Отпущение грехов

Дмитрий Красько

Отпущение грехов

А не спеши ты нас хоронить…

«Чайф»

Часть 1

Засланные кабанчики

1

Я осторожно приложил приклад к плечу, поворочался, удобнее устраиваясь на жестком гудроновом покрытии крыши, и затих, изучая в окуляр оптического прицела площадь, на которой должен был появиться клиент. Ложе удобно лежало в руке, на небе сияло солнце – еще не пекло, но приятно пригревало. Утренний воздух был свеж, не изгажен выхлопными газами десятков тысяч автомобилей, так что дышалось, за отсутствием смога, легко и непринужденно. Жизнь, в общем, текла своим чередом. Новый день, рожденный пару часов назад, уже вполне освоился в этом мире и настойчиво предъявлял на него свои права. Город проснулся и готовился к рабочей суете.

На площади Павших Героев тоже начал собираться народ. Впрочем, в какой мере определение «народ» можно было отнести к этим гражданам – вопрос серьезных и длительных дискуссий. Потому что площадь была местом деловых встреч вчерашней братвы и разнообразных блатных. Первые, сумевшие из сумрачных подворотен или с тюремных нар, где они верховодили лет десять-двадцать назад, подняться к самым вершинам жизни, встречались со вторыми, которых к этим вершинам вынесли блат, карьеризм и готовность вылизывать любую задницу – при условии, что та будет сверху. И те, и другие своей цели добились, и ныне величественно парили над головами простых смертных, изредка испражняясь на них, да облизывали сливки с заснеженных пиков судьбы. На площади они с гордостью делились впечатлениями о том, какого вкуса оказался очередной, зализанный на нет, пик. И договаривались о новых вершинах, которые нужно покорить.

Мой клиент тоже был представителем этого мира. Представителем, ярким до слепоты. Директор охранного агентства и, одновременно, депутат областного законодательного собрания. В середине девяностых его нынешние охранники под чутким руководством шефа обирали торгашей на рынках, потом стали крышевать фирмы и фирмочки. Но – все меняется, и ныне он легализовался. Настолько, что сумел пробраться в коридоры власти. Для меня такая пронырливость оставалась загадкой, которую я даже не пытался разгадать Мое дело было маленькое – я получил заказ на депутата-директора, и кроме этого меня ничего не волновало. Сто тысяч зеленью, из которых половина уже лежала на банковском счету.

«Мицубиси-паджеро» с госномером А-333-ГА появился на площади через двадцать минут. Тонированные стекла не позволяли разглядеть, кто есть кто в салоне, так что я напрасно накануне целый вечер просидел над пачкой фотографий, изучая физиономию клиента, запечатленную с разных ракурсов и в разные периоды жизни – чтобы уж наверняка избежать ошибки. Тот факт, что выбираться из машины никто не собирался, рушил все мои планы. Переговоры велись через приспущенное боковое стекло, к тому же с противоположной от меня стороны. Я кусал локти с досады да злобно матерился под нос. Безусловно, сам виноват – нужно было выбирать место и время, чтобы сработать наверняка. В моей профессии иначе никак. Я уважаю риск, но не тогда, когда его порождает глупость.

С другой стороны, как можно предусмотреть, в какой именно точке клиент бросит якорь – и, тем более, каким бортом он повернет ко мне свою машину? Площадь была велика, вероятность угадать стремилась к нулю, так что требовалось срочно изыскивать какое-то средство, чтобы выправить положение на месте.

Немного поразмыслив, я принял решение. Площадь Павших Героев – о, это чудо идиотизма! В самом ее центре возвышался фонтан – великолепный, завораживающий. Особенно в те редкие моменты, когда из него лилась вода. Но добраться до этого искристого великолепия, чтобы налюбоваться им вдоволь, простому смертному было очень и очень непросто – ее окружала широкая кольцевая трасса, на которую выходило аж восемь улиц. Соответственно, движение на кольце было дичайшим, а, поскольку правил никто даже ради приличия соблюдать не собирался, то внутренняя территория площади быстро стала достоянием счастливчиков, чьим жизненным кредо была наглость. Как раз этими качествами с избытком обладали любители встреч у фонтана.

Я переводил прицел с одного персонажа на другой. В перекрестье прицела попадали всё сплошь известные личности. По ним можно было писать историю города. По крайней мере, двадцати его последних лет.

