Переплетения смерти

Глаза парня наполнились слезами, и я обняла его, прижав к себе. Иногда слова утешения излишни, и лишь человеческое тепло способно успокоить того, кто нуждается в успокоении. Юноша всхлипнул и уткнулся мне в плечо. Я гладила его по голове, как ребёнка, и вскоре он перестал плакать. Оторвавшись от меня и утерев слёзы рукавом, Патрик очень внимательно посмотрел мне в лицо, как будто хотел прочесть в нём что-то непостижимое. Я чувствовала не просто благодарность с его стороны, но и нескрываемый интерес. Наверное, моё уравновешенное поведение не вязалось с телом подростка, в оболочке которого я пребывала.

– Думаю, вам стоит немного проветриться, милорд. Подышите свежим воздухом, отвлекитесь от мрачных мыслей.

– Я не могу уйти сейчас, – отмахнулся от моего предложения Патрик. – Вдруг понадоблюсь отцу.

– С ним сейчас его брат, возможно, уже пришёл врач. Барону, наверное, дадут успокоительное, и он проспит много времени. Мне кажется, в ближайшие часы вы вполне можете прогуляться.

– А вам не хотелось бы составить мне компанию?

– С радостью.

– Может, желаете прокатиться верхом?

– С удовольствием. В моей семье меня считали хорошей наездницей.

Мы с Патриком вышли из замка и сразу же направились к конюшням. Юноша вывел из стойла двух белых жеребцов и с лёгкостью оседлал их. Наблюдая за его движениями, я восхищалась ловкостью молодого человека. Ведь для меня, городской жительницы, обычным средством передвижения являлся автомобиль. В крайнем случае – метро. Из-за того, что я никогда раньше не сидела на лошади, верховая езда казалась мне чем-то нереально сложным. Рассудив, что в данном мире мне предстоит ещё многому научиться, я смело подошла к жеребцу и погладила его по гладкой холке. Конь скосил на меня глаза и мотнул головой. Удивительное ощущение близости к большому и сильному животному породило в моём сердце искреннее уважение, восхищение его красотой и статью. Я и понятия не имела, как взобраться в седло, но Патрик очень своевременно предложил мне помощь. В конце концов, оказавшись на два метра над землёй и держа в руках поводья, я приготовилась к приятной прогулке, но для начала нужно было по меньшей мере сдвинуться с места. Патрик пришпорил своего скакуна, и тот тут же тронулся с места. Я решила повторить то же самое, но мой конь, чувствуя неопытного седока, заупрямился. Он заинтересованно шарил губами в траве, не обращая никакого внимания на мои безрезультатные попытки заставить его хоть немного пошевелиться.

– В чём дело, Миледи? – вернулся за мной Патрик.

– По-моему, вместе с потерей памяти я ещё и верхом ездить разучилась.

– Как такое возможно?

– Боюсь, что у меня нет объяснений на этот счёт.

Патрик взял моего жеребца под уздцы и заставил его шагать рядом со своим. Я достаточно уверенно держалась в седле, что для первого раза уже было просто прекрасно. Трудно передать словами то, что чувствуешь, когда под тобой большое животное. Ты будто входишь в ритм его движений, и вы становитесь единым живым организмом. Это удивительное и неповторимое ощущение полностью меня поглотило. Мы выехали за ворота замка и направились в сторону небольшого леска. Настроение у моего спутника значительно улучшилось, он больше не выглядел печальным и потерянным. Не знаю, что повлияло на него, – то ли моя компания, то ли свежий воздух.

