Невероятные приключения Междупальцева и Хорохорина в Тридевятом царстве

– Это ещё почему? – удивился Хорохорин.

– Одежда на вас непривычная. Словно вас из общественной бани прогнали, а штаны в залог оставили… Куда хоть путь держите?

– К царю Додону.

– К самому царю-батюшке?! Так он вас, бесштанных, и примет! И по какому же такому делу?

Хорохорин хотел было возмутиться пристрастному и наглому допросу стражника, но Междупальцев его опередил:

– По государственному и не терпящему отлагательств!

Мужик молча пожевал конец уса и вдруг потребовал:

– Ну-ка, предъявите свои головы!

– Это ещё зачем? Разве так не видно?

– Делайте, как говорю, а то раздумаю пропускать, – стражник, видно, разозлился окончательно и даже попытался плашмя алебардой оттолкнуть наседавшего на него Хорохорина. – Инструкцию нарушать никому не дозволено, даже иностранным послам. На то она и инструкция. Не пущу в противном случае, и весь сказ!

Конструкторы переглянулись, недоумённо пожали плечами, но шеи послушно вытянули и даже повертели головами из стороны в сторону. Стражник что-то прикинул в уме, зажал два пальца и произнёс:

– Итак, две головы на два туловища. Всё сходится. Можете проходить, не задерживайте движение.

– В чём всё-таки дело? – подёргал его за рукав кафтана Хорохорин. – Для чего головы считаете? Объясни, дружок, мы люди не местные, не знаем ваших законов.

– Так вы совсем-совсем ничего не знаете? – Страж с любопытством посмотрел на конструкторов, опять что-то прикинул в уме и с трудом проговорил, словно выдавал под пыткой страшную государственную тайну. – Змея Горыныча ловим, лиходея окаянного. Совсем в последнее время распоясался – спасу от него никакого нет…

Чувствовалось, что мужику осточертело весь день стоять на солнцепёке у ворот и заниматься одной и той же опостылевшей проверкой, ругаться с недовольными, при этом непрерывно цитируя вызубренную наизусть секретную инструкцию. Немного поколебавшись, он без сожаления приставил алебарду к стене и, уже не обращая внимания на ломящихся без досмотра людей, принялся рассказывать. Но потом всё-таки прикрыл ворота на амбарный замок, чтобы никто к ним даже не подходил и не мешал беседе. Вдобавок извлёк из-за голенища сапога потёртую табличку «Закрыто на санитарную обработку» и водрузил поверх замка.

– Вы, братцы, в наших краях, чувствую, впервые и ничего не знаете… Испокон веков с этим супостатом, Змеем Горынычем, у нас существовал джентльменский договор о ненападении. Он жил своей змеиной жизнью, мы – своей. Даже телеканалы разные смотрели. Мы – больше такие, на которых сериалы про любовь и приключения с хорошими концами, а он – всякие ужастики и фильмы – прости господи! – про вампиров кровавых. Видно, оно со временем и сыграло с ним злую шутку. Все три его головы словно разума лишились. Стал змеюка регулярно требовать от нашего стольного града по молодой, нецелованной девке якобы на трапезу, но главное – в качестве доказательства его собственной независимости от нашего города. И не какую-нибудь первую попавшуюся, которую замуж никто не берёт, а самую что ни на есть красавицу, чтобы была лицом попригожей да фигурой повыпуклей. Чуть ли не смотрины каждый раз устраивал охальник, будто ему не всё равно, кого есть. А может, и ещё что-нибудь похуже с ней вытворял, только мы того не ведали. От этого отморозка что угодно можно ожидать… Мы, естественно, давай возмущаться, мол, как в наш просвещённый век такое изуверство допускать? А он в ответ, дескать, плохо вы собственную историю помните, потому что при наших дедах да прадедах его змеев предок всегда с города дань брал не презренными деньгами, а красивыми девушками. Традиция такая, понимаешь ли, а к традициям надо относиться бережно, и, Боже упаси, их нарушать. Иначе самобытность свою утратим и станем такими, как все остальные народы, на которые, по обыкновению, свысока поглядываем… И чтобы мы сильно не возмущались и не взывали с протестами к мировой общественности, этот Змей подлый заявил, что долго шутки шутить не собирается – или город в скором времени спалит и людей изведёт, или ещё какую-нибудь пакость похлеще учинит. А что – фантазии у него на такое хватит. Ничего не поделаешь – стали выдавать мы ему по девке. Благо их у нас переизбыток, а женихов на всех не хватает. Так и жили некоторое время в относительном мире и согласии, пока он, охальник этакий, новую гадость не учудил. Как-то раз поутру мы проснулись и глядим: все девки, которых ему в последнее время отправляли на съедение, живыми и невредимыми в город вернулись. Люди говорили, что они и раньше возвращались, но никто на это особого внимания не обращал, а тут всем скопом и в одно время. Нам бы радоваться и судьбу благодарить, что девушки живы-здоровы, ан нет, всё пошло шиворот-навыворот. Как бы точнее сказать – вернувшиеся оказались малость не такими, какими были раньше. Подпорченные, что ли. Всё у них на месте – руки, ноги, голова, выпуклости… и всё равно что-то не так. Стоило им лишь появиться на улицах, как сразу по городу всякие безобразия стали твориться: добропорядочные горожане свои семьи принялись бросать и к этим весёлым девицам перебираться на постой, кутить с ними напропалую, спускать в кабаках трудовые накопления, заработанные за долгие годы, и прочие излишества учинять. А прибывшие дамочки рады стараться – честным людям головы морочат, детишек при живых-то отцах сиротинушками оставляют, работать не желают, зато день-деньской своими патефонами-магнитофонами рок-музыкой тишину и покой нарушают. А этой музыкой жуткой их Змей Горыныч щедро одарил, мол, несите в массы новую культуру – визги и рёв непотребный, чтобы неокрепшую мозгами молодёжь баламутить да авторитет наших исконных музыкальных авторитетов подрывать. С тех пор житья не стало – сидят эти вульгарные красотки с утра до вечера на лавочках, семечки лузгают и за собой не убирают, про царя-батюшку нашего Додона сплетни кулуарные распространяют, и даже табачище зловонное, которым сам Змей Горыныч до поры до времени в одиночку баловался, массово пропагандируют. А ведь подобным безобразием наши благовоспитанные матери и жёны отродясь не грешили…

