Полная версия
Говорящая с призраками. Дитя Ноктурны
– У тебя и в Москве есть дом? – спросила Настя, когда граф назвал водителям один и тот же адрес, и они все расселись по такси.
– Конечно, – он сел на этот раз вместе с ней на заднее сиденье, с другой стороны пристроился Габриэль, а Папа Римский расположился рядом с водителем. Рукой граф приобнял девушку и привлек к себе, и она со вздохом положила голову на его плечо. – Я долгое время жил в Москве. Как-нибудь я расскажу тебе об этом.
Его голос приятно ласкал слух. Она закрыла глаза, пытаясь расслабиться и подремать еще немного, но мысль о том, что она в Москве, а дома показаться не может, все равно крутилась в голове. Но как же было хорошо, когда демон рядом! Тепло, спокойно и вот это постоянно щекочущее состояние счастья, словно легкое касание перышка… Если бы не Ноктурна и ее угрозы, как было бы здорово и дальше расследовать странные кражи и исчезновения, разгадывать мистические загадки и раскрывать преступления, которые обычно занимали время агентов до того, как началась вся эта история с картинами. Но… Настя могла бы и не попасть тогда в агентство и не познакомиться с графом Виттури. Если бы она не столкнулась тогда с мальчиком-воришкой, никто бы не узнал, что есть такая девушка, для которой что призраки, что живые… Все одно.
Нет. Теперь уже невозможно представить свою жизнь без друзей из агентства, без этих приключений. Без него.
После того как Настю похитили ангелы, граф Виттури не скрывал уже своего особого отношения к ней, и очень часто она оказывалась у него под крылом. Вот как сейчас. Он словно боялся отпустить ее лишний раз, чтобы она снова не попала в беду. И Настя, зная, что он лишь оберегает ее, готовя в жертвы, не тешила себя иллюзиями. Но иногда… Иногда она просто давала себе возможность полностью расслабиться, довериться ему, позабыть о своем страшном будущем, о его темной природе… и просто опустить голову ему на плечо. Закрыть глаза…
– Приехали, – его губы слегка коснулись ее лба.
И она со вздохом вышла из такси.
В свете фонарей двухэтажный особняк казался маленьким. Но внутри был просторный холл, очередной молчаливый дворецкий, чистые и подготовленные к приезду гостей комнаты и быстрый ужин.
Пока агенты проглатывали вкуснейшие канапе и салаты, граф Виттури подошел к окну. На улице под фонарем стоял человек и смотрел прямо на него. Азазелло. Граф Виттури ухмыльнулся. Они всегда рядом. Надо быть настороже.
Московские агенты уже начали слежку за балериной и одновременно незаметно ее охраняли. Но, возможно, Азазелло здесь вовсе не из-за этой девчонки-танцовщицы. Граф посмотрел на Настю. Она нужна Ноктурне. Придется ночью дежурить в спальне у девушек.
Он перевел взгляд на Лику. Ангел о чем-то беспечно болтала с Диего, оборотень пожирал ее глазами. Не к добру это все. Не вовремя.
– Лика, – позвал он.
Ангел подошла к нему совсем близко.
«Глупышка», – подумал граф, глядя в ее доверчивые синие глаза. Такая еще неразумная, несмотря на века жизни.
– Азазелло здесь, – тихо сказал он ей. – Будь начеку. Я приду к вам ночью. Настя должна выспаться, поэтому ничего не говори ей.
Лика кивнула. Потом замялась.
– Спрашивай, – разрешил он.
– Почему Михаил украл Настю?
– Потому что он хочет использовать ее в своих целях. Но не может заставить, ему нужно ее согласие. Думаю, его привлекает роль спасителя мира. Хочет примерить ее на себя за счет одной маленькой смертной.
– А ты? – Лика заметила, как граф посмотрел на Настю. – Разве ты не желаешь того же?
– Я не желаю быть спасителем. Эта роль не из моего репертуара, – граф перевел взгляд с Насти на Лику. – Но если мы хотим и дальше играть человеческими душами, то придется уничтожить Ноктурну.
– Дело ведь не только в этом? – настойчиво спросила она.
Он терпеливо вздохнул.
– Не только. Но какая разница? Путь спасения человечества всегда усеян трупами и залит кровью невинных, Лика. А потом ты смотришь на тех, кто спасся, и не знаешь, достойны ли они совершенных жертв. Как правило, недостойны.
– Ты же знаешь, демон, что не нам решать, кто достоин, а кто нет.
– Да, мой ангел. Ты права.
