Девочка, упавшая в волчью нору

Антон Сибиряков

Девочка, упавшая в волчью нору

Девочки пропали второго сентября, после занятий. Смеясь, выбежали на крыльцо школы, и, нацепив яркие рюкзаки, помчались наперегонки по двору. В тот день мэрия пригнала к школе технику, чтобы выкорчевать старый дуб, долгие годы скрюченной лапой нависавший над головами учеников. Девочки пробежали мимо рабочих, натягивавших оградительную ленту, выскочили за школьные ворота и понеслись вниз по улице. Они добежали до перекрестка, перескочили дорогу по зебре и остановились у лотка с мороженым. Сентябрьское солнце все еще грело, а летние каникулы, как раздавленная жвачка, тянулись за подошвами детских ботинок. Девочки насобирали оставшиеся с завтрака монетки и купили два клубничных рожка.

– Ручаюсь, у одной из вас точно есть телескоп, – подавая мороженое, сказал худой паренек, сидевший за прилавком. – Знаете, что сегодня взойдет полная луна?

Девочки переглянулись, рассмеялись и побежали по тротуару, схватившись за руки. Мороженщик, прищурившись, поглядел им вслед и, хмыкнув, уткнулся в телефон. Подружки свернули за угол мясной лавки, дождались разрешающего сигнала светофора, перешли дорогу и плюхнулись на засыпанную желтой листвой скамейку. Они развернули шелестящую обертку клубничного мороженого, но съесть его так и не успели. Выронили из рук, когда разъяренный похититель тащил их за волосы в припаркованный рядом фургон. Позже следователи обнаружат под скамейкой вафельные стаканчики, облепленные муравьями. След девочек терялся здесь и разветвлялся десятками городских развилок и сотнями закоулков и дорог.

В ночь поисков над городом взошла полная луна, и бабки, крестясь, зашептались о событиях, случившихся тут тринадцать лет назад. «Оборотень вернулся», – запричитали набожные старухи, пряча морщинистые лица в пуховых платках. Но легенды пылятся на книжных полках, им нет места во взрослом мире. Оборотней не существует, а мертвецы не восстают из могил.

Растерзанных девочек нашли спустя месяц – в первый снегопад. На старой загородной лесопилке, заброшенной долгие годы. Полиция пригнала туда машины с проблесковыми маячками и оцепила лесопилку сигнальной лентой. На запах смерти слетелись стервятники из местной газеты и пара репортеров с микрофонами и камерами. Внутрь не пустили никого, включая родителей жертв. Потому что внутри лесопилки, казалось, орудовал сам сатана.

Девочек разделали, как свиней, и подвесили за ноги к потолку. Их кровь стекала в эмалированные тазы, подставленные кем-то точно под окровавленными детскими головами. После эксперты установят, что умерли девочки всего лишь пару дней назад, а до этого убийца намеренно оставлял их живыми. Сильно измученными, но живыми. Вскрытие покажет сильные повреждения матки и внутренние кровотечения. А на плечах детей судмедэксперты обнаружат укусы человеческих зубов.

Детей снимут с потолка и уложат в черные мешки. И ветер распахнет ворота лесопилки, и внутрь ворвется снег. Закружится, завоет, сотрясая ветхие стены. Снег захочет рассказать людям, что дети в этом городке пропадали всегда. Просто их не искали. Потому что взрослым было плевать. Но кто будет прислушиваться к скрипучему белому снегу?

***

Есть прошлое, которое не отпускает. Сколько бы временных пластов ни наслоилось на произошедшие события, ты врастаешь в них корнями. Призраки кроются в мелочах – в этикетках от бутылок, в песнях по радио, в запахах прелой листвы и шелесте пожелтевших книжных страниц. И однажды, после долгих лет забвения, призраки прошлого являются к тебе на порог. И только тогда ты понимаешь, насколько крепко увяз корнями в случившихся когда-то событиях.

Октябрь выдался мокрым и ветреным. Света уселась на обшарпанную скамейку, укуталась в клетчатый шарф и сунула руки в карманы флисового пальто. В правом лежала бутылка бренди – девушка купила ее в первом попавшемся павильоне и сунула в карман вместе со сдачей и фискальным чеком. Стояло позднее утро буднего дня, и в парке не было ни души. Только ветер шелестел опавшей листвой, да где-то за оградой дворник мел асфальт – ших-ших. Света сжала бутылочное горлышко, но все еще не решалась сделать глоток. Три месяца завязки как-никак. И Макс был так рад. Покупал ей каждый месяц эти дурацкие тортики со свечками.

