Побеги древа Византийского. Книга вторая. На перекрёстках двадцатого века

А я? Мне это тоже не нужно. Я, как и ты, хотел умереть, но Господь сберёг меня и назначил жить. Я ничем не виноват перед тобой, не мы распределяем роли в этом мире. Наша задача всего лишь исполнить своё предназначение. Я верю, что мы встретимся в той, другой жизни. И подружимся.

В сопровождении монаха Катя и Рудольф направились к выходу. На улице их встретил солнечный весенний день, так контрастирующий с погребальной тишиной подземелья.

– Руди, почему ты никогда не рассказываешь о матери и не выражаешь желания встретиться с ней? – поинтересовалась Катя, когда они уже ужинали.

Рудольф прожевал кусок мяса, запил бокалом вина и промокнул рот салфеткой.

– Она для меня чужой человек. Я даже не чувствую к ней признательности за то, что она раскрыла мне правду о настоящем отце. Она не хотела, чтобы я знал о ней, и добилась своего.

– Но ведь эта женщина действовала из благих побуждений, поэтому определила тебя в богатый дом.

– Какими бы ни были её побуждения, я не могу себя пересилить. Моей приёмной матери я не помню: она умерла, когда я был ещё совсем мал. А человек, которого я считал отцом, был очень добр ко мне, но, к сожалению, уже доживал свою жизнь. Старый, больной, проводящий время в кресле или постели – что он мог мне дать? Я вырос на доблести и славе австрийских воинов, на верности Отечеству. Когда отец умер, меня, тринадцатилетнего, отдали в кадетскую школу. Это что-то вроде вашего Пажеского корпуса, где учился Мишель. Потом было военное училище.

Рудольф задумался, глубоко уйдя в себя, и, казалось, забыл о внимательно слушающей его жене. Но Катя была не из тех женщин, о которых можно забыть.

– Какою бы ни была твоя мать, о ней надо помнить всегда, потому что она дала тебе жизнь!

– Думаю, если бы я не знал о том, кто мои биологические родители, мне было бы легче. Так что её откровения я не считаю благом. Она хотела избавиться от меня, чтобы облегчить себе жизнь, поскольку император никогда бы не признал своё отцовство. И ещё, самое главное – я не хочу быть сыном проститутки, пусть и продающей себя за большие деньги государю!

Кате показалось, что Рудольф даже осунулся за последние часы, лицо его заострилось, в глазах залегла глубокая печаль. Несмотря на это, она всё же решила высказать то, что, по её мнению, должна была сказать:

– Ты слишком жесток к своей матери, Руди…

Рудольф пристально посмотрел ей в глаза.

– Кэт, у меня есть ты, любимая женщина, которая мне дороже всего. Я не хочу, чтобы между нами возникало какое-то недопонимание, какое-то напряжение из-за того, что случилось в прошлом, ещё до нашей встречи. Давай договоримся, что мы больше не будем касаться этой темы. Закончился один этап, когда мы не знали о существовании друг друга, и начался другой, когда мы соединились навсегда.

Он встал, поднялась и Катя. Рудольф подошёл к ней, обнял и прижался щекою к её щеке.

– Ах, какая прекрасная эта твоя Вена!

После целого дня, наполненного прогулками по одному из красивейших городов Европы, Катя с Рудольфом блаженно валялись на софе у камина в доме отца, который перешёл ему по наследству. Перед их глазами всё ещё мелькали чудные здания, столь неожиданно возникающие за каждым перекрёстком.

Сегодня они ездили в лес, который окружал город со всех сторон. Весна раскрасила нежно-зелёным цветом деревья и кусты, и травка, почуяв тепло, вырвалась из земли, дружно потянувшись к солнцу. На поляне, где они расположились, было тихо и уютно, шелест листвы и ещё какие-то неясные звуки рождали в душе Кати мелодию «Сказок венского леса».

Судьба в лице Главного резервного управления предоставила им полноценный медовый месяц. Рудольф получил отпуск, но чувствовал, что вызов не заставит себя долго ждать. Вся обстановка на Западном фронте складывалась так, что Австрию и Германию ожидало поражение в войне. Но Рудольф не помышлял о том, чтобы избежать вступления в боевые войска. Долг, предписывающий защищать Отечество, был внушён ему с детства.