В любом случае он отвлёкся от горестных переживаний, наполнявших его сердце. Лицо парня оживилось, а его поведение стало свободным и непринуждённым. Наверное, ему было легко со мной, и мы беседовали, как давние друзья. Спешившись, мы удобно устроились в тени раскидистых деревьев. Здесь, вдали от замка, было тихо и безлюдно. Умиротворение природы выглядело контрастом по сравнению с суетной жизнью враждующих между собой людей. В этом безмятежном глухом уголке человеческие радости и несчастья представлялись нелепым фарсом. Я словно растворилась в душистых запахах, проникающих в лёгкие, в стрекотании кузнечиков и пении птиц, ласкающем слух. Тёплый ветерок шелестел листвой, ласкал мне лицо и теребил волосы. Мой новый знакомый, несмотря на юный возраст, производил впечатление вполне уверенного в себе человека. Он рассказывал о семье, о жизни без отца и матери. Его рассуждения казались логичными и правильными. Под тембр его голоса я полностью расслабилась и больше не думала о свалившихся на меня неприятностях. Я отдыхала рядом с Патриком, давая себе передышку и отрешившись от сложностей, маячивших впереди. Я не сомневалась, что Генри Кендал предпримет что-то ужасное. Наверное, мне не стоило злоупотреблять гостеприимством Хогартов и надлежало как можно скорее вернуться в родительский замок. Но, положа руку на сердце, мне очень этого не хотелось. Прикрыв глаза, я окунулась в воспоминания и вскоре погрузилась в них полностью. Моя прошлая жизнь представлялась мне сном, который невозможно возвратить. Я цеплялась за неё, пыталась черпать в ней силы. Но призрачные события минувшего причиняли мне лишь нестерпимую боль от потери любимого человека. Виталя остался там, куда вход мне был воспрещён. Я не могла дотянуться до него сквозь века, неумолимо разделившие нас. Коснуться его и ощутить тепло его рук, мягкость губ. Нить, соединявшая нас, словно оборвалась, и я осталась одна в пустоте времён, давно канувших в прошлое. Милый, любимый, единственный, как же далеко ты от меня! Огонь любви, горящий во мне, не ослабевал. Но, не находя выхода, он испепелял меня изнутри, причиняя лишь страдания. Моё сердце сжалось, и я ощутила резкие спазмы в горле. Горячие слёзы потекли по лицу, не принося облегчения. Тяжесть, накопившаяся в душе, никуда не исчезла, она всё так же безжалостно давила на меня, не освобождая от своих крепких объятий.

– Миледи, – услышала я взволнованный голос Патрика. – Что с вами?

Бедный, бедный мальчик, такой ещё юный, но уже готовый к взрослой жизни! Он обнял меня и прижал к себе. Его участие и беспокойство отрезвили, заставили взять себя в руки. Отстранившись от него, я с благодарностью улыбнулась и вытерла слёзы.

– Простите меня, милорд, за эту сцену. Сама не знаю, что на меня нашло.

– Не стоит извиняться, ведь я прекрасно понимаю, как вам сейчас нелегко.

– Вы и ваша семья очень добры ко мне, и я не стану подвергать вас опасности. Мне стоит вернуться домой, чтобы предотвратить ужасные события, которые могут произойти по моей вине. Генри Кендал – человек не просто вспыльчивый, но, судя по тому, как он обращался с вашим отцом, ещё и очень жестокий. Боюсь, он ни перед чем не остановится, чтобы только возвратить дочь домой.

– Но вы сами можете пострадать от него, а я не могу этого допустить. Отныне вы находитесь под моей защитой. Клянусь, что никому не позволю обидеть вас.

Горящий смелый взгляд парня ошеломил меня. Его уверенность в себе заслуживала уважения, но я не имела права прятаться за спиной хорошего человека, слишком юного, чтобы умереть. Взяв его за руку, я сказала:

– Послушайте меня, Патрик. Барон Хогарт очень болен, и он нуждается в вашей заботе гораздо больше, чем я. Сейчас не тот момент, чтобы навлекать на него ещё какие-то неприятности.

– Вы останетесь в нашем замке, миледи, – твёрдо произнёс Патрик, – и это не обсуждается. Что же касается отца… Когда он придёт в себя, то наверняка поддержит моё решение. Я попрошу дядю написать письмо Генри Кендалу с сообщением о нашей предстоящей свадьбе. Всё наладится, поверьте мне. А сейчас пора возвращаться в замок. Скоро стемнеет, и на открытой местности оставаться будет небезопасно.

