Вспомнить подробно. Гибель «Г Берлиоза»

Вспомнить подробно

Гибель «Г Берлиоза»

Андрей Абинский

© Андрей Абинский, 2021

ISBN 978-5-0053-3919-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора.

Все имена и фамилии действующих лиц этой повести придуманы мной. Совпадения с реальными персонами являются случайными.

С уважением,

АС Абинский.

Глава 1

Турай – это райское место на тропическом острове Чинаукин. Остров небольшой, скалистый, с крохотной бухтой на южном берегу. К причалу из пальмовых досок, швартуются пять рыболовных баркасов и несколько быстроходных лодок с навесными моторами. Их можно увидеть только вечером. В это время рыбаки сдают улов в Багли и возвращаются домой.

Деревня Турай начинается у самого причала. Три десятка хибар тянутся вдоль чистого ручья. Стены хижинам заменяют пёстрые одеяла, крыши сделаны из жёстких пальмовых веток. Здесь живут тайские рыбаки и ещё я, белый человек, Серж Д’Оливье. У меня есть французский паспорт и небогатый словарный запас: лямур, тужур, бонжур. Французом я стал случайно, потому что у Бангкокского барыги оказался подходящий паспорт. Требовалось только придумать себе имя и фамилию.

Сергей, естественно, превратился в Сержа, Одилов – в Оливье. Спроси нынче школьника, кто такой Наполеон и он ответит, что это слоёный торт, а Цезарь, ясное дело, салат с гренками. Я тоже не стал мудрить и назвал себя Оливье. По названию популярной закуски.

Я спешно покинул родину, имея в активе полтора миллиона баксов. Деньги спрятаны на Кипре, в надёжном оффшорном банке.

– Ты – мой денежный мешок, – сказал мне Евгений Маркович Клюкман. – Поэтому, береги себя и не высовывайся. Про тебя не знает ни один человек. Никто в мире. Придёт время, мы разделим баксы по-честному и ты станешь сказочно богат!

– Давай лучше поровну, – ответил я.

Потом произошло много непонятных событий. Когда серьёзные люди ищут серьёзные деньги, нужно держать ушки на макушке и вовремя смыться.

Я мог бы устроиться в столице и поселиться в шикарном люксе. Но там моя европейская личность слишком заметна и меня легче вычислить. А здесь я в относительной безопасности. Сотовая связь в Турае отсутствует, а свой телефон я выкинул ещё до посадки в самолёт в Хабаровске. Потом был Сеул. Там старый знакомый, мистер Ли, помог мне купить билет до Бангкока и дал сопроводиловку к своему дружку, Мигелю. Испанец Мигель выправил мне французский паспорт (лучше настоящего) и посоветовал уехать в Турай.

– The best place for you – Toray, – сказал он.

– В рай, так в рай, – согласился я и отдал ему триста баксов.

– Недорого, потому что по дружбе, – осклабился Мигель.

– Но пасаран, омиго, – ответил я.

На древнем автобусе я добрался до города Болхао, дальше на мото-такси по разбитой дороге до приморского Багли. И уже оттуда на быстроходной лодке попал в райское местечко Турай.

На остров можно добраться за пять долларов. Обратный вояж стоит в два раза дороже. Мне казалось, что я тщательно замёл следы и вычислить беглого француза почти невозможно. В крайнем случае скроюсь в джунглях и буду партизанить, как легендарный командос Че Гевара.

Я поселился в хижине на краю деревни. Хижина – это четыре столба под пальмовой крышей и три дырявых стены из бамбука. Дверь отсутствует. Её заменяют легкие занавески. Хозяин бунгало, таец Тхонет, сдаёт мне жилище за один доллар в сутки.

Хозяина я называю капитан. Он здесь вроде начальника порта. Капитану под семьдесят лет, он носит фуражку с золотым якорем и командует швартовками на причале. Рыбаки его уважают, хотя бывают и яростные споры. Некоторые фишмены считают швартовку вторым бортом занятием унизительным.

