Моё земное притяжение…

Семья и быт Сопочина

Мы очень сдружились с Иваном Семеновичем, его сыновьями. Я старался помогать ему во всем. Как-то в один из своих приездов Иван Семенович сказал: «Толя, ката путит пальшой снек, ты пайтешь к Нему кости». Говорил он не очень хорошо на русском языке, придется переводить, дословно это звучит так: «Толя, когда будет большой снег, ты пойдешь к Нему в Гости».

Числа 15 декабря Иван Семенович приезжает на оленьих упряжках за мной. Игорь, бригадир, и вся бригада меня с удовольствием отпускают на охоту на медведя на столько дней – на сколько потребуется. Никаких заявлений я, конечно, не писал. Кроме азартного интереса у бригады было желание покушать медвежатину, если, конечно, все сложится удачно. А они в этом были уверены.

Середина декабря месяца – дни самые короткие. На стойбище мы подъезжаем уже в темноте. Стоит чум. Зимний – конический шалаш из жердей, покрытый оленьими шкурами.

Заходим в чум. В семье Ивана Семеновича три сына и дочь.

Старший сын Николай, ему лет 15—17. Правая рука полувысохшая, но он приноровился и по хозяйству все делал – обихаживал оленей, запрягал, управлял ими, занимался охотой, рыбалкой. В школе не учился, русский язык почти не знал, но деньги умел хорошо и безошибочно считать.

Потом – Витя, лет двенадцати. Два года его забирали на учебу в интернат. Тогда, перед началом учебного года, по стойбищам летал вертолет и детей почти что силком, принудительно забирали, увозили в село, где был для них интернат. После двух лет мытарств, он перед сентябрем, заслышав вертолет, куда-нибудь убегал, прятался. Родители к этому так относились: хочет – пусть учится, не хочет – пусть убегает. Не заставляли, не принуждали к учебе. Они хорошо знали негативную сторону интернатовского сосуществования. Но при этом, Витя лучше всех понимал и разговаривал на русском языке.

Младший сын Толя – Анатолий Иванович, мой тезка. Такой шабутной, веселенький молодой мужичок лет семи-восьми. Всегда был занят какими-либо хозяйскими делами, умело обходился с оленями, управлял ими, запряженными в нарты. Мы с ним сдружились. Он всегда приезжал с отцом к нам на базу. Его все интересовало – был любознателен.

1977 год. Компрессорная станция «Орт-Ягунская». Очередной приезд аборигенов на базу. В малице на нартах – Анатолий, младший сын Ивана Семеновича Сопочина. Рядом с ним – строители КС и я со своим закадычным дружком Левкой.

И уже потом, лет через двадцать пять, курируя в округе вопросы жизнедеятельности коренных малочисленных народов Севера, я его встречал в Когалыме и в Русскинских на оленьих гонках. Анатолий всегда становился чемпионом всех гонок на оленьих упряжках, где бы он не участвовал. Не единожды встречал его и в Ханты-Мансийске, когда он со своими оленьими упряжками и с семьей приезжал для работы на стилизованных стойбищах, которые специально устанавливались для гостей и жителей города во время проведения значимых мероприятий – телевизионного фестиваля «Дух огня», кубков, Чемпионата мира по биатлону. Бывал он с семьей и у меня в гостях.

И я ему помогал. Как-то его вместе с семьей пытались его же соплеменники согнать со стойбища, родовых угодий. И такое бывает! Этот произвол я тогда остановил и обязал Ноябрьскую нефтегазоразведочную экспедицию, которая работала на территории его родовых угодий, помогать его семье, заключить с ним экономическое соглашение. Все условия соглашения экспедиция исполнила, сдружилась с семьей Сопочиных. Они мне частенько высылали фотографии, подтверждающие их деятельность и партнерские отношения с этой семьей.

Работники Ноябрьской нефтегазоразведочной экспедиции в гостях на стойбище у Анатолия Сопочина.

Самая младшая в семье – дочь, ей годика четыре-пять.