– Ну, такими вещами никого сегодня не удивишь, – присвистнул Междупальцев, – наши дамы вашим по табачной части ещё фору дадут!

Стражник недоумённо посмотрел на него и продолжал:

– А Змею Горынычу словно и этого лиха мало, заявил как-то во всеуслышание, что отныне молодые да нецелованные девки его больше не устраивают, а должны мы ему лишь опытных замужних женщин поставлять. И ещё непременное условие: чтобы были посварливей да поязыкастей. Скучно ему, видите ли, с ласковыми да пригожими скромницами, и не о чем с ними говорить, а вот повидавшие виды тётки – для него самое оно. Мы развели руками и давай змеюку стыдить, мол, такого договора между нами никогда не было, а он ни в какую. Вынь да положь то, что заказываю, а то я, если вы не забыли, в гневе рассудок теряю, а значит, могу город, как грозился, спалить и… далее по списку. Бросились мы искать сварливых да языкастых – и тут совсем кошмар начался. Все мужики наперебой предлагают своих жён, дескать, берите мою – не прогадаете, да и женщины друг на дружку с удовольствием пальцем указывают, соседок пытаются оговорить да Змею сбагрить. Короче, с ног мы сбились, смута пошла среди населения, мужики за топоры и вилы хвататься начали, в интернете стали всякую чушь нести о том, что наш Додон ничего не предпринимает, только царские харчи зазря проедает, а может, и втайне радуется этакой неестественной убыли населения. То есть пора пролетарскую революцию учинять и временное правительство сперва выбирать, а потом скидывать… Но наиболее разумные и дальновидные предлагали всем обществом идти на поклон к Змею Горынычу и челом бить, чтобы тот подобру-поздорову заканчивал беспредел и не смущал всенародную нравственность своими необоснованными требованиями. Стоило бы тебе, мол, трёхголовому, своим тройным умишком пораскинуть: возраст у тебя давно не юношеский, пора остепениться. Какой ты пример подрастающему поколению подаёшь? Чему оно, глядя на твои выходки, научится? И вообще, Змей свет Горыныч, хватит тебе в холостяках ходить, женился бы ты хотя бы на ближайшие лет двести-триста – у нас тут вон сколько невест на выданье, одна другой краше. Хочешь, купеческую дочь тебе подберём али боярскую с хорошим приданым. А потом такую свадьбу всем миром справим, какой сам царь Додон для своих дочерей не справлял. Пожелаешь, так Баскова или Элтона Джона выпишем, чтобы развлекали, пока публика пировать будет… Идея-то в целом хорошая, да только побоялись люди взять и пойти всем миром к Змею. Как до конкретного дела дошло, так сразу все разбежались, особенно те, которые поначалу громче всех горло драли. Самоотводы брать начали. И ведь было чего опасаться – не понравится какой-нибудь пункт в челобитной этому вурдалаку – моментом испепелит просителей и ноздрёй не поведёт. Даром, что у него их шесть на три головы. И из каждой дым даже при хорошем расположении духа курится…

