Полная версия
Зеркало над бездной
Олег Анатольевич Лурье
Зеркало над бездной
«Он обнаружил в зеркале лицо, которое само в известном смысле есть зеркало».
(Иосиф Бродский)© Лурье О.А., 2021
© ООО «Яуза-каталог», 2021
Некоторые персонажи романа-версии «Зеркало над бездной» реальны и представлены под своими настоящими именами, у иных имена и особые приметы изменены, а остальные полностью придуманы автором – и любые совпадения случайны.
Значительная часть событий происходила в действительности, отдельные фрагменты – результат многолетнего авторского расследования, однако ряд действующих лиц и связующие их нити являются вымыслом и авторской версией.
2020 годПервая опасность. Париж. 2018 год
Через открытое окно в гостиничный номер врывался гул полуденного Парижа. Казалось, несмолкающие голоса праздных туристов звучат уже внутри комнаты, а вой полицейской сирены заглушает их в строго отмеренное время – с минутными промежутками. То ближе, то дальше. Июньское густое тепло вливалось в номер, едва шевеля легкую занавеску.
Макс Малин, лежа на огромной кровати, понимал, что нужно закрыть окно и включить кондиционер, но искусственная тишина с такой же искусственной прохладой представлялись ему еще более невыносимыми. Телевизор? Нет. К черту. Заранее известно все, что они скажут. Виски? Рано. Может, пройтись – и кофе? Это уже лучше.
Он встал и, выходя из номера, заглянул в большое зеркало. На него смотрел тридцатипятилетний черноволосый мужчина из тех, которые так нравятся молодым девчонкам, насмотревшимся фильмов о Джеймсе Бонде. Подтянутый, выше среднего роста, одетый в голубые джинсы и такую же майку, под которой просматривалась тренированная жилистая фигура. Глубоко посаженные темные глаза, легкая небритость и седина, окрасившая его густую шевелюру еще с непростых армейских лет. В итоге Макс, щепетильно относящийся к собственной внешности, остался удовлетворенным отражением, и, проведя рукой по волосам, вышел из гостиничного номера.
У входа в отель «Лотти», что на Рю-Де-Костильон, Малин осмотрелся и, обойдя суетящуюся группку японцев, обвешенных фотоаппаратами, направился к ближайшему кафе на другой стороне Сен-Оноре. Но вдруг на середине пешеходного перехода странный вибрирующий шум двигателя перекрыл гул остальных автомобилей и голоса туристов, раздававшиеся за спиной. Серебристый «Пежо», внешне ничем не отличающийся от своих парижских собратьев, притормозивших у светофора, вырвался на красный свет и, чуть изменив траекторию движения, помчался прямо на Макса. Все произошло за несколько секунд, вдруг перешедших из времени в пространство и зависших в нем. Когда до машины оставалось меньше метра, тренированное тело Макса само по себе, вне его контроля сделало почти невозможный прыжок назад, уйдя от удара и свалив с ног маленького японца, идущего следом.
Автомобиль, не снижая скорости, вывернул к Вандомской площади и исчез за поворотом. Макс встал и помог подняться перепуганному жителю Страны восходящего солнца. Подбежали еще несколько взволнованных экскурсантов. Они что-то быстро залопотали на японском, собирая разлетевшиеся фотоаппарат и планшет, потом один из них, тот самый, которого толкнул Малин, перешел на английский.
– Вы целы? Это был, наверное, пьяный или наркоман… Где полиция? Вы номер запомнили?
– Со мной все хорошо, – выдохнул Макс, – извините, что сбил вас с ног, но у меня не оставалось выхода. Номер, к сожалению, я не запомнил, поэтому полицию вызывать бессмысленно.
Через пару минут он, приняв большую дозу сочувствия японцев и распрощавшись с ними, вернулся в отель. Малина слегка потряхивало, но он все же выжал из себя улыбку и по журналистской привычке мысленно сам себе прокомментировал ситуацию:
– Ну, попытались ударить машиной. И что? Чего же так колотит? Видно, отвык за последние годы от экстрима. Раньше, когда носил зеленый берет, даже пули так не пугали, как этот сегодняшний «Пежо» на перекрестке. Новая работа совсем расслабила, но кое-какие рефлексы, видимо, остались навсегда. Хоть это радует.
