Осколки Мира. Архив первый: антагонист

Параграф 04: храм Лже-Демона

Раскинувшийся среди скалистых предгорий величественный город Калвария являлся столицей благословенной Епархии Ма’алаки» и населён он был по большей части представителями одноимённой с ней расы – ма’алаки». Раса ма’алаки» являлась одной из представительниц рас-полукровок, именуемых химерами. К этой расе принадлежало большое количество народов с единым происхождением. Ма’алаки» были полуангелами и причисляли себя к Пресвятому Литургу. Этим, собственно, и объяснялся тот факт, что, несмотря на многочисленность проживавших в столице Благословенной Епархии химер, увидеть полукровку неангельского происхождения было совершенно немыслимо.

Представители чистокровных рас редко селились в Калварии. Почти никогда. Всё же мало кто горел желанием иметь дело с низшими созданиями вроде химер, тем более в этом мире. Даже ангелы и святые, чьё родство с ма’алаки» являлось неоспоримым фактом, были редкими гостями в столице. Несмотря на политику привлечения мигрантов, уже долгие годы проводимую епархией, «однообразие» полуангелов за редким исключением разбавляли предприимчивые добродушные фиоры, в которых любой человек сразу признал бы известных всем сказочных фей, да ещё несколько реккурентов, обретших душу механизмов, по природе своей лишённых склонности к дискриминации.

Была и другая причина того, что Калвария не блистала расовым многообразием. И причина эта – собственно, Пресвятой Литург, к которому принадлежала Епархия Ма’алаки». Что было совершенно неудивительно. Даже союзники Епископата в их бесконечных священных войнах чувствовали постоянную настороженность, прекрасно осознавая, насколько легко порой патриархи ангельской расы объявляли кого-либо еретиком.

Будучи абсолютно лояльной радикальным настроениям Литурга, столица Ма’алаки» была пронизана религиозными веяниями во всём, будь то быт, досуг или архитектура. Пожалуй, стоит уделить немного внимания архитектуре Калварии. Монастырская строгость жилых кварталов, вычурная каноничность богато украшенных храмов и прочих административных зданий. Единство стиля казалось нерушимым. И потому величественное строение, возвышавшееся над нетронутым пустырём прямо посреди главного города Епархии Ма’алаки», не просто казалось не к месту, оно было буквально бельмом на глазу как для власти, так и для обычных жителей. Многие из них сводили упоминания храма Лже-Демона к шутке или детской страшилке, а иногда и вовсе притворялись, что ни пустыря, ни «этого дома с привидениями» не существует.

Храм Лже-Демона и окружавший его Порочный квартал действительно выделялись на фоне остального города. Заострённые изогнутые шпили Храма создавали впечатление раскрытой пасти глубоководного хищника, видневшиеся на них окна-бойницы казались червоточинами болезни. Неровные тёмные стены были словно измазаны то ли в грязи, то ли в застывшей лаве. Вечно тлеющие округлые знаки и письмена не известного ни одному ма’алаки» происхождения, спиралью обхватившие этот мрачный замок, едва заметно дымились. Завершали образ несколько развевающихся на несуществующем ветру округлых платформ, привязанных массивными изъеденными ржавчиной цепями к зарешёченным балюстрадам.

В общем, довольно эффектно выглядящий то ли замок, то ли монумент мог бы считаться жемчужиной зодчества расы демонидов – химер демонического происхождения – если бы им удалось доказать свою причастность к его созданию. Даже истинные демоны, каким-то чудом увидевшие Храм Лже-Демона, признавали его одним из самых изящных существующих строений. Вот только находился этот Храм не в одном из миров, принадлежащих демонам, и вовсе не в землях демонидов.

В старые времена каждый новый архиерей Калварии считал своим долгом попытаться избавить вверенный ему город от «богомерзкого шрама» древних эпох. Множество раз воины и зодчие собирались с целью выполнить благочестивый приказ благочестивого руководства, но результат всегда был одинаковый, то есть нулевой. Раз за разом лучшие из лучших пытались приблизиться к Храму Лже-Демона, раз за разом они продвигали демоляторы и осадные орудия, и раз за разом все они возвращались. И каждый из них был уверен, что прийти следует как-нибудь в другой раз. Когда их спрашивали, почему, некогда целеустремлённые исполнители без тени сомнения отвечали: «Потому что зал ожидания временно недоступен» – и только после этого осознавали всю бессмысленность происходящего.