– Это, брат, всё понятно, – прервал горестные словоизлияния Хорохорин, – нелегко вам с таким соседом жить рядом… Но скажи, для чего вы всё-таки у людей на входе в город головы пересчитываете?

– Как для чего – опасаемся, чтобы Змей Горыныч тайком за ворота не пробрался. Мы ему уже почти год как бойкот объявили и молодух не поставляем. Определённо он сейчас осерчал, змеюка ненасытный. Того и смотри, лютовать примется.

– Разве по внешнему виду не ясно, Змей ты или человек? – усмехнулся Междупальцев.

– Ясно-то оно ясно, но кто сегодня может со стопроцентной гарантией утверждать, человек он на самом деле или змей какой-нибудь? – неожиданно философски выдал стражник. – Вот ты, например, точно знаешь, кто ты есть? Может, ты и есть самый натуральный змей, только в чужую личину влез и за иностранца себя выдаёшь!

Тут бы в самый раз Междупальцеву пространно пофилософствовать на одну из самых любимых своих тем – о природе человеческой подлости и двуличности, но ситуация, в которой оказались друзья, отнюдь не располагала к пространным рассуждениям. Да и фортуну искушать не следовало – вдруг этот мужик с алебардой разозлится и передумает пускать их в город.

– Скажи, дружок, только откровенно, – отодвинул плечом болтливого коллегу Хорохорин, – ты нас не разыгрываешь? Этот самый Змей Горыныч существует в действительности? Сам-то ты его видел? Разве этого гада не придумали в старину для того, чтобы держать народ в страхе и детишек пугать?

Презрительно усмехнувшись, стражник поправил съехавший на бок шлем:

– Ты ему сам попадись в зубы, а потом побеседуем, придуманный он или нет!

– Понял, – кивнул Хорохорин. – А вот ещё на вопрос ответь: правда, что Горыныч может принимать человеческое обличие, или вы стережёте ворота только для острастки населения?

– Вот темнота! – счастливо загоготал мужик. – Для острастки лишь подмётки на сапоги прибивают маленькими гвоздиками. А со Змеем Горынычем шутки плохи. Хотя о многом, что ему в последнее время приписывают, он и сам наверняка не ведает. Но слухи о наших действиях до него как-то доходят, вот он и лютует… А насчёт голов старики рассказывали, будто раз в сто лет принимает он человеческое обличие, вот только от трёх голов никак избавиться не может. В том-то и фокус-покус. Этим змеюка и отличается от нас с вами. Потому, в целях общественной безопасности и порядка, начальник нашей царской охранки распорядился проверять количество голов у каждого, кто приходит в город, невзирая на лица. Даже инструкцию на пяти свитках сочинили. А раз уж есть инструкция, то хоть ты тресни, но голову на проверку предъяви. Даже я, когда выхожу за ворота, а потом возвращаюсь, сам у себя головы пересчитываю. Вдруг я уже не я… Порядок должен быть соблюдён во всём. Разве на вашей родине, чужеземцы, не так?

– Но это же абсурд! – попробовал слабо возмутиться Междупальцев, однако Хорохорин потащил его за руку.

– Наше дело маленькое, – крикнул им вдогонку стражник и подхватил свою алебарду, – начальство велит по инструкции поступать, мы и поступаем. Не обессудьте.

Он долго смотрел ясными и честными глазами верного служаки вслед странным посетителям, потом до конца распахнул ворота, сунул табличку за голенище сапога и скомандовал толпящимся людям:

– А ну-ка, расступись и постройся друг за другом, чтобы каждого я мог видеть, и головы приготовить к подсчёту…

10. Хитрый Иван-дурак и бизнесмен Емеля

Иная сказка на таком количестве страничек давно бы уже закончилась, и началась новая история, не менее занимательная и поучительная, а наша даже ещё до середины не добралась. Да и расставаться с нашими героями посреди дороги, уверен, никому пока не хочется, ни автору, ни читателю. Тем более, оставлять друзей в незнакомом месте, да ещё в таком беспомощном состоянии – без одежды, документов и денег – ну, никак не годится.