Сумерки, действительно, уже начали покрывать землю таинственными тенями и окрашивать листву в едва заметные голубые оттенки. Воздух стал прохладнее и более влажным, а на белых облаках, плывущих высоко над нами, засияла оранжевая кайма заходящего солнца. Оседлав лошадей, мы направились к замку Хогартов. Обратный путь верхом я проделала намного уверенней. Конь, послушный моим движениям, лёгкой рысью бежал к дому. Я всё время поглядывала на Патрика, удивившего меня силой характера. Как взрослый мужчина, он не боялся ответственности за собственные поступки. Вскоре мы увидели видневшиеся вдали башни замка. Окутанные вечерней дымкой, они выглядели загадочно на фоне темнеющего неба. Наваждение исчезло, как только мы очутились среди людей. Рыцари, прачки и ремесленники высыпали во внутренний двор замка после трудового дня. Они пересмеивались между собой, пили вино и обсуждали какие-то важные для себя события. Мы с Патриком спешились и отвели коней в конюшню. Парню не терпелось разузнать о самочувствии отца, и первым делом мы направились в спальню барона, где увидели Марка, сидящего у кровати брата.

– Дядя, как он? – взволнованно спросил Патрик.

– К сожалению, неважно. Приходит в себя, но ненадолго. Никого не узнаёт, бормочет странные непонятные слова, будто в бреду. Врач дал ему успокоительное и велел надеяться на милость Господа нашего.

– Дядя, вам нужно поесть и отдохнуть. Идите, я сменю вас у постели отца.

– Хорошо, Патрик, но я скоро вернусь. Миледи, – обратился он ко мне, – не хотите ли со мной поужинать?

– Благодарю вас, милорд, я предпочла бы остаться здесь.

Когда за Марком закрылась дверь, Патрик повернулся ко мне:

– Благодарю за вашу поддержку, миледи, а теперь давайте помолимся. Возможно, Господь наш всемогущий и милосердный услышит наши мольбы и поможет моему отцу.

Патрик опустился на колени у постели Эрвина и молитвенно сложил руки на груди. Закрыв глаза, он прошептал:

– О, Господь мой, Создатель мой, прошу помощи твоей. Даруй исцеление рабу твоему. Омой кровь его лучами Твоими. Только с помощью Твоею придёт исцеление его.

А я молиться не умела и ничем не могла помочь. Но Патрик нуждался в поддержке, а потому я встала на колени рядом с ним и постаралась повторять его слова. Слёзы сочувствия текли по моим щекам, и всем сердцем я желала Эрвину избавления от болезни.

– Боль отступит, – продолжал Патрик, – и силы вернутся, и раны заживут его телесные и душевные, и придёт помощь Твоя.

– Лучи Твои с Небес дойдут до него, – сквозь слёзы вторила я, – дадут ему защиту, благословят на исцеление от недугов его, укрепят веру.

– Да услышит молитву сию Господь, – закончил молодой человек. – Слава и благодарность силе Господа. Аминь.

Словно услышав наши голоса, Эрвин открыл глаза и приподнялся в постели. Он с удивлением смотрел на нас обоих, будто видел впервые в жизни. Не могу сказать, что выглядел он болезненно. Никакой бледности и усталости на лице. Его движения были свободными, ненапряжёнными. Без усилия встав с кровати, он подошёл к окну. Полюбовавшись окрестностями, вновь одарил нас с Патриком взглядом, полным изумления, и вышел из комнаты. Мы с юношей так и остались стоять на коленях, поражённые столь скорым выздоровлением барона Хогарта.

– Молитва подействовала, – пришел в себя молодой человек. – Отцу явно стало лучше.