Сделав, наконец, выбор, я нажал спуск. Раздался сухой щелчок – глушитель прекрасно справился с задачей.

Человек, ставшей моей первой на сегодня жертвой, медленно опустился на колени, а затем, не меняя скорости движения, ткнулся лицом в асфальт. Вокруг поднялась суета, быстро подтянулся народ, который братва. Блатные, не имевшие иммунитета к подобного рода заварушкам, наоборот, поспешили спрятаться в машинах.

Убийство на площади Павших Героев – нонсенс. Такого еще не бывало. Сегодня одним павшим героем стало больше. Спорю – послезавтра его похоронят на мемориальном кладбище рядом с каким-нибудь настоящим Героем Советского Союза. Отчего Герой перевернется в гробу, но кого это будет волновать?

Присутствовать при историческом событии хотелось многим. Один из сих честолюбивых вынул из кармана безразмерных желто-зеленых шортов сотовый телефон и отошел на десяток метров от толпы зевак. Я решительно не одобрил его намерение, прозрачное, как родниковая вода. По моему мнению, приглашать восхищенных зрителей было еще рано. Поэтому взял торопыгу на мушку и аккуратно уничтожил. С дырой в голове любитель телефонных разговоров растянулся на асфальте. Трубка отлетела в сторону. С этой стороны неприятностей можно было не ждать.

Второе убийство вызвало настоящий переполох. Одно дело, когда убивают конкретную личность и после этого воцаряется прежнее спокойствие. Совсем другое – когда отстрел методически продолжается и никто не знает, кого наметили следующий жертвой. Последнее обстоятельство особенно нервирует.

Завсегдатаи встреч у фонтана исключением не были. Блатные от греха подальше принялись разъезжаться с площади, внезапно ставшей ареной кровавых событий. Кое-кто из братков последовал их примеру. Но большинство тех, кто в лихие девяностые бандитствовал, бросились к новому трупу – они-то в свое время насмотрелись на подобное, так что теперь трупы вызывали у них не страх, а, наверное, ностальгию. И я молился, чтобы это чувство не миновало моего клиента.

Наверное, молитвы были услышаны. Его тоже посетили воспоминания молодости. А может, подвела привычка завсегдатая разборок – нагло лезть на рожон, чтобы опасность сама испугалась и освободила дорогу к счастью и процветанию. Как бы то ни было, а депутат-директор вылез из своего «Паджерика», и походкой хозяина жизни, который способен порвать любого, направился к толпе.

Дойти до нее он не успел. Я выстрелил ему в голову. Один раз. Этого оказалось достаточно. После чего не спеша разобрал винтовку, уложил ее в дипломат и, подобрав гильзы, покинул место дислокации. Торопиться было некуда. Пока менты пробьются к месту происшествия, пока разберется, что к чему, я успею добраться до дома, а может, даже душ принять.

2

Гламурный бармен нудно и настойчиво тер стойку бара, будучи, по привычке всех барменов земного шара, совершенно безразличным внешне. Выглядело это так, словно жизнь без клиентов ему не мила, чего он и не скрывает. Я задумчиво разглядывал парнишечку, прикидывая, как бы он смотрелся в образе, скажем, Андрея Болконского. Что ж, вполне. Тянул. Голубизна из него так и перла. Правда, не голубизна крови.

– Еще пива? – оторвавшись от своего увлекательнейшего занятия, спросил бармен.

– Давай сразу два, – благодушно согласился я. – Чтобы потом от работы не отрываться.

Он вспыхнул, и я понял, что его внутренний голос говорит гадости в мой адрес. Ну и пусть. Главное – не вслух.

Сам же слуга Бахуса и Диониса наполнил бокалы, вихляя бедрами подошел ко мне и поставил их на стол, едва не расплескав древний напиток по мраморной поверхности. Потом развернулся и направился обратно. Я с трудом удержался, чтобы хлопнуть его по попке. Но, сообразив, что это все-таки педик, а не женщина, передумал, поднял бокал и уставился в газету.

И, откровенно говоря, сделал это с удовольствием. Все-таки не каждый день о тебе пишут в прессе, посвящая огромные кирпичи на первых полосах. С фотографиями результатов работы. С подробным раскладом событий и попыткой разобраться в них.