В конечном счёте свежепревознесённый в должность архиерея отец Крилли’Ба’Тедеу предложил поистине гениальную идею – сконструировать могущественный автономный механизм, способный без постороннего вмешательства демонтировать громоздкое и прочное на вид здание. Подобная машина оказалась до крайности дорогостоящим и трудоёмким проектом, и тем не менее представители власти Калварии единогласно признали социальную значимость возможности избавить сердце епархии от кощунства. Проект был запущен, механизм был создан. Настал долгожданный день запуска. Многие жители Калварии желали стать свидетелями очищения своего родного города от скверны, окружавшие богомерзкий пустырь трущобы впервые в истории были заполнены народом, даже священники не побрезговали ступить на проклятую землю.

Величайший в мире автономный демолятор с гордым названием «Разрушитель Скверны» был торжественно запущен под гром оваций, после чего благополучно обрёл душу, проскрипел механическим голосом «зал ожидания временно недоступен» и подал запрос на строительство персонального ангара в кластере небольшого селения реккурентов со скромным названием H1N1, расположенного неподалёку от столицы ма’алаки». Получив подтверждение корректности запроса, Разрушитель Скверны покинул порочную землю, безразличный к возмущённым крикам толпы.

Наличие души у Разрушителя Скверны, отныне зовущегося Pa3pYIIIiTeJIb-TP, было официально подтверждено. Развязывать конфликт с могущественной и прямолинейной расой реккурентов никто не рискнул, и потому всякие попытки вернуть хотя бы часть колоссальных вложений, равно как и попытки добраться до Храма Лже-Демона, в скором времени окончательно сошли на нет. Затеявший грандиозное мероприятие архиерей Крилли’Ба’Тедеу за растрату был отправлен служить проповедником на один из Затерянных Осколков Мира.

Богомерзкий Храм Лже-Демона так и остался веками обрастать слухами на правах дома с привидениями, окружённый пустырём и опоясанный трущобами. Жители Калварии старательно избегали его. Разве что самые храбрые из выросших в Порочном Квартале подростков, желавшие продемонстрировать собственное бесстрашие сверстникам, решались приблизиться к монументу, чтобы потом безразлично сообщить им заветное «зал ожидания временно недоступен». Никто не входил в демонический замок, и уж тем более никто из него не выходил. До сегодняшнего дня.

***

С первого взгляда на Порочный Квартал становилось ясно, что название своё он оправдывает разве что с большой натяжкой. Услышав в назывании слово «порочный», ожидаешь увидеть вереницы борделей вперемежку с казино, кричащие вывески увеселительных заведений, в которых можно всё и всем, в открытую предлагающих нелегальные товары суровых торговцев на худой конец. А никак не плотную завесу готовых в любой момент развалиться безликих многоэтажек, отличавшихся друг от друга лишь размером трещин на словно изъеденных норами-окнами голых стенах. Беспощадно узкие улочки своими изломами словно вливались в поросший скудной растительностью пустырь, вынося в своих потоках медленно разлагающийся мусор. Порочный Квартал плотным кольцом окружал Храм Лже-Демона, успешно заменяя крепостную стену.

На обычно пустующей границе из не очень жилых домов стояли двое ба’астидов. Эти ба’астиды, или же кошачьи химеры, многое переняли от своих предков ангелов: тонкие немного резкие черты лица, кожу медного цвета и то ли стройные, то ли измождённые ангельские фигуры… Многое, но далеко не всё. Кошачьи черты, в данном случае тигриные, хоть и ничуть не преобладали над ангельскими, сразу бросались в глаза. Яркий полосатый мех покрывал верхние и нижние лапы, равно как и округлённые уши, немного терявшиеся на фоне чёрно-оранжевых волос. Острые на вид когти венчали собой грациозные руки и сильные босые ноги. Из прорезей грязных потёртых туник виднелись длинные чуть изогнутые хвосты. И эти два ба’астида, эти две тигроподобные химеры стояли на краю богомерзкой земли и вглядывались в застывшие в вечном тумане очертания пугающего Храма. Они спорили.

