bannerbanner
Остерия «Старый конь». Дело первое: Кьята
Остерия «Старый конь». Дело первое: Кьята

Полная версия

Остерия «Старый конь». Дело первое: Кьята

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

– Я попытаюсь помочь, Бенито, – наконец прервал тишину Мерино. – Еще не очень понимаю как, но постараюсь.

– Спасибо. Ты не представляешь, как мне нужен твой ум, Мерино.

– Ну почему же не представляю… – Мужчины улыбнулись. Затем барон одним долгим глотком допил вино (в этом жесте Мерино наконец увидел усталость воспитанника, которую тот вполне успешно прятал на протяжении всей беседы), поднялся и как-то незаметно восстановил образ щеголя.

Бросил от дверей:

– Известите меня о результатах, синьор Лик!

– Всенепременнейше, ваша светлость! – угодливо ответил трактирщик. – Позвольте, я провожу вас!

– Оставьте, милейший.

Барон щелчком пальца отправил в руки Мерино серебряный сюто и вышел. Смеясь про себя, но сохраняя на лице угодливое выражение, Мерино сунул монету в кошель.

«Хорош!» – с отцовской гордостью подумал он.

Retrospectare

13 октября 771 года

Праведник, дознаватель 2 ранга

Корчма «Красное дерево», город Февер Фесте, столица Империи Рэя

Вечером первого дня по приезде в столицу Мерино сидел за столиком в углу своего любимого заведения с названием «Красное дерево» и пил вино. Как всегда после возвращения с очередного задания оно не пьянило, но дознаватель упрямо глушил стакан за стаканом в надежде, что количество рано или поздно перейдет в качество. Люди его отряда, опрокинув с ним по паре стаканов, разбрелись по городу в поисках своих способов избавиться от накопившейся усталости.

На душе было пасмурно, как и на улице. Мелкий, нудный дождь зарядил, наверное, за неделю до его приезда, превратив город в воняющее сточными канавами болото. Что там говорили про новейшую систему водоотведения? Ну, про ту, о которой еще писали в новостном листке столицы «Вечернем Февер Фесте»[22]. Дескать, келлиарец Амос Жерак создал такую систему сбора и удаления лишней воды с улиц, что столице не повредит даже самый сильный ливень. По всему выходило, что те огромные деньги, которые на это дело были выделены городской канселией, до дела не дошли. Осели в мошне особо нуждающегося. Да и плевать! Зато внутреннее состояние в полной гармонии с внешним миром.

В голове безостановочно крутились обрывки образов: событий, людей, красок и запахов. Вот куратор Гильдии воров Энрико удивленно смотрит на окруживших его людей, вот сверкание ста́ли на заднем дворе таверны, взрыв красного – брызги крови одного из его людей, в которого попала пуля, выпущенная из пистоли. Лицо начальника городской стражи Оутембри, когда он приехал арестовывать гуляк за беспорядки, но ему в нос ткнули бумагой с печатью шефа Тайной стражи, начинавшейся со слов «Предъявителю сего оказывать всяческое содействие и не чинить препятствий». Вот тяжелое дыхание Фомы и смрад его внутренностей, вывалившихся на грязную землю. Вопль, в котором нет ничего человеческого, только боль и безысходность, и Праведник с каменным лицом и окровавленными руками, продолжающий монотонно задавать вопросы. Вот… Ох, как много всего этого было за последние три месяца охоты на Гильдию воров!

Стараясь отвлечься от тяжелых мыслей и воспоминаний, упрямо возвращающих Мерино на узкие улицы вольного города Оутембри, он переключился на женщин. Способ, проверенный и отшлифованный десятком применений. Надо выбрать двух гуляющих и мысленно сравнивать их. Очень просто и действенно.

В «Красном дереве» сегодня отдыхали от работы Марина и Люсия. Дамы довольно дорогие, ищущие клиентов в совершенно других районах города. А живущие неподалеку.

Марина – статная светловолосая северянка, не так давно перебравшаяся из Табрана. Лет двадцать пять, правильные черты лица, мягкие губы, голубые глаза. Тяжелая грудь под белой блузой и длинная юбка, скрывающая стройные сильные ноги. Пять сюто. И безразличное молчание после отработанных денег.