«Здравствуйте, меня зовут Светлана, и я алкоголик…»

Она посещала собрания, Макс настоял на этом. Реабилитационный центр находился у черта на куличках, но она честно ездила туда каждый четверг.

« Расскажи о себе, Света»

Ей всегда казалось, что алкашам вокруг было плевать. Они сидели в кружочке на стульчиках без спинок, понурые и несчастные. Каждый с мечтами о стакане. И все равно ей было неловко говорить о себе. Не хотелось вспоминать прошлое.

«Когда мне было двенадцать лет, мою сестру-близнеца убили… Изнасиловали и перерезали горло. Психопат, который это сделал, охотился и за мной…»

Об этом не писали в газетах, да и в большом городе, где она оказалась, плевать хотели на беды маленьких городков. Говорят, что у мегаполисов нет памяти. Но это не так. Однажды ты просыпаешься и понимаешь, что помнишь все, от начала и до самого конца. Лучше, чем всю свою последующую жизнь.

Света достала бутылку и отвинтила крышку. Поднесла к губам.

– С юбилеем.

Бренди был вонючим и дрянным. Но она пила долго, большими глотками – морщась и раздувая ноздри.

Макс говорил, что прошлое нужно отпустить. Он был наивным городским мальчиком, избалованным родителями донельзя. Порой он говорил фразами из кино, чтобы произвести впечатление. Только вот вокруг вертелась реальная жизнь. Да, прошлое можно было отпустить, вот только прошлое не захочет отпускать тебя. Есть места, которые держат людей на поводке. Есть события, в которых люди вязнут корнями. И чтобы хоть что-то изменить, нужно вернуться туда, где все началось. Так говорят психологи, и они в чем-то правы. Чтобы обрести покой, нужно заглянуть страху в глаза. Нужно вернуться домой.

***

– Я должна поехать, – сказала Света в серую трубку телефона-автомата. Вокруг шумел вокзал – зеленое здание с вечно распахнутыми дверями.

– Ты не поехала даже на похороны матери! – припомнил ей Макс. Было слышно, как он прикрывал рот рукой. – Ты опять пила, да?

– Прости меня, я должна ехать, – она аккуратно повесила тяжелую трубку на заржавелый рычаг.

Мама умерла год назад, зимой. Свете пришла телеграмма, всего лишь в одну строку.

«Ваша мать умерла тчк Приезжайте тчк»

Тонкая бумажная вклейка на почтовом бланке. Света перечитала ее несколько раз.

«Умерла. Приезжайте.»

Они давно перестали быть семьей. Точек их соприкосновения становилось все меньше, пока однажды не стало совсем. Ей незачем было ехать туда. Незачем было подниматься на высокий холм, где город хоронил своих жителей, и стоять, сгорбившись, среди черных зонтов. Свете просто хотелось, чтобы матери не было холодно, когда гроб с ее телом опустится на дно ямы. И чтобы она не колотила руками изнутри, когда сверху посыплется земля. В день, когда поступила телеграмма, Света снова сорвалась, и Максу пришлось искать ее по барам, чтобы отвезти домой. Они снимали жилье в угрюмой многоэтажке, расчерченной сотней бетонных клеток. И оба называли это место домом, хотя домом им оно так и не стало.

– Дом там, где мы оставляем свое сердце, милая, – сказала ей женщина у билетной кассы, заметив растерянность молодой девушки.

– Да, конечно, – ответила Света, сунув билет в карман.

Дом там, где сердце. И пускай в тех краях постоянно холодно и сердце сжимается от ужаса – именно там твой дом.

Поезд отбыл с гудком. Плацкарт оказался душным и громким. Внутри, будто океанские течения, плыли запахи курева, завернутой в фольгу еды и едкого людского пота вперемешку с алкоголем. А за окнами под стук колес проносились заснеженные поля, заросшие жухлой полынью. И, словно мертвые дети, стояли, накренившись, потемневшие деревянные столбы, связанные пуповиной проводов.

Света легла на верхнюю боковушку и укуталась в одеяло. Впереди был долгий путь, и вскоре она открыла первую бутылку – пила не поднимаясь, молча уставившись в пыльное окно.

***

Ее разбудила проводница – поезд прибыл раньше расписания. Вагон опустел и притих – мало, кто из людей ехал так далеко.

– Стоим недолго, – сказала проводница, глядя на пустынный перрон за окошком, и скривила намалеванные яркой помадой губы.