Пожилой полутигр как мог успокаивал свою не на шутку встревоженную дочь:

– Милая Хано, ты же сама слышала. Проклятая земля никого не забирает, все, кто туда ходил, возвращались целыми и невредимыми. С ними ничего не случится, поверь.

Такие доводы явно не могли до конца успокоить тигрицу, она протестовала:

– Да, слышала, некоторые говорят и такое. А некоторые говорят, что химеры порой исчезают в тумане и не возвращаются. Что, если мои малыши никогда не вернутся? Неужели ты не переживаешь за внуков, папа?

Старик смутился упрёком дочери:

– Конечно, я переживаю, но сейчас мне кажется, что беспокоиться не о чем. Ты же и сама знаешь, если бы кому-то из семьи грозила смерть, я бы первый об этом узнал.

– Да, конечно, ты прав, но всё равно я…

– Сколько раз мы избегали гибели только потому, что я знал, когда она нам грозит? Лучше подумай о том, что глупая выходка мальчишек могла кого-нибудь разозлить.

Химера невольно поёжилась после слов отца. Она опустила глаза и прошептала:

– Надеюсь, в этот раз всё обойдётся.

Пожилой полутигр притворился, что не заметил перемены в настроении дочери, и продолжил говорить тем же мягким родительским тоном:

– Конечно, обойдётся, к тому же… Посмотри! Наверное, это мальчики возвращаются. Сейчас ты их отчитаешь, и мы все вместе пойдём д… домой. – Старик запнулся, но всё же смог выдавить из себя последнее слово.

Женщина оживилась, она готова была броситься навстречу двум плывущим в тумане теням и уже подалась вперёд, но внезапно была остановлена. Её плечо сжала крепкая шероховатая ладонь, острые когти оставили новые дыры на и без того потрёпанной тунике.

– Возвращайся домой сейчас же!

– Что-то чуешь?

– Я… Я не знаю. Не могу понять.

– Тогда, может, нам обоим лучше спрятаться неподалёку?

– Как часто бывало, чтобы я не мог понять то, что чую? Возвращайся, а я осмотрюсь. Мои внуки всё ещё где-то там.

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 7 Первой Луны.

Недавно узнал, что у человеческой расы есть довольно интересный обычай. Некоторые из людей делают заметки о значимых событиях. Ведут записи в карманных книжках. Тоже решил попробовать. Немного безрассудно, конечно, но даже создатель мой Наки» порой не гнушается людского. А эта причудливая традиция не так уж и плоха, если задуматься. Если задуматься… Решено, в этом дневнике я стану писать о значимых событиях, и о тех вещах, о которых хочу поразмыслить.

О чём написать?..

Дни некогда могущественной Гипербореи, главного оплота грехопадения в этом мире, подходят к концу. Конечно, священная война далека до завершения. И всё же величие благодати небесной, что позволила молитвенным песнопениям вновь разверзнуть земную твердь и утопить в бушующей лаве души сего мира послед

Не то, о чём я хочу здесь писать. Гиперборея и так падёт, это очевидно, это просто миссия. Моя миссия, миссия прочих святых, нечто ясное и предрешённое. Совсем не то, о чём я хочу написать. Я не знаю, о чём хочу мыслить. Может, со мной что-то не так?

Или это всего лишь очередной нелепый обычай нелепых созданий.

Параграф 05: возвращайся

Две бредущие сквозь туман тени наконец обрели очертания. Старый ба’астид внимательно осматривал незнакомцев. Манеры и поведение парочки нельзя было назвать угрожающими, скорее, они выглядели беззаботно, путники непринуждённо что-то обсуждали. Однако полутигр заметно нервничал. У него были на то крайне веские причины.

При одном взгляде на незнакомцев старика передёрнуло, может из-за отвращения, может из-за страха, может вовсе из-за ненависти. Сомнений не было, одним из путников был демон. Присмотревшись, полутигр понял, что демон – всего лишь безобидная суккуба, о которых он читал в старинных архивах. Но хоть суккубы и слыли самым жалким и беспомощным народом среди всех Девяти Кругов, факт оставался фактом. Демон беспечно разгуливал по столице Епархии, и не где-нибудь, а рядом с демоническим монументом.