Утром я варю себе кофе на газовой плитке. С вечера припасаю бутерброд с беконом или солёной колбасой. Потом усаживаюсь в плетёное кресло и не спеша выпиваю две чашки кофе. Рыбаки уже ушли в море и причал пустует. Худая рыжая псина лежит на брёвнах и нежится под нежарким ещё солнцем.

На берегу по огромным серым валунам скачет Атхитка, сын держателя местного бара. Тень мальчишки причудливо ломается на камнях и летит вслед за ним.

– Хэй, Архипка! – кричу я и машу пацану рукой.

Мальчишка ждёт этого сигнала и мгновенно оказывается рядом. Даю ему две денежки.

– Принеси две бутылки, – говорю я. – Только чтоб было холодное.

Атхит берёт деньги и не трогается с места. Наклонив голову как щенок, он смотрит на меня.

– Вот тебе ещё. Купи себе колу.

Мальчишку как ветром сдуло.

Телевизор со спутниковой тарелкой имеется только в баре. Восемь программ на тайском и две на английском языке. Там я узнаю, что творится в мире. Из далёкой родины приходят скупые вести – рандеву президента, запуск спутника или новости о супер-ракетах. И ни слова об исчезнувшем лайнере «Г. Берлиоз». На этом судне я был радистом. Тогда и начались мои приключения.

Я сижу на берегу моря, в плетёном кресле, с блокнотом на коленке и пишу эту историю. Зачем? Наверное, от избытка свободного времени.

С удочкой на плече мимо проходит капитан Тхонет.

– Привет, Серж!

– Привет, кэптэйн!

Капитан Тхонет считает меня туристом и бездельником. Я стараюсь поддерживать статус легкомысленного бродяги. Два часа я торговался с капитаном за аренду жилья и сбросил цену с трех долларов до одного. Потом мне удалось наладить эхолот на его катере и за это Тхонет угостил меня пивом. Ещё я подружился с Атхиткой и однажды забинтовал ему разодранный локоть. Для этого у меня есть бальзам «Спасатель» и эластичный бинт. Отец мальчугана, мистер Бармен, отблагодарил меня бесплатной выпивкой. При этом доверительно спросил:

– Может быть, хочешь девочку? Двадцать баксов.

– Почему мне в два раза дороже?

– Ты – турист!

Народ здесь мне нравится. Никто не лезет в душу и не задаёт лишних вопросов. Правда, капитан Тхонет сказал однажды:

– Серж, ты не француз. Ты натуральный поляк.

– Нет, сэр, я – гасконец!

Скоро запыхавшийся Архипка принёс две бутылки пива. Одну я сразу открыл, вторую завернул в полотенце, чтобы она не быстро нагрелась. Атхит выпросил у меня сигарету и скрылся в кустах. Я знаю, что шкет втихаря покуривает.

Глава 2

Чакры, мантры и кармы – чушь собачья. Я прагматик и не верю, что на судьбу влияют звёзды, расположение планет или капризный порядок чисел. Здоровье, в основном, зависит от наследственных генов, которыми тебя наградили предки.

Мудрые японцы утверждают, что занятие спортом не влияет на долголетие. Всё дело в заложенной в организм программе. Учёные выяснили, что ежедневная пятикилометровая пробежка удлиняет жизнь на полчаса. Но занимает сорок минут – тут и задумаешься…

Я раскачиваюсь в гамаке и смотрю на кромку прибоя. Воздух горячий и влажный. На горизонте набухают белые косматые облака. Скоро они превратятся в грозовую тучу, хлынет тропический ливень и станет немного прохладнее. Сейчас на термометре тридцать три градуса.

