Антонов. Последний пожар

– А у мужика кто спросил: надо ему это? – продолжал наседать Ишин под одобрительные возгласы соратников. – Грабители вы и дармоеды.

– Степаныч, да что с ними время терять? Давай кончать, – обратился к Антонову бандит Петька Давыдов. – Собакам и смерть собачья.

– Собачку не тронь, – заржал Димка Антонов, указывая на пса, жавшегося к ногам Клокова. – Эта тварь полезная.

– Опомнись, Антонов! – крикнул Сергей Клоков. Чичканов стоял и смело смотрел в лицо приближающейся гибели.

Антонов встал в торжественную позу и важно произнёс приговор, растягивая слова от удовольствия:

– Коммунисты порешили меня убить, нажив тем самым во мне большого врага. Но это я вас буду истреблять, как ненужную падаль. Нет вам и не будет пощады. Именем народа крестьянского приговариваю вас к смерти!

С этими словами он поднял пистолет и выстрелил в Чичканова. Вслед за ним беспорядочную пальбу открыли другие бандиты. Бездыханные жертвы упали на пожухлую траву, в последний раз как бы целуя ещё недавно радовавшую их землю. Гордый жалобно заскулил и стал тыкаться носом в бок хозяина, в надежде поднять его и позвать на охоту.

– Куда их? – спросил Токмаков у Шурки.

– Пусть валяются. Нам они без надобности.

– Степаныч, давай отметим это дело, – предвкушая гулянку, попросил Ишин. – Важную шишку сшибли.

– А что, дело, – согласился Антонов. – Давай к Грачу. Сегодня у нас победа. Гульнём, ребята!

– Степанычу ура! – крикнул Токмаков.

– Ура! – разнеслось над озером.

Бандиты взяли ружья убитых большевиков, вскочили на лошадей и рысью углубились в лесок. И только Гордый всё крутился возле убитых охотников, не осознавая случившееся горе.

13

Поздним апрельским вечером пятеро мужиков сидели вокруг добротного дубового стола и ужинали при свете керосиновой лампы. Еда была нехитрая, но сытная: мятая картошка с молоком и сливочным маслом, сало и солёные огурцы. Да ещё хлеб был вкусный, ржаной – большая свежая краюха, от которой отрезали куски.

В горнице стоял полумрак. В обстановке комнаты богатства не ощущалось. Скорее наоборот, всё самое необходимое, но сделанное своими руками и надёжно. Такая состоятельная бедность. У стены стоял высокий резной шкаф с простой кухонной утварью и посудой. Дальше – два сундука, тоже немаленьких. При желании несколько человек поместится. В таких обычно хранят верхнюю одежду в деревенских домах. По двум углам стояли две деревянных кровати, застеленные покрывалами с горками подушек на них. Величественная русская печь с просторными полатями гордо красовалась изразцами в глубине комнаты. Картину дополняли два внушительных портрета предков хозяев дома. А в переднем углу располагалось несколько икон, и лики святых угрюмо смотрели на группу бандитов, готовивших недоброе дело.

Тут находились ни кто иные, как Антоновы Александр и Дмитрий, Шурка Боголюбский, Иван Ишин и Петька Давыдов. Хозяин дома, накрыв на стол, удалился в соседнюю половину, чтобы не мешать и охранять гостей. В последнее время сообщники не расставались, всюду передвигались небольшим, хорошо вооружённым отрядом, готовые в любую минуту отразить нападение. Ночевали у надёжных людей, знакомых и родственников, недовольных советской властью. Из родных районов не уходили. В милиции служило ещё много людей, которые в случае опасности и угрозы облавы предупреждали Антонова, и тогда отряд менял место дислокации.