– Спасибо, – Света слезла с верхней полки и заспешила к выходу.

– Девушка!? – окликнула ее проводница. – А вещи?

Светлана пожала плечами и выскочила в заснеженное утро. С собой в эту поездку она не взяла ничего, кроме оставшейся в кошельке наличности.

У вокзала крутились таксисты – заспанные мужики в потертых кожанках. Она села к тому, у которого на автомобиле красовались шашечки. На заднее сидение, намереваясь подремать.

– Октябрьская, дом двенадцать.

Таксист смотрел на нее в зеркало над приборной панелью – глаза, жесткая щетка усов. Не лицо – так, нарезка, куски.

– Двести.

Она протянула ему две помятые сотни. Закрыла глаза.

«Все, что происходит сейчас, это дурной сон», – подумала Света. Ей вспомнились желтые глаза в темноте и звериный оскал. И она машинально схватилась за шею. Вспомнила жаркую кузницу и тень здоровяка с кувалдой наперевес.

«Хо-хо, заблудилась девочка?»

Тринадцать лет назад она принесла кузнецу чертеж широкого металлического ошейника – того, что после спас ей жизнь.

– И выковал кузнец ему новое горло… – прошептала Света и открыла глаза. Такси плыло по заснеженным улочкам сонного города.

– А кузница еще работает?

Таксист хмыкнул:

– Хреново у кузнеца дела. Да как и у всех в этой стране.

– Можно туда?

– Сотка сверху, – глаза пристально смотрели на нее в зеркало заднего вида.

– Да-да, конечно, – Светлана сунула руку во внутренний карман пальто. – И, если можно, остановите по пути у алкогольного магазина…

***

«ЛУЧШАЯ КУЗНИЦА В МИРЕ»

Тяжелая вывеска все еще болталась у входа. И колокольчик был на своем месте – звякнул, когда Света открыла массивную дверь. Внутри кузницы было прохладно. В детстве, когда она приходила сюда, работа кипела вовсю и стояла такая жара, что было не продохнуть. Сейчас же печи не горели, а молотки и клещи аккуратно висели на своих местах.

– Есть кто? – позвала она и поставила пакет с выпивкой на тяжелую наковальню.

Он вышел к ней из полумрака своего кабинета, где обычно заполнял разного рода бумажки и беседовал с клиентурой. Все такой же огромный, широкоплечий. Только голова побелела от седины да появилось пивное брюхо.

– Так-так, – кузнец сложил сильные руки на груди. – Блудная девочка вернулась домой?

– Здравствуй, Стас.

– Выпивку принесла? – он кивнул на бутылку в пакете. – Пойдем. Нужно тебе кое-что отдать.

Кузнец повел ее в кабинет – расчистил стол от бумажек, достал два пыльных общепитовских стакана. Открыл ящик и за кольцо выудил оттуда связку ключей. Бросил на столешницу.

– Твоя мать хотела, чтобы я отдал их тебе.

– Спасибо, – кивнула Света.

– Пожалуйста. Я присматривал за домом. Год прошел с ее смерти. Она до последнего верила, что ты вернешься, – он посмотрел на Светлану и улыбнулся. – Так похожа на нее. Господи… Ты наливай, помянем.

Света отвинтила крышку и плеснула по стаканам. Они выпили молча, и она плеснула еще.

– Нет, – остановил ее кузнец. – Нельзя мне увлекаться. Инсульт.

Света кивнула и налила себе за двоих. Опрокинула стакан и уткнулась в рукав пальто. И только сейчас увидела, что за бумаги лежали у кузнеца на столе. Стопки объявлений о пропаже двух девочек – закопченные ксерокопии листков, с которых глядели веселые девчонки с косичками.

– Это что? – Света взяла одну из расклеек в руки.

– Помогаю волонтерам…

– Нет, – прервала она кузнеца, мотнув головой. На нее вдруг навалился первобытный ужас, и листовка задрожала в руках. – Это происходит опять?

– Четыре, – ответил он, – с начала осени. Двух нашли на лесопилке…

– Нет…

– Дети пропадают, иногда находятся сами, живыми…

– Только не тут, – Света взяла со стола бутылку и ключи. – Спасибо тебе.

Она направилась к выходу.

– Тот ублюдок сдох! – крикнул кузнец ей вслед. – Никто не может встать из могилы!