Он как-то слишком легко уступил ей, Лика с подозрением покосилась на графа. Но тот опустился в кресло, сцепил руки, переплетя пальцы, и замер так в ожидании, когда все разойдутся по комнатам.
– Зачем ты сегодня так провоцировала пограничника? – Локи помог Рите расстегнуть молнию на платье, наслаждаясь тем, как сантиметр за сантиметром обнажалась белая, мерцающая при свете зажженных свечей кожа на ее спине.
Рита засмеялась от вопроса и легкой щекотки, когда борода викинга коснулась спины перед тем, как он поцеловал ее между лопаток.
– Он просто напросился, ревнуешь? – она повернулась к нему, озорно сверкая зелеными глазами.
– Ведьма моя…
Рита прикрыла глаза, пока Локи ласкал ее лицо, бережно заключая его в ладони, чуть касаясь скул подушечками пальцев.
– Ты – само пламя, сама жизнь. Я пьян тобой до беспамятства.
Локи запрокинул ей голову, придерживая затылок одной рукой, другой ласкал доверчиво открытую шею, нетерпеливо спускаясь все ниже до так заманчиво выпиравших ключиц, которые делали ее еще более хрупкой. Пальцы Риты вплелись в его светлые волосы – движение, которое неизменно пробуждало в нем вожделение. Он сам не мог понять, как подпал под власть рыжей ведьмы, но был счастлив, что она выбрала его, потому что уже не мог представить свои ночи без ее страсти, такой пылкой, что порой он терялся перед тем сокровищем, которое досталось ему случайно.
Она была озорной, нежной, страстной, сам огонь, который не может гореть ровно, которому надо танцевать на углях, ласкаться и отпрыгивать, маня за собой.
Ее тело было божественным, Локи в нетерпении раздевал ее, чтобы еще раз увидеть, еще раз убедиться, что она есть, что она с ним. Рита чуть прикусила его губу, засмеялась, запустила руки под майку, проведя пальчиками по его широкой мускулистой спине. Викинг зарычал, ведьма озорно улыбнулась, взметнув на него мимолетный красноречивый взгляд. Они понимали друг друга с полуслова, оба готовы были шутить и дурачиться наедине друг с другом, они были детьми, которым доступно волшебство спонтанности без запретов свыше и без контроля взрослых.
Итсаску залпом осушила бокал с кровью, который ей преподнес дворецкий. Ей нравились эти безмолвные слуги демона, ненавязчивые и почти незаметные. Почувствовав, как солоноватая жидкость пузырьками лопается во рту, входя в химическую реакцию с ее слюной, вампирша закрыла глаза от удовольствия.
Она вернула бокал на поднос и подошла к Сержу, который с любопытством разглядывал канапе.
– Ищешь в нем встроенное устройство по отслеживанию вампирш? – спросила она, прижимаясь к нему.
– Нет, – улыбнулся парень, – пытаюсь понять, из чего сделан соус. Чтобы повторить потом дома.
А будет ли это потом? Но Итсаску не задала этого вопроса, просто вытащила у Сержа канапе, положила в рот и проглотила, с наслаждением облизнувшись.
– Хватит играть с едой, – потянула она его из комнаты. – Я хочу сыграть в нечто другое.
Серж последовал за ней покорно, но когда они оказались в темном коридоре, прижал ее к стенке и поцеловал. Это было головокружительно. Им всем необходимо было расслабиться, она чувствовала в нем ту же скрытую ярость и отчаяние, что и в себе. Он все это время тоже думал, что они обречены, но никак не выдавал себя. Но сейчас, в его яростном напоре Итсаску осознала всю глубину его страха перед будущим. И подчинилась с радостью, вступила в борьбу, они ворвались в свою спальню подобно торнадо, разбросали одежду, дрались, пытаясь пересилить один другого в порыве страсти, пока наконец, обессиленные войной, где нет победителей и побежденных, не уснули, тесно переплетясь друг с другом.