В маленьком кафе-брассери, что находилось наискосок от «Лотти», Макс пристроился за угловым столиком под ярко-красным навесом. Кофе, пожалуйста. А после этого проклятого «Пежо» еще и двойной коньяк. На третьем глотке обжигающего напитка пискнул планшет, извещая о поступившем письме, – кто-то вспомнил о существовании Малина.
Да это же Ричард – начальник отдела расследований «Вашингтон Пост» и непосредственный начальник Макса! Письмо пришло с анонимного айпи-адреса и оказалось подписано неким «Х» – это был их код, которым они пользовались лишь в самом крайнем случае.
«Проблемы. Чарльз попал в аварию. Я ухожу. Тебя ищут, исчезай. По решению главного, у нас ты уже не работаешь, так как «пытался опубликовать ложную информацию». С Главным уже беседовали. Найди меня старым методом. Всегда твой Х.»
Ну вот, похоже, началось то, о чем предупреждал Ричард. Нет. Все началось гораздо раньше. Этой весной…
Начало. Вашингтон. Двумя неделями ранее
Тогда ему, Максу, сыну российских иммигрантов, приехавшему в шестилетнем возрасте в Америку из Санкт-Петербурга, впоследствии выпускнику Гарварда и бывшему морпеху, к тридцати пяти годам ставшему одним из ведущих журналистов «Поста», привалила очередная удача.
Его коллеги считали большинство сенсационных журналистских расследований Малина просто удачным стечением обстоятельств и того, что Макс всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Но мало кто знал, что каждая «бомба» была результатом кропотливой и порой бессмысленной работы, когда, как старатель, перемываешь тонны речного песка – и только на дне сотого или даже тысячного лотка блеснет несколько крупинок долгожданного металла. А потом начинается разработка золотой жилы – осторожно и медленно, перепроверяя каждую мелкую деталь и соединяя то, что на первый взгляд в принципе не должно соединяться.
То, чем занимался Макс, знал полностью – или почти полностью – только его шеф Ричард Бервик – старейший и опытнейший газетчик, работавший в «Посте» еще со времен Уотергейта[1]. Несмотря на разницу в возрасте, они подружились, и холостяк Макс, единственный из всей журналистской команды, частенько приглашался на воскресные семейные обеды Бервиков, проходившие в небольшом особняке в Гловер-Парке.
Но вернемся к апрельской удаче. Ранним утром, когда солнце ломилось в плотно закрытые окна, сберегавшие прохладное гудение кондиционеров, и думалось совсем не о работе, а о чашке кофе и первой сигарете, раздался пронзительный писк редакционного телефона. Мужчина говорил с легким восточным акцентом и, представившись Чарльзом, сообщил, что располагает уникальными документами, которые готов показать при личной встрече.
– Я хочу говорить только с Максом Малиным. Это же вы? Правда?
– Ну, разумеется, если вы мне звоните в редакцию и вас соединяют со мной, – несколько раздраженно ответил Макс, – то, разумеется, вы говорите именно со мною, а не с президентом Трампом.
– У меня есть копия архива, который разыскивают все, – медленно произнес человек, представившийся Чарльзом. – Не могу рассказать по телефону, так как слушают всех, а вас, журналистов, особенно. Не пожалейте получаса времени – и давайте встретимся. Уверен, что вам понравится.
В два сорок пять пополудни Малин сидел в кафе неподалеку от Капитолийского холма и размышлял о шансах на удачу. Его, популярного журналиста, нередко осаждали всевозможные психи с рассказами об инопланетянах и тайном российском супероружии, вживленном каждому американцу в мозг. Особая активность у этой публики наступала аккурат к весеннему обострению. Но не все было так плохо. Иногда «ходоки» действительно приносили такие уникальные документы, видеозаписи и сведения, что от одного только осознания ценности информации холодок обрывался и падал где-то внизу живота. Внутреннее чутье подсказывало Максу, что и в этот раз произойдет то же. Во всяком случае, очень хотелось бы – сенсационных расследований газета не публиковала уже второй месяц.
Ровно в три часа к столику подошел невысокий смуглый мужчина лет пятидесяти. Он производил весьма странное впечатление – строгий костюм не гармонировал с внешностью бедуина, а нарочито правильный английский входил в диссонанс с сильным восточным акцентом.
– Макс, добрый день. Сразу вас узнал, хотя на фото вы выглядите несколько старше. Я Чарльз.