Когда зашли с Иваном Семеновичем в чум, супруга Ивана Семеновича сразу, ну очень недовольным тоном мне предъявляет заслуженные претензии: «Вы почему спаиваете Ивана Семеновича? Почему за меха, мясо даете ему водку, одеколон?» Мне было крайне неудобно. Все мы были виноваты. Оправдываться я тогда не умел и сейчас не нажил себе таких способностей. Спасибо Ивану Семеновичу, он рассказал хозяйке, кто я – она успокоилась.

Иван Семенович достает полмешка картошки замороженной, показывает её мне, спрашивает: «Что с ней делать?» В последнее время в нашем магазинчике появилась и картошка, я её всегда давал Ивану Семеновичу, заворачивал её хорошо, чтобы она не замерзла на нартах. Рассказывал, как её использовать. Я – обской житель, здесь аборигены, наверное, еще в начале 20 века начали потреблять картошку. А стойбищные – сроду её не садили и не ели. И об этом я тогда не догадался.

Иван Семенович достает еще один мешок, наполовину заполненный всякими супами в пакетиках. И их они ни разу не варили – не их это пища! «Попробуйте, – говорю, – сварить эти супы собакам, может, будут есть, хоть продукт не пропадет даром!»

Ночевать мы в этом чуме не стали. В ночь все семейство, со мной, на четырех оленьих упряжках выехали к другому их стойбищу. У оленных аборигенов, как правило, их несколько: зимнее, где много ягельников – основного зимнего корма оленей, и летнее, с обильной оленной травой. Еще есть стойбища, богатые рыбой, дичью….

Стойбище, куда мы выехали, было не так далеко от берлоги медведя, к которому мы должны были пойти в гости. Это долгое ночное путешествие на оленьих упряжках для меня было впервой.

Лунная декабрьская морозная ночь. Олени несут нас. На открытых пространствах снег неглубокий, плотный – олени летят! Такое песенное было настроение! Так и вертелись на языке, в ритме оленьего бега и снега, летящего на нас из-под их копыт, слова популярной в то время песни Полада Бюль-бюль Оглы: «Эх, догоню, догоню, догоню, беглянку догоню!» Непередаваемое и незабываемое состояние!

Подъехали к стойбищу. Первым делом все, и я тоже, поцеловали в голову большого медведя. Она был размещена на невысокой эстакаде у чума. Как положено, лежала на четырех лапах. Этого медведя Иван Семенович добыл со своим взрослым племянником и старшими сыновьями не так давно. Медведь был огромным. В него они стреляли семнадцать раз. Почему они успели в него выстрелить столько раз, не одиножды перезаряжая ружья, и он, при этом, их не задрал? В этом и есть преимущество технологии добычи медведя зимой по глубокому снегу.

На стойбище был остов чума. Быстро надели на него брезентовую накидку, убрали в чуме снег, установили печь-буржуйку, растопили её – поставили чайник.

Поели оленины, сваренной еще в предыдущем чуме, попили чаю. Супы стойбищные аборигены не варят. В их простом и незатейливом быту нет тарелок. Мясо отваривается в кастрюле, причем, много мяса и большими кусками. Получается очень вкусный, не постный навар. Наливают в кружки – тоже не маленькие. И этот наваристый суп пьют из них. Вареное мясо раскладывают в деревянные неглубокие долбленые блюда. Каждый своим ножом срезает куски мяса – едят, запивая наваром из кружки. Еда простая, но вкусная и полезная.

Наш век недолог?!

Расскажу об очень важных фактах, которые некогда были известными и популярными. Их часто озвучивали у нас в школе, о них вещали по радио, писали в окружных средствах массовой информации и средствах массовой информации Советского Союза.

Это было в конце 60-х, я уже всё понимал, видел и запоминал. Тогда часто говорилось о том, что коренные народы Севера (не только ханты и манси) по продолжительности жизни занимают второе место после кавказских народностей. По крайней мере, на моей памяти, в Тугиянах все так и было. Было много стариков и, особенно, женщин за 80 лет (многие молодые и среднего возраста мужчины погибли в Великую Отечественную войну).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.