Более того, не только автор, но и сами конструкторы так до сих пор не разобрались, в сказке они находятся или нет. Настолько всё, что происходило вокруг, выглядело неправдоподобно. А может, это была уже вовсе и не сказка, а быль? Кто сейчас разберёт? Сами-то наши персонажи совершенно запутались, притом настолько, что если им сейчас указать пальцем на автора, сочиняющего подобные приключения, то в ухо ему, может, и не заедут, но выпишут таких нелицеприятных комплиментов, до которых ни один самый злобный критик никогда не додумался бы.

Впрочем, вернёмся к нашей истории и посмотрим, как будут развиваться события дальше.

Так вот, проскочили доблестные конструкторы в городские ворота и, изрядно краснея перед прохожими за свой пляжный вид, побрели по широкой главной улице. Одно успокаивало: окружающие люди были и сами разодеты так пёстро и причудливо, что можно спокойно выдавать себя за какого-то оригинала-иностранца, специально вырядившегося так, чтобы привлечь внимание к собственной экстравагантной внешности. Ведь давно всем известно, что иностранцев хлебом не корми, дай пощеголять в дурацких нарядах да подразнить консервативные слои населения в наших целомудренных провинциях.

А людей вокруг и в самом деле сновало туда-сюда видимо-невидимо. Все спешили по делам, и никому не было ровным счётом никакого дела до двух почти раздетых незнакомцев. Постепенно конструкторы осмелели и стали чувствовать себя более уверенно. С интересом разглядывали они высокие рубленые терема и белокаменные палаты с затейливыми лесенками и потаёнными переходами. Правда, немного смущало отсутствие на улицах привычного асфальта, фонарей и тротуаров, зато жидкой чёрной грязи было более чем достаточно, а на перекрёстках вообще небольшие болотца сияли первозданной водной гладью, изредка рассекаемой дощатыми полузатопленными гатями. Передвигаться по таким доскам было, конечно, не очень удобно, но никого это, похоже, не беспокоило. Обилие впечатлений с лихвой покрывало такое небольшое неудобство и у наших друзей.

Однако впечатления впечатлениями, но следовало поискать ночлег. Солнышко-то совсем затянулось вечерними облаками, и на улицах без фонарей и даже без привычных огней в окнах домов становилось совсем мрачно и неуютно. Да и людей вокруг заметно поуменьшилось. Перспектива остаться без крова, на ночь глядя, да ещё по колено в грязи, друзей совсем не радовала.

– Ну, добрались мы до этой злосчастной столицы царя Додона, а толку? – стал канючить Междупальцев. – Куда денемся? Я даже не говорю о том, что нас в таком непотребном виде никто близко к царским палатам не подпустит, так нас, извиняюсь, без штанов даже из самой захудалой избушки с порога попрут. Какие предложения?

– Пошли куда глаза глядят, – мужественно махнул рукой Хорохорин, – куда-нибудь да придём!

Главная улица немного поизвивалась между теремов и палат и вывела на центральную городскую площадь, главным украшением которой служило лобное место, а за ним высился красивый бело-розовый собор с пятью золочёными куполами. Грязи вокруг теперь стало поменьше, а кое-где сквозь утоптанную до каменной твёрдости подсохшую землю даже пробивались тощие зелёные травинки.

Видимо, каждое утро на площади проходили ярмарки, и в крошечных лавках, теснящихся по обе стороны от собора, ещё горели огоньки. Чуть дальше, около возов с выпряженными лошадьми, сидели торговые люди, жгли костры и грели на огне таганы, из которых на всю округу разносился запах каши.

– Между прочим, я бы не отказался чего-нибудь перекусить, – скромно заметил Хорохорин и печально потупил взор, – поросёночка бы какого-нибудь жареного. Можно даже без лимончика…

– Я и от банки кильки, захлебнувшейся в собственном соку, сейчас не отказался бы, – попробовал сострить, но не очень удачно, Междупальцев, – или от овечки… вегетарианской.

– Пойдём, Федя, дальше, – с усилием выговорил Хорохорин, и его мохнатые брови жалобно изогнулись, демонстрируя страдания, которые при упоминании об ужине испытывал их хозяин. – Не могу тут находиться, тем более смотреть, как кто-то посторонний ест, а мы… а мы с тобой…

Междупальцев печально покачал головой и выдавил злобно:

– Ненавижу чревоугодников!.. Но эта зловредная Баба Яга с её праздничным столом сейчас была бы здесь весьма кстати.

