Хорошие манеры Соловья-разбойника

– Ты женат? Есть дети?

Разрушать чужую семью Роза Леопольдовна никогда не станет. Даже если мужчина хорош, как Аполлон, отвешивает заковыристые комплименты, целует следы ее туфель на асфальте, даже в этом случае у него при наличии штампа в паспорте нет шансов залезть в постель и кошелек Краузе. Никакие заверения: «Мы с супругой сто лет не спим вместе, просто никак развод не оформим» на Краузе не подействуют. Она спокойно ответит: «Я с женатыми даже в кино не хожу». Полагаете, что Роза за версту чует ложь, понимает, что к ней собирается прибиться альфонс? Нет. Ей жалко незнакомую женщину, няня не хочет стать причиной ее слез. С «чуйкой» у Краузе плохо. Увы, она верит словам, никогда не проверяет то, что сообщил о себе Иван-царевич. Сколько раз ее обманывали? И не сосчитать. В последние годы все романы няни развиваются по одной схеме. К ней в инстаграм в директ пишет красивый донельзя парень: «Ты прекрасна, я хочу с тобой познакомиться».

Краузе заходит в его профиль, видит фото и тут же вступает в отношения. Первую неделю кавалер демонстрирует чудеса щедрости: водит Розу в кино, покупает мороженое, поет о своей любви. Он весел и позитивен. Но потом улыбка исчезает с лучезарного лика. Роза Леопольдовна начинает расспрашивать жениха и узнает, что у него тяжело больны мама, сестра, любимая бабушка, тетя. Нужна огромная сумма на операцию. Думаю, далее рассказывать нет смысла. Потеряв свои накопления, а вместе с ними и очередного Ивана-царевича, Краузе очень огорчается. Но ведь щеночек не способен долго рыдать. Он живо утешается и готов к новым полетам с обрыва в воду.

Глава восьмая

Примерно пять месяцев назад Роза Леопольдовна резко повеселела, покрасила кудри в цвет лепестков нарцисса, купила новое платье и забегала по нашей квартире, напевая.

Я насторожилась и осторожно осведомилась:

– Как его зовут?

Краузе заюлила:

– Вы о ком? Я не собираюсь замуж! Точка.

Макс тоже попытался разведать, что случилось, но потерпел неудачу.

Через несколько месяцев няня спросила:

– Можно я недельку переночую у вас?

– Конечно, – обрадовалась я, – гостевые комнаты свободны, выбирайте любую. А что случилось?

– Сосед сверху забыл закрыть кран в ванной, – объяснила Роза Леопольдовна, – ремонт будет делать.

Прошла одна неделя, вторая, на исходе пятой мы с Максом вдвоем насели на Краузе и потребовали от нее ответа: почему она живет у нас?

Няня разрыдалась и рассказала настолько глупую историю, что нормальному человеку поверить в нее просто невозможно.

Розе Леопольдовне написал… космонавт по имени Сергей Петров. Он был хорош собой, любимый типаж Краузе. Страсть вспыхнула петардой. Два месяца огонь любви горел синим пламенем. А потом у Сережи случилось несчастье. Его обвинили в пропаже радара, прикрепленного снаружи космического корабля. Понимаете, да? Наверное, зеленые инопланетные человечки незаметно открутили радар и продали его на межгалактическом рынке. Стоит этот прибор миллионы. У Сережи такой суммы нет. Он не просил денег у Краузе, собирался взять кредит. Но банк потребовал показать документы на его квартиру, иначе не выдаст космонавту нужную сумму. И что делать? Начальство велело Сергею купить новый радар, а где ему столько миллионов нарыть? Помочь мужику может только Краузе. Она должна подарить свою двушку Сереже на время. Он продемонстрирует свои владения банку, получит ссуду и вернет жилье Розе назад!

– И вы поверили? – ахнула я.

– Уму непостижимо! – взвился Макс. – Роза, сколько раз ты деньги теряла?