Света хлопнула дверью и пошла вниз по скользкой улице, держа бутылку за длинное горлышко. Она не чувствовала слез, просто щеки щипало от утреннего мороза. И ей, конечно же, было и невдомек, что желтые глаза волка следили за ней от самого вокзала.

***

Дом детства остался прежним – может, чуть сгорбился под старостью лет и помрачнел. Всё то же крылечко с навесом, всё та же покатая крыша. Даже трещина на окошке вилась тем же зигзагом, что и тринадцать лет назад, как будто никто никуда не уходил. И не умирал.

Света прошлась по заснеженной дорожке к дверям. Замерзшие пальцы сами потянулись к кнопке звонка, но она отдернула руку. Вытащила из кармана связку ключей. Щелкнула замками и толкнула дверь. Скрипнули петли, и на нее пахнуло сыростью – как из свежей могилы. Как будто дверной проем был приготовленной для нее ямой.

– Всего лишь протечка, – буркнула Света под нос и шагнула через порог.

В доме было холодно и тихо. Мебель в гостиной стояла накрытая пленкой, словно гигантский паук плел тут свои белые коконы. Света прошла на кухню и заглянула в отключенный холодильник. На дверной полке стояла початая бутылка водки.

– Ты не прекратила пить, да? – спросила она у пустого дома. – Бухала вино, а потом перешла на тяжелую артиллерию?

Светлана вытащила бутылку и отвинтила крышку.

– За тебя, мам! – она подняла бутылку и сделала хороший глоток. А после поплелась на второй этаж, по скрипучей лестнице и завалилась в свою комнату. Там все тоже осталось прежним – книжки, игрушки, фосфорные звездочки на потолке. Даже постельное белье с мишками на кровати так и осталось не сменяно.

Света подошла к окну и посмотрела на дорогу. Ей вспомнилось, как в ту страшную ночь, тринадцать лет назад, она так же стояла здесь, в свитере с воротом под самое горло. Ее пьяная мать спала внизу, а убийца был уже у них в доме. Он тогда убил полицейского, дежурившего у их дома, а позже порезал и саму Свету, но добраться до ее горла так и не сумел. Сломал клыки о кованый ошейник.

– Это не должно повториться снова.

Она уселась на кровать и поставила бутылку на прикроватную тумбочку. Закрыла глаза и через минуту уже крепко спала.

***

Ее разбудил грохот снизу. Света дернулась и открыла глаза. В комнате стоял полумрак, а за окном, в небе, висела круглая луна.

«Не закрыла дверь», – пронеслось в голове. Она прислушалась. Кажется, внизу кто-то был – ей послышался скрип половиц в гостиной. Стараясь не шуметь, она поднялась с кровати и на цыпочках подошла к двери – чуть приоткрыла, оставив узкую щель. И почти сразу увидела какую-то тварь с желтыми глазами, быстро, на четвереньках, взбиравшуюся к ней по лестнице. В ужасе Света захлопнула дверь и вытащила из кармана связку ключей – судорожно стала перебирать их на кольце и выронила из рук.

– Боже, – она с силой навалилась на хлипкую дверку плечом и тут же почувствовала удар с той стороны – такой, что еле устояла на ногах. Тварь напирала все сильней, рычала и скреблась, пытаясь проникнуть внутрь, и в какой-то момент Света увидела слюнявую оскаленную пасть, втиснувшуюся в узкий зазор между дверью и стеной. Тварь лязгнула зубами, и Света бросилась к окну – не раздумывая влетела в стекло плечом и вместе с рамой вывалилась на крышу. Звенящим кубарем скатилась вниз и рухнула на затвердевший газон.

– Блядь! – она с трудом поднялась и поглядела на выломанное окно. Тварь все еще была там, в ее детской комнате – два желтых глаза зло горели в темноте. Оглядываясь, Света заковыляла прочь от дома и столкнулась с кем-то на тротуаре.

– Оу, девушка, с вами все в порядке?

Перед ней стоял молодой мужчина в полицейской форме – в свете ночных фонарей она разглядела нашивки на форменной куртке и нагрудный номерной жетон.

– Нет… там… в моем доме…

– У вас все лицо в крови, – сказал полицейский.

– Да нет же! – вскрикнула Света. – В этом доме на меня напал какой-то… не знаю… он все еще там…

– Все еще в доме? – спросил полицейский, потянувшись к кобуре.

– Все еще там, да… Господи…

– Отойдите к моей машине, – не сводя глаз с распахнутой двери дома, произнес полицейский. Света увидела припаркованную на другой стороне дороги машину с проблесковыми маячками.