– Ишь, чего вспомнил! Да ну её к лешему…

И хоть они собирались обойти стороной костры, на которых готовят пищу, тем не менее, ноги привели их прямо к людям, и теперь они, словно жертвы инквизиции, подвергаемые самым изощрённым истязаниям, тяжело пробирались между дымящимися казанами. Но никто так и не пригласил их присесть к котелку с вкусной, судя по запаху, горячей кашей, хотя они наверняка не отказались бы от такого незатейливого и попахивающего дымком угощения. Вероятно, упитанные и холёные телеса конструкторов не располагали к жалости и не вызывали желания у людей поделиться с ними последней краюхой хлеба. А может, просто ни у кого не возникало подозрений в том, что такие упитанные люди вообще могут проголодаться или выйти погулять на пустой желудок.

Наконец, не выдержав мук, товарищи одновременно и не сговариваясь остановились рядом с одиноко сидящим парнем, который чему-то блаженно улыбался и наигрывал озорную мелодию на тонкой писклявой дудочке.

– Что-то мне его лицо знакомо, – шепнул Междупальцев приятелю, – словно я его где-то уже встречал.

– Тем лучше, – Хорохорин подтолкнул его вперёд. – Со знакомым и разговаривать легче. Действуй, Фёдор Викторович!

– Но я его имени не помню!

– Какая разница? Кушать-то по-любому хочется. Схитри что-нибудь.

– Простите, любезный, – включил всё своё обаяние Междупальцев, галантно одёргивая майку и расшаркиваясь по грязи. Он нисколько не сомневался в том, что может любого человека очаровать хорошими манерами. Жаль, что женщины в понятие «любой человек» пока не входили. – Мне кажется, мы с вами где-то встречались. Вам случайно не доводилось работать в каком-нибудь… э-э… проектном учреждении или экспериментальных лабораториях нашего министерства? Может, мы с вами даже пересекались на совещаниях в Главке?

Парень перестал играть на дудочке и удивлённо вытаращил глаза.

– Нет-нет! – Междупальцев распалялся всё больше, подстёгиваемый мыслью о замаячившем на горизонте ужине, и его речь уже грозила из скудного словесного ручейка перерасти в бурный многословный поток. – И не старайтесь меня переубедить – где-то я вас точно видел! Не может быть, чтобы я ошибся, ведь зрительная память у меня превосходная. Единственное, я подзабыл ваше имя… Мой товарищ это подтвердит. Ведь правда, Степан Борисович?

Парень перевёл недоумённый взгляд на кивающего головой Хорохорина и неожиданно расхохотался:

– А чего тут гадать – со мной все в округе знакомы, кого ни спроси. Добрые люди меня Иваном кличут, а все остальные ещё «дураком» величают. Только они из зависти так говорят, потому что мне всё легко по жизни удаётся, за что ни возьмусь. А у них не получается. Вот и живу я который век Иваном-дураком.

– И этот туда же! – шепнул Междупальцев приятелю. – Что они тут, с ума посходили?! И Баба Яга, и Змей Горыныч, и Серый Волк. Все, как на подбор. Теперь ещё этот… С виду все вроде нормальные, а как начнёшь с ними разговаривать…

Но Хорохорин обрадованно похлопал парня по плечу:

– Ну, вот и прекрасно! Выходит, мы старые знакомые! Тесен мир…

– Конечно, тесен, – согласился Иван, – у меня незнакомых нет. Все меня знают!

– А что вы тут один делаете? – вежливо осведомился Междупальцев и не удержался, чтобы не съязвить. – И куда делись санитары?

– Ты что, замолчи! – зашипел Хорохорин. – Всё испортишь!

Но Иванушка-дурачок не обратил внимания на слова Междупальцева и охотно ответил:

– Как что делаю? Сижу, отдыхаю. Куплей-продажей весь день занимался. Вернее, обменом, потому что деньгами тут не пахло. Да и не люблю я деньги – всё зло от них. Стоит им завестись, так не знаешь, куда их пристроить. А нет денег – и забот никаких… Как вам моё последнее приобретение? – Он любовно повертел в руках дудочку и даже дунул в неё. – Вот какой замечательный музыкальный инструмент на корову выменял. С коровой, понимаете ли, морока – то ей сена накоси, то на луг отведи пастись, то стойло почисти, то стереги, чтобы лихие люди из-под носа не увели. А с дудочкой – благодать. Сунул в карман – и вся недолга. Никто не утащит, потому как она всегда при тебе. Сиди себе на лужайке и играй добрым людям на потеху. А тебя за это накормят, напоят, да ещё спасибо скажут. Особенно когда народу Моцарта или Рахманинова исполнишь. И забот никаких, и сам при деле вроде бы.