Суккуба была одета в короткое изящное платье того же насыщенного красного цвета, что и её глаза. Дополнявшие платье ленты извивались вокруг демона, словно продолжая её движения – и жизнерадостную походку, и множество активных жестов, и, казалось, даже слова. Пожилой ба’астид задумался: «Конечно, это всего лишь суккуб, но совершенно точно – она далеко не проста. Живой Доспех, надо же.» Полутигр за свою жизнь неоднократно видел армии, он видел множество воинов не только Епархии, он чётко осознавал, что Доспех был в то же время и оружием. Мало кто из воителей мог похвастаться столь ценной экипировкой, которая могла не только принимать любую желаемую форму от повседневной одежды до походного облачения, но и спасти владельца в гуще самого ожесточённого сражения. Не говоря уже о том, что само освоение Живого Доспеха являлось доказательством могущества – только сильнейшие из воителей могли подчинить Доспех и выжить.

«Но опасаться стоит и второго. Кто он вообще?» – взгляд полутигра остановился на неизвестном юноше с тусклыми, словно выцветшими тёмными волосами и матовыми серыми глазами. Сосредоточившись, ба’астид заглянул в душу непонятного существа: «Что за… Никогда о таких не слышал. Не может же быть такого, чтобы сила духа не зарождалась, а просто хранилась, как в сосуде. Да ещё его одежда. Если это именно то, о чём я думаю…» – Неизвестный был одет в простецкую на вид мешковатую куртку с капюшоном из грубой ткани тех же цвета и текстуры, что и древесная зола. Юноша бросил короткий взгляд на пожилого ба’астида, и, когда их глаза встретились, на мгновение исчез. Нет, не стал невидимым и не переместился. Незнакомец на доли секунды исчез из его памяти, из мыслей и внимания. Этого было достаточно. Ба’астид окончательно убедился. Однажды он уже видел существо в точно таком же облачении.

***

Неподалёку от границы Епархии Ма’алаки». Недавно, а для кого-то и вовсе будто бы только что…

Пожилой полутигр расставлял принесённые бочонки. Вернее, хоть как-то пытался расставить, не уронив ни одного. Загноившиеся раны на рассечённой спине уже не просто мешали двигаться. Старика лихорадило. Он знал, что в таком состоянии долго не протянет. Но сейчас его беспокоило другое. Полутигр искоса поглядывал на свою дочь, подготавливавшую кубки на мраморном столе, и на сидевших за этим столом демонидов.

Один из демонидов, оборотень-нетопырь, которых обычно именуют вампирами, ласково обращался к Хано:

– Нет, серьёзно, ты же совсем на меня не смотришь. Неужели я тебе нисколечко не нравлюсь?

При вопросе похожего на подростка-утопленника вампира тигр вздрогнул, а его дочь и вовсе уронила на пол один из кубков. Подобные реплики нетопыря в адрес этой ба’астидки звучали не впервые, и раньше они всегда оканчивались лишь презрительными насмешками прочих демонидов в сторону своего соратника. Причиной тому были суровый нрав и глубокая религиозность предыдущего центуриона. Однако теперь всё могло измениться.

– Ну сколько можно ломать комедию, Басабар? Если тебя и правда не тошнит от мысли сношаться с этой швалью, так отдери её уже. Только, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не пришлось на это смотреть. – Могучая воительница из народа берсерков сварливо ворчала, но её грубый голос выдавал приподнятое настроение. Её словно высеченное из камня покрытое шрамами лицо излучало благодушие. Сторонний наблюдатель, заметивший неожиданный задор в её словах, вряд ли смог бы понять, что смогло развеселить медведицу, очередная ли выходка товарища, или же внимательно изучаемое ею письмо с клеймом легиона.

– Шеф, ты ничего не понимаешь в романтике! Ты предлагаешь воспользоваться вещью. Но только представь, как чудовище душой и чудовище телом, будто созданные друг для друга, избытком ощущений гасят мысли, как излишек масла гасит огонь…

– Вот же старый извращенец. – Берсеркия закончила изучать документ и мельком глянула на улизнувшую под шумок полутигрицу, наполнявшую кувшин содержимым одной из бочек. Впрочем, никакого желания интересоваться шепчущейся со своим отцом ба’астидкой, равно как и отвратительными желаниями своего теперь уже подчинённого, у неё не было. Воительница продолжала разговор с вампиром, но теперь словно обращалась ко всем сидящим за столом демонидам, до того косившимся на нового центуриона в ожидании. – Да плевать, делай что хочешь. Знаешь, Басабар, ты был прав – моё назначение прошло как по маслу. Никаких подозрений. У нас первый приказ, и это не вшивые зачистки. Через три полных ночи мы присоединяемся к Дикому Легиону.