Люсия, напротив, невысокая, скорее даже маленькая, черноволосая смуглянка откуда-то из арендальской провинции. Вряд ли больше двадцати лет. Круглое личико, огромные карие глаза с пушистыми ресницами, довольно большой рот, почти всегда чуть улыбающийся. Большое родимое пятно под ухом на шее. Те же пять сюто и щебетание, которое можно прервать только одним способом.

Обе, хоть сегодня и не работают, а это отчетливо видно по тому, что девушки выбрали дальний столик и как скромно оделись, вполне способны откликнуться на его предложение. Хоть обе, хоть по отдельности. Проверено. Но способны ли они изгнать из Мерино тот мерзкий ком сожалений и усталости, что угнездился сейчас где-то между грудиной и горлом?

Подсевшего к нему за столик человека Праведник сперва принял за первое проявление опьянения – настолько тот был не к месту в этой дешевой корчме с дешевой едой и кислым, но убойным по крепости вином.

Дворянский камзол рыжего цвета с белоснежным воротником сидел на мужчине безукоризненно. Крупный, из серебра, символ веры[23] висел прямо под самым гладко выбритым подбородком. Длинные смоляные усы ухожены и завиты щипцами, тонкий нос с хищными крыльями, один глаз скрыт черной повязкой, второй остро глядит на Мерино и тоже черен(!), широкополая шляпа с очень длинным пером, прячущая собранные в хвост волосы: карфенакский кавальер[24] ни дать ни взять! Такие выпивают в совсем других местах, где вино стоит дороже, чем жизнь каждого отдельного посетителя «Красного дерева». Это Мерино и сообщил видению:

– А вы не ошиблись улицей, отец колонель[25]?

– Никогда не служил в армии, – тут же отреагировало видение. – Да и сейчас состою на гражданской службе, в некоторой степени схожей с вашей, синьор Лик.

– Вот как, – безо всякого удивления кивнул Мерино. Чего-то подобного следовало ждать. – И как же вас зовут? Мое-то имя, я смотрю, вам известно.

– Гвидо ди Одетарэ, кавальер, к вашим услугам, – чуть наклонил голову мужчина. – Вы же не против недолгой беседы, синьор Лик?

– Против, конечно, но вы же плевать хотели на мое мнение, – усмехнулся Мерино и залпом допил остатки вина из очередной кружки.

– Я бы выразился тоньше, но, по сути, вы правы. Плевать! – Кавальер позволил себе легкую улыбку. У него было приятное, вызывающее доверие лицо. Именно поэтому верить ему не стоило. – Этот разговор несколько важнее, чем ваши или мои желания. В зависимости от того, как мы его завершим…

– Я выйду отсюда своими ногами или буду вынесен в виде трупа, – закончил за него дознаватель.

– Грубость и емкость формулировок – ваш конек! – Снова улыбка.

– Говорите с чем пришли, раз все так серьезно. – Мерино откинулся на спинку стула, незаметно опуская одну руку к сапогу и спрятанной там фальке[26].

Визитер же, напротив, положил ладони на стол, как бы подчеркивая свою миролюбивость. Впрочем, Мерино сомневался, что тот пришел один и сам будет делать грязную работу.

– Я думаю, вам известна причина нашей встречи, синьор Лик. Вы ведете расследование по делу Гильдии воров. Вернее, вы его уже практически закончили и даже сделали выводы. А мне известны эти выводы.

– И? – Левой рукой дознаватель поднял кружку и глотнул вина. Рука с ножом лежала на бедре, пряча клинок за кистью.

– И мне не хочется, чтобы вы озвучивали их своему начальнику, к которому приехали на доклад.

– Вот как? Уж не потому ли, что в тех выводах многократно упоминается фамилия…

– Да, именно поэтому! – дворянин резко перебил Мерино злым шёпотом. – Не стоит упоминать имена и названия! Особенно здесь, где каждый может услышать!

– А при покладистости меня ждет хорошее вознаграждение, синьор Одетарэ? – Словно не заметив резкости собеседника, Мерино сделал еще один укол. Он намеренно опустил дворянскую приставку родового имени собеседника, карфенакская аристократия крайне щепетильна в этих вопросах. Укол попал в цель. Щека кавальера едва заметно дернулась от подавляемого гнева. В драке или в разговоре Мерино придерживался простого принципа: сперва выведи противника из душевного равновесия, а уж потом бей.

– Конечно, – тем не менее спокойным голосом ответил дворянин. – Вексель на пять империалов[27] мне кажется очень достойной платой за благоразумие.