Индусы говорят, что карма и судьба, это разные вещи. Где-то я с ними согласен. Многое в судьбе зависит от того, какие у тебя родители. Желательно, чтобы они были из разных точек на глобусе. Поскольку все мы произошли от Адама и Евы (шучу), вернее, от общих предков из Африки (не шучу), есть шанс сойтись с близким родственником и родить ущербное потомство.

Если папа профессор, а мама доцент – тебе прямая дорога в науку. Дети артистов поголовно становятся актёрами. У певцов – певцами и певичками. Даже без голоса, но с хорошими внешними данными. Дети чиновников и олигархов в двадцать лет становятся сказочно богатыми, соучредителями и соучастниками. Я знаю миллионера четырёх лет от роду.

А если мама уборщица, папа сантехник и при этом хорошо закладывает – отроку гораздо труднее. Бывают, конечно исключения, но на то они и исключения.

Также имеет значение место, где ты родился. Больше шансов выдвинуться и сделать успешную карьеру у жителей столицы. Побывать в Третьяковке, Эрмитаже, подышать воздухом Невы – это большое дело. МГУ, МАИ, МГИМО – тоже всем понятно.

В моём Киржаче был кооперативный техникум и ПТУ, где готовят железнодорожных рабочих. Была ещё свиноферма и зверосовхоз, в котором разводили норку. Но всё это накрылось медным тазом с началом Перестройки или в конце Ускорения.

Мне тогда было двенадцать лет и мы с пацанами подрабатывали добычей цветных металлов. В заброшенной воинской части выкапывали толстые кабели, рубили и обжигали на костре. Медь сдавали на приёмном пункт и у нас были деньги на выпить-покурить и даже пригласить девочку в кино. Продажей ценного металла занимался мой одноклассник Женька Клюкман. Он умел торговаться с барыгами по железу и даже мог выпросить небольшой аванс. Худой, рыжий, подвижный, как ртуть, Женька учился в школе на одни пятёрки. При этом, домашние задания делал утром, за десять минут до первого звонка. Его отец, дядя Миша, работал парикмахером и был мастером свадебных причёсок для дам.

В школьные годы мы делили с Клюкманом одну парту. При этом Женька занимал две трети скамьи, поскольку был очень подвижен. Своими успехами в математике я обязан исключительно Клюкману, поскольку списывал у него контрольные работы.

На уроках химии мы обычно занимались своими делами – смешивали в кучу разные реактивы и добивались непредсказуемых результатов. Адские смеси шипели, дымились, горели и взрывались. Ещё тогда я понял, что химия – вполне себе загадочная наука.

– Клюкман, к доске! – прозвучал однажды резкий голос нашей химички, Надежды Афанасьевны Зельцер.

– Глюк, тебя! – злорадно прошипела вредная отличница Верка Лямина.

– Изобразите нам, Евгений, структурную формулу синтеза ДДТ, – объявила приговор Надежда Афанасьевна. – За верный ответ получите верные пять баллов!

Отхватить у Зельцер пятёрку, это всё одно, как стать героем Советского союза, вернувшись живым из космоса.

Учительница уже объяснила аудитории, что ДДТ – это банальный дуст, которым травят тараканов и полевых вредителей. При этом скороговоркой озвучила формулу ядовитого порошка: «Дихлордифенилтрихлорметилметан».

Женя вздохнул и начал выбираться из-за стола. По пути к эшафоту зацепил локтем и опрокинул штатив с пробирками. Приговорённый к экзекуции этого даже не заметил.

Химичка уже предвкушала свой триумф – ещё раз показать миру, какие мы законченные балбесы и не годимся решительно ни для чего.

Но, к всеобщему восторгу, через семь минут формула была готова. Со всеми валентными, ковалентными и прочими связями. Женя стоял у доски, вытирал руки пыльной тряпкой и застенчиво улыбался.

– В жизни всегда есть место подвигу! – озвучили молодёжный лозунг отличница Лида Шварц.

– Пять баллов, Клюкман! – сказала изумлённая химичка.