– Он не просил ни рубля, – всхлипнула Краузе, – только двушку на время. На месячишко!

Я молча выслушала ее историю до конца. Надо ли объяснять, что, получив апартаменты в подарок, Сергей испарился, как капля воды с горячей сковородки. Мерзавец предупредил возлюбленную:

– Я отправляюсь в командировку на орбиту, вернусь через месяц и отдам тебе квартиру.

Краузе прождала царевича семьдесят дней, потом поехала в свою двушку и обнаружила в ней новую хозяйку. Та показала ей договор купли квартиры и велела:

– Больше здесь не показывайтесь.

Вульф только зубами скрипнул и шепнул мне:

– Я разберусь.

Роза Леопольдовна теперь живет у нас. Но ей морально некомфортно, хочется иметь свою норку, поэтому она собралась заняться бизнесом. Франчизкой!

Я вздрогнула. Так. Новая напасть. Мало нам жуликов-альфонсов, так теперь у няни появилась подруга со странным именем.

– Ты вложила деньги в какое-то дело?

– Да, да, да, – обрадовалась Роза Леопольдовна, – в очень выгодное! Одна тысяча приносит сто тысяч прибыли.

Я задержала дыхание, потом выдохнула.

– Познакомь меня с Франческой. Прямо сейчас. Пусть она приедет! Немедленно!

– Франчизкой, – опять поправила меня няня, – так она уже здесь.

– Где? – изумилась я, и у меня возникли вопросы.

Краузе привела в дом незнакомую женщину? Не спросила у хозяев разрешения? Этого просто не может быть! Вероятно, дамочка с итальянским именем цыганка-гипнотизерша, она одурманила Розу. Ничем другим поведение няни объяснить невозможно. Но с другой стороны, очень хорошо, что авантюристка здесь. И…

Неожиданная мысль пришла мне в голову.

– Роза, – прошептала я, – она с сумкой?

– Кто? – так же тихо осведомилась Краузе.

– Франческа, – уточнила я, – надо влезть в ее ридикюль и вытащить паспорт. Скорее покажи, где пакостница оставила сумку?

Краузе захихикала:

– Лампа! Франчизка там!

Няня показала на дверь.

– В туалете? – уточнила я.

– Им только гости пользуются, – смутилась Краузе, – но они могут ходить в санузел между гостевыми спальнями. Я бы Франчизку там устроила, чтобы она никому не мешала. Но тот сортир маленький. Она бы в него не влезла! А в этом…

Краузе еще раз показала на дверь.

– Просто отлично поместилась. Будто для нее его сделали.

Я прислонилась к стене. Спокойно, Лампа, не нервничай. Оцени ситуацию хладнокровно, истерика еще никому не помогала. Ну-ка улыбнись и задай вопрос:

– Франческа будет жить с нами?

– Да, – подтвердила Роза Леопольдовна.

И беседа потекла рекой.

– В сортире? – уточнила я.

– Он ей очень подошел, – ответила няня.

– Она цыганка?

– Кто?

– Франческа!

– Нет! Нет! Француженка.

– Ты ее паспорт видела?

– Да, он у меня в комнате.

Я отлепилась от стены.

– Зови ее сюда!

– Кого?

– Франческу. Пусть выходит.

– Ха-ха. Франчизка не способна передвигаться.

– Она инвалид?

– Нет.

– Почему тогда не ходит?

– У нее ног нет. Лампа, ты такая шутница!

С этими словами Роза Леопольдовна настежь распахнула дверь. Я, затаив дыхание, заглянула в санузел.

Глава девятая

Я увидела стол и какой-то аппарат, отдаленно похожий на скороварку.

– Вот Франчизка, – гордо заявила няня, – это мой замечательный бизнес.

Я чихнула.

– Франческа не человек? Это стол и кастрюля?

– Да, да, – кивнула Роза Леопольдовна, – за пару часов я легко сделаю восемь наборов. Или просто банок с кремами и масками.