За столом раздалось довольное бормотание, все присутствующие вояки испытали облегчение. До этого момента они чувствовали некоторую неуверенность.

– Так говоришь, будто до сих пор сомневалась в моём плане… шеф. – Надменный вампир самодовольным голосом особо подчеркнул слово «шеф» и сопроводил его наиграно-учтивым поклоном.

Берсеркия в ответ лишь глухо засмеялась и приняла кубок у возвратившейся к тому времени ба’астидки. Вампир же в свою очередь не собирался продолжать этот разговор. Полутигрица вновь приковала к себе внимание вечно молодого демонида, что тот наглядно продемонстрировал, демонстративно развернувшись спиной к столу – заскрипев разворачиваемым тяжёлым стулом. Басабар больше не обращал внимание на своих соратников, которые в свою очередь также старались не обращать внимания на очередную безумную выходку вампира.

Басабар жестом остановил Хано, явно спешившую поскорее выполнить свою работу и вновь улизнуть. Та смиренно остановилась и опустила глаза, всей своей позой выражая покорность. Вампир недовольно скривился, его явно не устраивало такое отношение объекта своей симпатии, однако он взял себя в руки и вновь вернулся к ласковым манерам, в которых на этот раз проскальзывали деловые нотки:

– Послушай, Ханарифай… Я правильно произношу твоё имя? Ходить угрюмой, это, должно быть, весьма занимательно, но и у приветливости есть свои безусловные достоинства. К примеру, неожиданные возможности, или, скажем, получение желаемых выгод.

Хано невольно покосилась на отца. Она осознавала, что его жизнь висит на волоске, она отдавала себе отчёт и в том, насколько беспрецедентной можно считать помощь умирающему от ран ма’алаки» в лагере демонидов. Тигрица собралась с духом, и неуверенно прошептала:

– Хано’Ра’Фиа. – Её голос почти утонул в шуме обсуждений нового назначения, и тем не менее вампир прекрасно расслышал сказанное, он был слишком увлечён собеседницей и сосредоточен лишь на происходящим между ними.

– Хано’Ра’Фиа… Как непривычно звучит.

Вампир понимал, его недвусмысленная манипуляция сработала. И всё же происходящее было далеко от желаемого результата. Басабар твёрдо нацелился развить полученную инициативу, он взял полутигрицу за руку, от чего та, не в силах противостоять нахлынувшим эмоциям, содрогнулась и крепко зажмурилась. Вампир с горечью отметил про себя, что столь бурная реакция является вполне ожидаемой, и начал поглаживать вставшую дыбом шерсть на занемевшей руке. Басабар увлечённо ворковал, он был полностью поглощён разговором с испуганной ба’астидкой:

– Ты, наверное, думаешь, что я хочу тебя купить, Хано’Ра’Фиа. Но, поверь, если бы я хотел купить тебя, то делал бы это где-нибудь подальше от всех этих ханжей. Да, есть то, что я хочу купить, за что я готов заплатить немалую цену, в чём ты сможешь убедиться очень скоро. Даже не доверие, всего лишь одна твоя мысль, Хано’Ра, одна мысль о том, что, может быть, стоит хотя бы попытаться взглянуть непредвзято на этого одинокого старого вампира.

Вампир окончил свой небольшой монолог. После секундного молчания он начал с силой сжимать нежную руку тигрицы, из-за чего та невольно вскрикнула от боли. Наполненный презрением незнакомый голос, больше похожий на рык, громом пронёсся сквозь наступившую тишину просторного зала:

– Самые сопливые предсмертные слова, которые я слышал.

Хано, уже успокоившаяся и набирающаяся смелости для того, чтобы встретиться взглядами со своим сумасшедшим возлюбленным, наконец открыла глаза, хоть и не по первоначальной причине.