– Ничего сложного, – объяснил мне потом Клюкман. – Я автоматом запомнил название формулы – дихлор дифенил три хлор метил метан. А зная валентные связи, нарисовать формулу – пара пустяков.

Десятилетку я закончил легко. По точным наукам в аттестате были четвёрки, по не точным – все тройки.

Клюкман получил отличный аттестат, который портила единственная тройка по литературе. Он не осилил «Войну и мир», совершенно не представлял, кто и зачем поднимал «Поднятую целину» и не догадывался «Кому на Руси жить хорошо». Клюкман смутно подозревал, что Анка-пулемётчица и Анна Каренина – это одна женщина.

По Маяковскому остро встал вопрос – кем быть?

– Мы будем осваивать просторы родины, начиная с провинции, – однажды сказал мне Клюкман. – А где сейчас крутятся большие бабки?

– В Газпроме, Женька.

– Ты прав, как всегда. Но там у Шмуллера – есть свои дети. Надо рвануть на Восток и заняться автомобильным бизнесом. А для начала стать моряками, чтобы попасть в Японию.

– Романтика!

– Какая к чёрту романтика?! Бизнес и ничего кроме!

Мы сели в поезд и с тридцатью рублями, зашитыми в трусы, отбыли в город у моря. Глядя из окна на пролетающие вёрсты, я понял, что наша провинция жутко длинная и дикая на востоке.

Дед-попутчик сказал на это: «За Уралом у нас два человека на один квадратный километр. И оба пьяные!»

Владивосток поразил меня необычным холмистым пейзажем и красивыми девушками. В Киржачах у нас ровное место и, как мне казалось, солнце восходит не с той стороны. И не туда заходит.

В комнате «абитуры» нас было пятеро. Народ со всех концов Союза. Были зубрилы и тихони, маменькины сыночки, которые не умели матом, были пацаны, уже считавшие себя лихими мореходами. К началу экзаменов прибыли два взрослых парня в военной форме и с нашивками сержантов. Они были вне этикета и поступали в «бурсу» без конкурса.

Неделя в абитуре пролетела быстро. Это время я потратил на изучение города и впервые искупался в море. Море и вправду оказалось солёным и плавать в нём было гораздо легче, чем в нашей речке. Когда я выбрался на берег, пошёл мелкий дождь. Дождевая вода стекала по щекам и, попадая на губы, тоже казалась солёной. Неужели и дождь здесь солёный?

На третий день я впервые ощутил ужас одиночества. Это случилось после кино. В кинотеатре «Океан» показывали заграничный фильм «Окно в спальне». Закончился сеанс, с толпой зрителей я вышел из зала. Уже наступили сумерки и в домах зажглись тёплые огни. В окнах мелькали уютные тени, в кафе «Лотос» звучала музыка. И тут накатило! Я один, в чужом городе. И никому я тут нафиг не нужен. Я заплакал…

Экзамены я сдал легко. Квадратные уравнения щёлкал, как орешки, теорему с тангенсами успел доказать дважды и по-разному, сочинение на тему «Поднятой целины» списал у соседа. Кстати, он получил трояк, а я четвёрку.

На мандатной комиссии за кумачовым столом сидели шесть человек. Трое из них были в морской форме с капитанскими погонами. Председателем была женщина.

– Проходной балл, – сказала она, – предлагаю абитуриента Одилова зачислить на радиотехнический факультет.

– Сам откуда будешь? – спросил седой дядя в морской форме.

– Посёлок Киржачи.

– ?

– Это в Сибири…

– Возражений нет? – спросила женщина и посмотрела на соседей.

Возражений не было.

Вот оно, счастье! Я буду радистом, моряком загран-плавания! У меня выросли крылья и на них я вылетел из аудитории. В коридоре меня догнал седой капитан:

– Парень, стой, давай к нам, в судоводители!

– Я записался в радисты…

– Ну что такое – радист?! Потолок карьеры – станешь начальником рации. А у нас – до министра дорастёшь!