– Пять империалов? – сделал вид, что ослышался, дознаватель. – Целых пять империалов за молчание о заговоре Карф… кхм… сами знаете кого против императора?

– А вы оцениваете это в бóльшую сумму? – Дворянин поднял бровь. – Назовите ее! У меня весьма широкие полномочия в области финансов!

– Дайте подумать! – Мерино в раздумьях покрутил пустую кружку на столе. – Может, пятьдесят империалов?

– А унесете? – усмехнулся ди Одетарэ.

Дознаватель подобрался. Он прекрасно понимал, что весь этот разговор не более чем попытка усыпить его бдительность, и с самого начала бросал короткие, но очень выразительные взгляды и жесты по сторонам. И вот теперь беседа подходила к концу.

– А чего ж не унести-то в векселях? Что пять, что пятьдесят – в карман войдут одинаково[28].

– Согласен! – Лицо кавальера осветила еще одна улыбка, на этот раз довольная. Разговор явно складывался так, как ему хотелось. – Но это все-таки большая сумма, как вы понимаете, синьор Лик, я не держу при себе таких сумм. Это было бы неблагоразумно!

– Прекрасно понимаю, синьор Одетарэ! Мы должны встретиться еще раз, чтобы вы оплатили мое предательство?

– Как я уже говорил, вы умеете очень емко выражать мысли. Хоть и грубо.

– Ну, я благородные речи вести не обучен, куда мне до такой дворянской обходительности, как у вас. – Пришло время заканчивать этот разговор, и Мерино поднялся. – Но оставим это. Вы были довольно честны и открыты, я это ценю. Поэтому – честность за честность. Вам не показалось странным, что для вечернего отдыха я выбрал именно это место?

Кавальер огляделся по сторонам, словно впервые увидел заведение, в которое пришел. Выдал направлением взгляда своих людей, их расположение. Заметил, как нехорошо группируются вокруг них местные головорезы. Как близко к их столу стоят люди, которых совсем недавно тут не было.

– Показалось, – наконец выдавил он.

– Я вам объясню причину. Дело в том, что здесь собирается очень много людей, которые должны мне. Услугу, а часто и не одну. Кого-то я спас от виселицы, кого-то – от карточных долгов, за кого-то замолвил слово перед конкурентами. Бандиты ценят такое, а я гончая, которая работает именно с бандитами. Так что каждый из этих не самых законопослушных людей считает своим долгом помочь мне, если потребуется. Другими словами, я прихожу в эту грязную клоаку вовсе не потому, что люблю местную кухню или выпивку. Просто это одно из немногих мест в столице, где я практически в полной безопасности от таких, как вы. Посмотрите, сколько здесь моих людей. А скольких привели сюда вы?

Лицо дворянина мрачнело с каждым произнесенным Мерино словом. Он уже понял, что проиграл.

– Троих.

– Что ж, думаю, у них еще есть шанс спокойно допить пиво и уйти. Как и у вас. Что скажете?

– И вы просто дадите мне уйти?

– Нет, конечно, не просто. Вексель на пять империалов все же придется оставить на столе, он-то у вас с собой. Я приму его как плату за попытку воспрепятствовать имперскому правосудию путем подкупа должностного лица.

Щека у кавальера дернулась отчетливей, и когда он заговорил, в голосе явственно звучали нотки сдерживаемой ярости.

– Хорошо, синьор Лик. Эта партия за вами. Вексель вы, конечно, можете взять. Но запомните, сейчас вы совершили ошибку. Не стоило заводить такого врага!

– Ох, не начинайте, синьор Одетарэ, не я сел за ваш стол…

– Ди Одетарэ! – рявкнул кавальер, в конце концов сорвавшись. Резко поднялся и, бросив на стол пергаментный свиток векселя, зашагал к выходу, дав знак своим людям идти следом. Мерино, в свою очередь, пару раз кивнул, давая понять посетителям корчмы, что все в порядке и убивать вспыльчивого господина не нужно, поднял со стола вексель и развернул его. Пять империалов на предъявителя. Он найдет им применение.

Выпив еще одну кружку вина, Праведник еще долгое время сидел молча, глядя в одну точку. Наконец поднялся и, слегка пошатываясь, направился к столику, за которым устроились Марина и Люсия.