В отряде насчитывалось уже двадцать человек. Просились ещё люди. Поджимали советы крепких крестьян, выгребая хлеб под метёлку на нужды армии. А из той же армии шло повальное дезертирство. Мужики воевать не хотели и прятались по тамбовским лесам, ночами навещая свои семьи. Антонов до поры до времени численность отряда не увеличивал. Говорил, что момент не настал и нужно ждать. Да и совершать набеги на советские учреждения и бесследно потом скрываться маленьким отрядом было удобно. Попробуй, отыщи ветер в поле. Искали красные Антонова, но хитёр он был и ловок. Долго на одном месте не задерживался, колесил по округе. Конечно, и мышлением обладал неординарным. Вот и тянулся к нему всякий тёмный и заблудший народ.

Ужин подходил к концу. Вино сегодня на столе отсутствовало, потому и веселья не ощущалось. Все деловито работали ложками, негромко переговариваясь между собой.

– Что-то Токмаков задерживается, – произнёс Дмитрий Антонов, озабоченно посмотрев на брата. – Не случилось ли чего?

– Придёт. Этот сто раз подумает, прежде чем в огонь лезть. Осторожный, – ответил спокойно Александр, запивая картошку ржаным квасом.

– Только бы всё удалось. Поднадоело мне продкомиссаров воспитывать. Одного убьём – большевики другого присылают. У них в городах людей хватает, – сказал Петька Давыдов. Был он горяч и безрассуден, а жестокостью отличался даже среди своих.

– Мы должны показать крестьянам, что защищаем их от произвола красных. Народ нам симпатизирует, а от большевиков отшатнётся. Под каждую нашу акцию следует идейный вопрос примеривать, – наставительно проговорил Ишин. – Мы не просто убиваем врага, мы крестьянину показываем, что есть на земле сила, готовая его охранять и о нём заботиться.

– Правильно говоришь, Иван, – поддержал Боголюбский рассудительного Ишина. – Мы не грабить собрались. Наша цель – борьба с коммунистами. Мы несём народу освобождение.

– Хорошо же мы боремся. Только прячемся, как крысы, – совсем не расстроенным тоном высказался Дмитрий.

– До поры, Дима, – ответил Антонов, облизывая деревянную ложку. – Пулю получить – дело нехитрое. Будет и у нас праздник.

– Степаныч, деньжата ведь никому не помешают, – продолжал гнуть своё Давыдов. – С деньжатами и спится крепче, и жизнь веселей.

– А вот завтра и совместим деньги с классовой борьбой, – весело сказал Дмитрий.

– Молодой ты, Дмитрий. Но в данном случае это положительный момент, – одобрительно посмотрел на него Иван Ишин.

Во дворе залаяла собака, послышались голоса. Друзья прекратили есть и замерли в ожидании. Антонов приготовил пистолет, то же сделали и остальные члены банды.

– Наверное, Токмаков, – предположил Дмитрий, подойдя к плотно занавешенному окну и вслушиваясь в уличный шум.

Хозяин условным сигналом стукнул в дверь, и тревога в комнате мгновенно рассеялась. Дверь распахнулась, и в комнату вошёл улыбающийся Токмаков.

– Здорово, орлы! – приветствовал он собравшихся, пожимая поочерёдно каждому руки. – О, картошечка! Ух, и проголодался я!

– Ты садись, Петя, кушай да рассказывай, – нетерпеливо сказал Антонов.

– Что так долго, Михалыч? Заждались тебя, – с небольшим упрёком высказался Дмитрий.

– Раньше не мог. Продармейцы снуют, неугомонные. Опять мужичков трясут, – Токмаков сел за стол, достал из-за голенища сапога по-солдатски спрятанную ложку, обтёр её и принялся за еду, постепенно докладывая друзьям обстановку.