– Спасибо, – говорю, – мне нравится радио.

– Ну и зря! Ты об этом ещё пожалеешь!

Забегая вперёд, скажу, что об этом я ни разу не пожалел.

Мой друг Женя был практичнее меня и поступил на факультет судовождения.

– Штурман – это звучит гордо! – заявил рыжий Клюкман.

Глава 3

Bamboo Bar расположен на самом берегу и открывается вечером. Бар работает до упора, пока его не покинет последний посетитель. Конечно, он должен при этом есть, пить, танцевать с девушками и не уснуть.

Бар – причудливое строение с острой верхушкой, похожей на стог сена. В его устройстве нет ни одной доски или гвоздя. Толстые стволы бамбука крепятся тугими лианами и создают прочную конструкцию. Бар пересекают перегородки из того же бамбука и есть места наподобие кабинетов. В них можно уединиться с девушкой. Всё это переплетено живыми лианами в которых снуют зеленые безобидные ящерицы. Бар продувается ветром и там не бывает жарко.

За стойкой обилие бутылок и там правит бал мистер Бармен. Здоровенный толстяк с выдающимся пузом и бритой башкой. Ему помогает жена, Эппл, стройная женщина лет тридцати. Она всегда в шортах, короткой футболке выше пупка и шлёпанцах на стройных ножках. У Эппл чёрные волосы, схваченные пёстрой лентой. Причёску украшает яркий цветок, как у Кармен. Их сына, Атхитку, можно встретить у стен бара, но никогда внутри.

Бар я посещаю вечером, после захода солнца. Сложив ладони, приветствую мистера Бармена.

– Хэллоу, Серж, – говорит он и потом добавляет, – как всегда?

– Йес, мистер Бармен, – отвечаю я и усаживаюсь на своё место в углу.

Отсюда я вижу берег, море и лодки, которые швартуются у причала. У стойки скучают две девушки. Потом их будет больше. Сегодня праздник – День Тайского бокса и из Багли приедут другие женщины, или в гости, или с целью заработать. В Турае народ не бедный и много одиноких мужчин.

С местными гейшами я незнаком. Было однажды в Бангкоке, но тогда я здорово надрался и уснул, уткнувшись носом в тело незнакомой женщины.

Бар понемногу заполняется новыми посетителями. Многих я знаю в лицо, некоторых – по именам. С запотевшим стаканом ко мне подсаживается молодой рыбак Сомбун. Он считает меня приятелем и садится без спросу.

– Привет, Сомбун. Как сегодня улов? Удачно?

Сомбун с довольной миной проводит ладонью по горлу:

– Поймали совсем мало, но продали хорошо.

Я знаю, что он врёт. Хвалиться уловом – плохая примета. Сомбун рыбачит в паре с отцом, но хочет выучиться на зубного врача и уехать в Сингапур. Для этого он копит деньги и не позволяет себе излишеств.

Как-то он спросил меня:

– Французские девушки хорошие?

– Конечно, хорошие, – говорю, – и самые красивые.

– Не, друг, самые красивые – это в Польше.

– Ты там был?

– Нет, но люди говорят…

Эппл принесла мне стакан:

– Vodka without ice and soda – сказала она. – Arkariba with pepper.

– Good snack, – говорю я, – перец мне нравится, спасибо.

Что за овощ эта аркариба, я не знаю. Напоминает наш огурец из бочки. Но вкусно.

Уходя, Эппл коснулась бедром моего плеча и, как бы невзначай, провела ладонью по волосам. Пальцы у неё лёгкие, как ветер.

Самбун, заметив это, сказал:

– Будь с ней осторожней.

– ?

– У Бармена под стойкой есть помповое ружьё.

– Даже не думал об этом, – ответил я.