Он встал на ноги и подал мне руку. Опёршись на неё, я поднялась. Последовав за Эрвином, мы нагнали его в обеденном зале. Хозяин замка находился во главе стола и спокойно уплетал ужин. Марк с Элизабет, а также их дети сидели молча, но их вытянутые лица красноречиво говорили о том внутреннем состоянии, в котором они пребывали. Подойдя к столу, мы с Патриком присоединились к остальным. Барон Хогарт-старший вытер салфеткой губы и откинулся на спинку стула. В его серых глазах не осталось ни капли безумия. Они светились умом, а сдержанность свидетельствовала о прекрасном владении собою. Эрвин, не стесняясь, разглядывал членов семьи, включая меня. Он открыто изучал нас, но не это настораживало. Я общалась с этим человеком довольно долго и привыкла к его манере поведения, мимике. Сейчас же его будто подменили. Мягкий взгляд бывшего узника стал более проницательным и властным. В нём чувствовалась сила характера, которую Эрвин обычно почти не проявлял. Движения мужчины перестали казаться вялыми, он не сутулился, как обычно.

– Как вы чувствуете себя, отец? – нарушил молчание Патрик, но ответа на вопрос так и не получил.

– Мы молились за ваше выздоровление, и Господь наш милосердный услышал нас, – продолжил парень.

Эрвин приподнял брови и покачал головой. Он встал из-за стола, подошёл к Патрику, положил руку ему на плечо. Сжал несколько раз и в полном недоумении отошёл. Затем улыбнулся как потерянный и устало проговорил:

– Да что же здесь в конце концов происходит?

Никто из присутствующих так и не понял, что он сказал. Никто, кроме меня, ведь фраза, произнесённая бароном, прозвучала на чистейшем русском языке.

Глава 5

Джон Эртон открыл глаза и застонал от боли. Голова будто раскололась на сотню маленьких осколков. Он дотронулся до лысой макушки и почувствовал что-то мокрое и вязкое. Поднёс пальцы к глазам, увидел кровь и горько усмехнулся. Вытерев руку об солому, с трудом приподнялся и огляделся по сторонам. Тусклый свет факела, коптившего в подземелье, давал мало света. Он откидывал странные причудливые тени на сырые стены этого унылого и мрачного места. Всё здесь казалось знакомым и привычным, кроме ощущения несвободы. Джон окинул печальным взглядом прочные железные прутья камеры, цепи, валявшиеся рядом с ним. С трудом встал на ноги и, качаясь, подошёл к двери. Дернув её, убедился в том, что та закрыта, но, поддавшись панике, принялся трясти её снова и снова. Это ни к чему не привело и, устало отойдя в глубь темницы, мужчина обречённо уселся на пол. Кричать и звать на помощь не имело смысла. Прежний узник часто надрывал горло, но люди, живущие в замке, не обращали на него никакого внимания. Единственный человек, спускавшийся сюда время от времени, был сам Джон. Именно в его обязанности входило кормить пленника и таскать воду из колодца на нужды кухни. Он снабжал также прачек, стиравших во дворе. Этих запасов стараниями Джона могло хватить дня на три. Возможно, именно потом его и начнут искать. Разумеется, сидеть взаперти без крошки еды и капли воды будет непросто. Рана на голове могла загноиться, что ухудшало и без того незавидное положение пленника. Но тут Джона вдруг осенило. Ну конечно, кроме него в этом нелюдимом, угрюмом месте любила бывать хозяйская дочка, полоумная Матильда. Именно она находилась здесь в тот момент, когда Эрвин Хогарт, звеня цепями, накинулся на охранника. И что только на него нашло? Хотя его разум давно помутился, но агрессию по отношению к Джону он не проявлял никогда. Мужчина вновь коснулся макушки и скривился от боли. А ведь это всё она, Матильда. Такая же ненормальная, как и её дружок с кандалами. Парочка сумасшедших, обиженных Господом, провернула лихое дельце с побегом. Чем эта девчонка огрела меня? Наверняка чем-то тяжёлым, железным. Во славу Девы Марии я остался жив. Джон перекрестился, возводя глаза вверх.