– Привет. Присаживайтесь. Кофе? Воду?
– Спасибо. Кофе, пожалуй. Здесь он лучший в городе.
После того как официант принес заказ, они еще несколько минут просидели молча, смакуя действительно великолепный кофе, который подавали только тут. А потом Чарльз вдруг странно встрепенулся, как будто что-то вспомнив, и быстро заговорил:
– Меня к вам никто не направлял, и я никого не представляю, кроме себя самого. В моем распоряжении оказалась полная копия архива, который уже очень давно интересует журналистов. Вот, посмотрите несколько страниц…
Он протянул Малину листки с убористым текстом, которые легкий ветерок тут же попытался вырвать из его рук. Собеседники одновременно подняли глаза друг на друга – и оба заулыбались. Тонкий лучик контакта соединил их.
Макс медленно читал, и его брови изгибались в удивленную дугу: «Изучая трагедию, произошедшую 11 сентября 2001 года, я, капитан ВВС Соединенных Штатов Америки Филипп Маршалл, прихожу к выводу, что теракт, уничтоживший здания ВТЦ в Нью-Йорке, организован не «Аль-Каидой» или какими-то иными организациями, действующими по заказу. Это преступление организовала некая сторонняя структура, которой руководил англоязычный мужчина, вероятно, по заданию спецслужб США или же их отдельных представителей, выступающих в качестве посредников. Остальные участники, включая и арабских террористов, были лишь соисполнителями (некоторые наемными, а «камикадзе» – идеологическими). Я доказал существование этой организации и ее причастность к организации взрывов. Мою уверенность в этом подтверждают аудиозапись телефонного разговора, сделанная за два часа до падения самолетов, которая почему-то не попала ни в один доклад ни одной комиссии по расследованию, а также некоторые иные доказательства и мои логические заключения».
Макс поднял глаза и медленно, с расстановкой произнес:
– Если я не ошибаюсь, то вы предлагаете мне исчезнувший архив покойного Филиппа Маршалла[2]?
– Да. Вы совершенно правы.
– Повторю вопрос еще раз и по слогам. У вас имеется архив Маршалла, найденного убитым вместе с двумя детьми, чью смерть пытаются нам впарить под видом самоубийства? Того самого Маршалла, который самостоятельно расследовал теракты 11 сентября и пришел к выводу о том, что заказчиками были высокопоставленные американцы? Того самого Маршалла, который уже выпустил несколько книг об этом, а перед смертью заявил, что обладает сенсационной информацией? Я правильно вас понимаю, Чарльз?
– Да, да и еще раз да. Архив в цифровой копии. Вас устроит?
– Как он к вам попал – и что вы за него хотите? – Малин почувствовал внутреннюю мелкую дрожь, такой удачи он не ожидал. Это просто бомба!
– На первый вопрос могу ответить лишь приблизительно, – тихо заговорил Чарльз. – Скажем так: я находился неподалеку, когда с этим человеком и его семьей случилось несчастье. Мне удалось сделать копию с жесткого диска его компьютера, который никуда не исчезал, а был изъят ФБР, проводившим расследование. Больше ничего сказать не смогу. И теперь второе. Я хочу пятьдесят тысяч долларов – и чтобы вы сразу же забыли обо мне. Устраивает?
– Устраивает, – Макс почувствовал внутреннее напряжение охотника, который уже выследил зверя – и ему осталось только сделать меткий выстрел. – Мне нужны сутки на решение вопроса с деньгами. Как найти вас завтра?
– Это уже сложнее, но давайте попробуем. Дайте мне номер своего сотового, и я вам позвоню в это же время. И еще… Вы гарантируете мне, что завтра мой звонок не будут ждать АНБ, ФБР или полиция? Гарантируете, что со мной не случится того, что произошло с Маршаллом? Если что-то пойдет не так, я пойму и сразу исчезну, и вы меня больше никогда не увидите. Как и архив Маршалла. Вы уже поняли, что я специалист.
– Чарльз, это моя работа, которую я очень люблю и которой дорожу. Мне важно сделать сенсацию, и я ее сделаю. А про наш разговор будут знать только мой непосредственный шеф и главный редактор, без команды которых я не смогу получить для вас деньги.
Мужчина, представившийся Чарльзом, молча кивнул.