Сцена третья,

в которой Мерино рассуждает и готовит морского окуня с южными травами. Здесь также присутствует экскурс в новейшую историю Империи, упоминаются взаимоотношения провинций и ищутся мотивы


3 октября 783 года от п. п.

Мерино Лик, кабатчик

Сольфик Хун

После ухода кансильера коронного сыска Мерино еще некоторое время оставался в кабинете. Просто сидел, не размышляя и не пытаясь сложить головоломку, в которую барон подбросил новых деталей. Спроси его сейчас, о чем он думает, – не смог бы внятно ответить. Обо всем и ни о чем. Мысли плавно перетекали с цен на мясо к встрече с Крысюком, затем к надвигающимся разборкам между двумя молодыми бандами пыльников, с которыми не мешало бы устроить встречу и объяснить, что кровью дело, конечно, решится, только не будет у него никакого будущего. Затем, без всякого перехода, в мыслях мужчины возник образ вдовы Тотти, а с ним неоформленное решение, что нужно что-то делать. На уровне рефлекса эти мысли были изгнаны в самый дальний угол мозга с ощутимой самоиронией: какой, дескать, ты типичный мужчина, Мерино Лик, чуть дело доходит до женщин – и куда девается весь жизненный опыт?.. Налоги на землю, которые платить уже через два месяца; необходимость найти хорошего повара, желательно знакомого с димаутрианской кухней, она сейчас на пике моды у состоятельных людей; куда пристроить мальчишку-беспризорника Гвидо, которого он взял поваренком – да так парень и прижился, третий год уж пошел; необходимость самому съездить в деревню к поставщику вина и обговорить с ним особые условия…

Ровный ход мыслей Мерино прервался на чертежах корабля со странным названием «кьята». Почему-то тот представлялся ему как огромный галеас с пятью рядами весел, мощным парусным оснащением и фигурой грудастой женщины под бушпртитом, у которой (опять?!) было лицо Карлы Тотти. Это видение одновременно насмешило и разозлило трактирщика.

– Нет, с этим действительно нужно что-то делать! – пробормотал он себе под нос. – Как мальчишка, чтоб тебя!.. Скоро сны непристойные сниться начнут…

И Мерино взялся за дело. Правда, оно было никак не связано с синьорой Тотти. Покинув кабинет, он через общий зал направился на кухню, где тщательно вымыл руки с настоем мыльного корня и сообщил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Готовим морского окуня с лимоном и южными травами!

Повар, усатый и носатый келиарец Фабио, и поваренок Гвидо оторвались от своих дел (чем уж там они занимались, Мерино не заметил), и Фабио спросил:

– Заказ? Или…

– Или! – отрезал Мерино. И добавил чуть мягче: – Для себя готовим. Подумать надо.

Повар и Гвидо практически синхронно кивнули, и на кухне, без суеты и лишних движений, началось «таинство приготовления пищи для души», как это называл сам Мерино. Фабио отправился в ледник за рыбой, а Гвидо – на улицу за дровами для печи. По возвращении поваренок принялся аккуратно раскладывать на столе посуду, ножи и другие необходимые для готовки предметы.

Была у Мерино такая методика обдумывания сложных вопросов – готовка. Пока руки работали с продуктами, голова трактирщика составляла удобный для пользования каталог фактов и сведений. Он научился этому еще в юности, задолго до того момента, когда смышлёного паренька заприметил дознаватель из Тайного имперского сыска.

Рано потеряв родителей в результате рейда пиратов морского народа, Мерино воспитывался при храме. Оценив живость ума и постоянное желание учиться, монахи приставили его помощником к хранителю библиотеки. Вначале он до слез злился, пытаясь найти тот или иной свиток или книгу на стеллажах, уходящих, как ему тогда казалось, в бесконечность сухого и полутемного подвала храма. И хотя наставник рассказывал о каталогах, о том, как все организовано, он не мог понять, почему книги про деяния пророков лежат на полках рядом с Вторжением с Севера[29]. Когда же наконец до парнишки дошел принцип, которым руководствовались монахи, храня реликвии прошлого, библиотека стала абсолютно понятной, и он начал ориентироваться в ней как рыба в воде, порой вызывая замешательство у своего наставника скоростью, с которой находил нужные книги. Со временем, уже в Тайном сыске, Мерино разработал свою систему хранения в голове фактов и воспоминаний, что сделало его одним из лучших дознавателей. А уйдя на покой, Мерино обнаружил, что лучше всего думается во время готовки. Правда, иногда, увлекшись размышлениями, он вместо запланированного блюда получал нечто совершенно несъедобное. Поэтому данный метод следовало использовать только на собственном обеде.