И вот в конце мая Рудольфа призвали в 25-ю пехотную дивизию, которая готовилась к отправке на Итальянский фронт.

– Руди, мне так не хочется оставаться одной в чужой стране без родных и знакомых! – Катя полулежала на софе, положив голову на плечо мужа. – Знаешь, я иногда ловлю себя на мысли, что мы зря решили бежать на твою родину. Может быть, лучше было остаться в России?

– В России сейчас ад! Восстали миллионы озлобленных крестьян и рабочих, в руках у них оружие. Я видел, как они убивают офицеров и просто образованных людей. Там вот-вот начнётся страшная, непримиримая гражданская война. Не завидую я Мишелю и Даше.

– Михаила не только не убили, он даже возглавил отряд восставших солдат и рабочих!

– А завтра чернь узнает, что он княжеского рода, и распнёт его. Я прихожу в ужас от одной только мысли, что они могли сотворить с тобой, останься мы там!

– В России много людей дворянского рода. Всех не распнут.

– Россия – варварская страна, тебе это известно не хуже, чем мне. Прослойка образованных людей невелика, в лучшем случае их выгонят из страны, а в худшем… лучше и не думать. Ты знаешь историю Французской революции, но российская будет намного кровавей.

– Ладно, что нам об этом горевать, если мы уже не в России. Я думаю только о том, чтобы с тобой ничего не случилось. Через четыре месяца родится малыш, – Катя взяла руку Рудольфа и положила себе на живот. – Знай, что мне будет очень не хватать тебя, если ты к этому времени не вернёшься!

– Я думаю, что война скоро закончится: все страны выдохлись, их экономики разрушены, миллионы людей убиты или ранены. Германия и Австро-Венгрия не смогут победить, как это ни печально. Слишком малый промышленный и людской потенциал по сравнению с нашими противниками, даже и без России.

– Только бы с тобой ничего не случилось, – повторила Катя, обняла Рудольфа и прижалась к нему. – Я так боюсь за тебя!

– Со мной ничего не случится, потому что я знаю – ты меня ждёшь.

Они обвили друг друга руками, губы их слились, и старенькая софа, тоненько скрипнув, приняла их на своё ложе.

Австрийское командование наметило нанесение двух главных ударов на Итальянском фронте. Они должны были последовать на реках Брента и Пьяве. Соответственно были созданы две ударные группы. Одна из них, под руководством фельдмаршала Бороевича фон Бойна, занимала рубеж для атаки от небольшого городка Астико до Адриатического моря. Батальон Рудольфа фон Краузе, входивший в 5-ю армию, получил задачу решительным наступлением прорвать оборону итальянцев, переправиться через реку Пьяве и захватить плацдарм.

Рудольф обходил позиции, беседовал с солдатами.

– Ну как, ребята, готовы к наступлению?

– Мы-то готовы. А вот как артиллерия? Без неё конец нам…

– Артиллерия поддержит.

– Ну, тогда и мы пойдём. Итальянцы не русские, так драться не будут.

– А что, ты был на Восточном фронте? – спросил Рудольф солдата, с которым беседовал.

– Был, конечно. Да вот и он, и он, – солдат показал на окружавших его товарищей. – У нас многие были.

– А где? В каком году? – уже заинтересовался Рудольф.

– На Буковине, в шестнадцатом. В 7-й армии.

У Рудольфа чуть было не вырвалось: «И я тоже!», но он вовремя сдержался.

– Жарко было?

– Не то слово, господин лейтенант! Раздолбали нас как котят. Бежала вся армия. Мы ранены были, да не тяжело, иначе нас бы уже в живых не было. Кто двигаться не мог, тех бросали. Наши целыми ротами и батальонами в плен сдавались. Мы сразу в тыл ушли, чем и спаслись. А потом немцы пришли и помогли, иначе мы бы до самой Австрии катились.

– Зато теперь вы стреляные воробьи! Знаете, как у русских говорят? За одного битого двух небитых дают.

– Это правильно. Только бы итальянец о начале нашего наступления не узнал да не подготовился, иначе пощёлкают нас на проволоке.

– Об этом уже начальство позаботится. А как проволоку резать под огнём, вы уже знаете, – успокоил их командир. – Да и плавсредства инженерно-сапёрный батальон подготовил.