Я потрясла головой.

– Ничего не понимаю.

– Этим сейчас все занимаются, бизнес номер один, – затараторила няня, – деньги рекой текут. Надо только покупать составляющие на фирме. Но в интернете на форуме написано, что можно и свои использовать, тогда получится авторский вариант. И незачем об этом тем, кто Франчизку продал, рассказывать. Они могут оштрафовать.

– Кого? – оторопела я.

– Няня договорилась с фирмой, – закричала из коридора Киса, – ей продали кастрюлю и пустые банки. Еще она приобрела пакетики с порошком. Из них нужно готовить кремы, маски, пилинг для лица и тела, а потом продавать все кому хочешь. Главное, чтобы это в скляночки фирменные запихивать. Вся выручка твоя. Фирме только за пакеты с порошком платить надо, и аппарат купить. Он электрический. Я могу готовую массу по баночкам ложкой раскладывать. Нельзя в аппарат что-то свое запихивать, так на фирме предупреждают, а в интернете пишут, что можно! Вот банки придется у них брать!

– Франшиза! – осенило меня.

– Ну да, я все время так и говорила, – сказала няня, – Франчизка. А ты твердила: Франческа.

Я опустилась на унитаз и выдохнула, Роза Леопольдовна тем временем продолжала:

– Я начала с элементарного. Питательный крем для лица, рук, ног, тела всей семьи, подруг и соседей.

Краузе сунула мне под нос открытую банку с массой цвета асфальта.

Я в этот момент делала вдох и чуть не скончалась.

– Фу! Вот он, запах жженой пластмассы!

– Это натуральный крем, – обиделась няня, – те, что с ароматами, отрава! В них химия, а у меня кремы без отдушек. Но я еще завтра поэкспериментирую. Кстати, эту банку уже купили.

– Кто? – удивилась я.

– Рыжая тетка, – ответила Роза, отнимая у меня крем, – мы с ней в лифте познакомились. Я Франчизку в кабину впихивала, ее упаковали вместе с пакетами и складным столом. Все в одну здоровенную коробку. Еле-еле ее до подъезда дотащила, и силы закончились. Представляешь, мне посторонний человек помог.

И тут раздался звонок в дверь.

– О! А вот и она! – обрадовалась Краузе. – Первая ласточка моего успешного бизнеса. Киса, держи крем, положи его в пакетик. Отдашь клиентке.

Я не успела издать ни звука, Роза помчалась по коридору, за ней бросились мопсы, Киса и Альберт Кузьмич.

– Еще раз здравствуйте, – заголосила няня, когда стройная женщина лет пятидесяти вошла в прихожую, – вы так здорово выручили меня.

– Право, это ерунда, – смутилась незнакомка, – я просто помогла толкать ящик.

– Не всякая так поступит, – возразила Краузе, – давайте познакомимся. Я Роза, няня Кисы.

– Алина, я тоже работаю с детьми – представилась женщина, – преподаю им немецкий язык.

Я улыбнулась.

– Меня зовут Евлампией, но я предпочитаю имя Лампа.

Киса протянула Алине пакетик:

– Это ваш заказ. Банка с кремом, к ней инструкция. И пробник маски.

– Все из натуральных ингредиентов, – заверила Роза.

– Только что сделано, – запрыгала Киса.

Клиентка вынула кошелек.

– Сколько с меня?

Краузе прищурилась.

– Это подарок!

– Ой, нет, – запротестовала Алина.

– Вы мне помогли, – повторила Роза Леопольдовна, – берите. От всего сердца презент, не обижайте меня.

– Ну… – замямлила гостья, – ну… вроде как я его выпросила!

– А вот и нет, – вмешалась в разговор взрослых Киса, – у каждого бизнесмена, когда он делает крем, есть подопытная мышь. Мы любим животных, на них тестировать ничего не станем. А на вас можно, вы же не кролик, не собака, не крыса. Ой, Лампа, ты мне на ногу наступила.