– Не надо туда идти, – всхлипнула она.

Полицейский стянул с пояса рацию:

– Нападение на женщину, Октябрьская, дом двенадцать. Преследую нападавшего.

– Господи, – Света попятилась через обледенелую дорогу к патрульной машине. Прижалась спиной к холодной боковине и посмотрела на выбитое окно второго этажа – там было пусто, только ветер раздувал белые занавески.

Полицейский достал пистолет и, подсвечивая фонариком, осторожно зашагал в сторону дома. За то время, пока он был внутри, из дома не донеслось ни звука. Ни криков, ни выстрелов, только луч фонарика то и дело скользил по темным окнам. Вернулся полицейский через десять минут, снял фуражку и положил ее на крышу машины.

– Вам нужно в больницу, – он сунул пистолет обратно в кобуру.

Она вытерла кровь с посеченного осколками лица:

– Там, мммать его, была какая-то… тварь…

– Сейчас там пусто. И нет электричества. Скажите, вы выпивали сегодня? На втором этаже открытая бутылка…

– Да… немного…

– В компании?

Света мотнула головой.

– Этот дом давно пустует. Кем вы приходитесь хозяевам? – спросил патрульный.

– Это дом моей матери. Не… Нестеренко. Я Светлана, ее дочь.

Полицейский открыл заднюю дверцу:

– Присядьте, – а сам снял рацию. – Нужна информация по Светлане Нестеренко.

Он уселся за руль и развернулся к Свете.

– Сейчас дождемся наряд, и я отвезу вас в больницу.

– Нет…не… надо, – неуверенно ответила она. – Со мной все хорошо.

– Возможно, это была собака, – предположил полицейский. – В доме воняет псиной. И дверь в одну из комнат разодрана когтями.

Свете вспомнились желтые глаза твари, смотревшие на нее из окна:

– Это была не собака.

Вдалеке послышался вой сирен.

– Бродячие псы шастают по округе голодные и злые. Я могу предположить, как все было: вы выпили и не заперли дверь. Пес вошел и напал.

– Это был не пес!

Лицо патрульного оставалось спокойным. Он смотрел на девушку снисходительно, как на ребенка.

– Спросонья, да еще и в темноте, чего только не привидится. В городе неспокойно последнее время, а когда неспокойно – ползут слухи. Но мы-то с вами взрослые люди, Светлана, и знаем, что никаких оборотней не существует.

Рация зашипела, и патрульный вышел из машины, захлопнув дверь. К нему подкатил скрипучий полицейский УАЗ с включенными мигалками, из которого вывалился краснолицый толстяк в бронежилете с автоматом наперевес. Они о чем-то побеседовали, толстяк с улыбкой заглянул в окошко патрульной машины и нырнул обратно в УАЗик, а полицейский вернулся к Светлане.

– Я Андрей, – представился он и протянул руку.

Света смотрела на него исподлобья.

– Ладно, – он убрал руку. – Хочешь остаться ночевать в этом доме?

– У тебя есть водка? – спросила она.

– Водка? – он завел двигатель машины и вырулил на дорогу. – Водки хоть отбавляй.

***

Утро пришло с похмельем и головной болью. Света разлепила веки и приподнялась на локтях – увидела вчерашнего патрульного, совершенно голого, стоявшего у приоткрытой балконной двери. Он курил, и сизый дым кольцами летел к потолку.

– Господи, – она присела, укрывшись одеялом. Увидела свое белье, валявшееся на полу.

– Проснулась? – Андрей затушил сигарету и подал ей белье.

Света молча натянула на себя трусики и лифчик.

– Тебе есть где остановиться?

– Есть.

Она откинула одеяло и принялась одеваться.

– Ты неразговорчивая, – кивнул он сам себе.

– Угу, – Света заметила на столике начатую бутылку виски. – Разговоров тебе никто и не обещал.

Она набросила пальто и, прихватив бутылку, спустилась по лестнице к входным дверям. Обернулась. Он стоял, облокотившись на перила, и смотрел на нее сверху вниз.

– Спасибо, что… оказался там, – сказала она и вышла за дверь.