Через минуту они вышли из кафе. Тысячи вашингтонских клерков, бегущих по неотложным делам, перекрикивающихся и что-то жующих на ходу, приняли их в свой поток, и вскоре Макс потерял из вида своего недавнего собеседника, который действительно был настоящим профессионалом. Профессионалом, которому срочно понадобились деньги.
Малин не спеша шел к зданию редакции, погрузившись в размышления. Это было странное и знакомое чувство, когда осознаешь, что поймал удачу, но что-то темное, пульсирующее где-то под ребрами, не давало покоя и давило изнутри. Какой-то маленький сгусток сомнений прятался в глубине, звенел смутными подозрениями и не давал насладиться очередным успехом. А может, это предчувствие? Так порой бывает, когда даже нелепые случайности неожиданно складываются в большую удачу, и ты замираешь, вдруг осознавая, что все это только начало чего-то совсем иного – большого и опасного.
Журналист сразу же поднялся к Ричарду на третий этаж, застав своего шефа за очередной порцией пончиков с кофе.
– Представь себе, Макс, не могу избавиться от этой гадости. Понимаю, что нельзя. Понимаю, что вес уже почти равен росту, но так их люблю…
– Который год ты уже борешься с этой страстью? Но она сильней тебя. Так что сдавайся. Если страсть нельзя победить, то надо ей отдаться и получать удовольствие.
– Нет, мой юный друг, нельзя сдаваться. Тебя же так учили в Форт-Дэвенсе? Вот и я пытаюсь не сдаваться – и сейчас даже поделюсь с тобой последним пончиком…
Но через минуту балагур и любитель пончиков, добродушный толстяк Ричард превратился в того самого Железного Бервика, которого знало и боготворило не одно поколение журналистов-расследователей.
– Ладно. Давай по делу. Что-то серьезное?
– Ричард, сядь, – Макс положил перед шефом несколько страничек, переданных ему Чарльзом. – Представляешь, он предлагает нам копию исчезнувшего архива Филиппа Маршалла. Пару умозаключений мне этот Чарльз показал. В них покойный Маршалл утверждал, что имеет доказательства, будто «девять-одиннадцать» организовал некий американец по заказу больших людей из Вашингтона. А все эти арабы были лишь слепым орудием в его руках. Там есть даже кое-какие записи. Ты же знаешь, что Маршалл двенадцать лет рыл землю в поисках подтверждения своей версии о реальных заказчиках и исполнителях теракта 2001 года. Некоторые доказательства у него были и раньше, но после его публикаций они отметались властями как нереальные и случайные.
– Думаешь?
– Да, Ричард, думаю. И чувствую, что Филипп на этот раз обнаружил что-то серьезное. И за это поплатился жизнью. И его дети тоже.
– И собака… Официальная версия его смерти базируется на том, что он, находясь в помутненном рассудке, застрелил своих детей, а потом свел счеты с жизнью. Не смейся, циник! Я понимаю, что при таких высоких ставках любая самая идиотская версия правительства становится для следствия единственной. В смерти Маршалла адское количество нестыковок плюс исчезновение архива… Чего хочет этот Чарльз?
– Ну, во-первых, по моему мнению, он такой же Чарльз, как я Хиллари Клинтон. Я уверен на сто процентов, что этот тип из спецслужб и имеет непосредственное отношение к стиранию с лица земли семейства Маршалла. В суете он успел скопировать архив, который, полагаю, убийцы унесли с собой. Здесь интерес Чарльза совершенно меркантильный, и это сразу видно. Просит пятьдесят тысяч долларов и готов завтра же отдать копию архива.
Ричард задумался, грузно упав в кресло, скрипнувшее под его более чем сотней килограммов, и принялся рассуждать:
– У нас есть фонд на приобретение подобного рода материалов, но такой большой суммой я не располагаю. Надо идти к главному редактору. Но, честно говоря, если материал состоится, то мы войдем в жесточайший конфликт с Госдепом, АНБ, ФБР и многими другими, наделенными властью и возможностями. Слишком больная тема – и я думаю, что главный может обделаться и дать заднюю.
– Хотя стоп! – после небольшой паузы продолжил Бервик. – Мы можем подать эту историю как свою, журналистскую версию и потом торжественно передать все документы в Комиссию. Пусть там перепроверяют, анализируют и в итоге дружно похоронят всю информацию. При таком варианте может и пройти… Ладно, сиди здесь, я пошел просить денег.