– Прости, это нечаянно, – соврала я и подмигнула девочке.

Но та не сообразила, что я прошу ее замолчать, Киса весело вещала:

– Денег Роза Леопольдовна не возьмет. Но если вы хотите ее отблагодарить, то есть другой способ. Ой, Лампа, ты меня ущипнула за попу.

– Прости, это случайно, – сказала я и выпучила глаза.

Но и это не подействовало. Киса продолжала:

– Расскажите в своих соцсетях о нашей продукции, похвалите кремы.

– Хорошо, – кивнула Алина, – непременно.

У меня зазвонил телефон, это был Махонин. Я быстро ушла в глубь квартиры и спросила:

– Что случилось, Николаша?

– Вот объясни мне, почему женщины всегда задают этот вопрос, – сказал парень.

– Наверное, из-за повышенной тревожности, – предположила я. – Мы договорились встретиться завтра в офисе, вроде все ясно. И вдруг твой звонок!

– Я пытался поговорить с Максом, но у него телефон вне зоны доступа.

– Вульф всегда, когда из командировки возвращается, бежит в фитнес штангу ворочать, – пояснила я, – трубку в шкафчике оставляет, никогда в зал ее не берет.

– Надо, наверное, и мне спортом заняться, – протянул Махонин, – сутками у компов сижу, ходить почти разучился. Слушай, тут вот какая ситуация. Вера Арамакина меняла паспортные данные. И она вовсе не пожилая, ей сорок лет с небольшим было. Имя она оставила прежнее, Вера Ивановна.

– Мне кажется, что Алла называла другое отчество, – пробормотала я, – Петровна, Сергеевна, Николаевна, как-то так. Хотя я могу ошибаться.

– Не помню, что говорила Федина, – отрезал Махонин, – я работаю с документами. От рождения фанатку скрипачки звали Верой Ивановной Марамамакиной. Она дочь Анелии Борисовны Ореховой…

Я подпрыгнула.

– Кого?

– Анелии Борисовны Ореховой, – повторил Николаша, – преподавателя музыкальной школы.

Я опять спросила:

– Кто ее ребенок?

– Ты меня не слушаешь, – рассердился Махонин. – Вера Арамакина до четырнадцати лет носила фамилию Марамамакина. Ее мать Анелия Борисовна Орехова, она преподавала…

– Историю музыки, – перебила его я.

Настал черед Николаши удивляться.

– Ты ее знаешь?

– Когда я только начала учиться в музыкальной школе, там была педагог Анелия Борисовна Орехова, – объяснила я, – злая до оторопи баба. Получить у нее четверку – невозможное дело, она ставила детям или три, или два. Двойку очень охотно и часто. Когда к ней обращались возмущенные родители, говорили: «Наш ребенок достоин пятерки», – эта Баба-Яга отвечала: «На „отлично“ любой предмет знает только Господь Бог, педагоги могут претендовать на четверку. А ваш отпрыск и двойки-то недостоин».

Директор школы всегда был на стороне Ореховой. Если же разъяренная мать показывала Ивану Алексеевичу дневник ученика, в котором стройными рядами стояли пятерки, а двойки только от Анелии, и кричала:

– А ну-ка, посмотрите! Мальчик прилежный ученик, ни по каким другим дисциплинам у него даже четверок нет. Орехова к нему просто придирается, велела рассказать о рельефе в гробнице Ван Чучжи, она датирована девятьсот двадцать четвертым годом. И давай спрашивать: «Сколько там изображено музыкантов? Танцоров? Кто кроме них еще есть? Исполнители мужчины или женщины?» Вот вы сами ответите? – Директор молча выслушивал ее крики, обещал приструнить Анелию, но та продолжала вести себя по-прежнему.

– Ни фигасе, – перебил меня Николаша, – интернет во времена твоего детства еще не изобрели. Где инфу нарыть? И как вы без компов жили?

