Дракон с королевским клеймом

– Добрый день, – сказала Вельмина, – мне необходимо увидеть наместника.

Гвардеец посмотрел на нее сверху вниз (поскольку был высок), затем заглянул в документы и почти тут же их вернул.

– Проходите, госпожа де Триоль. Господин наместник во дворце, возможно, вам придется немного подождать: у него совещание.

– Спасибо. – Она спрятала «пудреницу» обратно в сумочку.

Прошагав через площадь за оградой, Вельмина поднялась на высокое крыльцо, и там пришлось еще раз доставать и показывать документы. Впрочем, никто препятствий не чинил, даже объяснили, в каком направлении идти дальше, так что скоро она оказалась в главном холле, а оттуда нырнула в бесконечную анфиладу залов, каждый из которых был оформлен в «своем» цвете. Пока Вельмина шла по великолепным ковровым дорожкам, у нее появилось чувство, будто идет она сквозь разноцветные бусы: так были друг за дружкой нанизаны комнаты. Кое-где у распахнутых дверей навытяжку стояли аривьенские гвардейцы, но никто больше Вельмину не останавливал и вопросов не задавал, так что она спокойно добралась до зала совещаний – бывшего тронного зала. А здесь высокие двери оказались закрыты. Вельмина подошла к одному из гвардейцев.

– Я пришла к господину наместнику, – сказала она, – он ведь здесь?

Мужчина окинул ее внимательным взглядом.

– Да, госпожа. Но вам придется немного подождать. У его светлости совещание.

Вельмина невольно улыбнулась. По крайней мере, она не заблудилась, пришла в нужное место и остается лишь дождаться. Огляделась в поисках, куда бы присесть, увидела у стены банкетку, обитую бархатом. Расположившись на ней, вздохнула с некоторым облегчением, но тут же вздрогнула, когда взгляд выхватил на противоположной стене большую картину.

Там были изображены король и королева. И, хоть Вельмине и были неприятны эти умершие уже люди, она все равно невольно их разглядывала. В этой парочке по-прежнему было что-то пугающе неясное, но притягательное. Возможно, потому что ничто так не привлекательно, как чистое зло. Королева казалась юной, очень юной – хотя Кельвин и говорил, что она ему в матери годится. У нее была чистая фарфоровая кожа и очень светлые волосы, почти белые. При этом ее внешность нельзя было назвать бледной: на светлом лице ярко выделялись выразительные глаза, темно-зеленые, как мох, коричневые брови с изломом и губы, напоминающие спелую вишню. Королева была изображена сидящей в кресле, подол темно-красного атласного платья стелился по полу. Декольте, на удивление, оказалось очень скромным, но зато по кромке богато украшенным подвесками со сверкающими прозрачными камнями. А за ее спиной стоял король в черном, расшитом золотом и серебром камзоле. Если не знать, что этот человек голыми руками вырывал сердца, чтобы поднести их королеве, то на вид он был мужчиной довольно приятной внешности: открытое лицо, разлет широких густых бровей, светлые глаза. Невозможным оказалось отразить на полотне то, что Вельмина видела в этих глазах однажды, – и поэтому на портрете получился самый обычный взгляд, без того жуткого выражения, когда кажется, что королева подвергает своего супруга самым изощренным пыткам. При этом нос у короля был с легкой горбинкой, подбородок – не тяжелый, скорее, просто решительный. В общем, привлекательный мужчина, а на самом деле – жуткое чудовище. Нельзя не порадоваться тому, что он наконец мертв…

Из размышлений Вельмину выдрал стук распахнутых дверей: из зала начали выходить участники совещания. Они бурно о чем-то переговаривались, и Вельмина насчитала шесть мужчин. Кое-кто был в темно-зеленых военных мундирах. Последним выглянул высокий брюнет в нарочито простом камзоле.