Увидев над собой тёмный закопчённый потолок, он судорожно перекрестился ещё раз и принялся размышлять о своём бедственном положении. Разумеется, рано или поздно его найдут, и станет известно о побеге пленника.

Хозяин разозлится не на шутку, но не это пугало Джона.

Он не мог допустить, чтобы кто-то узнал, как всё произошло на самом деле. С ним справилась полоумная девчонка, подставив под насмешки окружающих. Теперь до конца дней на него будут показывать пальцем и отпускать жестокие шуточки. Охранник вздохнул и задумчиво пригладил седоватую бороду. В свои пятьдесят с небольшим он почти ничего не добился в жизни. А та унизительная ситуация, в которую он попал, и вовсе окрашивала мир вокруг в тёмные, неприглядные тона. Джон принялся бродить взад и вперёд по камере, соображая, как поступить.

Идея возникла сама собой, и мужчина слегка успокоился.

Естественно, нужно было сочинить собственную историю побега узника, в которой не фигурировала бы Матильда.

Именно ложь позволит избежать язвительных насмешек.

А если девчонке взбредёт в голову болтать о промахе охранника, он навсегда закроет ей рот. Вдруг взгляд Джона наткнулся на очень знакомый предмет и, сдвинув густые брови на переносице, он отчётливо увидел собственную связку ключей. Дочке хозяина не хватила ума прихватить их с собой. Неудивительно: мозгов-то она лишилась. Узкие губы мужчины растянулись в презрительной ухмылке, обнажая редкие зубы. Отперев дверь камеры, он первым делом направился к колодцу. Напился воды, обработал рану и сразу же пошёл на кухню, так как давно уже испытывал голод. Войдя в просторное тихое помещение, обычно шумное и суетливое, Джон понял, что просидел взаперти очень долго. Уже давно наступила ночь, и спящие на полу поварята лишь подтверждали это. Аккуратно переступая через них, мужчина подошёл к массивному кухонному столу. Захватив кусок хлеба и небольшую вяленую рыбёшку, он тихо вышел наружу, осторожно прикрыв за собою дверь. Во дворе Джон с аппетитом перекусил, решив не будить хозяина и не докладывать ему о вчерашнем происшествии. Плохая новость и сама по себе не сулила ничего хорошего, не хватало ещё лишать его милость сна и разозлить тем самым ещё больше. Эрвин Хогарт, просидевшей в темнице долгие пять лет, не так уж часто удостаивался встречи с бароном Кендалом. А значит, новость о его побеге вполне могла подождать до утра. Поднявшись на последний этаж замка, Джон вошёл в комнату слуг и улёгся на огромную кровать, где уже вовсю храпели шесть человек. Заснул он довольно быстро, но сон не принёс ему облегчения.

Пасмурное утро ворвалось в комнату порывами свежего ветра. Пахло дождём и надвигающейся осенью. Люди нехотя вставали с постели и готовились к новому дню. Джон тоже поднялся и, не вступая ни с кем в разговоры, тихонько покинул комнату. Рана на голове всё ещё болела, и охранник недобро усмехнулся, вспомнив про хозяйскую дочку. Дождавшись, когда барон проснётся и отдаст распоряжения слугам, он подошёл к нему с виноватым видом:

– Ваша милость, произошло непредвиденное событие. Неожиданное, так сказать.

Нервно переступая ногами и теребя руками подол рубахи, он продолжил:

– Не понимаю, как всё случилось. Господь наш всемогущий наказал меня за грехи мои.

– Да что ты лепечешь! – раздражённо прикрикнул Генри. – Говори прямо, что натворил.

– Ваш пленник, Эрвин Хогарт, сбежал из темницы. Столько лет он даже и не думал, чтобы такое провернуть. А тут ни с того ни с сего вдруг решился. Огрел меня по голове цепями. Вот, посмотрите, какая рана.

Джон наклонился, чтобы хозяину было виднее. Генри лишь поморщился от отвращения и, схватив бедолагу за шкирку, прошипел, глядя ему в лицо:

– Ты что же, думаешь, что мне интересны твои страдания? Да чтоб ты сдох и горел в геенне огненной до скончания веков! Твой долг служить мне, и ты с этим не справляешься.