Папа Римский вышел из их спальни, просочившись сквозь дверь. У него сегодня был просто праздник, обе пары дали потрясающее представление. Жаль, мавр не добился взаимности у ангела, а то было бы тоже интересно посмотреть. В комнату девушек он не пошел: там сидел в темноте демон и охранял их сон. Призрак долго слонялся по особняку, не в силах успокоиться. Что-то тревожило его душу на этой земле. С того момента, как он сошел с трапа, беспокойство не давало ему покоя. В рассеянности он подошел к окну и обомлел: на улице под фонарем стоял демон с красными глазами. Папа Римский невольно перекрестился. Страшенный, как само зло: весь покрыт волосами, куриные лапки вместо ног, глаза красные, клыки выпирают из нижней челюсти. А вокруг него вся улица заполнена призраками и демонами. Родриго Борджиа аж передернулся от ужаса: если такие твари поджаривают его современников в котлах с кипящим маслом, быть призраком не самое тяжелое наказание. Небеса даже оказались милостивы к нему. Но за говорящую с призраками все-таки страшно. Настя не выдержит и минуты среди такого количества призраков. А они все стояли безмолвно, глядя на окна особняка. И кого тут только не было. Надо предупредить ее завтра же утром. Ей нельзя выходить на улицу.
Но к утру призраки рассеялись. Ребята после завтрака ждали московских агентов на совещание перед премьерой. Настя нашла в библиотеке графа книгу по демонологии и некоторое время пыталась разобраться в сложной иерархии, но потом нетерпеливо захлопнула ее и положила на стол. Падшие ангелы были главными, это она знала и так. Боги вроде Локи были демонами пониже, но тоже вполне сильными и могущественными. Суккубы и инкубы в основном питались сексуальной энергией людей. Демоны вроде Азазелло были созданиями темными, но не порождениями Люцифера, а появлялись, как и мелкие божки, словно сами по себе, возможно, будучи плодом темной стороны природы.
Старая Мать вполне могла сотворить их назло своей второй половине, Отцу, как понимала Настя. Видимо, они создавали этот мир вместе, но потом произошел конфликт. И сначала все поклонялись природе, то есть Матери, а потом совершился переход поклонения к Богу Отцу. Но Старой Матери явно не хочется разрушать этот мир. Она выбрала Настю. Наделила ее силой, зная, что Настя не сможет обладать ей вечно, потому что уязвима и хрупка. Получается, что ее руками Старая Мать пытается вытащить из огня жареные каштаны. А потом что?
Настя обхватила себя за плечи руками. Но тогда как понимать подачу с кулоном от Рафаэля? Получается, Бог тоже в игре? И она одновременно является пешкой и для демона, и для Матери, и для Бога? Все стараются перехватить ее и сделать ход, даже Михаил. Даже Азазелло. В чем ее сила?
Она сжала кулон крепче, задумчиво грызла цепочку, прокручивая в голове возможные ходы всех сторон. Но в том-то и проблема, что она всего лишь смертная, всего лишь девушка, куда ей до разборок демонов и богов. И все же… Дело в ней.
– Настя, – Лика вошла в библиотеку, неслышно ступая каблучками по пушистому ковру. Ангел переобулась с утра в туфли-лодочки и надела простое, но элегантное серое платье. – Граф просит всех собраться в столовой.
Первой, кого увидела Настя, была пышная молодая женщина со здоровым румянцем на щеках и толстой косой. Настоящая русская красавица. И имя у нее было подходящее.
– Дуняша, – представилась она, – а это два моих остолопа.
Она показала на мальчиков двенадцати лет, один был азиатской внешности, а другой совершенно черный, с мелким бесом вьющимися волосами.
– Они близнецы, – пояснила Дуняша.
Настя удивленно распахнула глаза.
Дуняша захохотала.
– Ой, ты, должно быть, не в курсе… Мальчики! – строго крикнула она на детей.
«Близнецы» одновременно закрыли ладонями лица, а когда убрали руки, на Настю смотрели два одинаковых рыжих мальчугана с синими глазами и золотистыми веснушками на щеках.
– Как? – только и смогла выговорить Настя.
– О… – Дуняша покраснела. – Дело в том, что они метаморфы. Могут менять внешность без грима и париков. Просто сами по себе.
– А копировать тоже? – Настя спросила Дуняшу, но близнецы ответили ей также молчаливо: поднесли руки к лицу, а когда убрали, то на Настю смотрели две ее копии. Они даже стали выше.
– Интересный вариант, – усмехнулся граф Виттури, подмигнув Насте.
– Ладно, хватит паясничать, – прервала близнецов мать. – Я в местном агентстве руководитель, работаю в Ленинке, я архиватор.
– Архиватор значит, что она способна вызывать нужную книгу, – пояснил Цезарь.
– В основном, конечно, книги летают по библиотеке по ночам и для нужд агентства, – хохотнула Дуняша. – А это мой муж.