Острый нож шинковал зелень, двигаясь так быстро, что за ним почти не удавалось уследить, но Мерино и не смотрел на руки. В голове ряд за рядом выстраивались стеллажи его личного архива. От входа (чуть пригнуть голову – низкая арка прохода!) свернуть направо. Налево располагались стеллажи с личными делами людей, а вот по правую руку – как раз события масштабные. Внешняя и внутренняя политика Империи Рэя с колониями и дальними странами, представляющими интерес для этой самой политики.

Украденные чертежи у Фрейвелинга – это только следствие. Очередная строчка в бесконечной летописи внешней и внутренней политики Великого герцогства. И летопись ведь не сама по себе, а как часть узора событий бывшей Империи. У которой история такая, что, будь он, Мерино, хронистом, написал бы с десяток книг. Но если смотреть только на последние годы, можно вычленить интересные взаимосвязи…

Далеко ходить не нужно – второй ряд стеллажей. Добротных, массивных, деревянных, с четырьмя полками. На каждой полке – свитки, книги, отдельные листки с записями. Вот как раз то, что нужно. Ранняя весна нынешнего 783 года. Развал Империи. Конечно, предпосылки для этого события начали проявляться раньше, их нужно было искать в глубине правого крыла архива, ряд десятый, а то и двенадцатый. Но нас интересуют события, а не предпосылки.

Значит, тут у нас Хартия. Да, с нее все и началось.

Империя Рэя в первые месяцы 783 года распалась на провинции. Точнее сказать, входящие в состав страны провинции, окончательно понявшие, что им не по пути, подписали Хартию и практически бескровно стали самостоятельными государствами. Для простых людей мало что изменилось, глухие деревни и вовсе продолжали считать, что живут в Империи. Да и какая, в сущности, разница, как называется сборщик налогов, раз в год к тебе приезжающий. И кому он служит: императору или Великой герцогине. Медь и серебро он забирает так же, как и год, и десять лет назад.

На самом деле Империя прекратила свое существование значительно раньше, в 775 году, когда взбунтовавшиеся дворяне, теряющие самостоятельность и свободы в результате реформ, проводимых императором Патриком[30], низложили и казнили государя. Сам по себе институт правительства сохранился, власть формально перешла к старшей дочери Патрика, которой на момент гибели отца исполнилось шесть лет, на деле же страной правил Магистерий[31], возглавляемый регентом императрицы и ее дядей, ландграфом Аароном Фурко.

Из реформ, проведенных покойным императором Патриком, остался только общеимперский налог, собираемый с владетелей провинций, а все прочее: единая система судов, единая имперская армия и флот, даже зачатки внеклассовой системы образования, – было благополучно забыто. Владетели провинций, ранее еще как-то сдерживаемые сильной императорской властью, пошли в окончательный разнос. Пограничные конфликты стали нормой жизни, в разных концах страны начали поднимать голову религиозные культы: одни на основе учения о Едином Боге, другие вообще с опорой на языческие пантеоны. Некоторые владетели зашли настолько далеко, что повели самостоятельную внешнюю политику, воюя за пределами Империи и заключая союзы с иноверцами от собственного имени.

Как результат: провинция Скафил столковалась с вождями Нортэланта, с которыми Империя воевала уже не один десяток лет, и передала им секрет пороха, Табран развязал наступательную войну с северо-восточными племенами кочевников орьяк, Карфенак и Арендаль захватывали земли на юго-востоке, в Димауте, Товизирон, Таболергот и Оутембрийская Лига вольных городов провели церковную реформу, фактически вытеснявшую веру в Единого, Фрейвелинг отправлял корабли на поиск новых земель за морем на юге, а маленькое герцогство Келлиар, в страхе ожидая нападения кого-нибудь из соседей, замкнулось и почти не участвовало в жизни Империи. Заговоры и политические убийства стали так обыденны, что на них уже толком и внимания не обращали. За несколько лет Магистерий из органа управления государством превратился в бутафорию, даже владетели перестали посещать его, предпочитая посылать вместо себя представителей.