– Ваша милость, как мне загладить вину?

– Я сам её заглажу. Розгами по твоей спине.

– Может, это отложить? – неуверенно заикнулся Джон.

– Ты что же, взялся мне указывать, что делать? – Генри резко отпустил его и презрительно посмотрел сверху вниз.

Охранник сразу почувствовал себя ниже ростом, понимая, что дальнейший разговор с хозяином может всё окончательно испортить. Тем не менее, набравшись смелости, он продолжил:

– Ну… Эрвин Хогарт – он же не в себе. Убежать убежал, но куда? Сомневаюсь, что он помнит, где находится его замок. Возможно, он всё ещё здесь. Может, поиски организовать? Этот человек опасен. Вон, на людей бросается. Как бы кто не пострадал.

Генри Кендал со злобой посмотрел на слугу и спросил:

– Когда всё произошло?

– Сегодня утром, – солгал Джон. – Я отнёс пленнику завтрак, а он в благодарность ударил меня по голове. Я, видимо, на какое-то время отключился, а когда пришёл в себя, обнаружил пропажу пленника. Его кандалы валялись на полу, дверь темницы была открыта.

Генри Кендал поднял на ноги всех слуг и рыцарей в замке. Приказал начать поиски узника, сам же бросился в комнату дочерей. Джон, не теряя времени, побежал следом. Если дура-девчонка сболтнёт что-то лишнее, придётся намекнуть хозяину об её умственной болезни. Главное – находиться рядом в подходящий момент. Но Матильды на месте не оказалось, что было для неё вполне обычным. В такое время она, как правило, навещала Эрвина Хогарта в подземелье. Или же гуляла по лесу. По всей видимости, не все привычки дочери были известны Генри.

– Где Матильда? – рявкнул он младшим.

Те тут же заплакали, но Джон не стал дожидаться, пока они перестанут хныкать. Он поспешил в подземелье, рассудив, что хозяйская дочка вполне может оказаться именно там, ведь поведение сумасшедших не поддаётся логическому объяснению. Охранник обыскал в подвальном помещении каждый уголок, но, к его огромному сожалению, Матильда как в воду канула. В камере Джон со злобой отшвырнул в сторону кандалы и выругался. Здесь было просто идеальное место, чтобы придушить эту малахольную. Никаких свидетелей, и вину можно спихнуть на пленника. Но ничего, он ещё поквитается с девчонкой, он не позволит ей растрепать правду. Вскоре во внутреннем дворе собрали всех обитателей замка. Люди обсуждали последние события. Все осуждали Джона Эртона, считая его виноватым. Злоба в душе охранника усилилась. Генри Кендал распорядился относительно Матильды, приказав жене запереть дочь в комнате, как только та объявится. Отобрав десять рыцарей, барон поскакал на поиски Эрвина Хогарта. С его побега прошло слишком мало времени, значит, далеко он уйти не мог. Дождавшись, когда люди вернулись к работе, Джон направился к главным воротам и остановился поболтать с охраной.

– Слыхали, что случилось сегодня? – спросил он, прищурив глаза.

– Ещё бы, – ехидно усмехнулся один из парней, – ты здорово отличился!

Джон стерпел, ему ещё о многом нужно было расспросить стражников.

– А хозяйская дочка на прогулку сегодня не выходила?

– Нет, но вчера вечером мы её видели.

– Она, что же, не возвращалась, что ли?

– Может, и прошмыгнула, а тебе-то что, не всё равно?

– Да я так просто интересуюсь.

– Лучше бы ты делом занялся.

– А он не может, – подколол второй охранник. – Дело его убежало в неизвестном направлении.

– Между прочим, пленник ушёл через эти самые ворота. Так что отличился не я один, вы тоже напортачили.