Однако итальянская разведка всё-таки рассекретила дату начала наступления австро-венгерских войск. На рассвете 15 июня 1918 года австрийские войска провели мощную артиллерийскую подготовку. Взлетела красная ракета, и Рудольф передал команду:

– Вперёд!

Солдаты выскочили из траншеи и быстрым шагом двинулись к реке. Вскоре они уже занимали места в лодках и на плотах. Вода кипела от разрывов снарядов, пули свистели над головами. Солдаты выскакивали на берег и сейчас же шли врукопашную, прорывая укреплённую оборону итальянцев. К полудню батальону, несмотря на ожесточённое сопротивление, удалось вклиниться в оборону противника, однако дальнейшее продвижение успеха не имело.

Рудольф приказал окапываться. Захваченный плацдарм был невелик, и через несколько часов последовали яростные атаки итальянцев. Однако все их попытки были напрасны: батальон зарылся в землю и оставлять позиции не собирался.

Ночь прошла неспокойно. Рудольф почти не спал; посовещавшись с командирами рот, обходил расположение батальона. Наконец вестовой напомнил ему, что завтра ожидается трудный день и нужно отдохнуть.

Утром итальянская артиллерия обрушила на маленький плацдарм целый град снарядов. Итальянцы пошли в наступление. Но дружный точный огонь солдат батальона почти полностью уничтожил их. Атаки в этот день возобновлялись трижды, но наступающие откатывались, оставляя трупы.

На следующий день повторилось то же самое. И ещё день, и ещё… Люди в окопах почернели, ощущалась острая нехватка боеприпасов и пищи. Переправить их на другой берег не было возможности, поскольку река Пьяве текла широким потоком с гор и в это время как раз начинался паводок.

Прошла неделя. Батальон дрался фактически в окружении, не имея никаких ресурсов. Рудольф настойчиво искал выход, поскольку отойти без приказа он не имел права, но и воевать в таких условиях больше не было возможности.

Наконец 22 июня поступил приказ покинуть позиции и отойти за реку. Оставив небольшое прикрытие, которое должно было отступить последним, батальон спустился к реке и начал переправу. Сейчас же появились итальянские самолёты, артиллерия открыла шквальный огонь по переправлявшемуся батальону. Потеряв значительное число бойцов, батальон занял прежние позиции. Наступление, стоившее больших жертв, оказалось напрасным. 5-я армия была разгромлена. Уже ступив на твёрдую почву, Рудольф почувствовал, как что-то толкнуло его в левое плечо. Рукав сразу наполнился жидким и тёплым.

«Кровь», – подумал он.

– Вы ранены, господин лейтенант? – подбежал к нему вестовой.

– Да, в плечо, надо перевязать, – проговорил Рудольф. Голова его закружилась, и он мягко осел на влажную землю.

Прошло уже три месяца после разгрома 5-й армии. Фронт стабилизировался, но чаша весов в войне всё более склонялась в пользу союзников. Командование союзных войск требовало от итальянцев наступления, однако те медлили. За лето на Западном фронте союзники добились больших успехов, и оттягивать сроки наступления итальянская армия больше не могла. Основной удар итальянцы наметили в районе возвышенности Монте Граппа, между реками Брента и Пьяве, с целью расколоть австрийские войска.

Собственно, к началу наступления итальянцев австро-венгерские силы были уже небоеспособны. С фронта ушли венгерские, чешские и хорватские части, да и сама империя разваливалась на глазах. Ещё 26 сентября Чехословацкий национальный совет, находящийся в изгнании в Париже, объявил создание государства Чехословакия. 4 октября был сформирован Национальный совет сербов, хорватов и словенцев, который должен был объявить о создании новой державы. В конце октября немецкоязычные депутаты австрийского парламента провозгласили присоединение Австрии к Германии.

Рудольф, которому присвоили звание обер-лейтенанта, получил приказ о передислокации в район Граппы, где, по сведениям разведки, на 10 октября намечалось наступление итальянской армии. Батальон состоял в основном из австрийцев и готовился сражаться. Тамошняя холмистая местность была хорошо приспособлена для обороны.