– Ну что, кто-нибудь еще просил о приеме? – спросил он у гвардейца, и тот незамедлительно кивнул в сторону Вельмины.

– Да вот, ваша светлость, госпожа пришла.

Брюнет порывисто обернулся – а у Вельмины екнуло сердце. Она его узнала: это был тот самый мужчина, который приходил к ней в камеру. Все те же напомаженные волосы, широкое, рыхловатое лицо. Тонкие губы и черные глаза, глубоко посаженные, отчего казалось, что господин смотрит на всех с подозрительным прищуром.

– А! – сказал он, быстро оглядев Вельмину. – Это вы? Ну, проходите, я так и думал, что вы здесь появитесь. Но ожидал вас раньше.

Вельмина, чувствуя, что краснеет, торопливо поднялась с банкетки и просеменила к входу в зал. Выходит, сам наместник изволил ревизировать королевскую тюрьму. Наверное, он неплохой человек, если так ревностно отнесся к порученному ему делу?

– Прошу.  – Он сделал приглашающий жест, и Вельмина прошла мимо него в зал совещаний.

Здесь она тоже побывала однажды, и тогда в самом конце зала на возвышении стояло два королевских трона, застланных пурпурным бархатом. Теперь их убрали, а вместо этого посреди поставили большой овальный стол на гнутых ножках и стулья. Один стул все-таки чуть отличался от прочих высокой спинкой. Вероятно, стул наместника.

Вельмина вздрогнула, когда он тронул ее за локоть. И когда только подошел так близко?

– Я – Дэррин Ариньи, герцог Шервии и Метха, – представился он. Сделал паузу. – А вы, насколько мне известно, маркиза де Триоль, нынче вдова.

Вельмина молча кивнула. Вцепившись в свою сумочку, она просто не знала, что делать и что говорить. Ее смутило, что незнакомый мужчина фамильярно поглаживал ей руку, и совершенно было неясно, что последует – и что должно последовать с ее стороны. Но, скорее всего, сделалась она красной как вареный рак, потому что Ариньи усмехнулся и отошел от нее.

– Присаживайтесь, госпожа де Триоль. С моей стороны крайне невежливо заставлять даму стоять. Тем более что вам пришлось пережить немало.

Он отодвинул ей стул, и Вельмина послушно на него уселась. Почему-то в присутствии Ариньи она чувствовала себя жалкой и совершенно беззащитной – да, пожалуй, так оно и было…

Наместник и сам сел за стол напротив, сцепил вместе пальцы рук, а Вельмина про себя отметила, что пальцы у него толстые, бледные и поросшие черными волосками. Почему-то выглядело это отталкивающе.

– Итак, госпожа де Триоль, – начал он, – что вас привело ко мне? Подозреваю, что денежный вопрос, мм?

Растерявшись окончательно, Вельмина кивнула. Он все сразу угадал. А ей… ей сейчас придется просить, просто просить денег.

– Это так, господин Ариньи. – Она подняла взгляд и решила, что для большей убедительности будет смотреть наместнику прямо в лицо. Но сделать это оказалось не так-то просто: взгляд черных глаз буквально прожигал насквозь, и поэтому Вельмина стала смотреть просто сквозь Ариньи. – Наверняка вам уже известно, что муж мой был казнен как один из заговорщиков против короны, а все наши средства отчуждены в пользу короны.

– Но дом пока что ваш, – внезапно резко сказал Ариньи, – что вам еще нужно, госпожа де Триоль?

– Банковские счета мужа, – пискнула Вельмина. И, вспомнив про погром, смущенно забормотала: – Вы понимаете, когда пришли арестовывать мужа и меня… Там ведь… все переломали. Двери, мебель…

– Аривьенская корона вряд ли вернет все ваши средства, – оборвал ее Ариньи, – тем более что они уже наверняка смешались с теми средствами, которые принадлежали вашей королеве… и ее твари.

– Твари?