В баре становится шумно. На экране телевизора два худых парня сражаются на боксёрском ринге. Каждый норовит ударить соперника пяткой в ухо. Посетители болеют за спортсмена в красных трусах и с восторгом приветствуют каждый его финт. Когда боец победил, поднялся невообразимый гвалт. Мы с Сомбуном звякнули стаканами.

– Муай Тай! За победу!

– За победу!

Я угощаю Сомбуна сигареткой. В моей компании он никогда не курит свои. Вместо благодарности он говорит:

– Видишь куин, там, у стойки?

– Вижу.

За стойкой, на высоком стуле сидит девушка. Тонкая, в красном платье с глубоким вырезом на груди. С улыбкой она смотрит в нашу сторону.

– Ты её знаешь?

– Нет, – говорит Сомбун, – раньше я её не видел.

Наверное, мы неприлично долго пялились на девушку. Не дождавшись приглашения, она соскользнула со стула и направилась в нашу сторону.

– Привет, парни! – сказала она на тайском. И по-английски: – Угостите девушку колой?

Сомбун довольно осклабился и посмотрел на меня. Я протянул ему бумажку в сто бат.

– Оранж, спрайт, банана? – любезно спросил Сомбун.

– Оранжад-порт и немного виски.

Девушка опустилась в плетёное кресло и пристроила сумочку на коленях. У неё был правильный овал лица, тёмные глаза и чуть широкий носик. Пухлые губы намазаны красной помадой. На смуглом лице они выделялись не слишком.

– Ради, – сказала она и ткнула себя пальчиком в грудь.

На её запястье брызнули искрами жёлтые кольца.

– Серж, – говорю я. – Ты из Багли?

– Нет, из Бангкока, – ответила девушка. – Я там учусь на медсестру.

– Здесь у тебя парень?

– Тоже нет. Здесь живёт моя подруга. Она приедет завтра.

Вернулся Сомбун. Он принёс два стакана. Один маленький с виски и большой фужер со сложным коктейлем. Фужер украшала долька лимона и какая-то ядовитая зелень. Я осторожно отношусь к таким изыскам – мой евро-желудок не всегда ладит с местным компотом.

– За что пьём? – спрашиваю.

– За любовь! – говорит Сомбун.

– For big love! – поддержала его Ради.

На экране телевизора появилась улыбчивая тайка. Показывали берег и джунгли, взлохмаченные тайфуном Бэтти. Вдрызг разломанные хижины и пальмы, завязанные в узел. Хозяйка Эппл убавила звук в телевизоре и включила музыку. «You are my destiny…» – пел саксофон человеческим голосом. На танц-поле обнялись первые пары.

– Потанцуем? – спросил я Ради.

Девушка улыбнулась и протянула мне руку. Прикосновение ладони говорит мне больше, чем улыбка или даже глаза. Ощущение гибкой податливой ветки в моей руке.

Ради была лёгкая, как пёрышко. Она жила в танце и чутко отвечала на мои неловкие па. Я чувствовал её дыхание, запах волос и биение сердца. Джунгли на стенах утрачивали очертания, расплывались и покачивались в такт с музыкой. Я не заметил, когда умолк саксофон.

Мы вернулись к своему столу. Сомбун уже исчез, присоединившись к компании рыбаков.

– Что тебе заказать? – спросил я девушку.

– Я выберу сама.

– О’кэй, – я протянул Ради бумажку в двести бат.

– Ты очень богатый, – сказала она и пошла к стойке бара.

Из бара мы вышли вместе. Скинув обувь, мы шлёпали босыми ногами по кромке прибоя. Ради кружилась и танцевала под шелест волн.

Утром меня разбудило солнце. Рядом была Ради. Брызги солнца падали на её смуглое тело. Осторожно, словно касаясь бабочки, я провёл пальцем по её позвоночнику. Бабочка проснулась и мы снова обнялись.

Потом я кормил Ради завтраком. Глазунья из перепелиных яиц и чёрный кофе с булочкой. На берегу возник любопытный Атхит и я тут же послал его за пивом и креветками.