– Не поверишь, очень даже здорово, – засмеялась я, – ходили в театр, кино, на концерты. Многие дети уроки делали в районных библиотеках. Там был читальный зал и добрые старушки-сотрудницы. Они всегда советовали нужную литературу. Если же необходимых книг у них не было, то мы отправлялись в Ленинку в юношеский зал. Там стояли лампы с зелеными абажурами, а в каталоге было все! Еще мне там нравились в буфете сосиски с зеленым горошком. А в школе срабатывала взаимовыручка. Ученики рассказывали друг другу, какие вопросы грымза им задавала и как нужно на них отвечать. Она уже умерла, наверное. Когда я поступила в первый класс, ведьма была уже старой.

– Маленькой девочке двадцатипятилетняя мать кажется пожилой, – сказал Махонин.

– Верно, – согласилась я, – а когда взрослеешь, удивляешься: оказывается, мама-то молодая. Подожди! Орехова мать Веры, фанатки Аллы?

– Ну да, я с этого начал, а ты меня перебила и погрузилась в воспоминания, – пробурчал Николай, – ты права. Она умерла.

– А почему ее дочь не Орехова, а Марамамакина? – спросила я.

Глава десятая

– Лампа, ты достойна премии за свой вопрос, – рассмеялся Махонин. – У девочки был отец! Ребенок, как правило, носит его фамилию.

– Отец Веры Иван Марамамакин? – уточнила я.

– Скажем так, этот мужчина записан ее отцом, – сообщил начальник отдела компьютерного поиска, – а уж от кого училка ребенка родила, знала только она сама.

– Стой, стой, – зачастила я, – директора нашей музыкальной школы звали Иван Алексеевич Марамамакин, у него была жена Людмила Павловна, очень милая дама. Она у нас не работала, но часто приходила к мужу. Красивая, хорошо одетая, никакой обожаемой советскими дамами «химии» на голове. На фоне педагогов она казалась райской птицей в стае куриц. Но если директор записал Веру как свою дочь, значит, он ее отец. Ну и ну!

– Тебя удивляет факт измены мужа супруге? – осведомился Махонин.

– Нет, – возразила я, – во все времена есть люди, которые не хранят верность партнеру по браку. Но Иван Алексеевич глава школы, скорей всего он был коммунистом. Поход «налево» мог спровоцировать развод с женой и, как следствие, развал семьи, потерю руководящей должности. В СССР строго соблюдали так называемый моральный кодекс строителя коммунизма. Пошарь в интернете, думаю, он там есть. Когда кого-то из граждан СССР собирались отправить в составе делегации в соцстрану, кандидатуры тех, кто поедет, всегда обсуждали на парткоме. Если выяснялось, что один из предполагаемых делегатов замечен в адюльтере, секретарь партийной организации заявлял:

– Сегодня он жене изменил, а завтра Родину продаст.

И вычеркивал фамилию сластолюбца из списка. Это правило распространялось как на мужчин, так и на женщин. Поэтому любовники старательно скрывали свои отношения, не хотели неприятностей ни дома, ни на работе. Иногда правда выплывала наружу, и тогда возникала война местного масштаба. Изменников могли побить их вторые половины, порой пары разъезжались, жена отправлялась к своей матери, или муж сбегал на дачу. Но посторонним о разрыве не сообщали, делали вид, что все в порядке. Получение новой квартиры, путевки на море, продвижение по службе и много чего еще зависело от морального облика человека. Мне трудно представить, что какой-то мужчина посмотрел на Анелию как на женщину. Но я рассуждаю с позиции ребенка, которому Орехова с энтузиазмом ставила колы. Интересно, почему Вера сменила фамилию, но оставила отчество? Если она затаила обиду на отца, то должна была стать Ореховой.