Надежда на возвращение денег таяла как снег на солнце.

– Дракону, – уточнил наместник, все так же сверля Вельмину взглядом.

– А король? Кто убил короля? – вдруг вспомнила она.

– Так дракон и был королем! А вы что, не знали?

Вельмина не нашлась, что и сказать. Это было новостью. Потрясающей, ошарашивающей новостью… Но, если поразмыслить, разве под силу простому человеку разрывать грудную клетку другому? Наверное, нет. И, наверное, все давно знали, что король и дракон – одно лицо, только она была слепа и глуха ко всему, а Кельвин не торопился поделиться.

– Королева была сильным алхимиком, – пояснил Ариньи, – ей удалось из человека сделать дракона. Мы, правда, до сих пор так и не разобрались, какой компонент служил катализатором обращения, но все это не так и важно. Дракон мертв. Его просто разорвало на куски от залпа наших орудий, и его плоть обратилась в пепел.

– Понятно, – прошептала Вельмина.

Очень медленно до нее все же дошло, что зря она послушалась Тавиллу, пришла просить денег. Ей никто их не вернет. В самом деле, с чего она вообразила, что наместник будет разыскивать средства де Триолей посреди королевских счетов? Что ж… В тайнике по-прежнему есть какие-то драгоценности. Если продать часть, то этого хватит, чтобы нанять кого-нибудь и отремонтировать дом, а еще хватит, чтобы сделать вклад и жить на проценты… Наверное, очень скромно жить. Но ей много и не нужно.

– Я подумаю над тем, что можно сделать с вашими счетами, – вдруг сказал Ариньи, – и подумаю, как можно помочь вам с ремонтом.

– Спасибо, – прошептала Вельмина, понимая, что краснеет еще сильнее.

– Спасибо, госпожа де Триоль, в карман не положишь, – Ариньи хмыкнул, – но, полагаю, вы придумаете, как меня отблагодарить.

Вельмине в этом померещилась некая двусмысленность, но она не стала уточнять. Решительно поднялась со стула, кивнула, обозначая поклон.

– Все равно, благодарю вас, господин Ариньи…

– Дэррин.

– Господин Ариньи, – упрямо проговорила Вельмина, поднимаясь, – простите, мне пора. Мне жаль, что я отняла ваше время.

– Всего хорошего, госпожа де Триоль. – Он тоже поднялся, глядя на Вельмину с какой-то загадочной улыбкой.

И уже вдогонку добавил:

– Мне уже рассказали, кем был ваш муж. Вам не повезло. Но, надеюсь, скоро судьба повернется к вам совсем иной стороной.

– Мой муж был неплохим человеком, – прошептала Вельмина. – Прощайте, господин Ариньи.

– До свидания, госпожа де Триоль, – донеслось в спину.

* * *

Вельмина едва помнила, как позвала извозчика, как добралась домой. Ничего не говоря Тавилле, она поднялась в свою спальню, заперлась там и просто упала на кровать, не раздеваясь. Визит к наместнику вымотал, выпил все силы. Вельмина то и дело вспоминала, как его толстые волосатые пальцы гладили ее руку, и ее передергивало. Как он смотрел на нее… Странно так смотрел. Кельвин никогда не смотрел на жену так, как аривьенский наместник. И как это понимать? Великие Пять, у нее не было ровным счетом никакого опыта в этих вещах. Да и в каких вещах? Ей совершенно не хотелось иметь ничего общего с этим человеком. Одно было точно понятно: Ариньи ей неприятен. И точно так же закрадывалось недоброе предчувствие, что теперь он просто так не отстанет. Плохой идеей было – идти и просить вернуть отобранные средства…

– Госпожа! – раздался из-за двери голос Тавиллы. – Госпожа, у вас все хорошо?

– Ничего у меня не хорошо, – шепнула Вельмина. Но, одумавшись, крикнула: – Все в порядке, Тавилла! Что ты хочешь?

