и укрыться где-нибудь в безопасном месте. Хотя куда можно было убежать? Кругом одни песчаные дюны.

– Как я здесь оказался? Откуда пришёл? Следов нигде не видать. Только мои на песке… Голова раскалывается. Не могу больше думать. Пить, пить, дайте пить!

Огромная рука стала опускаться. Тонкие ножки становились всё короче и толще. И вот Фабиан уже находится под ладонью, как под балдахином. Он даже вздыхает с облегчением, так как рука приносит долгожданную тень. На какое-то мгновение ему захотелось превратиться в малыша, лечь на землю и уснуть, свернувшись калачиком.

– Может быть, я ещё успею убежать от неё? Вон туда, за ту дюну, может быть, там есть нора, и я спрячусь?

– Если эта ручища станет меня душить, она меня просто раздавит. У неё каждый палец, как жирный удав. Всё-таки жаль, что у меня нет креста, как у святого Антония. Тогда бы, наверно, это наваждение исчезло навсегда…

Фабиан схватил один из огромных пальцев руки и принялся его трясти. Ничего не помогло, этот палец, как и остальные четыре, стоял неподвижно, подобно колонне древнего храма. Тогда он стал избивать палец ногами. Безрезультатно. Рука словно окаменела.

– Почему я это делаю, ведь рука меня не держит, и я могу убежать. Надо только решиться. Только куда, в какую сторону? Вдруг что-то сверкнуло, и он на секунду зажмурился.

Когда Фабиан открыл глаза, то обнаружил себя в мансарде. Тонкий, но очень яркий луч полуденного солнца пробивался из-за окна. Он то дрожал, то игриво скользил по лицу молодого писателя, по одеялу, подушке и затем снова исчезал за ставнями.

Порой Фабиану казалось, что у него всегда существовала третья рука. Просто она некоторое время отсутствовала. А теперь вернулась к нему и решила остаться до конца его дней. Парня очень беспокоили мысли о неизбежности её присутствия.

– Может, это моя судьба. В конце концов, за всё надо платить и я плачу за славу ужасными ночами.

Особенно мысль о вечном союзе с рукой прочно укрепилась у него в мозгу после одного случая. Всё это происходило в одном из местных банков. Фабиан пришёл туда, чтобы вложить чек с частью своего гонорара. Сумма была приличной. Он занял очередь и сел на стул, поджидая, когда придёт его время. Сидел он, как обычно, угрюмо уставившись себе под ноги. Рука прижималась к его горлу. Он то и дело поправлял ставшим традиционным для него шарф, чтобы никто ненароком её не увидел. Сидел Фабиан довольно близко к одной из касс. Было почти двенадцать пополудни, как раз перед закрытием банка на перерыв. В это время в банке мало посетителей. И они Фабиана, собственно, не интересовали. Поэтому он не заметил, как вошли ещё два человека. Один из них замешкался у входа, а другой направился к кассам. В это самое время рука на шее Фабиана дрогнула, и её пальцы стали бешено колотить его грудь. Он, по недавно заведённой привычке, оглянулся, проверив, не заметил ли кто-нибудь этого, и поправил шарф. И тут его взгляд остановился на новом посетителе. Фабиан не мог его узнать, он просто не знал этого человека. А рука, «его» третья рука, она уже узнала. Да, конечно, она почувствовала, что рядом появилась одна из её несостоявшихся жертв – Маркус с помойки.

Несколько секунд Фабиан и Маркус неотрывно смотрели друг на друга. Фабиан ничего особенного не заметил ни во взгляде, ни во внешности нового посетителя. Только рука на груди трепыхалась, как пойманная бабочка в стеклянной банке.

– Ничего не понимаю, – рассуждал Фабиан. – Что «она» от меня хочет?

На всякий случай он опять поправил шарф и отвернулся в сторону касс. Подошла его очередь, и он с чеком в руке приблизился к окошку кассира. Протянув чек служащему, назвал номер счёта. В то же мгновение почти у самого левого уха Фабиана раздался громкий голос; это кричал новый посетитель:

– Всем лечь на пол! Руки за голову! Кто шевельнётся, получит пулю в голову!