А был он сегодня на задании. В последнее время банда занималась тем, что отстреливала зазевавшихся бойцов красных продовольственных отрядов, которые в девятнадцатом году наводнили тамбовские деревни. Около пяти тысяч городских рабочих по заданию партии большевиков выгребали у крестьян хлеб, подчас не оставляя даже на семена. Среди этих продармейцев было много случайных людей, которые не отличались идеологической подготовкой и высокими моральными качествами. Вот и попали все состоятельные мужики под один замес, стали врагами Советской власти. Сопротивлялись мужики, как могли, прятали хлеб. Кое-где в сёлах поднимались стихийные восстания, но они быстро и беспощадно подавлялись красными. Люди Антонова вели разъяснительную работу, настраивали мужиков против Советов и просили подождать. Придёт время, и они освободят мужиков от дьявольской власти.

Конечно, одними убийствами беднейших красных бойцов сыт не будешь. Требовались деньги на жизнь, да и для семей чего-нибудь надо добывать. Поэтому занималась банда время от времени грабежами коммун и сельских советов. Работали наверняка, только по тщательно проверенной информации.

Вот и сегодня Токмаков встречался с участковым милиционером Золотовской волости Ефимом Казанковым. Сведения были более чем обнадёживающими.

– Значит так, – начал докладывать Токмаков. – В Золотовском сельском совете сейчас есть несколько тысяч рублей на покупку косилок, веялок и прочей дряни. Красных в селе нет. Идёт посевная, и все мужики в поле. Так что в совете может находиться три-четыре человека, не более. Казанков утром проверит. Он потом с нами уйдёт, иначе ему хана.

– Вооружение есть? – спросил Антонов.

– Пистолеты. Теперь они без оружия не ходят, – ответил Токмаков, облизал ложку и попросил Давыдова: – Петя, налей кваску.

– Ну что скажешь, Степаныч? – спросил Боголюбский задумчивого Антонова.

А у того уже созрел план.

– Завтра и пойдём. Ты, Петро, как к деревне подъедем, сразу к Казанкову сходишь. Всё проверишь. Потом мы к Совету спокойно подъедем и зайдём. Они и понять ничего не успеют.

– Вот, Степаныч, за что я тебя люблю, – довольно произнёс Давыдов. – За смекалку твою.

– Лишнее это, – поморщился Антонов от преждевременной похвалы. – Давайте, приготовьте оружие и спать. Перед хорошим делом выспаться надо.

– Это правильно. А завтра будет красным благодарность от трудового народа, – поддержал его Ишин.

Друзья ещё немного посидели. Кто проверял наганы, кто курил, кто просто отдыхал, наслаждаясь спокойным вечером. Спать Антонов с Боголюбским расположились на кроватях. Шурке это было положено как начальнику, а Боголюбский по-другому ещё не умел. Токмаков постелил себе на полу, привыкший в армии к различным неудобствам. Димка, Ишин и Давыдов залезли на полати и разлеглись на овечьих шкурах. От кирпичей шло приятное тепло, и разморённые бандиты быстро уснули. Вскоре весь дом сотрясался от богатырского храпа. В другой избе ночевали ещё десять членов их банды.

На следующий день выдвинулись не сразу. Подождали, чтобы крестьяне выехали на поля. Потом окольными тропами рысью поскакали в Золотовку.

На окраине села в небольшом лесочке банда остановилась. Токмаков съездил на разведку и вернулся вместе с милиционером Казанковым.

– Как обстановка? – сразу начал расспросы Антонов.

– Всё спокойно. Мужики с утра в поле. Чужих в селе нет, – уверенно доложил бывший подчинённый.

– В совет заходил? – спросил Ишин.

– Мимо проходил. Заходить не стал, чтобы зря не светиться. Трое там вместе с председателем.

– Опять нам везёт, Степаныч! – обрадовался Боголюбский.

– Погоди, не оседлали ещё, – оборвал его Антонов. – Медлить нельзя. Разделимся на два отряда. Первый – со мной в село, второй – с Дмитрием на главную дорогу.

– Александр, давай я тоже пощекочу коммуняк, – попросил брата Димка.