Она показала на огромного широкоплечего и высокого мужчину с короткой стрижкой. Тот был выше графа Виттури и Локи, и когда он шагнул к Насте, той почудилось, что пол дрогнул. Богатырь был рыжим, с синими глазами и очень каким-то домашним, что ли. На его лице читались добродушие и простота.
– Толя, – пророкотал он и протянул Насте огромную пятерню.
Она испуганно посмотрела на руку: он ее раздавит, даже если слегка пожмет.
– Не бойся, – пробурчал Толя, – не обижу.
Он пожал ей руку действительно бережно.
– Настя, должен предупредить тебя, что Толя – громовержец, – Цезарь улыбнулся так, как только он один умел: оставаясь абсолютно серьезным. – На случай, если он начнет метать громы и молнии.
Серж присвистнул.
– Теперь понятно, почему близнецы такие одаренные: оба родителя агенты.
– У нас еще работают Марина, Карл и Клара. Но они сейчас приглядывают за объектом, – пояснила Дуняша. – А мы с вами пойдем в театр.
– Честно говоря, – продолжала Дуняша за обедом, – мы все рады, что расследование привело вас в Москву, господин граф, ведь последнее стоящее дело, которое мы раскрыли, было три года назад.
– Что за дело? – поинтересовалась Итсаску.
Дуняша покраснела.
– Вампир-маньяк, который охотился на людей в парках, – ответил за нее Толик. – И как таких тварей земля носит.
– Толя! – шикнула на него Дуняша.
– Ничего страшного, – с абсолютно непроницаемым лицом ответила Итсаску. – Я привыкла.
– Давайте без перехода на личности, – примирительно воззвал Локи. – Нам еще сегодня на балет идти. Это событие требует массу моральных сил, чтобы не заснуть со скуки.
Настя во время этого разговора наблюдала за тем, как граф Виттури задумчиво смотрит на собеседников, но явно не видит их: его мысли были далеко, и, судя по мрачному выражению лица, они были совсем нерадостными.
– Давайте лучше решим вопрос с тем, как пронести оружие в театр. Вряд ли охрана нас пропустит, а гипноз в толпе чреват последствиями, – проговорил он, словно почувствовав на себе взгляд Насти.
– Нас с оружием не пропустят, – Дуняша пожала плечами. – Да и зачем нам оно? Мы же просто пытаемся выяснить, является ли эта девочка дочерью Ноктурны, не станем же мы нападать на нее посреди спектакля.
– Я не могу подвергать ни одного своего агента опасности. Ночью наш особняк сторожил Азазелло.
Настя вздрогнула.
– Поэтому, – продолжил граф, обведя всех притихших агентов черным взглядом, – я спрашиваю вас еще раз: как пронести оружие в театр?
– Может, подкупить охрану?
– Проверить, можно ли войти через служебный вход?
– Спрятать на крыше?
– Папа Римский, – вдруг сказала посреди всеобщего гвалта Настя.
– Что – Папа Римский? – Толя захохотал. – Позвоним Папе Римскому, чтобы он пронес оружие?
Призрак Родриго Борджиа отчаянно пытался остановить Настю. Но та отмахнулась и, глядя в глаза графу Виттури, повторила:
– Если призраки крали картины и кошельки, возможно, у Его Святейшества получится пронести несколько мечей и пистолетов в театр? Если он не против, конечно.
– Он не против, – ответил за призрака граф Виттури и нехорошо улыбнулся, – он же помнит, у кого его ладанка?
– Гореть тебе в геенне огненной, проклятый дьявол! Еще бы я не помнил, меня повсюду за тобой таскает из-за этой ладанки. Чтоб на тебя обрушились…
– Хватит, – Настя прервала гневную тираду Папы. – Граф все равно вас не слышит, а у меня уже уши свернулись в трубочку от ваших проклятий.
Как показал тут же проведенный опыт, Папа Римский мог заставить исчезнуть мечи, а также мог их возвращать, роняя удивленным зрителям на колени. Мальчишки-метаморфы особенно веселились, им-то не слышно было, как Папа Римский жалуется на то, что от их воплей его светлая и полная благочестивых дум голова начала раскалываться.
Настя не очень верила в то, что призраки страдают от мигреней. В глубине души она была уверена, что Родриго Борджиа втайне рад поучаствовать в операции «Жизель».