Из-за мыса выплыл белый катер под цветным полосатым тентом.

– Мне пора, – сказала Ради. – Мне было хорошо. Ты – гага!

Она закинула сумочку на плечо и навсегда исчезла из моей жизни.

Глава 4

Сегодня у меня будет хороший день. Свежим утром приятно искупаться в море и устроить сиесту после обеда. Купаюсь я в стороне от причала. Там мелкая бухта, защищённая от волн древним бетонным судном. Это большой пароход, похожий на «Либерти». Он сел на мель ещё до войны. Однажды я не поленился забраться на каменный борт судна. Широкая палуба сквозила рваными дырами. Из проломов торчали ржавые прутья арматуры. На верхнем мостике, в рулевой и радиорубке не сохранилось никакого оборудования. Во многих местах из переборок торчали огрызки проводов. Машинное отделение затоплено и я не рискнул спуститься туда.

Капитан Тхонет сказал, что ночью на судне просыпаются души погибших моряков, бродят по палубам и воют в ненастную погоду.

Я люблю море и в море мне хорошо. Вода тёплая, я лежу на волнах кверху пузом пока не надоест. На берег приходит Эппл. Она машет рукой и приглашает зайти в бар. Бар ещё закрыт, но для меня всегда найдётся кружка холодного пива. Я выбираюсь на берег и иду вслед за женщиной. На неё приятно посмотреть даже сзади. Короткие шорты трещат на тугих бёдрах, грива тёмных волос падает на шоколадную спину. У женщины озорные глаза и мой приятель Сомбун говорит, что Эппл ко мне неравнодушна. Но я помню о помповом ружье Бармена, которое лежит у него под прилавком.

В баре Эппл приносит мне кружку пива и горсть сушёного кальмара. Касается моих волос пальцами. Инстинктивно провожу ладонью по её бедру.

– Ой! – восклицает Эппл и смеётся.

Я шлёпаю ладонью по своей шаловливой руке.

– Пожалуйста ещё раз, – шутливо просит Эппл. И добавляет: – Серж, вчера тебя видели с девушкой.

– Совсем не помню, Эппл. Наверное, это был не я.

Эппл смеётся:

– Тебя, парень, трудно с кем-то спутать.

– Се ля ви, – говорю я, – такова жизнь.

– Ты был в Париже?

– Был, но я родился в Гавре, – вру я. – Поэтому и стал моряком.

– Да, Самьел говорил, что ты понимаешь в радио. Умеешь многое…

Так я узнал, как зовут мистера Бармена.

– Я не умею только детей грудью кормить.

– Приходи, когда Он уедет в Багли, – легко говорит Эппл. – Мне бывает скучно одной…

– Как-нибудь, Эппл. Мне тоже бывает скучно…

Мне тоже бывает скучно. Развалившись в гамаке, я витаю в облаках, смотрю в бездонное небо и брожу по волнам своей памяти.

В мореходке я учился легко. Мне нравилось разбирать сложные схемы, вникать в логику реле и, наконец, добираться до мощного выходного каскада. В передатчике «Бриг», блоке питания и управления (БПУ), одних только реле было пятьдесят штук. И все они завязаны-перезавязаны между собой. И эту схему я знал наизусть.

«Бурсу» я закончил с отличием. Мне светил красный диплом, но он накрылся медным тазом из-за драки с сыном начальника специальности. Наша группа толпилась тогда перед входом в столовую. Ну и рыпнулся на меня один здоровяк из судоводов. Ни за что, просто так. Схватил меня за грудки. Со мной так нельзя. Я уложил его одним ударом. Короткий, прямой, в нос. Подскочил ещё один. Пока боец размахивался, я ткнул ему кулак в солнечное сплетение и, когда парень загнулся, добавил ребром ладони по шее. Он тоже лёг. Сынок потом размазывал сопли и вопил, что мне конец и меня ещё встретят в тёмном переулке.