– Да я… да там… госпожа, вам надобно спуститься. Там, это. К вам пришли.

– Кто там еще? – В душе поднималось едкое раздражение.

– Говорят, от наместника, – голос Тавиллы прозвучал неуверенно, – я пойду, негоже им там одним…

Вельмина застонала.

Ну вот. Кажется, начинается… Но ведь она ничего такого не хотела! Так почему?!

– Сейчас, одну минутку, – пробормотала она.

Поднялась, огладила подол, глянула в зеркало, поправила прическу и, напустив на себя холодный и независимый вид, пошла встречать незваных гостей. В конце концов, это – ее дом, она хозяйка. В конце концов, почтенная вдова… К которой можно бы проявить капельку уважения.

Но когда она спустилась в холл, застала там такую картину, что все слова – да и мысли – куда-то делись.

Тавилла, нахохлившись, с недовольным видом стояла у лестницы и тоже на все это смотрела.

А у входной двери топтались два аривьенских гвардейца, а с ними был еще какой-то оборванный, грязный и взлохмаченный субъект с повязкой на пол-лица. Он даже не стоял – просто уселся на полу, а гвардеец занимался тем, что пинками заставлял его подняться.

Вельмина набрала воздуха в грудь и выкрикнула:

– Что здесь происходит?

Один из гвардейцев, тот, что просто стоял рядом, поспешно повернулся на голос, расплылся в приторной улыбке.

– А, госпожа де Триоль! Мы это… извольте принять подарок от герцога Ариньи.

– Я не принимаю подарков от незнакомых мужчин, я только что овдовела, – отчеканила Вельмина. И откуда только голос взялся! Но она разозлилась. В самом деле, хотя бы каплю уважения…

– Вам бы лучше его принять, – ответил, нимало не стесняясь, гвардеец, – или этого малого просто вздернут как приспешника королевы. Или отрубят руки как попрошайке. Когда его взяли, он так и не смог объяснить, кто и откуда и чем занимался в пригороде. А его светлость, стало быть, делает доброе дело, отдавая его вам. Просил передать, что вот вам рабочие руки…

– Мне нечем платить, – вставила Вельмина.

– Так и не надо. Он ваш теперь, полностью. До тех пор, пока не соблаговолите отпустить на волю, но лучше бы не отпускать, потому что так он точно попадет на виселицу или на плаху. В Аривьене закон суров к бездельникам и лиходеям.

– Мой? – ошарашенно выдохнула Вельмина. – Я не понимаю…

– Ваш раб то есть. Это его светлость просил передать. Каллиграфы уже ему клеймо поставили, а я вот, колечко вам передаю, хе-хе, чтобы у этого парня дурных мыслей не возникало.

Он подошел к Вельмине и протянул ей тяжелый перстень из стали.

– Извольте, госпожа де Триоль. Если не будет слушаться, просто начинайте командовать. Он не сможет противиться.

– Но…

Вельмина осеклась. Ей хотелось кричать и закатить истерику. Не нужно ей все это! На кой ей раб? Что за дикость? А еще говорят, что цивилизация! Да и не было такого при королеве… Что ей делать с этим оборванцем? Да и вообще, что значит подобный подарок? Издевательство?..

А потом посмотрела на сидевшего на полу бедолагу. Он тихонько раскачивался из стороны в сторону, и было видно, что на плече грязная порванная рубашка прилипла к свежей ране, обширному ожогу.

«Если я сейчас откажусь, его просто убьют. Или покалечат еще больше, чем есть, – подумала Вельмина. – Но если я приму этот подарочек, то буду обязанной наместнику».

– Берите, – сердито сказал гвардеец, все еще протягивая металлический перстень. – Дармовые рабочие руки. Это всегда хорошо.

– В самом деле, – выдавила Вельмина, – куда уж лучше!

Перстень лег в ладонь холодной тяжестью, и точно так же тяжело сделалось на сердце.