– Нет. Ты мне тут нужен. Спрячетесь в овражке на выезде из села. Если появятся красные, откроете стрельбу, оттянете их на себя. Но в бой не вступайте. Уходите. Это нам сигнал будет.

– Понятно, – ответил Дмитрий. – Кто ещё со мной?

– Бери пятерых, – ответил Шурка, потом повернулся к Боголюбскому: – Александр, поможешь тут.

– Нет проблем, – коротко ответил тот.

– А мне куда, Александр Степаныч? – Казанков переминался с ноги на ногу и ждал приказа.

– С нами в село пойдёшь. Докажешь свою преданность, – решительно произнёс Александр.

Ещё немного обсудив некоторые вопросы, банда разделилась на две части. Антонов, Ишин, Токмаков и другие, весело пришпорив лошадей, направились рысью в село. По недлинной улице быстро подъехали к сельскому совету, который располагался в большом деревянном доме с железной крышей. Над крыльцом развевался красный флаг. По пути всадникам встретилось лишь несколько баб с детьми да собаки, облаявшие их. Спешившись, бандиты привязали лошадей за коновязь. Несколько человек остались на улице, удобно расположившись вокруг дома наблюдать за обстановкой. Антонов, Ишин, Токмаков, Казанков и Давыдов вошли в дом.

В просторной комнате за столами сидели три человека: председатель сельского совета, его помощник и кассир.

– Здравствуйте, – войдя, вежливо поздоровался Антонов.

– Здравствуйте, товарищи, – откликнулся на приветствие председатель и, не ожидая подвоха, встал, чтобы подойти ближе. Увидев Казанкова, он был уверен, что пришли свои.

Председатель протянул Антонову руку для приветствия, и в это время чудовищной силы удар сбоку сшиб его с ног. Это Давыдов воспользовался неожиданностью. Упавший председатель попытался подняться, но Токмаков с Давыдовым принялись с остервенением бить его ногами куда попало. Помощник председателя потянулся к ящику стола за оружием, но Антонов, выхватив мз кармана свой маузер, метким выстрелом ранил его в руку.

– Стоять, гад! – заорал Шурка, подбежал к помощнику и ударом нагана по голове отправил того в забытьё.

Испуганный кассир, мужчина лет пятидесяти, попытался выпрыгнуть в окно, но его ловкой подножкой остановил Ишин.

– Вяжи его, – скомандовал Иван Казанкову. Они посадили кассира на стул и привязали ему руки к спинке.

Председатель хрипел и катался по забрызганному кровью полу.

– Пока хватит, – остановил товарищей Антонов.

Запыхавшиеся Давыдов и Токмаков перестали наносить удары и подтащили председателя поближе к помощнику, чтобы за ними было удобнее наблюдать.

– Штаны забрызгал, морда. Много у коммуняк крови, – брезгливо вытер руки об занавеску Давыдов.

Антонов подошёл вплотную к кассиру и, играя перед его лицом наганом, спросил:

– Жить хочешь?

Кассир уже понял, что перед ним бандиты. Ему очень хотелось жить. Дома у него была больная жена с четырьмя ребятишками. Ещё утром он их всех расцеловал и обещал вернуться с гостинцами.

– Не губите, – взмолился мужик. – Дети у меня малые. Деньги… Вон они, деньги. В шкафу. Всё берите.

– Разрешаешь? – рассмеялся Токмаков и ударил кассира в зубы. – Ты мне одолжение делаешь?

Голова кассира дёрнулась ещё и ещё раз от ударов бывшего царского поручика. Ишин прошёл к шкафу и достал увесистую коробку с деньгами.

– Ого! Нормально! – довольно воскликнул он, открыв крышку.

– Дома посчитаем, – сказал Антонов. – А этих кончать надо. Пусть в селе знают, что коммунистов ждёт только смерть.

– За что? Ефим, – обратился кассир к Казанкову, пытаясь плечом убрать кровь с заплывающего глаза. – Ты же меня знаешь. Отпустите.