Зарядили ранние осенние дожди, небо заполонили тёмные тучи. Хорошо, что батальон успел зарыться в землю, подготовить огневые позиции и перекрыть землянки и блиндажи брёвнами. Расстеленные по крышам плащ-палатки позволяли помещениям оставаться сухими. Итальянцы тоже не рискнули наступать в такую погоду и только спустя две недели, 24 октября, когда немного разъяснилось, начали с утра артиллерийскую подготовку. Они бросили на батальон отборные части – нещадно дымя, на траншеи двигались танки. Австрийские орудия вначале поддерживали батальон, но вскоре были подавлены. Рудольф заранее сформировал из наиболее опытных бойцов команды подрывников, которые выдвигались навстречу танкам и подрывали их гранатами. Вскоре холмы перед батальоном были усеяны трупами итальянских солдат и горящими танками. Соседи батальона слева и справа тоже отчаянно сопротивлялись. Так что в этот день итальянцам не удалось добиться успеха.

Спустя сутки Рудольф послал связного с просьбой о помощи: батальон истекал кровью, но резервов у австрийского командования уже не было. При этом из-за активных действий англичан и французов снять подразделения из района реки Брента было невозможно.

Через три дня левее батальона Рудольфа итальянские части переправились через бурную от дождей реку Пьяве, захватили плацдарм и начали наступление в глубь территории, занятой австро-венгерскими войсками. К 28 октября тридцать дивизий из шестидесяти отказались сражаться. В армии остались только несколько австрийских дивизий, которые продолжали борьбу.

Поступил приказ об отступлении, но для батальона Рудольфа он запоздал. Фронт отодвинулся уже далеко, австрийская армия отступала по всему фронту. Итальянцы пока не шли в атаку на батальон, видимо, не хотели терять людей. Наступило затишье, замолкла канонада, батальон остался в глубоком тылу врага.

3 ноября с итальянской стороны к австрийским окопам направились два итальянских офицера с белым флагом. Солдаты приникли к прицелам. Рудольф передал команду «Не стрелять!».

Офицеры попросили провести их к командиру. В сопровождении австрийских солдат их доставили к Рудольфу в блиндаж. Когда старший из офицеров представился и солдаты сопровождения вышли, он заговорил:

– Сегодня, третьего ноября, наши войска высадили десант в Триесте, австро-венгерская армия разгромлена и капитулировала. Перемирие подписано в Вилла-Джусти. И хотя боевые действия должны закончиться завтра в пятнадцать часов, я предлагаю вам от имени командования во избежание ненужных жертв почётную сдачу. Офицерам и солдатам будут предоставлены достойные условия содержания и гарантировано возвращение на родину.

– Я должен подумать, – ответил Рудольф. – Каким временем я располагаю?

– В вашем распоряжении три часа.

После ухода парламентёров Рудольф собрал экстренное совещание офицеров и унтер-офицеров.

– Господа, какие будут мнения? – спросил он, передав предложение противника.

Все молчали. Понимая, что первым никто не решится озвучить то, о чём думают все, Рудольф сказал:

– Лично я считаю, что мы честно выполнили свой воинский долг и сражаться, когда армии уже не существует, не имеет смысла. Для того чтобы сохранить жизни наших солдат, предлагаю сдаться.

Через два часа из траншей, оставив винтовки, вышли все солдаты. Они построились в колонну по четыре и двинулись к итальянским позициям.

Глава V

Зарождение танковых войск Вермахта

Австро-Венгрия развалилась, исчезла великая империя Габсбургов, просуществовавшая шестьсот лет. Последний император Карл I отрёкся от престола, его династия лишилась всех прав и была изгнана из страны. Последовали неурожай, экономический кризис, голодные бунты, восстания рабочих, захватывающих заводы, и крестьянские волнения. Армии больше не существовало, и тысячи офицеров и солдат оказались без средств к существованию.

Рудольф мучительно искал выход из создавшейся ситуации. Ему нужно было кормить семью, а найти работу не представлялось возможным. Катя, возившаяся с маленькой дочкой, неизменно утешала его:

– Не переживай! Всё равно что-то да найдётся, нам много не надо.

– О чём ты говоришь? Я же ничего не умею, кроме как воевать!

– Пойдёшь рабочим на завод.

– Я?! – Рудольф был настолько ошарашен, что не нашёлся с ответом. Он никак не мог представить себя в этой роли.

– А что? Руки, ноги у тебя есть, голова светлая. Другие работают, и ты сможешь.