– Передайте мои благодарности его светлости герцогу Ариньи, – с трудом проговорила она.

– Всенепременно передам, госпожа де Триоль, – кивнул гвардеец и, уже обращаясь к товарищу, прикрикнул: – Идем, что уставился? Мы приказ выполнили, наше дело маленькое.

Вельмина нашла в себе силы проводить гвардейцев до дверей, все еще сжимая в кулаке перстень. Сама закрыла тяжелые створки и только потом обернулась и посмотрела на «подарочек». Оборванец все так же сидел на полу, его плечи мелко тряслись, и Вельмине показалось, что он смеется.

– Не вижу причин для смеха, – сказала она сердито, – лично мне совсем не смешно. Я не просила его светлость о чем-то подобном. У меня даже в мыслях не было, сколь богата его фантазия!

Оборванец не ответил. Вельмина обошла его по кругу, чтобы заглянуть в лицо, – и, заглянув, отпрянула. Та половина лица, что не была скрыта под повязкой, была багровой, словно и ее опалило. И оборванец не смеялся, нет. Из его единственного глаза, обожженного, покрасневшего, текли слезы, и он беззвучно рыдал, до крови прокусив губу.

* * *

Первой очнулась Тавилла. Она рассеянно поправила чепец – всегда так делала, пребывая в растрепанных чувствах, – затем разгладила передник и громко сказала:

– Ну и жмот.

А вот Вельмина все не могла собраться с мыслями и понять, что же делать дальше. Стальной перстень жег ладонь, и она бы его выбросила, но как тут выбросишь, когда в доме – нищий, израненный и больной, но который может быть и опасным для одной женщины и двух, считай, стариков.

Тавилла в ответ на непонимающий взгляд Вельмины сварливо пояснила:

– Щедрый мужчина никогда бы не сделал такого подарочка, госпожа. Щедрый мужчина прислал бы хорошего плотника и сам оплатил его услуги. А с этим что делать? Великие Пять! Да у него небось вшей полно. Или помрет в нашем доме, попомните мое слово, помрет.

– Подожди, – Вельмина постепенно оживала, – с этим надо что-то делать… Не знаю, правда, что. Давай, напишу наместнику, что он мог бы прислать сразу и лекаря…

– А одежда? Вы только посмотрите, – причитала Тавилла, – лохмотья! У него даже нет одежды. Что ему, голым здесь ходить? Нет, госпожа, жмот – он и есть жмот!

Мужчина затих, успокоился, потом, все еще сидя на полу, повернулся к Вельмине и посмотрел на нее так, что стальное колечко само вспорхнуло на палец. Во взгляде оборванца – а теперь еще и собственного раба Вельмины – полыхала такая ненависть, что она невольно попятилась. Но затем заставила себя шагнуть вперед, ближе, еще ближе, невзирая на предостерегающее шиканье Тавиллы. Остановилась так близко от мужчины, что он при желании мог бы протянуть руку и дернуть ее за подол платья.

– Послушай, – тихо сказал Вельмина, – я не просила о таком подарке. И я могу тебя отпустить, хоть сию минуту. Ты только скажи, у тебя есть дом?

А сама смотрела в единственный уцелевший воспаленный и заплывший кровью глаз. Похоже, этого человека били, причем нещадно, а еще он побывал в пожаре – лицо отекшее, распухшее и похоже на багровую подушку.

Наконец мужчина мотнул головой. Идти, похоже, ему было совершенно некуда.

– У тебя есть родные?

Половина лица скривилась так, что стало ясно: и родных у него нет.

– Хорошо, – Вельмина кивнула, – вернее, ничего хорошего здесь нет, но… если тебе некуда идти, ты мог бы пожить здесь. Я тебя вылечу, а взамен ты поможешь мне навести в доме порядок. Когда нас с мужем арестовали по приказу королевы, здесь много чего испортили.