– Вера получила десятилетнее образование, – прервал меня Николаша. – Но есть нюанс. Девочка – инвалид. Она училась в так называемой «лесной школе». Что за болезнь у нее, я пока не выяснил. Вера получила паспорт на фамилию Марамамакина. Недуг не помешал ей поступить в институт, выучиться на редактора и работать в военном издательстве. Замуж Вера вышла за генерала, переехала жить к нему, супруг был значительно старше ее. После его кончины Вера устроилась в архив и работала там до своей смерти от инфаркта. Единственный странный шаг с ее стороны – смена фамилии за пару лет до смерти. Анелия Орехова умерла в июле, а в сентябре ее дочь стала Арамакиной.

– Марамамакина – Арамакина, она просто убрала часть отцовской фамилии, – вздохнула я. – Знаешь, Николаша, будь Анелия жива, я не согласилась бы ехать к ней ни за какие коврижки.

– А и не надо! Сходи к законной жене Ивана, – тут же предложил Махонин, – это Людмила Павловна Будкина. Живет она в паре шагов от тебя, на соседней улице, за пять минут ты легко дойдешь. Дом называется «Лебединое озеро».

– Знаю, – обрадовалась я, – это многоэтажная башня за забором. Сквозь него видно, какая у них красивая детская площадка. Киса очень хотела там играть. Но жильцы запрещают пускать посторонних. Горки, качели и все прочее только для местных ребят и для тех, кого приглашают их родители. А почему Людмила Будкина? Муж-то у нее Марамамакин?

– После смерти Ивана Алексеевича вдова вернула себе девичью фамилию, – объяснил Николай.

– Какая-то странная чехарда, – пробормотала я. – Вера тоже сменила фамилию.

– Я договорился с Людмилой, – сообщил Махонин, – позвонил ей до того, как соединился с тобой. Просто подумал: если муж признал девочку от любовницы, то жена точно знает о существовании незаконнорожденной. И какие чувства к Арамакиной она испытывает?

Забыв, что Махонин меня не видит, я кивнула:

– Возможно, добрые, но скорее всего не очень.

– Значит, она расскажет про Веру все, что знает! Без прикрас! Ой! – воскликнул Николаша.

– Очки опять разбил? – спросила я.

– Нет, раздавил, – расстроился мой собеседник. – Одна пара упала, а я не заметил, решил на стуле до подоконника доехать и прокатился по оправе. Капец ей!

– У Энтина для тебя всегда есть набор вторых глаз, – напомнила я. – Мой тебе дружеский совет: хоть раз в месяц передвигайся по комнате на ногах. А то они отсохнут за ненадобностью. Во сколько мне завтра надо прийти к Людмиле?

– В восемь! Утра!

– Ты уверен? – удивилась я.

– Да. Она так сказала!

– Ну ладно, – согласилась я, – заведу будильник на шесть тридцать.

– Зачем вставать в такую рань? – спросил Махонин. – Полвосьмого поднимешься, не опоздаешь. Идти тебе пять минут черепашьим шагом.

– Надо умыться, причесаться, одеться, наложить макияж, позавтракать, – перечислила я, – за тридцать минут я не успею.

– Как у вас все сложно, – хмыкнул Коля, – хорошо, что я родился не женщиной! Сплошное неудобство и трата времени на всякую ерунду.

– Ой, мама! – закричала Роза Леопольдовна. – О господи!

– Все, пока. До встречи завтра в офисе, – скороговоркой выпалила я и помчалась в коридор.

Краузе была в гостевом санузле, который превратился в фабрику по производству косметики. Кроме няни там оказался Макс, он успел вернуться домой, пока я говорила с Махониным. Муж стоял спиной к двери и молчал. А Роза заламывала руки и твердила:

– Ну… ну… ну…

– Что случилось? – спросила я.

Вульф повернулся ко мне:

– Привет. Как это тебе?

– Что? – не поняла я.

– Не видишь? – рассмеялся супруг.

– Куда смотреть надо? – уточнила я.