Глава 5
В Москве стояла анормальная жара, поэтому платья для выхода в свет были легкими, а вот мужчинам пришлось нелегко в рубашках. Настя шла под руку с Диего, рядом с ней многозначительно пыхтел и отдувался под бременем своей ноши Папа Римский. Призрак делал все, чтобы важность его миссии не ускользнула от внимания Насти. Габриэль даже в театр не пожелал надеть ничего «приличного», как выразился Цезарь, и держался ближе к Итсаску, чей наряд был вторым после его по эксцентричности. Граф Виттури шел с Ликой, о чем-то переговариваясь с ней вполголоса, в какой-то момент он остановился и заботливо поправил заколку в прическе ангела. Настя не ревновала: она любовалась каждым его движением.
Локи протянул их с Ритой билеты контролерше, а ведьма прильнула к его спине. Она была в черном платье, глухом спереди и откровенно открытом сзади, так что на нее все время пялились мужчины. Локи усмехнулся в светлую бороду и провел свою ведьму дальше. Ему доставляло удовольствие замечать зависть в глазах мужчин даже сильнее, чем ловить заинтересованные взгляды женщин на себе. Скандинавский бог был хорош собой, несмотря на пиратскую повязку на глазу, а вместе с Ритой их пара отвлекала на себя внимание окружающих. Тем лучше: те из агентов, которые могли сойти за приличных зрителей, рассеивались по залу, Папа Римский отдавал каждому оружие, когда видел, что на них никто не смотрит.
К удивлению Насти, Габриэль, граф Виттури, Лика и она оказались в ложе. Сверху она видела Диего, Итсаску и Сержа на балконе, Цезаря и Дуняшу с ее семьей в партере.
– А Рита и Локи? – спросила она, повернувшись к Лике.
– Может, она пудрит носик? – улыбнулась хитро Лика. – Как-то они загадочно шептались перед входом в зал. Искры так и сыпались.
Папа Римский положил на колени Насте ее меч.
– Театр – это грешное заведение, – нравоучительно заметил Родриго Борджиа.
– Вам понравится, здесь девушки в коротких юбках, – попыталась соблазнить его Настя перспективой пикантных наблюдений.
– После выреза вашей ведьмы, который чуть ли не всю ее задницу оголил, я уже видел все, – парировал призрак.
Прозвенел третий звонок, свет начал гаснуть. Оркестр сыграл увертюру, и занавес открылся.
В темноте Настя нервно сжала руки, ожидая увидеть Жизель, за которой они охотились все это время. Горячая ладонь графа Виттури легла ей на руки, повелевая успокоиться. И она расслабила плечи, только сейчас осознав, как была напряжена.
Лика видела, как граф Виттури взял Настю за руку, но беспокойства их отношения ей не приносили. Она знала, что он не тронет ее, а потому его игры с девушкой были всего лишь прелюдией к ее гибели. Как кот играет с мышью, прежде чем ее придушить. Вот только уже некоторое время назад она стала замечать, что коту эта игра приносит только боль. Ангел перевела взгляд на сцену.
Жизель, простая деревенская девушка, влюбляется, не зная, что ее возлюбленный – граф. Она живет в наивном мире, не желая слушать предостережение своего друга, влюбленного в нее.
Как только начался балет, Настя на время забыла о спутниках и словно перенеслась на деревенский праздник, куда увлекла любимого Жизель. Во время веселого танца девушке стало плохо: у нее было слабое сердце. Она успокаивает встревоженного графа, но вскоре в деревне появляются вельможи в сопровождении слуг, и среди них – невеста графа. Осознав, что ее обманули, Жизель страдает от разочарования, ее сердце не выдерживает, и она умирает. Так заканчивается первое действие балета.
Ролан сидел в первом ряду партера и плакал. Он тысячу раз видел все эти па и отлаженные движения, но сейчас все будто преобразилось. Энергия зала была невероятной: он ощущал волны восхищения и сострадания, которыми руководила его Наташа. Его Жизель. Она порхала по сцене, каждое движение было тягой к солнцу и радости; доверие и любовь, казалось, исходили от нее свечением, и в этом обожании купался ее партнер. Но вот Наташа пошатнулась: Жизели стало дурно, сердце не выносит радости и счастья, быстрого танца. Вот она успокаивает метнувшегося к ней влюбленного графа: все хорошо, я посижу, а ты иди, танцуй.
Сердце Ролана сжалось: вот-вот на сцену выйдет барон с дочерью – невестой графа. Прекрасной Жизели предстоит почувствовать всю боль предательства и разочароваться в жизни настолько, чтобы умереть. Последний вздох, последнее «люблю», замершее в прощальном движении девушки. И трагедия происходит. Занавес закрылся, и волна оваций подобно цунами хлынула на сцену. Почти весь зал встал. Его Наташе рукоплескали, вытирая слезы, хватаясь за сердце. Кричали браво, и хлопки сотен ладоней слились в единый рокот обожания. Она родилась, его звезда. Свершилось.