Кажется, он хмыкнул, горько и одновременно презрительно. Интересно, что бы это означало?

– Ну так что, согласен? – все же уточнила она.

– Госпожа! – сдавленно пискнула Тавилла. – Что вы…

Но Вельмина не слушала экономку, она смотрела на сидящего перед ней человека.

– Если тебе не нравится мое предложение, ты можешь уйти хоть сейчас. Я отдам тебе перстень, – добавила она.

Нищий незамедлительно протянул руку ладонью вверх. Ах вот как? Ничего тебе не нужно, лишь бы не чувствовать себя несвободным?

Она пожала плечами.

– Хорошо. Бери перстень и уходи. Прямо сейчас.

Стянула массивный ободок с пальца и положила его в раскрытую ладонь. По краю ладонь тоже была обожжена, кожа взялась пузырями.

– Госпожа! – умоляюще воскликнула Тавилла.

– Молчи, пожалуйста. Мне не нужен раб, пусть даже это щедрость наместника. И если этот человек знает, куда может пойти, то пусть идет. Я не буду задерживать.

В это время в холле появился Солветр с ружьем наперевес, и Вельмина с грустью подумала, что ружье в руках дворецкого становится традицией в этом доме.

– Ты свободен, – все же сказала она нищему, – иди.

Он кое-как поднялся, и Вельмина с содроганием поняла, что он едва держится на ногах. Наверное, он и так сильно пострадал, а еще его били гвардейцы. Подволакивая ногу, мужчина медленно двинулся к двери, протянул вперед руки, словно пытаясь дотянуться до той единственной преграды, что разделяла его и свободу… А потом внезапно просто упал, сложился, как деревянная кукла. Потерял сознание. Стальной перстень выпал из раскрывшейся ладони и звонко покатился по каменному полу, подпрыгивая.

– Да проглотит меня Бездна! – с чувством сказала Тавилла. – А я ведь предупреждала, что он сдохнет в нашем доме, а нам потом его еще и хорони. Хорош подарочек-то!

– Мне совершенно непонятно, зачем Ариньи это сделал, – пробормотала Вельмина. – Зачем дарить мне умирающего от ран человека?

– Да жмот потому что!

– Наверное… Давайте перенесем его в лабораторию.

– Что?! Госпожа, да что ж вы… что вы там задумали?

Вельмина через силу улыбнулась побагровевшей экономке.

– Тебе ведь не хочется его хоронить за наш счет? Значит, его надо лечить. Мне кажется, раз он пришел сюда своими ногами, то не все еще потеряно.

Солветр наклонился и подобрал перстень. Рассмотрел его, а затем молча вручил Вельмине. Она так же молча надела его на палец.

* * *

В лабораторию оборванец попал на старом, латаном-перелатаном одеяле. Его перекатили туда и тащили по полу. Втроем, хоть Тавилла и пыталась Вельмину прогнать, мол, нечего госпоже руки марать. Потом она все равно Вельмину прогнала, когда дело дошло до снятия грязных повязок и того, что с большим трудом можно было назвать одеждой. Когда повязки были сняты, а Тавилла даже снизошла до того, чтобы оборванца слегка отмыть от грязи и засохшей крови, Вельмину позвали снова.

– Ну вот, госпожа, – сварливо сказала Тавилла, указывая на распростертое на полу тело, – вот он, подарочек наместника-то. Тьфу.

Выразилась Тавилла довольно мягко. В глубине ее близоруких глаз читались куда как более цветистые выражения.

Под повязками оказались рваные раны. И еще ожоги, да такие сильные, что кожа слезла, виднелось голое мясо. То, что ниже пояса, Тавилла прикрыла холстиной – «незачем госпоже смотреть на все это». И на бедре своим видом пугала глубокая рубленая рана, кровь запеклась. В самом деле, странно, как он вообще на ногах держался. Неужели Ариньи не видел, что он отправляет в качестве подарка вдове умирающего?