Уже падая на пол, Фабиан успел заметить, что теперь лицо этого человека скрывает чёрный чулок. В помещении банка установилась зловещая тишина. Люди испуганно прижимались к полу. Один из двух последних посетителей всё ещё стоял возле входной двери. Теперь он держал в руках большой пистолет. Тем временем грабитель у кассы уже засовывал купюры в большой мешок. Фабиан застыл на полу. Страх сковал тело, а сердце бешено колотилось.

Вдруг что-то промелькнуло у него перед глазами: его третья рука решила действовать самостоятельно. Единственное, что было непонятным, так это причина, всё, что она делала, было из альтруистического желания помочь людям в банке или непреодолимого желания приканчивать свои жертвы? Рука успела за доли секунды перескочить через стеклянную перегородку во внутреннюю часть отделения и нажать кнопку экстренного вызова полиции. Потом она нажимает курок пистолета Маркуса, направив дуло на грабителя у входа. Раздаётся приглушённый выстрел, и грабитель с пулей во лбу и с уже невидящими глазами медленно оседает на пол. Ещё пара секунд, и вот рука уже сдавливает шею Маркуса-грабителя и не отпускает до тех пор, пока он замертво не падает на пол. После этого рука снова водружается на шее Фабиана.

Банковские служащие и посетители поднимаются с пола, отряхиваются и ждут приезда полиции. Справедливость восторжествовала: люди спасены, грабители убиты. Фабиан отделывается от докучных полицейских короткими фразами и покидает банк при первой же возможности.

– Почему рука так поступила? Этот вопрос ещё долго будет мучить молодого писателя.

Фабиан ненавидел «свою» руку-компаньонку. Он постоянно думал о том, как от неё избавиться. Его ненависть к ней стала уже чертой характера. Да, он мысленно описывал себя следующим образом: начинающий писатель, не без таланта, ненавидящий третью руку. После этого Фабиан обычно задавал себе вопрос: а любил ли он свои две руки?

И тогда он старался вспомнить, что, собственно, две родные руки сделали для него. Помогали одеваться и чистить зубы? Расчёсывали? Купали? Это всё прекрасно. Но эти же руки участвовали в его наркотических «сеансах». Фактически эти руки участвовали в его игре со смертью. Они не выбрасывали таблетки и шприцы, а, наоборот, тщательно скрывали их от посторонних глаз, чтобы подобострастно вручить ему при случае. К счастью, это всё уже в прошлом. В недалёком, но прошлом. Так за что же любить свои руки?

Теперь, если задуматься о том, что сделала для него пришлая рука, получится счёт не в пользу своих рук. Она работала на него, вместо него! Сделала его знаменитым и обеспеченным. Разделяла его успех и… брала зверскую плату. Постоянные удушения Фабиан воспринимал, как инквизиторские пытки. Их нельзя ей простить. Но, с другой стороны, его собственные руки были на стороне белой смерти.

Вот и получалось, что Фабиану стоило любить третью руку больше, чем первые две. А почему бы и нет? Только нужно обязательно выяснить, что за этим всем стоит. Неспроста рука прижилась у него на груди. Может быть, он какой-то особенный? Или у неё нет другого выхода, и она пишет для него. Интересно, а что писала рука своему предыдущему владельцу?

Фабиан пытался представить путь, «пройденный» рукой. С некоторых пор он стал «прислушиваться» к её советам, читая написанные ею строки. Вникая в текст, он, по природе не глупый человек, находил много мудрого. Получалось, что он учился у руки её «жизненному опыту». Порой ему становилось стыдно, будто он подглядывал в чужие записи и прочитывал чужие мысли, вовсе не предназначенные ни для него, ни для кого-либо другого. Потом он корил себя за это. А через какое-то время молодой писатель уже спокойно брал исписанные листы, деловито стучал стопкой со всех сторон, выравнивая её и… уже без всякого зазрения совести нёс в редакцию. Он даже прекратил издевательства над рукой. Доходило до того, что он начинал её гладить. Тогда она переставала на время его душить и замирала на груди.