Я внимательно просмотрел пять газет, но все они были либо безнадежно лживы, либо глупы, либо ограничивались простой констатацией фактов: там-то и там-то состоялось то-то и то-то, в результате чего перешли в разряд покойников те-то и те-то. Скучно, господа!

Взяв в руки шестую, я вздрогнул – не от страха, но от тошнотворного предчувствия опасности. Однако и это было много. Над материалом крупным планом шел снимок крыши. Того самого места, где я лежал накануне. С захватом части площади – так, что и младенцу становилось ясно, что стреляли именно отсюда.

Впрочем, подпись к фото не была столь категоричной, ограничиваясь лишь предположением: «Возможно, именно отсюда убийца сделал три роковых выстрела». «Возможно»! Подумать только! Хитрый парнишка – тот, кто написал статью. Я решил, что пришла пора прочитать ее самое.

«Вчера на площади Павших Героев произошло Событие. Именно так, с большой буквы. Чрезвычайное происшествие, в результате которого у фонтана остались трое известных в городе людей…».

Пробежав глазами вступление и общие фразы, даже не стараясь вникнуть в их смысл, я добрался, наконец, до сути и принялся вчитываться более внимательно.

«Первой жертвой оказался Владислав Конопат, предприниматель, владелец крупнейшей в городе сети табачных киосков. По некоторым данным, он прибыл на площадь, чтобы заключить договор об открытии еще ряда павильонов. Сделка сорвалась.

Вторым стал его партнер по переговорам, заведующий управлением муниципального имущества Леонид Ману. И, наконец, закрыл счет убийствам директор охранного предприятия и депутат областной Думы Василий Корниец, которого, по мнению очевидцев, погубило простое любопытство: он вышел из машины, чтобы посмотреть, что случилось. В результате чего и стал последней жертвой рокового утра.

Давайте же попробуем разобраться, как и почему были совершены убийства. Кому они были выгодны? Не секрет, что у каждого из погибших имелись – и в немалом количестве – влиятельные враги. Но сомнительно, что по первоначальному плану убирать собирались всех троих. Кто-то стал случайной жертвой.

Кто? Если принять во внимание тот факт, что Конопат и Ману вели переговоры о деле, вокруг которого крутились сотни тысяч, если не миллионы долларов, к тому же именно они оказались первыми убитыми, можно предположить, что покушение готовилось на них. А господин Корниец оказался лишь прикрытием. Джокером, призванным смешать карты правоохранительных органов, внести сумятицу в умы следователей. Либо просто стал последним приветом вошедшего в азарт убийцы.

Версия выглядит весьма правдоподобно, но попробуем взглянуть на дело с другой стороны. Что, если в мишени намечался именно депутат, а первые двое были убиты лишь для того, чтобы выманить его из автомобиля, в котором он находился? Я склоняюсь к мысли, что так оно и было на самом деле, а господа Конопат и Ману оказались лишь кровавой, но весьма остроумной выдумкой киллера. Действительно, зная об их встрече, он мог уничтожить обоих в полной уверенности, что пустит следствие в ложном направлении…».

Не знаю, как там на счет стиля и правильности построения материала, но голова у этого парня соображала – дай бог каждому. Я не стал читать дальше, поскольку уже вполне убедился в этом. Только подпись посмотрел.

Олег Ружин.

Естественно, мне это ни о чем не говорило. Хлебнув пива, я снова задумчиво взглянул на бармена. И наткнулся на двусмысленный взгляд, которым он соблазнял меня, кажется, уже изрядное время. Удивительно, но стоило ему встретиться со мной глазами, как он отвел свои. Соблазнять, стало быть, передумал. Отвернулся и, как ни в чем не бывало, снова принялся за стойку. К чему бы это?

– Как тебе это дело, Жора? – окликнул я бармена, опасаясь за каменную столешницу – ведь до дыр протрет, при таком-то усердии.

– Я не Жора, я Юра, – томно поправил он. – Какое дело?

– Да вот это, Жора! – я поднял газеты и потряс ими. – Тройное убийство с утра пораньше в самом центре города! Хоть библиотечку для юношества издавай – «Смерть замечательных людей».

– Громкое дело, – осторожно сказал Жора, который Юра. – Сразу видно, что профессионал работал.

– И все-то ты сразу видишь! – позавидовал я. – Может, имя профессионала тоже скажешь?

– Откуда мне знать? – он потупился и снова принялся тереть стойку. Скользкий тип, а на скользкие темы разговаривать не желает. Странно.