Вельмина подвинула низкий стульчик и села рядом с раненым. Махнула рукой Тавилле.

– Все, иди. И спасибо вам. Я бы сама не справилась.

– Было бы ради чего справляться, – сварливо заметила экономка, но было видно, что благодарность ей приятна.

Хлопнула дверь лаборатории, и Вельмина осталась в тишине, один на один с раненым. Несколько минут она рассматривала искореженное, обожженное тело. Потом заметила на животе, прямо по центру, странное синее пятно. Она наклонилась ближе и удивленно моргнула при виде изображения королевского герба, которое было загадочным образом помещено под кожу, да еще и переливалось в свете ламп так, словно изображение нанесли черным перламутром. Королевское клеймо… Вельмина помянула Бездну, и на миг ей сделалось так жутко, что зубы застучали. Она с силой стиснула кулаки. Так, успокойся. Ничего плохого не происходит. Вернее, конечно, ничего хорошего тоже… Но ведь этот человек совершенно беспомощен.

И Вельмина продолжила осмотр и, к собственному удивлению, нашла еще кое-что любопытное помимо клейма на плече. Сквозь вздувшиеся волдыри на груди мужчины проглядывал еще какой-то знак, тоже оставленный под кожей – и тоже явно какой-то герб. Но из-за ожогов Вельмина смогла разглядеть только часть темно-зеленого оттиска.

– Как интересно, – пробормотала она, – да на тебе, дружище, места свободного нет. Весь покрыт печатями.

Но нужно было что-то делать. Об этих знаках она обязательно расспросит потом…

И Вельмина занялась делом. Сперва она взяла немного крови мужчины – кровь обязательно должна присутствовать как один из ингредиентов. Затем, полистав справочник «Алхимия живого», собрала все необходимые составляющие раствора и занялась изготовлением субстанции, которая должна была закрыть раны и ожоги. Из мыслей не шел и тот прискорбный факт, что человек этот до определенного момента мог идти в таком-то состоянии и что состояние это просто катастрофически ухудшалось. Поэтому Вельмина взяла еще несколько капель крови и капнула в пробирку с индикатором, который должен был показать, нет ли привязки жизненных сил этого человека к какому-нибудь предмету извне. Привязка обнаружилась сразу: стеклянно-прозрачный индикатор окрасился в пурпур. Становилось все интереснее, и Вельмина занялась изготовлением еще одного раствора, который должен был попросту запечатать утечку жизненных сил в теле мужчины.

Когда оба раствора были готовы, Вельмина наполнила ими два шприца, а затем, присев на тот же стульчик, по очереди ввела растворы мужчине в вену. Делала она это в первый раз, и нащупать крупную вену оказалось непросто. Прикусив губу, Вельмина несколько раз промахнулась, но затем все-таки попала – и выжала поршень шприца до упора. Медленно, так, чтобы раствор попадал в кровь малыми дозами. То же проделала и со вторым шприцом, и затем прижала к проколам свернутую марлю и подержала, чтобы ранки закрылись.

– Ну, вот и все, – сказала Вельмина, скорее, себе, потому что мужчина по-прежнему не приходил в себя.

Однако спустя несколько минут появились обнадеживающие изменения: дыхание его выровнялось, сделалось глубже, а жуткая краснота ожогов начала бледнеть.

Вельмина, не удержавшись, снова посмотрела на тот, зеленый, герб на груди. По прежнему ничего не разобрать… Но это ничего. Если у этого человека есть хоть капля признательности, может, он и сам что-нибудь о себе расскажет? Одно было ясно: вряд ли это безродный нищий. Он явно выдавал себя не за того, кем был на самом деле, но почему-то Вельмину это больше не пугало. Она как будто помедлила перед тем, как босиком ступить в холодный ручей, а потом решилась и шагнула вперед.