Иногда после таких поглаживаний рука оставляла многострадальные шею и грудь парня и перебиралась на старую батарею в мансарде. Немного погревшись, рука поднималась повыше, на картину со старым гитаристом. Фабиану слышались аккорды, и он начинал дремать. А аккорды лились непрерывной рекой, навевая тихую грусть. Одновременно с грустью грудь Фабиана наполняла необъяснимая радость. Перед закрытыми глазами мелькали неяркие блики, неясные образы чередовались один за другим. Фабиан дремал, а рука-пришелица наигрывала слышимую лишь им мелодию.

Фабиан с трудом открыл глаза. Веки будто склеились и не хотели пропускать свет. Парень приподнял голову и попытался осмотреться. Вместо привычных стен своей мансарды он увидел высокие деревья. Сам же он лежал не на своей кровати, а на сырой земле.

– Что такое! Где я? Опять галлюцинации?

Нет, он сейчас очень чётко ощущал своё тело, оно болело! Фабиан привстал, под ним темнела слегка влажная земля, из-под которой редкими пучками торчала примятая трава.

– Как болит спина. Ой, что это так давит в бок? – Под боком у него оказалась палка.– Откуда эта палка? Ага, к ней привязана котомка. Чья она? Моя, что ли? Куда это я собрался на ночь глядя?

Фабиан оглянулся. Деревья устрашающе нависали над ним. Небо было темно-синим. Подул ветер. Он дул с перерывами, и каждый раз, проходя через зловеще чернеющие кусты, он по-волчьи выл.

– Почему я в лесу? Как я здесь оказался? А рука при мне? Парень стал судорожно искать руку-компаньонку. Вместо большого шарфа он нащупал на шее рваную тряпку.

– Что же это, в конце концов! А чья одежда на мне? Какие-то нищенские лохмотья… Как всё странно…

Порывы ветра усилились. Завывания тоже. Фабиан уже хотел было встать и покинуть это мрачное место как можно скорее, как вдруг стало очень тихо. Он огляделся и увидел совсем недалеко от себя чью-то тень. Присмотрелся: нет, это не тень, а высокий человек в чёрном плаще. Странный плащ какой-то, смахивает на монашескую рясу… «Неужели человек может быть такого высокого роста? Тень от дерева, вот что это… Нет, не тень, вон как глаза блестят… Всё понятно… он стоит на камне… или на пне. Пня не видать. Боже праведный! Где же его ноги?! Ног-то нет совсем!» Все эти мысли пронеслись в голове Фабиана почти мгновенно. Человек без ног стал медленно приближаться к привставшему с земли парню. Он не шёл, а плыл по воздуху, не задевая ни одной травинки.

«Монах-призрак», – промелькнуло в голове у Фабиана, и холодный пот проступил на висках.

– Сын мой, – тихо произнёс монах. Ты на верном пути. Только без посторонней помощи ты будешь долго мучиться. Готов ли ты расстаться со своей новой рукой?

Фабиан внимал речи монаха с благоговением и страхом.

– Да, – едва слышно ответил он.

– Хорошо, сын мой. Тогда слушай внимательно: езжай в город N. Только не забудь взять руку с собой. Там на главной площади увидишь большой дом. В доме разыщи картину.

Снова подул ветер. Повеяло могильным холодом. Монах замолчал.

– Скажите, какую картину я должен найти?

Монах застыл на месте. Рот у него был приоткрыт. Вместо слов изо рта шёл пар. Или дым… Фабиан снова обратился к нему:

– Какая картина? Что на ней изображено?

Монах безмолвно шевелил губами.

– Что мне делать с рукой, когда я найду нужную картину?

Очертания незнакомца стали расплываться. Фабиан хотел задать ещё несколько вопросов, но уже их просто-напросто не к кому было адресовать: монах исчез. Парень смотрел озадаченно какое-то время на то место, где минуту назад ещё стоял монах-призрак. Потом он стал оглядываться по сторонам, чтобы решить, как выйти из леса.