Поняв, что педик-бармен поводов для веселья больше предоставлять не собирается, я поднялся и вышел на крыльцо, прихватив с собой газету. В голове бурлило пиво, требуя почестей. Набрав на мобильном – чистом, а не том, по которому вчера общался с диспетчером; тот сразу после разговора отправился в мусоросборник, ибо в нашем деле даже такими мелочами пренебрегать нельзя – номер приемной, я спросил:

– Подскажите, как мне с Олегом Ружиным связаться?

– Тот же номер, только последняя цифра «восемь», – ответил безразлично-усталый голос, и в трубке послышались гудки отбоя. Очень невежливо, чего я совсем не ожидал. Но обижаться не стал, набрал номер еще раз, внеся поправку, и, услышав контрольное «Да?», произнес:

– Могу я услышать Олега Ружина?

– Слушаю вас, – ответила трубка, оказавшаяся замаскированным Олегом Ружиным. – Это я.

– Прекрасно, – я кивнул. – Спешу поздравить: материал получился отменный. Лучший среди всех газет.

– Ах, вы об этом, – сказал Ружин с восхитительной небрежностью и даже, кажется, зевнул. Мне стало слегка обидно, но, зная, что отыграюсь, я не расстроился. – Спасибо, конечно. Но, право, ничего особенного.

– Нет, в самом деле, – с нажимом проговорил я. – Делаю комплемент, как человек, знающий всю ситуацию досконально. Мозги у вас работают так, что позавидовать можно. Место на крыше, кстати, указано правильно. И рассуждения полностью верны. Мишенью действительно был Корниец. Так что два-ноль в вашу пользу. Хотя нет, два-один, ведь я не знал, что Ману и Конопат в связке. Случайность-с!

– Да?! – в трубке наконец разгорелось такое яростное удивление, что я сощурился от удовольствия – отыгрался! – Простите, а кто это говорит? Кто вы?

– Кто я? Автор драмы. Сейчас вот сидел в баре, пил пиво и читал газеты – что-то они там про меня насочиняли? Нарвался на вашу статью и решил поздравить. Блестяще! – и я отключился. Теперь у этого парня, журналишки, целую неделю мозги будут набекрень. Вряд ли он хоть раз говорил с профессиональным убийцей, только что выполнившим заказ. И уж наверняка ни разу не получал от таковых поздравлений.

Порадовавшись удачной шутке, я вернулся на прежнее место и снова принялся за пиво. Почему бы, в самом деле, не похохмить, когда работа выполнена, остаток гонорара вот-вот упадет на мой счет и жизнь, прекрасная, как эдельвейс, лежит у самых ног?

Входная дверь распахнулась под ударом чьей-то резвой ноги, и посетителей в баре сразу стало в шесть раз больше. Потому что внутрь ввалилась развеселая компашка о пяти головах. Две из них принадлежали местным проституткам не самого высокого пошиба, еще две – Джо и Карлику, гопникам, что жили в моем дворе и промышляли отжимом мобильных телефонов у неосторожных малолеток. Пятая, и последняя, была собственностью Ромео.

Этого я знал лучше всех, потому что не раз и не два имел удовольствие пересекаться с ним. Предводитель всей окрестной шпаны, успевший к тридцати годам отмотать три срока, в доказательство чего покрыл свою тощую тушку парой миллионов наколок. Толковых среди них не было, особо обидных я тоже не примечал. В основном они служили ему для украшения – довольно сомнительного, но ему нравилось. Как говорится, для кого-то конфетка – говно, а для него и говно было конфеткой.

По сути же это был мелкий фраерок, которому никогда не грозило стать крупным. Главным образом потому, что он никак не мог угнаться за своим языком. Более болтливой – и, что самое главное, не по делу болтливой – твари я в жизни не встречал. Чтобы произвести впечатление на юных лопоухих гопников, он зачем-то выставлял себя киллером, рассказывая о своих якобы выполненных заказах во весь голос – и неважно, где находился в момент рассказа. Пару раз я слушал о его похождениях, сидя за кружкой пива в этом самом баре. Причем находился столиков за пять от рассказчика, но Ромео не стеснялся, так что слышимость была прекрасной. Я буквально захлебывался пивом, когда он начинал вдаваться в подробности ликвидаций, настолько дикая чушь перла из его ротового отверстия. Но мелкота велась на эти рассказы, как мухи на запах туалета – им было даже лень подумать, что, будь Ромео реальным киллером, он ни за что не стал бы рассказывать об этом на каждом углу. А если бы рассказал, его в тот же день загребли бы, а еще через месяц – отправили лобзиком лес валить. И это в лучшем случае. В худшем – братва запаковала в деревянный макинтош и скормила голодным кладбищенским червям.