– Ну, другие там чуть ли не с малолетства… Им такая судьба свыше была предначертана. А я военным наукам обучался! И практику хорошую получил. Нет, рабочий из меня не получится. Хорошие офицеры всё равно государству будут нужны.

– Может, когда-нибудь так оно и будет, но сейчас армии нет, а нам нужно на что-то жить.

– Ты права, буду искать работу.

Дело подвернулось неожиданно. Рудольф стоял в очереди таких же, как и сам, жаждущих заработать хоть какие-то гроши. На собеседование в крупную фирму заходили по одному. До Рудольфа очередь дошла лишь к обеду.

«Ну, сейчас придётся ждать, пока они поедят», – решил он, устраиваясь поудобнее на каком-то ящике. Очередь поредела, и Рудольф задремал на весеннем солнышке.

– Руди! – услышал он сквозь лёгкую дремоту.

Открыв глаза, обнаружил рядом однокашника по военному училищу.

– Франц! Что ты тут делаешь?

– Вот и я хотел задать тебе тот же вопрос. Работаю здесь! А ты? Никак, на работу хочешь устроиться?

– Угадал.

– Пойдём со мной. Здесь у тебя ничего не выгорит.

В тот день Рудольфа приняли коммивояжёром в коммерческий отдел фирмы по производству одежды.

Поезд шёл в Германию, Рудольф задумчиво смотрел в окно на мелькающие фольварки, голые, пока ещё не согретые весенним теплом рощи и полупустые дороги. Всё это время он непрерывно обдумывал, как будет предлагать торговым предприятиям образцы товара, каталоги и проспекты.

Уже четыре месяца он занимался этим делом, и работа казалась ему интересной. Хотелось даже побыстрее освоиться со всеми тонкостями этого занятия вроде торговых марок, ценовой политики, конкуренции и многих других вещей, о которых он раньше не имел понятия.

После войны Германия находилась в жалком положении, сильная европейская держава была унижена и оскорблена. Гордые и самолюбивые немцы тяжело переживали поражение. Идея реванша медленно зрела в массах, выливаясь в радикальные выступления.

Условия Версальского договора фактически поставили страну в условия полной изоляции. Вооружённые силы Германии были ограничены стотысячной армией, она лишалась военно-морского флота, ей запрещалось производить и использовать оружие массового поражения. Непомерные репарации странам-победительницам легли тяжким бременем на разваленную экономику. Необходимость выплат привела к обесцениванию марки. Одежда продавалась плохо, население в первую очередь думало о продуктах питания, которые неимоверно дорожали вместе с национальной валютой.

На какой-то станции в вагон вошли несколько германских солдат. Рудольф равнодушно провёл по ним взглядом и отвернулся к окну. Однако вскоре его внимание привлекла их форма, словно он видел её в первый раз. Действительно, теперь Рудольф имел возможности посмотреть на неё глазами профессионала пошивочного дела. В голову пришла мысль получить заказ от оборонного ведомства Германии, предложив улучшить не очень удобную для современных боевых действий одежду.

Так он и сделал – выполнив намеченную работу, отправился в Берлин, в Военное министерство. Оказавшись в нужном здании, несколько растерялся, не зная, к кому обратиться. Мимо как раз проходил какой-то офицер.

– Извините, не могли бы вы мне подсказать…

Человек обернулся, и Рудольф узнал капитана улан из далёкого Пскова.

– О, кажется, мы знакомы… – Офицер пристально вглядывался в его лицо.

– Да, рад вас снова встретить, – не скрывая удовольствия, произнёс Рудольф. – Надеюсь, вы мне снова поможете, как помогли тогда.

– С удовольствием! Чем могу служить? – капитан заметно радовался встрече. Видимо, ещё в заснеженном февральском Пскове он проникся симпатией к молодому офицеру.

– Вот, я хотел предложить… – И Рудольф рассказал о своей задумке.

– Ну что ж, я могу вас свести с нужными специалистами. Сам я, правда, служу в другом отделе. Разрешите полюбопытствовать, почему вы этим занимаетесь? Служба надоела?

– Никак нет, господин капитан. Просто в Австрии пока нет настоящей армии.

– И в Германии нет. Но будет обязательно! Не хотите ли вы послужить в зарождающейся германской армии? – неожиданно спросил он.

У Рудольфа сразу загорелись глаза:

– Конечно! С удовольствием, господин капитан!