Вся эта дворянская вольница неизбежно шла к большой войне внутри Империи. И тогда Йан Фрейланг, владетель провинции Фрейвелинг, предложил не доводить дело до междоусобицы, а разойтись миром. Мол, раз Империи по факту уже все равно нет, а у каждой провинции свои внешние и внутренние интересы, так чего тешить себя иллюзией о мифическом единстве? Пусть каждый идет своим путем, правит своей провинцией так, как Единый подскажет. Предложение упало на благодатную почву: видимо, об этом уже давненько задумывались все. Главный интриган Империи – провинция Карфенак, в лице своего представителя на Магистерии Еронима Гейлькранце, и вовсе высказал полное одобрение Хартии о разделении, упомянув даже, что у него, Карфенака, свой исторический путь и миссия – нести свет истинной веры в Единого безбожникам и язычникам на Востоке. О том, что за последние десять лет Карфенак наизнанку вывернул все догматы истинной веры, Гейлькранце мудро умолчал.

Другой причиной для почти единогласного одобрения Хартии стало вторжение с Востока армий сразу нескольких соседних государств. Бывших политических противников объединило желание отомстить Империи за ее грабительские походы, которые самостоятельно совершали восточные имперские провинции. Владетели западных и центральных провинций, в очередной раз снарядив армию и флот для отражения вторжения агрессоров, задумались: а с какой, собственно, стати войска того же Фрейвелинга и Товизирона, Келлиара и Ирианона должны защищать восток Империи от варваров, вторжение которых является прямым следствием агрессивной внешней политики самих восточных провинций? Того же Карфенака с его историческим путем и миссией? Действуйте сами, без поддержки, раз такие умные!

В итоге Магистерий в начале весны 783 года принял последнее, общее для Империи решение, о ее разделении. Принял практически единогласно и без дебатов. Документ, подписантами которого стали все владетели имперских провинций, подготовили в рекордные сроки – всего за месяц, – и к концу весны вместо Империи Рэя на карте мира появилось двенадцать новых государств: от герцогств до королевств.

Конечно, никто не ждал, что на бывшем имперском пространстве наступят мир и покой, более того, предполагалось как раз обратное. Ставшие государствами провинции усиленно наращивали армии и флоты, в большинстве своем, конечно, для защиты от агрессивных соседей, но и не без мысли самим что-либо отнять при возможности у соседей слабых. Ведь обиды, вскормленные веками, никуда не делись!

Взять то же королевство Скафил, которое фактически курирует острова морского народа, рассадник разбоя на северном море. Ведь сколько пираты фрейских деревень пожгли! И у Скафила к фреям счет длиннее проповеди жреца на день равноденствия. Герцоги Фрейвелинга набеги на Скафил чуть ли не национальным видом спорта считают.

Наверное, оттого и вывод кажется очевидным: чертежи нужны Скафилу, который ожидает вторжения от Фрейвелинга. И равен ему как по размеру сухопутной армии, так и флота, но внешняя политика северного государства, заносчивость и непредсказуемость его правителя, кёнига Юлиншерна, практически лишили Скафил союзников. А вот у Фрейвелинга друзей достаточно, один только союз с Табраном чего стоит. И получается очень просто: лишенный друзей Скафил, ожидая войны с Фрейвелингом, желает лишить его преимущества на море и организует похищение чертежей новейшего корабля.

Логично? Вполне! Но не слишком ли просто? Или старая гончая ищет двойное дно в шкатулке без оного? Как правило, самый очевидный вывод и есть правильный, хотя бывают и исключения. Особенно в международной политике. Здесь вообще сплошные исключения.

Ну, для очистки совести давай-ка примерим личину похитителя ближайшим нашим соседям. Королевство Табран? Военная аристократия, помешанная на трубах и парадах, дворянство, выросшее на безостановочных пограничных стычках с северянами Нортэланта, даже карьера в армии частенько зависит не только от древности рода, но и от личных качеств командира. Слабый флот, сильная армия. Очень сильная армия, полностью переведенная на использование порохового оружия как в пехоте, так и в кавалерии. Во многом на деньги торговых и банковских домов Фрейвелинга, к слову, переведенная. Основной государственный интерес – окончательное устранение угрозы с северных территорий Нортэланта, натерпелись табранцы за последние несколько десятков лет. Судя по отзывам барона да Гора, верные союзники, хотя и «ужасающе прямолинейные в своих притязаниях». Другими словами, очень вряд ли.

На страницу:
3 из 4