И вот этот самый Ромео решил как-то раз прокачать права в отношении меня. Понятно, что он ни сном, ни духом не ведал о моей деятельности. Заодно не знал и о моем славном спортивном прошлом. Поэтому был очень впечатлен, когда я отбил почки ему самому и трем дебилам, что таскались за ним в тот вечер. А когда намекнул (соврал, конечно), что в случае следующего наезда наведу на него настоящую братву, и вовсе как-то сразу и очень сильно зауважал меня. Даже хотел называть по имени-отчеству, будучи почти ровесником, но я посоветовал ему звать меня так, как все знакомые – Чубчиком. И – дополнительно – не гадить в том районе, где живет.

Ромео сделал вид, что внял моим советам, и теперь если безобразил, то по скромному – так, чтобы никто не видел. Меня он какое-то время старался избегать, но менее громогласным не стал, так что я волей-неволей продолжал слушать его байки – то на улице, проходя мимо какой-нибудь подворотни, где он тусовался со своими гопниками, то в кафешках, куда его тоже частенько заносило. Но, слыша голос, больше не видел самого рассказчика. Не понимаю, как ему с такими языком и бурной фантазией удалось сохранить в зоне почти все зубы.

Потом он постепенно осмелел – ровно настолько, чтобы, не скатываясь к панибратству, величать меня Чубчиком. Я таким раскладом остался вполне удовлетворен, так что даже снисходил до легких бесед с ним. Потому что серьезной все равно не получилось бы – Ромео был не тем человеком, с которым можно вести серьезные беседы.

Между тем проститутки и оба гопника, надрывая животы в нездоровом смехе, протопали в дальний угол бара, где, расположившись за столиком, принялись изгаляться над барменом в куда более извращенной форме, чем я десятью минутами раньше. Жора, он же Юра, красный, как некачественная сосиска, терпеливо сносил насмешки, ожидая заказа.

А Ромео, на беду, заметил меня. Впрочем, почему – на беду? Я был как раз в том настроении, когда хочется поглумиться над кем-нибудь. Над барменом я уже глумился, над неведомым журналишкой Ружиным – тоже. Хотя, знай заранее, что в баре объявится Ромео, то не стал бы тратить на них свое остроумие. Потому что лучше него на эту роль никто не подходил.

Он подошел к моему столику и, облокотившись на спинку соседнего стула, громко – потому что все делал громко, за что и огреб все три срока – поздоровался:

– Привет, Чубчик! А что это ты один отдыхаешь?

– А ты когда-нибудь видел, чтобы я с кем-нибудь отдыхал?! – я удивленно посмотрел на него поверх пивной кружки.

– Нет, – он смущенно кашлянул. – Я просто хотел тебе предложить, чтобы ты к нам присоединялся. У нас там девчонки.

– Вас там и без меня трое на двоих. Со мной получится по двое на каждую. Нет, Ромео, извини, я в два смычка исполнять не любитель. А ты вот лучше присядь-ка. – Он послушно опустился на стул, и я, понизив голос до заговорщицкого шепота, подвинул газеты в его сторону: – Слыхал, что вчера на площади произошло?

– Конечно, слыхал, – он держался очень уверенно. Так уверенно, как держатся люди, готовые пойти в тюрьму, взяв на себя чужую вину. Мне стало до жути интересно – неужели и впрямь такой мудак, что возьмет? И я спросил:

– Слушай, Ромео. Мои пацаны жопу рвут – не могут понять, кто это сделал. Так фартануло, так фартануло! Нам этот Конопат поперек глотки стоял. Ты же киллер, Ромео, сам рассказывал. Вы там, в своем цеху, наверное, все друг дружку знаете. И кто на какой заказ пишется, тоже знаете. Ты не в курсе, кто Конопата завалил? Слушай, а может, это ты?

Ромео, польщенный, что к нему за подобной информацией обратился сам страшный я, безразлично цокнул языком:

– Не. Это стопудово какой-то гастролер. Наших я всех по почерку знаю. Это не они, точняк.