– Знаю, – спокойно ответил Казанков. – А третьего дня на митинге ты по-другому пел. Большевикам славу кричал.

– Ефим, в расход его! – зло скомандовал Антонов. Казанков подошёл к кассиру ближе и несколько раз нажал на курок.

Кассир дёрнулся и безвольно свесился на стуле. Председатель и помощник уже немного пришли в себя и с ужасом наблюдали убийство своего соратника.

– Тащите их на улицу, – приказал Шурка.

Не церемонясь, бандиты за ноги вытащили коммунистов из сельского совета и бросили около крыльца.

– Степаныч, давай товарищей ихними приказами накормим, – предложил Ишин повеселиться.

– Давай. Пусть другим неповадно будет.

Живым коммунистам бандиты вспороли животы и натолкали внутрь сельсоветских бумаг. А потом подожгли. Истошный рёв прокатился по селу. Бились в конвульсиях несчастные жертвы, не сразу их покинула жизнь. Бандиты смотрели на судороги большевиков и, довольные, пересмеивались. Удачный у них выдался денёк. Испуганные бабы не смели подойти близко, прятали детей. Один из мужиков сунулся было на крики к сельскому совету, но Ишин без лишних вопросов выстрелил ему в грудь. Крестьянин замертво свалился в дорожную пыль.

– Петя, пиши мою директиву, – приказал Антонов Токмакову и медленно продиктовал:

– Смерть коммунистам! Так будет со всеми, кто пойдёт за большевиками!

Прикрепив листок на дверь сельсовета, бандиты вскочили на лошадей и быстро выехали из села. Не стали ждать, когда с полей на шум сбегутся сельчане.

Под улюлюканье и свист антоновцы подскакали к ожидавшим их товарищам.

– С добычей! – издали прокричал Ишин, высоко над головой показывая сумку с деньгами.

– Кто бы сомневался, – довольный братом произнёс Дмитрий Антонов.

Соединившись, отряд отбыл в инжавинские леса на базу, где они после удачных налётов делили добычу.

14

Софья тяжело переживала разлуку с Александром. Ведь только начали вроде бы нормально жить, только появились семейный очаг и надежда на дружную жизнь, но проклятая борьба за передел миропорядка опять оборвала все планы.

Софья ушла от родителей и жила одна в Тамбове в небольшой квартирке на втором этаже двухэтажного дома недалеко от центра города. Конечно, к ней приходили из ЧК и расспрашивали про Антонова. Но что она могла им сказать? Знала, что жив-здоров. Вот и всё. Сам он ни разу не объявлялся, и это очень огорчало Софью.

В последнее время до неё стали доходить слухи, что Александр злостно бандитствует в уездах. Говорили, что не щадит он ни многодетных отцов, лишая семьи кормильцев, ни молодых парней и девчат, гордо именующих себя комсомольцами. Подробности жестоких расправ больно обжигали Софью. Не хотела она верить, что Саша, тепло нежных рук которого помнила каждая клеточка её тела, способен на такую жестокость.

– Нет. Всё не так. Врут они. Наговаривают, – твердила она себе.

Но слухи всё ползли и ползли, разбивая несчастное сердце. Тяжело было жить Софье. Работа, пустая квартира, одиночество и бесконечные жалящие мысли, от которых можно сойти с ума.

Вот и сегодня вновь был день, безобразно похожий на остальные. Он закончился, и молодая женщина была этому рада. Она без аппетита поужинала, умылась и приготовилась ко сну. Раздевшись до рубашки, Софья подошла к большому зеркалу и посмотрела на своё отражение. Красивая женщина с печальными глазами смотрела на неё оттуда.

– Спокойной ночи, – сказала Софья себе, приглушила керосиновую лампу и легла в кровать.

Прикрыв глаза, она лежала и думала о своей бесцельной жизни. Разные мысли вспыхивали и гасли в мозгу, путая сознание. Софья незаметно для себя задремала.