Без малого час Макс мерил кабинет широкими шагами. Дурацкая привычка ходить из угла в угол раздражала всех его знакомых, но его самого успокаивала и позволяла выстроить мысли в нужном направлении.
Однако сейчас никак не получалось думать о документах, об одиннадцатом сентября и очередной сенсации. Почему? Взгляд упал на календарь на столе. Господи, как же можно было забыть! Сегодня, 26-го – день рождения папы, ему исполнилось бы… Сколько же? Семьдесят два получается… Малина захлестнул поток воспоминаний, перетекающих одно в другое, складывающихся в сверкающую мозаику и вызывающих из тумана давнее прошлое, запорошенное снегом времени.
Вот он, восьмилетний мальчишка, едет с родителями на такси по морозному Питеру, прощаясь с городом, как тогда казалось, навсегда. Мама тихо плакала, а отец, сжав зубы, молча смотрел в окно, держа сына за руку. А потом вдруг ожесточенно и незнакомо сказал:
– Максимка, я так люблю этот город. До боли. А мы сейчас уезжаем отсюда навсегда, черт знает куда, за океан. В неведомое. Уезжаем из их социалистического мрака. Уезжаем ради тебя, чтобы ты рос в свободном, надеюсь, мире. И, наверное, ради науки, которой я смогу заниматься там, в Штатах. Но знаешь, Макс, меня мучает одно – а вдруг мы с матерью сейчас делаем самую большую ошибку в своей жизни? А вдруг тут все изменится? Ты когда-нибудь нам это простишь?
Максим улыбался, как улыбаются дети чему-то грядущему, неизвестному и, наверное, радостному, и молча кивал отцу, прижимаясь щекой к его большой руке. И в памяти Макса Малина навсегда отпечатался черно-белый снимок Ленинграда с пролетающей в окнах машины заснеженной Невой и острой иглой Петропавловки, пронзающей серое утреннее небо. Это был 1986 год.
Прошло 28 лет. Отец, знаменитый математик, профессорствовавший в Вашингтонском университете, умер от инсульта в 98-м, так никогда и не увидев снова свой любимый Ленинград, теперь уже Санкт-Петербург. А мама ушла через год, попав в совершенно нелепую дорожную аварию. Максим Малинин, превратившись в Макса Малина, и благополучно закончив Гарвард, пару лет работал фрилансером в столичных газетах. Но вскоре бросил все и, решив попробовать себя в чем-нибудь, как ему тогда казалось, посерьезней, оказался в армии.
Успешно прошел Army Physical Fitness Test[3] и, восхитив инструкторов своей физической подготовкой и владением искусством рукопашного боя кекусинкай, был зачислен в силы специального назначения Армии США. Став «зеленым беретом», Малин целый год обучался искусству войны в Форт-Брегге и Форт-Дэвенсе[4], а потом отправился защищать интересы страны в составе 10-й группы, базирующейся в немецком Штутгарте. Участвовал в уничтожении террористов в так называемых миротворческих и гуманитарных операциях, где прошел через кровь и смерть. Кровь свою, а смерть чужую.
Зимой 98-го Малин вернулся в Вашингтон – холодный и молчаливый город, самодовольный и гордо несущий свое бессмысленное столичное величие.
Макс поселился в родительском доме, полностью переоборудовав его в современную холостяцкую берлогу с минималистской мебелью, и устроился стажером отдела расследований в «Вашингтон Пост». А уже через год первое расследование Макса о коррупционных связях чиновников министерства обороны с производителями военной электроники буквально взорвало информационное пространство и повлекло за собой увольнения четырех высокопоставленных чиновников, двое из которых вскоре оказались в тюрьме. Потом были новые громкие расследования. Вскоре появились надежные контакты в различных структурах – от чиновников Белого дома до самых настоящих гангстеров. В жизнь Малина пришли сотни людей, набивающихся в друзья, и откровенные враги. И те и другие улыбались совершенно одинаково. В 2007-м первая Пулитцеровская премия, потом Афганистан, Ирак и так-далее.
Кровь, кровь и боль. Сколько же их было… Как же тогда кричал смуглый мальчишка лет двенадцати с простреленным животом, из которого вываливались внутренности. Кричал на таких высоких нотах, что Макс, оказавшись рядом и осознав, что пацану уже не помочь, не выдержал. Одним коротким ударом ехон нукитэ[5] Малин навсегда прервал его страдания.