Стражники погрустнели, а Джон вновь вернулся в подземелье. Ему нужно было побыть в одиночестве и всё обдумать. Здесь, в этом тёмном и мрачном месте, его точно не потревожат, ведь сюда никто никогда не спускался. Мужчина, прикусив губу, уселся прямо на пол и облокотился о сырую стену. Его положению никто бы не позавидовал. Мало того, что он подвергся нападению ненормальной и получил рану на голове. Так ещё её отец вовсю отыграется розгами по его спине. Проклятое семейство! Вот же угораздило его оказаться в дьявольском логове! Джон перекрестился и с тоской оглядел подземелье. Он стал понимать, что, возможно, сглупил, не сказав правду хозяину. Если Матильда ушла с Хогартом и не объявится, что будет с ним, с Джоном? Быть виноватым в побеге пленника – это одно, а в пропаже дочки хозяина – совсем другое. Что если девчонку найдут мёртвой… тогда его жизнь не стоит и ломаного гроша. Как он только мог подумать о том, чтобы придушить её? Хвала Господу, что девчонка не попалась ему на глаза! В течение дня в замке побывало полно народу. Крестьяне, продававшие съестное, рыбаки со своим уловом. А ещё Генри Кендал выступал в роли судьи и разбирал между своими подданными их распри и семейные неурядицы. Джон считал, что пленнику удалось выйти через главные ворота, потому что стражники приняли его за одного из селян. Правда, грязный, оборванный вид и всклоченные волосы с бородой с головой выдавали беглеца. Впрочем, раз хозяйской дочке хватило ума помочь ему с побегом, то и о его внешнем виде она наверняка позаботилась. Джон горько усмехнулся: тут впору самому бежать куда глаза глядят. Пока его милость ищет пропавшего узника, можно пойти прямиком к замку Хогартов, рассказать о побеге барона Эрвина и представить всё так, будто это он, Джон, посодействовал ему в этом. Не мог, мол, больше наблюдать за страданиями несчастного. Правда, если пленник уже добрался до дома, всё окажется гораздо сложнее. Хорошо ещё, что многое можно списать на его сумасшествие. Охранник поднялся в комнату для слуг и открыл стоявший в углу сундук. Сложив в небольшой холщовый мешок пожитки, он, никем не замеченный, спустился по лестнице и направился к главным воротам.

– Куда это ты собрался, Джон? – остановил его один из стражников.

– Да вот, хочу помочь его милости в поисках пропавшего узника.

– А разве он тебя приглашал? – оскалился парень.

– К сожалению, нет. Но я чувствую вину и не могу поступить иначе.

Оказавшись наконец в лесу, Джон быстро зашагал в нужном направлении. Он понимал, что принял правильное решение. Необычное ощущение радости и свободы переполняло душу. Неожиданная перемена в жизни вполне могла оказаться полезной. Через несколько километров он перестал думать о своих страхах и о прежнем хозяине. Лишь улыбался тонкими губами и с наслаждением втягивал ноздрями чистый лесной воздух. Внезапно вдали послышался конский топот, и бывший охранник похолодел от ужаса. Он спрятался за высокими кустами и затаил дыхание. Не заметив его, мимо проскакали Генри Кендал и его рыцари. Они были так близко от Джона, что тот безумно боялся себя выдать. Зажмурив глаза и окаменев от ужаса, так и простоял, пока конский топот не стих. Одеревеневшие ноги не держали его, и, дрожа всем телом, Джон бессильно рухнул на землю. Когда он пришёл в себя, то продолжил путь к замку Хогартов. К вечеру дорога привела его к белым каменным стенам, которые могли бы стать для него убежищем и вторым домом. Помолившись заступнице, Пресвятой Деве Марии, бывший охранник медленно и нерешительно приблизился к стражникам. Оглядев путника с головы до ног, те поинтересовались, зачем он пожаловал. Джон объяснил, что это связано с бароном Эрвином и попросил проводить прямо к хозяину. В замке его встретил Марк Хогарт, и это показалось хорошим знаком. Можно сказать, благословлением сверху.