Сквозь дремоту она услышала осторожный стук в окно. Не сразу очнувшись, Софья приподняла голову с подушки и сонным взглядом окинула комнату. Стук повторился. Софья испуганно вскочила с кровати, прижала к груди покрывало и медленно подошла к окну. За занавеской в окне она увидела своего Александра. Он помахал ей рукой, показывая на щеколду. Софья, догадавшись, бросилась открывать окно. Руки её дрожали, сердце бешено билось, грозя сломать грудную клетку, а проклятая щеколда всё никак не поддавалась.

Наконец окно было открыто. Александр прыгнул в комнату, сразу закрыл окно и задёрнул занавеску. Только после этого он притянул Софью к себе и начал целовать мокрые от слёз щёки любимой. Покрывало упало, но Софья этого даже не заметила. Она обняла мужа и тихонько гладила его плечи.

– Пришёл, пришёл, – шептала она.

– Ты ждала? – вместо приветствия спросил Александр.

– Я всегда тебя жду. Это моя судьба, – дрожащим голосом ответила Софья.

– Потерпи ещё, Соня. Всё наладится.

– Я терплю, но это не кончается. Тебя со мной нет. Я одна и одна, – Софья медленно роняла слова, прижимаясь к мужу. Ей так не хотелось его отпускать. Только в глубине души она знала, что он опять уйдёт. Уйдёт надолго, оставив ей бессонные ночи с мокрой от слёз подушкой.

– Ты голоден? – наконец-то оторвавшись от него, спросила Софья.

– Только пить. Пересохло в горле.

Они прошли к столу, и Софья быстро приготовила Александру чай. Она поставила на стол печенье и ещё какие-то скромные припасы.

Александр, обжигаясь, торопливо пил чай, а Софья смотрела на него тоскливыми глазами и молчала.

– Что ты молчишь, Соня? – спросил Александр.

– Если бы так было всегда – тихо ответила Соня, смахнув набежавшую слезу.

– Не надо об этом, – попросил Антонов и протянул к ней руки, вставая из-за стола. – Иди ко мне.

Софья встала, и Александр, не дожидаясь, сам подошёл к ней и взял на руки.

– Я соскучился, девочка моя, – ласково произнёс он.

Антонов подошёл к кровати и бережно положил на неё Софью. Потом вернулся к столу и убавил огонёк керосиновой лампы. В комнату опустился таинственный волнующий полумрак. Александр быстро сбросил с себя одежду, опустился перед кроватью на колени и начал целовать Софью. Сначала мокрые от слёз щёки, потом шею, дальше упругие девичьи груди и мягкий шелковистый живот… Дыханье у Софьи участилось, руки ласкали волосы Александра, а тело послушно отвечало на ласки.

– Боже, как хорошо! – прошептала она, крепко прижимаясь к мужу.

… А потом они лежали, прислушиваясь друг к другу. Голова Софьи лежала на груди Александра, послушно поднимаясь и опускаясь в такт его дыханию. Он гладил её плечи, в коротком молчании наслаждаясь теплом любимого тела.

Софья тихонько высвободилась из объятий и встала. Погасив лампу, она подошла к окну и отдёрнула шторы. Из окна была видна убегающая вдаль улица с посаженными вдоль домов деревьями. В тусклом свете фонарей ветер играл опавшей листвой.

Софья облокотилась на подоконник и устремила тоскливый взгляд в пугающую пустоту спящего города. Неожиданно из неоткуда в голове женщины зазвучала музыка давно забытого романса, слова которого так точно передавали её сегодняшние чувства.

 Пододвинь моё кресло поближе,

Я в раскрытое гляну окно.

Может быть, своё счастье увижу,

О котором мечтала давно.

Как пуста и уныла дорога.

Как волшебна манящая даль!

Мне хотелось от жизни так много,

А достались тоска и печаль.