– Смотреть в глаза, – рявкнул Макс и рассмеялся. – Фразочка из старых кинофильмов и современных дурных сериалов. Но в этом случае она очень даже актуальна.

Я уставилась на Вульфа.

– Ну? – спросил муж.

– Зачем, зачем, зачем… – простонала Краузе, – ну, зачем?

– Лампудель, ответь, – попросил Вульф. – Как я выгляжу?

– Обычно, – ответила я.

– Да? – уточнил супруг. – Ты уверена? Я не похорошел?

– Ты всегда прекрасно выглядишь, – сказала я.

– Я в противогазе, – расхохотался муж.

– Его на тебе нет, – удивилась я.

– Просто я вспомнил старый анекдот, – проговорил сквозь смех Вульф. – Пришел мужик с работы, женушка его в прихожей встречает, спрашивает: «Как я тебе?» Он в затылке почесал: «Платье новое?» – «Нет». – «Волосы покрасила?» – «Нет!» – «Губная помада другая?» – «Нет!» – «Так что изменилось-то?» – «Я в противогазе перед тобой стою».

Макс опять расхохотался.

– На его лоб посмотрите, – прошептала Краузе. – Над глазами что?

– Ничего, – ответила я. – А что там должно быть?

– Я в противогазе, – пропел Вульф.

– Брови! – выкрикнула Краузе. – Роскошные такие, соболячьи! Черные. Где они?

– Нету! – подпрыгнула я. – Макс! Что ты сделал со своим лицом?

Глава одиннадцатая

– Ужас! – запаниковала Краузе. – Катастрофа.

– А по-моему, нет проблем, – заявил Макс, – никто и не заметит. Лампа-то не заметила.

Роза начала всхлипывать.

– Жена просто к вам привыкла. Она вас не разглядывает.

– Хорошее замечание, – согласился мой супруг, – я тоже полагаю, что примерно через год после свадьбы женщины перестают разглядывать светлый лик своего спутника жизни. Роза верно заметила.

– Неправда, – возразила я.

– Ты сказала, что у меня лицо такое, как обычно, – напомнил Вульф.

– Ну… э… я имела в виду, что на нем отсутствуют раны, порезы, – начала я выкручиваться, – нет родимых пятен, не выросли борода, усы…

– Не пропали брови, – подхватил Макс.

– Не пропали брови, – машинально повторила я. – Ой! Ты меня нарочно запутал. Куда они подевались?

– Мои роскошные брови? – уточнил муж. – Те, которые Роза пару минут назад охарактеризовала как соболячьи?

– Соболиные, – вздохнула я. – Где они?

– Сам не знаю, – весело ответил Вульф. – Я только что вернулся, после тренировки очень есть хотел. Поленился идти мыть руки в свою ванную, зарулил в гостевую. На раковине стоит банка, а мыла нет. Я решил, что купили какое-то новое средство, взял немного, ополоснул ручонки, умылся, вытерся. И тут влетает Краузе! Увидела меня и давай причитать: «Брови! Брови! Брови!» Сначала я не понял, что с ней!

– Макс сказал: «Роза Леопольдовна, не переживайте, ваши брови на месте. Если считаете, что они редкие, то можно к ним ваши усы подсадить». У меня нет усов!!! И никогда не было! – выпалила няня.

– Конечно, – заявил Вульф, – я просто пошутил, как всегда, глупо. Кто-нибудь может объяснить, что за мыло в баночке? Если оно в секунду удаляет растительность с лица, его многие с руками оторвут. Умоляю, не прячьте его! Завтра утром воспользуюсь им вместо бритья. Вдруг оно сработает?

– В банке питательная разглаживающая маска, – простонала няня.

Муж пощупал кожу над глазами.

– Точно. Просто как утюгом тут поработали!

– Где то, чем ты воспользовался? – осведомилась я.

Макс показал на раковину:

– Вот.

Я взяла пластмассовую банку и повернулась к Розе Леопольдовне:

– Что в ней?