***

Когда Света добралась до кладбища, с неба повалил снег. Закружил вокруг белыми перьями, и в пурге этой Светлане показалось, как кто-то легонько приобнял ее, пытаясь согреть. Или быть рядом. Снег путался у нее в волосах, летел за шиворот, мельтешил перед глазами. Снег что-то хотел рассказать, о чем-то предупредить, но мог лишь бессильно скрипеть под подошвами ботинок. У входа на кладбище, у тяжелых створ ворот, толпились люди в черных одеждах. В этом снегопаде они напоминали призраков, не знавших, куда им идти. Света прошла мимо них и поплелась вверх на холм, туда, где была похоронена ее сестра. Сквозь метель проглядывался каменный церковный собор с перекрестием распятия на крыше. Когда-то в этом городе жила немецкая католическая община – на ее деньги и был построен этот собор.

– Привет, – Света встала напротив каменного надгробия своей сестры. – Давно не виделись. Мама умерла… но ты, конечно, знаешь.

Дурацкая беспомощность – вот что она никогда не любила в походах на кладбище. Место, где ничего уже нельзя изменить. Ты просто приходишь и напоминаешь себе о долгах перед мертвецами. Которые там, за стенами кладбища, откладываешь в долгий ящик.

Света смахнула с серой плиты снег. Они так и не сделали ей фотографию – мать противилась этому. Она не хотела приходить сюда и смотреть в лицо своей погибшей дочери. Ей хватало и того, что в доме у нее и так жил призрак убитой Оксаны.

– Всегда была твоим призраком и порой думала, что не вырасту, – по щекам Светы покатились слезы, и она вытерла их ладонью. – Мне казалось, мы остановили оборотня, как в той книжке. Но нет. Он снова начал убивать…

– Света?

Она обернулась. За снежной пеленой стояла широкоплечая фигура кузнеца.

– Слышал, что случилось с тобой вчера. И понял, где тебя искать.

– Оборотни существуют, взрослый дядя Стас, – сказала Света сквозь слезы. – Они восстают из могил, потому что не знают ничего слаще детского мяса.

Он посмотрел на нее с сожалением и тоской. Но ей было плевать. Она верила только самой себе. И поэтому выставила вперед свой острый подбородок.

– Ты сможешь помочь мне? – спросила она. – Знаешь, где закопан этот урод?

– Собираешься выкопать его, чтобы убедиться?

– Просто хочу знать.

– У него нет могилы, – ответил кузнец. – Его останки утопили где-то в болотах. Его дочь… то, что от нее осталось после расправы… похоронена за этим собором. Там, где хоронят самоубийц. Ее могилу ты не найдешь – там просто холмы и кресты, без имен и дат. Пойми, город решил забыть о том, что было. Избавиться от этой скверны…

– У них не получилось, – зло выплюнула Светлана. – Они обосрались и теперь валят детские смерти на стаи бродячих собак.

– Да, – покивал кузнец, – я пришел сказать тебе именно об этом. Пропавшие девочки ходили в одну и ту же воскресную школу, которая находится при интернате Святого Петра. Но никого это нахрен не интересует!

– Моя сестра ходила в ту школу. Помогала на службах. Боже… Что ты… ты говорил об этом полицейским?

– Совпадения и догадки. Нет, полицию это не интересует. Интернат принадлежит мэрии – скандалов они не допустят.

– Но ведь убийца может быть там! – возмущенно воскликнула Света.

– Убийца. Или тот, кто ему помогает.

Она помолчала, зло раздувая ноздри:

– Отвезешь меня туда?

– Нет, – кузнец покачал головой. – Они ничего не расскажут. Не пустят тебя на порог. Дети, живущие в интернате, особенные, сплошные отказники. Щекотливая тема для города. Для инициации проверки нужны доказательства повесомей. Идем.

Света непонимающе посмотрела на кузнеца и последовала за ним по узкой тропке, между могил. Он вел ее недолго: остановился у аккуратной насыпи с черным кованым надгробием.

«Слишком много мертвецов, – подумалось Свете. – Но это мои мертвецы. И мои обещания. Так что я буду терпеть, сколько придется».

– Я хотел, чтобы он отличался от остальных – ее памятник. Чтобы тебе было легче его найти, когда вернешься, – сказал кузнец и отряхнул с надгробия снег.

– Спасибо, – шепнула Светлана.

– Иногда твоя мать была невыносима. Перла напролом, – усмехнулся кузнец. Света услышала, как голос его надломился и треснул. Дядя Стас с ее матерью были любовниками, и она всегда знала об этом. Люди, которые слишком поздно повстречались – у него была жена, у Светиной матери – две дочери и геройски погибший муж. Но, несмотря на это, их влекло, тянуло друг к другу. И в итоге именно это чувство оставило их ни с чем. Выжгло изнутри.