Не зови, не тревожь. Я устала

Пробираться к тебе в пелене.

И любовь не начнётся сначала.

Моё сердце погибло в огне.

Столько лет я напрасно молила.

Лишь молчание было в ответ.

Покидают последние силы.

Где ты мой отзвеневший рассвет?

Софья мысленно унеслась в те короткие дни, когда она была счастлива со своим любимым, когда ей казалось, что весь мир лежит перед ними. Так давно это было… По лицу Софьи побежали слёзы, и она их не вытирала. Музыка рвала её сердце, обнажая каждый нерв.

Эти руки отвыкли от ласки,

Не придётся им крыльями стать.

Я мечтала в прекраснейшей сказке

Над землёю в любви полетать.

Александр подошёл к ней и сзади приобнял за плечи, понимая, что сейчас надо просто помолчать. Что он ей мог сказать? Он сам ничего не знал. Он всё равно должен будет уйти и продолжить своё дело.

Всё ушло… Солнце ниже и ниже.

Ничего я уже не боюсь.

Пододвинь моё кресло поближе,

Я в оконной мечте растворюсь.

Последние звуки чуть слышной песни улеглись и затихли в тёмных уголках комнаты. Софья поёжилась, возвращаясь из колдовства отзвучавшей мелодии. Действительность вновь наваливалась неимоверно тяжёлым грузом. Радость встречи померкла перед предстоящим расставанием.

– Бедная моя Соня, ты прости меня. Я разрушил твою жизнь, – сокрушённо произнёс Александр, не зная, как утешить жену.

– В этом никто не виноват, Саша. Не говори так, – ответила Софья, повернувшись к нему. – Нам выпало страдать. Я много об этом думала, и я к этому готова.

– Я не хочу, чтобы ты страдала. Ты должна быть счастлива, – горячо произнёс Антонов. Он стал быстро ходить по комнате, выдавливая из себя тяжёлые слова. – Большевики хотят разрушить нашу жизнь. Они обманом захватили власть. Они виноваты во всём. Но я не сдамся. Ничего ещё не кончено. Народ с нами. Мы будем бороться и мстить.

Софья смотрела на мечущегося по комнате мужа и не узнавала его. Дышал он тяжело, лицо сделалось каменным, руки разлетались и рубили воздух, будто в них были зажаты шашки. А глаза ненавидяще буравили полумрак комнаты, словно там прятались враги. В эти минуты Антонов уже не был любящим ласковым мужем. Он был чужим.

Софья вздрогнула, вообразив на мгновение кровь на руках мужа.

– Саша! – шёпотом вскрикнула она. – Остановись! Я прошу, не надо. Не трогай женщин и детей. Грех это большой. Много плохого про тебя говорят.

Антонов замедлил шаги и встал посреди комнаты, возвращаясь к реальности. Пелена отчуждённости спала с его глаз. Он подошёл к Софье, улыбнулся и осторожно поцеловал её глаза.

– Не верь. Врут они. Идёт борьба, – произнёс он.

– Ох, Саша, Саша…

А на улице уже занимался рассвет. Понемногу темнота стала прятаться, очертания зданий прорисовывались всё чётче.

– Пора мне, Соня. Надо уходить.

– Надо уходить, – печально повторила Софья. – Ты вернёшься? Как мне жить без тебя?

– Вернусь. Обязательно вернусь! – твёрдо ответил Антонов. – Но сейчас тебе со мной нельзя. Опасно.

– Я буду ждать…

Антонов оделся, проверил маузер, потом крепко поцеловал Софью в губы и исчез в распахнутом окне. Софья перекрестила опустевший проём, закрыла окно и опустилась на стул, сразу обессилев.

Она опять осталась одна.

15

Выпрыгнув в окно, Антонов благополучно приземлился на мостовую и быстрым шагом, не оборачиваясь, свернул за угол, где его поджидали брат Дмитрий и Пётр Токмаков.