Ба’астидка смотрела на наполненный ужасом лик вампира, её словно загипнотизировала агония, она хотела отвести взгляд и не могла себя заставить сделать это. Она не хотела видеть, но всё равно видела. Хано видела не только этот лик. Ещё недавно, всего несколько секунд назад возбуждённо беседовавшие демониды застыли. Некоторые откинулись на спинки стульев, некоторые сложили головы на стол. Всех их объединяло одно – их черепа были насквозь пробиты кинжалами-мизерикордами. Такими же мизерикордами, которым также насквозь была пробита шея Басабара. И сидящий на краю стола ухмыляющийся незнакомец в одежде цвета древесной золы, одной рукой медленно проворачивающий кинжал в шее вампира и другой аккуратно придерживающий тому голову.

В отличие от своей дочери, старый ба’астид наблюдал за происходящим безотрывно. Ему намертво въелась в память каждая деталь с того момента, как оборотень-нетопырь взял за руку Хано. Ба’астид увидел, как всё время стоявший возле выхода рослый беловолосый незнакомец в простецкой мешковатой куртке цвета пепла скинул капюшон и в один прыжок добрался до стола, не издав при этом ни единого шороха, не создав ни одного дуновения ветра. Только тогда старик в удивлении понял, что незнакомец уже давно стоял в дверном проёме, но по неизвестным причинам его присутствие казалось самым несущественным из возможных явлений. Ба’астид наблюдал за тем, как этот неизвестный одним движением, за которым почти невозможно было уследить, оказался на середине стола. В полёте незнакомец всё с той же невообразимой скоростью совершил некое подобие танцевального па, дополненного вспышками металлического блеска. В своём беззвучном танце, сопровождающимся, словно аккомпанементом, романтическим монологом вампира, размытая серая тень коснулась каждого из сидящих за столом демонидов. Полудемонов как будто расположили для выставки, украсив им головы стальными кинжалами. Естественным заключением немого либретто стал росчерк ещё одного кинжала в руке бесшумного убийцы. В точности такого же кинжала, что украшали теперь головы истекающих кровью неподвижных оборотней-демонидов.

Грациозный убийца лениво и всё также беззвучно опустился на край стола, за спину произносящему речь вампиру, и приставил к его горлу мизерикорд. Кинжал почти касался движущегося кадыка будущей жертвы, и тем не менее убийца терпеливо ждал – лезвие вошло в плоть лишь после заключительных слов небольшого монолога «одинокого старого вампира».

Хано пребывала в оцепенении всё то время, пока незнакомец неспешно крутил в шее вампира свой кинжал, вворачивая его и тем самым разрывая нестареющую, но гниющую плоть. Вервольф был доволен. Да, неизвестный определённо был волком-оборотнем, об этом говорили характерные для его народа волчьи клыки и глаза. Но вряд ли Хано’Ра’Фиа это осознавала, она лишь попятилась, и, когда волк-оборотень опустил наземь обессилевшее тело, споткнулась, шумно растянувшись на каменном полу и даже не заметив этого.

Старый ба’астид пытался осмыслить увиденное и понять, что ему следует делать дальше и следует ли делать хоть что-то. Для него было очевидно лишь, что произошедшее далеко вышло за рамки нормального течения событий, и тем не менее он не чуял смертельной опасности ни для себя, ни для своей дочери. Полутигр пребывал в растерянности, если не сказать, в смятении. Не до конца отдавая себе отчёт в своих действиях, он наполнил один из кубков только что принесённым из погреба фиорским мёдом и подошёл к вервольфу, учтиво предложив ему напиток и постаравшись хотя бы казаться спокойным:

– Это было… поразительно…

Удивлённо вздёрнувший брови вервольф принял кубок свободной рукой и залпом осушил его, после чего также беззвучно, как и всё совершённое прежде, поставил его на стол. Единственный живой демонид в этом зале посмотрел на творение своих рук и немного неуверенно, как будто самому себе, сказал-прорычал:

– При совершении правосудия ни один кубок не пострадал. – Слова волка-оборотня звучали отрешённо и неуверенно, что совершенно не вязалось с веющим непоколебимой силой рычащим тембром его голоса. Невооружённым глазом было видно, что этот рослый демонид совершенно не привык обсуждать с кем-то свои действия, что подобные разговоры были для него настолько же обескураживающие, насколько обескураживающим для пожилого ба’астида было зрелище мгновенной расправы над сильнейшими воинами центурии.