– Тогда на этом и порешим. Я служу в Генштабе, который, кстати, запрещён нам по Версальскому договору, но без него никак нельзя. Как только освободится вакансия, я вас уведомлю.

Приглашение явиться для направления поступило только в сентябре. После бесед и тестовых проверок Рудольфа направили командиром роты 3-го батальона 17-го пехотного полка.

Батальон располагался на окраине небольшого городка. Штаб был виден издалека.

– Обер-лейтенант фон Краузе, назначен к вам командиром роты, – представился Рудольф начальнику.

– Капитан Гудериан. Присаживайтесь, обер-лейтенант, – он показал жестом на стул возле своего стола. – Надеюсь, вы не из Австрии?

– Как раз оттуда, господин капитан! А что, вы опасаетесь австрийцев?

– Не то чтобы очень опасаюсь… Но с ними надо держать ухо востро.

– Так же, как и с пруссаками, – улыбнулся Рудольф и с удовольствием отметил, что капитан слегка улыбнулся ему в ответ.

– Вы за словом в карман не лезете, обер-лейтенант. Если бы вы так же командовали ротой…

– Постараюсь, господин капитан, командовать соответствующим образом, – снова улыбнувшись, ответил Рудольф, уже зная, что командир батальона остроумен и умеет поддеть собеседника.

– Кити, – Рудольф старался сохранять строгий и серьёзный тон.

– Да? – Катя испуганно взглянула на мужа, не переставая укачивать маленькую Лизи, которая капризничала у неё на руках. Тон Рудольфа не предвещал ничего хорошего.

– Мы едем в Германию!

– Ой! – Катя положила девочку в кроватку и бросилась ему на шею. – Я так мечтала переехать туда!

– Ну вот, твоя мечта сбылась.

– А когда?

– Можно уже собираться, квартиру я снял.

Катя в панике заметалась по комнате, хватая то одно, то другое.

– Да подожди ты, не суетись! Завтра начнём собираться, а сегодня просто поговорим обо всём. Вечер уже.

Катя уселась на стул рядом с кроваткой и начала укачивать малышку. Почему-то с самого начала она мечтала именно о Германии. Эта страна была одной из самых мощных в Европе, и беспокойная натура Кати не хотела скучать в маленькой провинциальной Австрии, какой та стала после распада огромной империи Габсбургов. Теперь Австрии была уготована второстепенная роль среди европейских государств. А в Германии, несмотря на инфляцию, репарации и стагнацию, открывались большие перспективы.

Соскучившись по любимому делу, Рудольф с головой окунулся в работу. Он был требователен к солдатам, заставлял их выкладываться до изнеможения, но в то же время был справедливым, последовательным, внимательным до мелочей. Он стремился к новому, прогрессивному в боевой подготовке, всегда спокойно и настойчиво объяснял подчинённому, для чего ему нужно выполнить эту задачу, умел мотивировать. Его требования были всегда обоснованны.

Результатом такого отношения к подчинённым стали блестящая боевая выучка, спаянность, безупречная дисциплина и высокий моральный дух его подразделения. Уже через год на манёврах с привлечением механизированных войск рота и батальон в целом показали высокие результаты.

Рудольф постепенно привык, что Гудериан бывает резок с офицерами и его острый и едкий язык может больно ранить. Однако он ценил своего командира за то, что тот всегда был справедлив и ни на кого не держал зла. В свою очередь капитан также был высокого мнения о молодом, способном и настойчивом, как он сам, офицере.

– Руди…

– Да, моя хорошая?

– У нас будет маленький…

– Вот здорово! Пусть родится сын!

– Пусть! Родившись здесь, в Германии, он станет настоящим немцем.

По прошествии времени в семье фон Краузе появился на свет мальчик, названный родителями Карлом.

Спустя несколько дней Гудериан после лыжной подготовки приказал всем офицерам собраться в его кабинете, где был накрыт стол.

– Господа! Мы собрались здесь для того, чтобы поздравить обер-лейтенанта фон Краузе с рождением сына! От имени офицеров и солдат батальона я хочу вручить для будущего воина Германии этот скромный подарок!

Он извлёк из картонной коробки макет танка и под дружное одобрение присутствующих протянул его Рудольфу, который с чувством пожал протянутую Гудерианом руку.