Он долго не мог встать. Казалось, силы покинули его. Было страшно даже представить, что сейчас творится в душе Наташи. Триумф, восторг, нервное напряжение… Закрыв рукой глаза, он сидел, слушая, как настраивают инструменты в оркестровой яме, как гудят взбудораженные зрители. Подпитка была такой сильной, что от нее кружилась голова, как от хмеля, поднесенного Вакхом.
Впервые за все время его существования слеза выкатилась из глаза и пробежала жгучей дорожкой по щеке. Это было невероятно. Она была невероятна. Как может человек быть так прекрасен в танце? Говорить, плакать и смеяться движениями? Он будто слышал слова любви и боли, которые она одним взмахом изящной ножки могла сказать всему залу.
Бог есть, если есть такая красота. И как хорошо, что он смог коснуться этого мотылька, не замяв ему крыльев, не уничтожив его красоту и легкость. Он – самое низкое, самое примитивное и самое пошлое из существ – принял участие в создании шедевра. Какое счастье выйти из темноты ночи, чтобы не только сохранить разожженный кем-то огонь, но и сделать его выше и ярче!
Давно Настя не получала такого удовольствия от балета. Точнее сказать, никогда. Никогда еще ей не приходилось видеть такой балерины, как Наташа: гибкой, легкой, пронзительной. От каждого ее движения и прыжка в восхищении замирало сердце. И по воцарившемуся в ложе молчанию, и по гулу зала она поняла, что ее спутники тоже переживают первый акт балета как нечто особенное.
– Она само воплощение танца, – наконец разомкнул губы граф Виттури. – Я давно не видел Терпсихору. Это лучше танца семи покрывал Саломеи. Это не может быть человек.
– Это человек, – простонал Габриэль.
Настя повернулась к нему и ужаснулась: ангел был бледен, татуированные розы шипами вонзились в его кожу на шее, синяя майка почернела от крови, с пальца правой руки капала на ковер кровь.
Лика бросилась к нему, но Габриэль остановил ее:
– Нет. Не надо. Я заслужил.
– Но твоя кровь… она красная. Как у людей, – Лика непонимающе посмотрела на графа Виттури. – Но я уверена, он – ангел.
– Ты что-то вспомнил, Габриэль?
– Да. Это она. Это дочь Ноктурны.
Габриэль горько заплакал.
– Я думал, я смогу повернуть вспять дьявольский заговор одним словом. Спасти ее мать, не марая рук о ее душу. Я пал так низко.
– Наказан за бездействие, – сурово промолвил граф Виттури.
– Конечно… я же такой гордый был, чистый… белый… – Габриэль выплевывал каждое слово с презрением, а Настя завороженно смотрела, как падают с его раскрытых ладоней вязкие капли крови. – А теперь кровь убитых Ноктурной на моих руках…
Смотреть, как плачет ангел, было невыносимо.
– Ну что ты, – глотая слезы, сказала Настя, взяв его за руку. – Тебе дали второй шанс. Мы заберем ее, вернем Ноктурне человеческий облик, разрушим зло. И вот увидишь, тебя простят.
– Конечно, простят, – эхом откликнулась Лика.
– Тебя не простят, – голос демона тяжелой нотой ворвался в уговоры девушек. – Но ты можешь очиститься перед самим собой. Этого у тебя не отнимет никто, Габриэль. Простить самого себя. Если сможешь.
Насте показалось, что граф говорит не об ангеле. А о себе. Так много горечи было в его словах.
Габриэль кивнул.
Антракт подходил к концу, а они так и не вышли из ложи. Один раз к ним заглянул Локи. Демон сидел с мрачным лицом, глядя вниз, в зал, где двигались туда-сюда зрители.
Прозвенел третий звонок. Свет начал гаснуть. Занавес поднялся, и зал перенесся на кладбище, куда приходил друг Жизели оплакать ее смерть. Из тьмы леса появляются вилисы – духи невест, умерших до свадьбы. Они кружат вокруг бедного мужчины, увлекая его в свою дикую пляску, пока он не падает бездыханным на землю. Вот появляется граф, он тоже пришел на могилу Жизели. Вилисы радостно бросаются на новую жертву, заставляя его плясать до самой гибели. Дикие духи девиц кружат и кружат несчастного юношу, и он уже еле переставляет ноги. И тут появляется призрак Жизели.