– Жалко, – протянул я. – А я думал, это твоя работа. Так грамотно: три выстрела – три трупа!

– Я так не работаю! – вальяжно пояснил он. – Подумаешь – из огнестрела вальнуть. Мне бы чего позаковырестей – взрывчатку, отравить кого или самоубийство подделать. И красиво, и менты потом не найдут.

Я тихо, но очень довольно булькал в пиво, слушая его разглагольствования. Мог бы напомнить, что последнее отравление в нашем городе случилось при Екатерине Великой, когда купчиха Пастухова насмерть отравила своего мужа, трижды стукнув топором по башке. Но Ромео был недостоин такой информации, поэтому я вынул лицо из бокала и снова принял кислый вид:

– Может, я тебе тогда заказ подкину, а? Нам человечек один сильно мешает, убрать бы надо. Мы заплатим. Как думаешь, сколько тот гастролер получил, что вчера стрельбу на площади устроил?

– Ну, с полмиллиона, не меньше. Все-таки сразу троих мочить пришлось, – со знанием дела отозвался Ромео. Подумал и добавил: – Рублей, конечно.

– Значит, за одного раза в три меньше? Ну, мы тебе двести кусков отвалим, чего мелочиться. Ты только этого гаврика убери, а то мешает, зараза, в гланды пробрался! Аккуратненько самоубийство инсценируй – это в самый раз будет. Типа, шел по улице, устал жить и сиганул под троллейбус. Что скажешь?

– А почему под троллейбус?

– На всякий случай. Если что – потом током добьет. Не хочешь под троллейбус – пусть под трамвай сиганет. Или вообще с моста, как Ельцин. Ну, или придумай что-нибудь, ты же в этом шаришь.

– Нет, Чубчик, ты извини, – он смешался, – у меня сейчас вообще завал. Четыре заказа до конца месяца надо сделать, хочешь – верь, хочешь – не верь.

Я резко схватил бокал и опустил в него морду. Конвейер смерти, млять! Четыре заказа до конца месяца, но на пятилетку разнарядку еще не спустили. Нет, такого придурка я точно не встречал.

Ромео между тем поднялся и, как ни в чем не бывало, протянул мне руку:

– А может, пойдем за наш столик?

– Я же тебе сказал…

– Да ну! Не хочешь в два ствола – можно по очереди, как душа пожелает. Пошли! Там такие девки – мурашки по коже.

– Вали! – отмахнулся я. – Пять раз гонорея, два раза сифилис… Мне еще твоих мурашек по коже не хватало.

– Жаль, – с трогательной искренностью заметил он. – Если передумаешь – подходи, рады будем. – И, вновь обретя свой привычный разухабистый облик, пошел к своим. Те, оказывается, так и не сумели довести бармена до нервного срыва – Жора-Юра отделался быстро принесенным заказом, и, когда вся компания отвлеклась на водочку, слинял за свою любимую стойку, к своей любимой тряпочке.

Я снова принялся за пиво. Пил медленно, растягивая удовольствие. Пиво в этом баре действительно было великолепное, пить такое наспех – непростительный грех. Его надо было прочувствовать, прихлебывая маленькими глоточками. И я наслаждался процессом до тех пор, пока стул, на котором только что сидел Ромео, не обрел нового седока. Им оказался незнакомый краснорожий парень в теплом, несмотря на лето, пиджаке и солнцезащитных очках.

Он уставился на меня в упор этими самыми очками и молчаливо блестел зеркальной поверхностью стекол до тех пор, пока я, по-прежнему не торопясь, не опустошил бокал. Говорить, по всей видимости, пришелец не собирался.

Я сперва подивился такой откровенной наглости, потом рассердился, и, наконец, зло процедил:

– Пижон! В этом баре свободных мест – пруд пруди. Шагал бы ты, пока я тебе внутренности наизнанку не вывернул.

– Нервный, – констатировал он. И заговорил, словно только и дожидался того момента, когда я первым открою рот. – Тут дело вот в чем. Я – Олег Ружин, тот самый парень, которому ты звонил.

Я нахмурился. Ну да, звонил. Но на пиво ведь не приглашал. Какого черта приперся? Умудрившись на удивление быстро определить местонахождение? К тому же вычислить мою персону? Однако раскрывать карты раньше времени было глупо, поэтому я изобразил лицом недоумение и спросил: