Звезда бессмертия

Тропический зной до предела раскалил воздух, загнав все живое под крыши домов и спасительную тень деревьев. Замерло движение и на обычно оживленной авениде.

Расчет Волдимара был прост: увидев издали с помощью бинокля в идущей со стороны аэропорта машине членов экипажа “Семена Гарькавого”, он подаст знак водителям тяжелых автофургонов. Первый из них, неожиданно и стремительно выехав на авениду, устраивает столкновение с идущими навстречу одной или несколькими нужными им автомашинами, а второй в это время перегораживает авениду поперек, вызвав на своей машине пожар, что на несколько нужных им минут исключает какое бы то ни было преследование. Под видом оказания первой неотложной помощи его люди быстро переносят пострадавших – живых и мертвых- в свои автомобили, и они мчатся назад, к Гаване. Однако уже через три километра, практически всего через две минуты езды, они резко свернут вправо, в густой тропический лес – зеленую зону города, где в бывшем охотничьем домике одного из старорежимных генералов много лет живет и работает старый егерь-лесник Атерио Родилен, явка которого тоже оказалась безупречной.

Волдимар даже не пытался узнать, кто скрывается под маской лесника. Его вполне удовлетворил ответ этого довольно еще крепкого, с военной выправкой человека.

– Спрятать пять-шесть кабальеро? При нужде в моих погребках роту молодцов со всей амуницией можно укрыть. С полной надежностью. А доктора зря не ищите. Сам с этим делом справлюсь. Тридцать лет со всяким стреляным зверем вожусь. Лишние-то свидетели в нашем деле, пожалуй, и ни к чему будут…

Взглянув на часы, Волдимар в изумлении поднял брови. Стрелки показывали половину четвертого! В этот момент раздался тихий, но настойчивый зуммер радиотелефона.

– Материал получен. Он еще в двенадцать часов прибыл в редакцию, – четко и понятно докладывал специально оставленный для связи “журналист”. – Мне только что сообщил об этом дежурный. Раньше он не мог – ремонтировали телефон.

Дежурным между собой они называли папашу Креспо.

Длинно выругавшись по-испански, Волдимар стал разворачивать машину по направлению к городу.

– Всем в корреспондентский пункт. Ждать меня.

У первого же телефона-автомата он набрал номер диспетчерской аэропорта.

– Дежурный? Когда улетают из Гаваны наши дорогие русские гости? – услышав хрипловатый голос папаши Креспо, – спросил Волдимар. – Вас беспокоят из редакции.

– Я понял. По предварительным данным, они улетают завтра ровно в шесть утра. Молодой капитан и его милая помощница после регистрации их брака на улице Прадо должны были заехать в Академию наук, то есть в оргкомитет фестиваля, а затем – осматривать город. Свадебный обед назначен на восемнадцать тридцать в одном из Дворцов счастья на Пятой авениде.

– Спасибо за информацию, старина. Вручите им перед отлетом и наш подарок. Пусть порадуются в воздухе.

– Непременно сделаю! И позвоню вечерком.

Этого второго его звонка Волдимар дождался только в десять вечера.

– Почти все в порядке, товарищ начальник. Погода отличная по всему острову. Вылет без изменений – ровно в шесть. Молодые отплясывают на свадьбе до утра. И подарочек уже хорошо упакован. Он вместе с вещами свидетельницы молодых – бортрадистки и стюардессы их самолета Каридад. Она его им и вручит сама. Я уточню и перезвоню через десять минут.

Он позвонил немного раньше.

– Алло, вы интересовались своим багажом? Он на месте. Я только что проверил. Можете забрать его в шесть двадцать утра.

Голос Рейноля Медины звучал из трубки удивительно бодро. Словно бравурная музыка старых военных маршей. В нем слились в унисон неподдельная радость и гордость. Это было для Волдимара как подарок. Потому что двумя минутами раньше он получил из Сантьяго-де-Куба сообщение о втором своем за этот день поражении. Старший Бланке торопливо доложил, что две его лучшие подсадки в самый ответственный момент охоты за красным кальмаром угодили в пасть акулам.

– Но уже мертвыми, – успокаивающе добавил он. – Я бы достал новых, не хуже, но акулы сожрали снасть.

Волдимар поспешил на Пятую авениду. Без всяких осложнений пробрался он в старый парк и, подойдя к террасе, хорошо рассмотрел и жениха, и невесту, вместе с которой всего девять месяцев назад так удачно ловил рыбу для ухи в безымянном днепровском заливе.

Конечно же, это были они. Олег и Таня. Веселые, счастливые, полные радужных надежд. Ирония судьбы… Им оставалось жить немногим больше шести часов. И судьба их полностью зависит от него, Волдимара, поступками которого движут не высокие идеи, не зов бренной славы и даже не жажда мести за отнятую родину и дедовские вотчины, а простое и естественное стремление увеличить свой банковский счет. Что толку в идеях и славе! Все это преходящее. Он работает за деньги. И это они позволяют ему жить в свое удовольствие, зажигают огоньки благодарности в удивительно прекрасных глазах Розитты, сулят обеспеченную старость…

В полночь при свете фейерверка он собственными глазами видел, как молодые и их свидетели вошли в дом. Можно было уезжать, но что-то удерживало его здесь, в старом парке, напоминающем его собственное “бунгало”. Ему хотелось досмотреть до конца этот человеческий фарс, увидеть еще раз их счастливые лица всего за час-полтора до смерти.

Сидя с какими-то парнями в дальней альтанке, он тянул по глоточку кислое и немного терпкое вино, глядел на веселящуюся молодежь и где-то в душе сожалел… Нет, не о пропавших для него ста тысячах дополнительного вознаграждения, обещанных лично шефом за пригодного для беседы молодого капитана, а о скорой его гибели вообще. И его, и молодой его жены, и их друзей, и даже этой кубинской красотки Каридад, чемто внешне напоминавшей ему Розитту. Все они стали жертвами обстоятельств, в большинстве своем – невинными жертвами.

В раздумьях и воспоминаниях время летело быстро.

Вот и незнакомые его сотрапезники покинули альтанку. Стали разъезжаться гости. Замолк оркестр. С каждой минутой и терраса, и старый парк все больше пустели. А молодые не показывались из дома. Только в шестом часу утра, когда в парке никого не оставалось, а Дворец счастья так и стоял погруженным во мрак, он понял, что безнадежно проиграл и эту – третью за прошедшие сутки схватку.

“Что это? Роковое стечение обстоятельств? Или продуманные и хорошо организованные контрмеры органов безопасности?” – спрашивал он себя уже на улице, набирая по телефону-автомату номер папаши Креспо, и не находил ответа.

В трубке раздался бодрый молодой голос:

– Вас слушают, говорите.

Он молча повесил трубку на рычаг.

Что-то случилось. Непредвиденное. Непонятное Объект ускользнул из рук. Папаша Креспо исчез, возможно, даже арестован. Конечно, это легко проверить. К тому же на аэродроме стоит собственный самолет их “редакции”. И если они смогут вылететь из Гаваны в ближайшие час-полтора, то кто знает, как еще все обернется. У братьев Бланке есть запасные “подсадки”, а он на месте обеспечит их отличной “снастью”. Надо только успеть. Вот уж и вправду время – деньги.

“Шалите, друзья-капитаны! Еще не все потеряно.

Пусть этот раунд за вами, но он далеко не последний! И в четвертый раз за эти сутки он, Волдимар, не даст вам провести себя!” – думал он, садясь в машину, предусмотрительно оставленную в начале Пятой авениды вместе с одним из “журналистов”.

В корреспондентском пункте их ждали. Отдохнувшие, свежие, сосредоточенные, готовые на все. На столе дымился горячий ароматный кофе. В центре – большая нетронутая бутылка крепкого кубинского рома и несколько высоких бокалов. Аппетитно пахло от горки бутербродов.

Раскрыв бутылку, он молча разлил всем по двойной большой порции, первым выпил обжигающую коричневую жидкость с целым букетом изумительных запахов и с жадностью набросился на бутерброды. Еще бы! Пошли вторые сутки от первоначального телефонного звонка Рейноля Медины, то бишь, как его, Клименте Креспо. Он и крошки с тех пор в рот не взял. А сколько напряженных минут пришлось пережить!

Допив свой кофе, Волдимар взглянул на подчиненных.

– Трое из вас полетят со мной в Сантьяго-де-Куба. Нашим Самолетом. Сейчас же. На открытие регаты. Всем остальным, я подчеркиваю, всем до одного, – чуть повысил он голос, – включая лесника, добираться туда же самолетами и машинами. Катера также передислоцировать в Сантьяго.

Больше ничего не добавил. Его не расспрашивали.

Все и так было ясно каждому. Операция “Салют” вступала в новую фазу.

В диспетчерской аэропорта четверых зарубежных спортивных журналистов приветливо встретил приятный молодой человек. С учтивой готовностью он сразу же взялся за оформление документов на вылет. Правда, перед этим любезно предложил им лететь скоростным рейсовым самолетом.

– Места есть. Отправляется ровно в шесть, то есть через десять минут, – уточнил он, радушно улыбаясь. Меньше чем через час будете в Сантьяго.

Ни один мускул не дрогнул на лице Волдимара.

– Нам нужен именно наш самолет, – спокойно сказал он. – Возможно, придется доставить срочный материал и фотопленку об открытии Регаты прямо в главную редакцию, в Нью-Йорк.

– Тогда подождите, пожалуйста, несколько минут, пока я отправлю рейсовый.

Молодой человек занял место за диспетчерским пультом связи, одел наушники.

– Каридад, как слышите? Очень хорошо. Спасибо. Вылет разрешаю. Курс – двадцать восемь, скорость девятьсот пятьдесят, высота – шесть тысяч. Счастливого полета!

“Каридад? Какая Каридад? Откуда он знает это имя? Ах, да! Это бортрадистка самолета. Та, что была свидетельницей на свадьбе. Но ведь и она после полуночи не выходила на террасу из комнат Дворца счастья.

В этом-то он может поручиться. Глаз с дверей не спускал… Стоп! А что, если… Что если в доме есть еще один выход? Конечно! Он даже обязательно должен быть – черный ход для прислуги. И все они, молодые и свидетели, вполне могли воспользоваться именно этим ходом, чтобы не смущать веселящихся гостей. А теперь все они там, в самолете, вместе с миной, которая разнесет их в пыль ровно через двадцать минут. И с папашей Кресло все просто и ясно: добросовестно выполнив свою задачу, убедившись в надежности сделанного, он передал дежурство и спокойно отправился спать, чтобы это не произошло с его видимым участием. Самолета-то он не отправлял. О звонке они не договаривались, а сам он не стал звонить, чтобы лишний раз не привлекать внимания к корреспондентскому пункту ночными звонками”.

Струйки пота текли по лицу Волдимара. Он устало опустился в кресло. Достал платок.

– Где у вас можно сейчас выпить что-нибудь прохладительное? – спросил у молодого человека, когда тот вернулся от пульта к столу. – Еще раннее утро, а уже такая жара…

– Да, погода отличная по всему острову. Ни облачка. Прекрасный прогноз на весь день. А попить – это совсем близко. Справа за углом – киоск. Он должен работать.

Молодой человек не ошибся. Киоск был открыт. Волдимар и его молчаливые спутники долго смаковали то холодный манго, то минеральную, а потом, захватив несколько банок и бутылок с собой, вернулись в диспетчерскую.

Большие круглые часы на стенке показывали двадцать пять минут седьмого.

– Ваши документы готовы, – поднялся им навстречу все тот же приятный молодой человек. – Вам надо только расписаться в журнале регистрации частных вылетов и предъявить мне книжку пилота.

Один из спутников Волдимара молча расписался в журнале и протянул диспетчеру свою полетную книжку… В этот момент на пульте пронзительно зазвенел звонок. Диспетчер поспешно одел наушники.

– Что?! Какое несчастье?! Где?… В районе Камагуэй? Непонятный взрыв в воздухе?

Лицо его исказилось. Оно стало жестким и неприятным.

Волдимар поднялся с кресла и, кивнув своим спутникам, направился к выходу.

– Одну минутку, – устало остановил их молодой диспетчер. – Вылет я вам разрешаю через час, но придется несколько изменить маршрут. Слышали, какое несчастье…

– Весьма сочувствуем, – с достоинством наклонил голову Волдимар.

Он протянул молодому человеку маршрутную карту, по которой от Гаваны к Сантьяго-де-Куба была прочерчена ровная красная линия. Тот взял ее, положил на стол и в самом центре- произвольно начертил небольшую дугу, вершина которой касалась побережья Карибского моря.

– Как хорошо, что вы меня, не послушали! Это именно тот самолет… Извините, пожалуйста, за часовую задержку. На открытие регаты вы вполне успеете.

Они действительно успели. Над лазурной гаванью гремели оркестры. Отовсюду неслись песни, смех, радостные возгласы тысяч людей. И вдруг все стихло, замерло, остановилось… Трижды с небольшими интервалами оглушительно громыхнула стартовая пушка. Раскаты ее выстрелов еще катились от одного до другого берега гавани, а стоящий у самого парапета Волдимар вдруг с удивлением увидел, как в момент последнего выстрела условную линию старта первым пересек знакомый алый тримаран с высокими белыми парусами.

“Что у них, запасная команда была, что ли? Или это не он?”

Поднеся к глазам бинокль, Волдимар разглядел золотые буквы на высоком носу гондолы.

– “Семен Гарькавый”, – медленно растягивая слова, растерянно прочитал он вслух.

– О! Вы знаете русский! – живо повернулась к нему стоящая рядом молодая женщина. – “Семен Гарькавый”, по-моему, самый главный претендент на Гран-при Регаты Свободы. Уж вы поверьте мне, – оживленно говорила она приятным певучим голосом. – Я хорошо знаю весь его экипаж. Замечательные люди! И молодой капитан, и его жена. Она прекрасно владеет испанским. И оба, пассажира им под стать. А собачонка Джек – просто умиление!

С женской непосредственностью она говорила еще что-то, но Волдимар не слышал больше ни единого слова. В немом изумлении, всеми силами стараясь подавить страшное, никогда не испытываемое им волнение, смотрел он на неожиданную собеседницу. Он сразу узнал ее. Да, да! Это она! Каридад! Бортрадистка самолета, взорвавшегося в воздухе на высоте четыре тысячи метров неподалеку от города Камагуэй всего три с половиной часа назад!

Как ловко они провели его!

Волдимар почувствовал – что-то сдавило ему горло.

Петля? Ну уж нет. До этого еще далеко, хотя и четвертый, казалось, совсем выигрышный раунд остался тоже за ними. Но у него пока полное алиби – свидетельство шести американских, английских и канадских журналистов, что он провел с ними эту ночь за бутылкой рома и картами. И папаша Креспо, он уверен, будет крепко держать язык за зубами. Что же касается главного, то. еще не известно, за кем последнее слово. У него, Волдимара, масса преимуществ. Он знает и видит цель, а его только стараются нащупать. Именно поэтому операция “Салют” будет продолжаться. Так просто он не подарит им свои двести, а возможно и все триста тысяч. У него есть помощники, самолет, морские катера с мощными двигателями, плотные пачки долларов. Он непременно разыщет в скором времени этого неуловимого капитана и померяется с ним крепостью нервов, мускулов и силой разума. Пятый раунд обязательно состоится. А там, как издавна говорят мужественные сыны Эллады, пусть победит сильнейший!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сто пятьдесят парусников самых различных типов из ста тридцати четырех стран всех континентов планеты, украшенных пестрыми флагами расцвечивания, стояли в десятке метров от линии старта, обозначенной небольшими, невидимыми с берега, полосатыми оранжево-черными бакенчиками. Подняв косые паруса, удерживаясь на месте работой механических движителей и с помощью плавучих якорей, все они должны были при третьем выстреле стартовой пушки застопорить машины и, подхваченные ветром, ринуться вперед, на ходу разворачивая свое основное парусное вооружение.

Молодой капитан поступил иначе. И не только потому, что “рейсовый” автобус доставил экипаж “Семена Гарькавого” к месту стоянки тримарана всего за двадцать пять минут до старта Регаты Свободы, когда все другие парусники уже выстроились в удивительно красочную линию, – места в просторной гавани Сантьягоде-Куба хватило бы еще для доброй сотни судов. Дело в том, что еще по пути из Гаваны Олег вспомнил рассказ Александра Павловича Винденко там, на “Друге”, у парапета херсонской набережной, как выкраивались его командой драгоценные секунды и мили при старте одной из балтийских, регат. И он решил поступить точно так же, тем более что электронная техника тримарана практически исключала ошибку.

Заняв свое место у пульта в рубке управления, Олег в первую очередь определил по приборам точное расстояние до левого крыла линии старта, куда от их стоянки было ближе всего.

– Ровно одна миля и два кабельтовых, – сказал он, повернув на секунду голову в сторону сидящего в кресле Винденко.

– Не забудь о паузах между выстрелами, – живо откликнулся тот, сразу поняв и оценив намерение командира. – Каждая из них длится ровно пять секунд.

Олег кивнул и сразу же дал вводную ЭВМ на определение средней скорости для расстояния 1,2 мили с учетом исходных параметров всех факторов, влияющих на движение тримарана, в том числе и начало этого движения от нуля. И сейчас же увидел, как красная полоса на табло скорости поднялась до отметки “16”. Вычислить остальное не составляло большого труда.

Он даже не обратился к машине. Одна миля будет пройдена за три минуты сорок пять секунд.

С каким-то ребячьим задором он посмотрел на свою команду. Подсчитав в уме, произнес:

– На весь путь до линии нам нужно четыре минуты сорок три секунды. Ни больше, ни меньше. Мы должны пересечь ее ровно в десять часов и десять секунд. Когда же в таком случае наш собственный, так сказать, малый старт? – посмотрел Олег на стоящего рядом с ним Сережу.

– В девять часов, пятьдесят пять минут и двадцать восемь секунд! – мгновенно ответил тот.

– Молодец! – похвалил мальчика Олег. – Так и запиши в вахтенном журнале. Отныне ты его хранитель и наш… С каллиграфией-то у тебя как?

– Хоть профессорские дипломы заполняй, – охотно ответила за смутившегося парнишку Таня. – Я видела. И совсем без грамматических ошибок пишет. Только синтаксис иногда хромает.

– Вот и отлично, – улыбнулся Олег. – Синтаксис дело поправимое. Читать надо побольше и повнимательней. Читать и думать, почему в данном месте запятая или тире стоят. Значит, отныне ты хранитель вахтенного журнала и наш летописец. Мы все тебе при необходимости будем, конечно, помогать. Но главное – чтобы записывалось все до мелочей во времени и пространстве. Это значит, что перед каждой записью нужно ставить дату, точное время суток и по возможности местонахождение судна. Понял? Ну, а теперь давайте-ка снимать с палубы брезент. И побыстрее. А то у нас, как у космонавтов, – до старта в запасе только считанные минуты.

Все четверо в сопровождении Джека вышли на палубу и со сноровкой бывалых матросов стали освобождать ее от камуфляжа. Толпа на пирсе возле их стоянки заволновалась. Люди что-то кричали. Их веселые лица стали вдруг озабоченными. Олег узнал среди них Бартоло, Марио, Эвелино и других ребят, которые только полчаса назад передали им судно после почти суточной вахты.

– Неужели мы чем-то обидели их? – недоумевал Олег.

– Что ты, дорогой, ребята обеспокоены – не стряслось ли чего, спрашивают, не нужна ли нам их помощь и почему мы так опаздываем, – улыбаясь, переводила Таня.

– Тогда пошли вниз. Только ты, Танюша, как-нибудь успокой их, – попросил Олег, но тут же сам, подняв сжатую в кулак правую руку, громко прокричал: Вива Куба! Вива фестиваль!

На пирсе раздались аплодисменты. Вновь заиграл оркестр. Но вдруг бурлящая весельем толпа замерла в немом изумлении. Никто на берегу так и не понял, откуда появились на этом странном судне высокие стройные мачты, когда и как вспыхнул он белоснежным убором парусов, мгновенно поймавших ветер. Но как только затрепетало на грот-мачте алое полотнище с серпом и молотом в левом верхнем углу, берег разразился бурей оваций. А тримаран “Семен Гарькавый”, на корме и парусах которого отчетливо были видны крупные цифры “135”, все больше набирал скорость и, казалось, уже не плыл – летел к линии страта, словно на крыльях.

Одну за другой он догонял бирюзовые волны, легко разрезал их гребни и, почти не раскачиваясь, без малейшего крена под крепким утренним бризом шел вперед. Вот он достиг левого крыла выстроившихся парусников. В это мгновение над гаванью Сантьяго-де-Куба прогремел первый пушечный выстрел. Строгие судьи, внимательно следящие за началом регаты и готовые сурово наказать каждого, кто нарушит условия старта, зафиксировали, что в момент второго выстрела безнадежно отстававший перед этим парусник типа тримаран под регистрационным номером “135” выровнялся нос в нос со всеми остальными кораблями. Однако это продолжалось всего долю секунды. Не сбавляя, а, наоборот, все больше набирая скорость, тримаран под всеми парусами летел к линии старта. Секунда – и острые носы его поплавков пересекли заветную черту. Вторая – и этой черты коснулся нос гондолы. Еще немного – и станут напрасными усилия команды: ее просто отстранят от дальнейшего участия в регате. Таков закон. Суровый и непреклонный. Но ему не пришлось вступить в силу. Потому что в следующее мгновение над бирюзовым простором гавани Сантьяго прогремел третий пушечный выстрел.

Дул крепкий и ровный правый бакштаг [33], и “Семен Гарькавый” все еще продолжал набирать скорость, оставив далеко позади парусники остальных участников Регаты Свободы.

Справа по борту, словно в панораме, развертывались красочные берега небольшого острова, покрытого стройными тридцатиметровыми королевскими пальмами, толстоствольными пятидесятиметровыми сайбами с ярко-зеленой сочной листвой, приземистыми и пышными банановыми, а также многими другими деревьями ценных пород – красным, эбеновым (черным), розовым, кампешевым, шафрановым, цедреловым, бакаутовым, глянцевыми кустами лавра, зарослями можжевельника и подокарпуса, гигантскими папоротниками и орхидеями – тот самый остров-ключ, запирающий вход в бухту Сантьяго-де-Куба, которым вчера рано утром они любовались с борта “Антея”.

Отсюда, с моря, он выглядел совсем иным – не плавающим среди бирюзовых вод зеленым пятачком с. карминовыми крапинками черепичных крыш, а сказочно прекрасным, как и вся Куба, волнующая своей таинственной неизвестностью и экзотическим очарованием, пленяющая яркой, необычной красотой земля, которая снова и снова вызывает невольные возгласы восхищения даже у тех, кто уже неоднократно бывал здесь.

После первых восторженных восклицаний в рубке наступила тишина. Олег приподнял прозрачный колпак, и все четверо теперь неотрывно смотрели то вправо на островок, то, обернувшись назад, вглядывались в оставленный берег гостеприимной Кубы, над которым в синей дымке громоздились темно-зеленые отроги гор.

Скорость “Семена Гарькавого” уже достигла двадцати восьми увлов, а красная полоска на табло продолжала неотступно подниматься вверх. Оставленный за кормой островок все больше сливался с далеким берегом своего старшего брата.

Олег уточнил курс, проложив его так, чтобы тримаран прошел между, островами Ямайка и Гаити точно посредине. Расстояние между ними едва превышало восемьдесят миль, а Центральная Кордильера на Гаити, вершины которой поднимались более чем на три тысячи метров над уровнем моря, и не менее высокие Голубые горы Ямайки гарантировали отличную ориентацию сразу по двум островам.

Подавляющее большинство участников регаты, как сказали им во время регистрации в оргкомитете, решило идти вдоль южного побережья Гаити и Пуэрто-Рико, а затем до острова Тринидад вдоль всей восточной гряды Малых Антильских островов. Это значительно увеличивало безопасность плавания, защищало от пассатных течений, хотя и уменьшало возможность максимального использования силы самих пассатов. Условия Регаты Свободы позволяли ее участникам плыть в этом районе Атлантики любым из двух курсов – и вдоль островов, от одного к другому, и по диагонали, пересекающей на юго-восток Карибское море, с выходом к островам Тринидад и Тобаго, откуда, собственно, и начинался путь вокруг Южноамериканского материка.

Второй вариант позволял парусным судам все время плыть курсом фордевинд, при котором постоянный крепкий ветер дует прямо в корму, а площадь всех парусов используется с максимальной нагрузкой. При этом тримаран, подняв паруса поплавков, мог развить скорость, недостижимую ни для одного из участвующих в регате кораблей. Кроме того, второй вариант сокращал мореходам сразу около двухсот пятидесяти миль пути.

Дело в том, что если плавание вдоль Больших и Малых Антильских островов представляло собой путь как бы по двум катетам прямоугольного треугольника, каждый из которых был длиною примерно в пятьсот двадцать пять миль, то путь через море шел по гипотенузе этого треугольника, равной всего немногим больше восьмисот миль.

Правда, в это время года-с началом сезона дождей – Карибское море часто становилось неспокойным. Причем штормы на нем иногда переходили в локальные ураганы огромной силы, при которых скорость ветра достигала ста и больше метров в секунду.