Воспоминания сбились в сплошную мелькающую ленту и замерли стоп-кадром. В кабинет ворвался Ричард Бервик – большой, шумный и окрыленный успехом.
– Все, старина! Будут деньги твоему Чарльзу, а мы получим сенсацию десятилетия. Хотя и в несколько урезанном виде… Короче, главный дергался между желанием получить твой суперматериал и страхом получить по своей толстой заднице от госдепартамента и ФБР. Но я убедил его. Он даже взял тайм-аут на размышление, и я двадцать минут просидел у него в приемной. Представляешь, я, Железный Бервик, сижу на маленьком стульчике в приемной! Потом зовет меня и говорит, что согласен. Но условия поставил следующие: все полученные материалы он сначала изучает сам, а потом твой окончательный текст тоже идет непосредственно через него. Ты готовишь статью, где все подается только в качестве версии, и заканчиваешь ее вопросительными знаками. Должно быть много вопросительных знаков и никаких стопроцентных утверждений. Понял?
– Понял, Ричард. Все как обычно: и сенсацию получить, и не огрести по заднице. Когда деньги?
– Завтра утром получаешь пятьдесят в кассе, потом встречаешься с Чарльзом, все забираешь и сразу же делаешь три полных копии архива. Одну передашь лично главному редактору. Понял? Действуй.
– А вторую копию кому?
– Очередная удача плохо сказалась на твоих умственных способностях. Вторая копия для меня. Третью оставишь у себя. Все. Звони.
Архив Маршалла» Фотографии и совпадения
Вечером, в то печальное время, когда последние уставшие лучи почти уже летнего солнца окончательно растворяются в зыбких сумерках, Макс Малин сидел на низком продавленном диване в кабинете, занимавшем почти все пространство первого этажа в его небольшом жилище. Компьютер на таком же низком столике соседствовал с пузатым коньячным бокалом, который вот уже второй час стоял нетронутым.
Сегодня, получив деньги в редакции и дождавшись звонка Чарльза, Макс, как ему казалось, весьма удачно и незаметно для посторонних глаз совершил обмен пакета с пятью пачками банковских купюр на флеш-накопитель с предполагаемым «архивом Маршалла». И сейчас, дома, он пытался разобраться в сотнях файлов, где были даже секретные материалы «Национальной комиссии по террористическим атакам на Соединенные Штаты», расследовавшей теракт «девять-одиннадцать». Как они попали к покойному Маршаллу – оставалось загадкой.
Но основная часть этой бесценной информации состояла из документов, не вошедших в основной отчет комиссии. Причем без объяснения причин. Как оказалось, руководитель комиссии, бывший сотрудник Администрации президента Буша-младшего Филип Зеликов[6] дал распоряжение подразделению под кодовым названием А1 «подготовить подробный рассказ о самой успешной операции «Аль-Каиды» – атаках одиннадцатого сентября» – и в дальнейшем все расследование тщательнейшим образом подгонялось под эту версию. Макс также обнаружил в документах и письмо Конгрессу США от двадцати пяти бывших правительственных служащих, датированное 13 сентября 2004 года[7]:
«Пропуск информации стал одним из основных недостатков отчета Комиссии. Важнейшие данные по многим вопросам, известные нам из первых рук и о которых мы докладывали Комиссии, каким-то образом выпали из поля ее внимания. Комиссия была проинформирована о серьезных проблемах и недочетах в работе внутри правительственных агентств, которые также не вошли в отчет. Он просто не освещает ключевые проблемы в службе разведки, авиационной безопасности и органов правопорядка. Пропуск таких серьезных и актуальных вопросов делает сам отчет ущербным и ставит его под серьезное сомнение.»
К этому письму были приложены двенадцать файлов, первый же из которых убедил Макса в том, что редакция не зря потратила пятьдесят тысяч долларов. У него в руках оказалась расшифровка аудиозаписи телефонного разговора некоего Джеймса с неизвестным мужчиной. Разговор состоялся 11 сентября 2001 года в 6.50 утра. При этом нигде не указывалось, кто такой Джеймс. Единственной причиной фиксации этой беседы было то, что Джеймс говорил со своим анонимным собеседником из секретного офиса ФБР на Федерал-Плаза, 26 в Нью-Йорке.