«Действительно, дурак, и без санитаров ясно», – решил про себя Междупальцев и почему-то с обидой подумал, что молочные реки с кисельными берегами достаются вовсе не тем, кому следовало бы, а вот таким, как этот ненормальный с дудкой.

Впервые Фёдор Викторович вдруг осознал, что всё происходившее с ними в аэропорту после знакомства со странной бабкой очень мало напоминало сон, а скорее – какую-то странную, совсем нереальную реальность. Вроде бы её и не должно быть, а она всё-таки есть. Он даже потёр глаза для убедительности.

– А где тут, братец, переночевать можно, не подскажешь?

– Везде, где душа пожелает! – Иванушка-дурачок радостно захихикал. – Неужели непонятно? Куда уляжешься, там и ночуй, никто тебя здесь не обидит. Ложись под кустик, там грязи поменьше, и спи себе на здоровье. Слава Богу, кустов на всех хватит. Ты, я вижу, не боярин, и пуховых перин тебе не потребуется. И слуг, чтобы мух отгоняли, тоже не нужно.

– Хорошенькое дельце, – проворчал Междупальцев, – в трусах и майке всю ночь на открытом воздухе провести! Так и радикулит, будь он неладен, обострится. А комары?!

– Сам-то где ночуешь? – с надеждой в голосе спросил Хорохорин. – Не на улице же!

– Сказанул тоже! Конечно, не на улице. У меня тут неподалёку дружок проживает. Емелей кличут. Не слыхали про такого? Так у него в хате печь персональная имеется. Он с неё ни днём, ни ночью не слезает, потому что она у него учёная – компьютер в ней, что ли? Но Емеля никому секрет не выдаёт. Куда ему надо, туда печка его и доставляет. Да вы, небось, слышали эту сказку, кто ж её не знает! Ну, и про щуку, которая научила Емелю словам «по щучьему велению, по моему хотению». Это пароль такой для входа в печной компьютер… Вот у Емели иногда и ночую. Да и сегодня пойду к нему.

– Слышали мы эту сказку, – уныло подтвердили конструкторы.

– А хотите, я вам самый страшный Емелин секрет открою? Щука-то, на самом деле, никакая не щука, а программист со стажем, который резиновую рыбью морду натягивает себе на голову, чтобы посторонних пугать. А для газетных репортёров общение со «щукой» – просто находка. На окладе она у Емели, потому что печь постоянно ухода требует: то вирусы надо почистить, то систему обновить, то какие-нибудь новые примочки установить.

– Послушай, дружок, – перебил Хорохорин словоохотливого Ивана. – Как думаешь, нас твой Емеля на постой пустит? Всего на одну ночь. Мы никаких его секретов выяснять не станем, нам лишь бы в тепле до утра подремать.

В другое время он с удовольствием порасспрашивал бы Иванушку-дурачка о принципе работы печного устройства на компьютерной тяге, но сейчас было не до этого.

– Отчего же не пустить на постой? Емеля никого в беде не оставляет. Но вы разве в беде?

– В беде, да ещё какой! – заверили его друзья.

– Если так, то у него ставка на этот случай чётко просчитана: полтинничек баксов с носа, и спи хоть всю ночь напролёт в сенях на лавке. Только шапку свою надо иметь, чтобы под голову подложить. С подушками у Емели туговато.

– Не дороговато ли за какую-то убогую хату и лавку без постельного белья? – возмутился Междупальцев. – Таких цен даже у нас в бархатный сезон на черноморском побережье нет! Так ведь там море и солнце, а тут?!

– Ну, и возвращайтесь к себе на море с солнцем и ночуйте на берегу. А здесь Тридевятое царство – Тридесятое государство! У нас и размах иной, и цены в соответствии с размахом. Это вы ещё не искали жильё на побережье нашего Моря-Океана… Да и Емеля, если говорить начистоту, не такой уж Емеля, как с виду кажется. Деловая хватка у него – будь здоров, какая! Акула бизнеса! Частное предпринимательство у нас не запрещено.