Крысиные короли Годо

Богомол вздохнул, отстегнул ремни, пошел к выходу из шатла….

Удивлению заключенных и охранников, с разными чувствами наблюдавших за тем, что происходило, не было предела. Несколько сот людей своими глазами видели (если бы им об этом кто-то рассказал, они не поверили бы в это ни за что!), как жук вышел из своего шатла, подошел в заключенному, поднял его на руки о отнес его туда, где толпились другие осужденные.

Богомол аккуратно положил заключенного к ногам охранников, сказал им что-то, из-за чего лица "вертухаев" мгновенно стали свекольно-красными. После чего жук развернулся и быстро потопал на свой корабль….

– Отвести в лазарет! – почему-то пряча глаза, приказал кому-то из осужденных старший смены, здоровенный детина лет сорока. Заключенные подхватили "отмороженного" за руки и за ноги, быстро понесли в тюремную лечебницу….

…В сознание Александр пришел только к вечеру.

Медбрат заметил открытые глаза Александра, присел возле него.

– Кушать будешь? – голос у парня был низкий, с хрипотцой.

– Да не отказался бы! – едва слышно ответил Сашка.

– Щас сварганим! – санитар быстро ушел куда-то.

Он появился вновь минут через пятнадцать. В одной руке у него была полупрозрачная пластиковая бутылка, с трубочкой, во второй – тарелка, на которой лежал один-единственный кусок хлеба.

– Здесь – мясной бульон! – пояснил парень, подавая Заречневу бутылку. – Пей его через трубочку! Но сильно не налегай! Ты давно ничего не ел! Вот тебе хлеб! Пока один кусманчик! Больше тебе пока нельзя!

– Благодарю! – ответил Сашка. – Где я?

– Ты? Там же, где и все мы! Это место называется Годо! Самая большая тюрьма Империи Тороса!

Александр обратил внимание, что санитар почему-то не называет государство папаши Маялы Великой Империей, а именует его иначе.

Интересно, почему?

– Давно я здесь? – спросил он, потрескавшимися губами касаясь пластика и делая глоток. Бульон показался ему самым вкусным блюдом из того, что ему довелось пробовать в своей жизни. Жидкость провалилась в пустоту желудка, наполняя его теплом и сытостью.

– С утра!

– Что произошло? Как я оказался здесь?

– Хе, брат! Да ты же ничего не знаешь! Весь лагерь только о тебе и говорит!

– Что именно? – процесс опустошения бутылочки с бульоном уже шел полным ходом.

– Ну, это же ты угрохал троих бывших охранников Годо?

– Я…. Но я не знал, что они – охранники!

– Вот даже как! А что там произошло?

– Я зашел в камеру…. Эти трое стали угрожать мне. Требовать какой-то оплаты…. Потом набросились на меня…. Вот, собственно, и все!

– Всё? Нет, это не всё! Ты убил их голыми руками, а это в среде зеков очень ценится! Но самое интересное было потом, когда тебя вытащили из шатла! Жаль, что ты не видел этого!

– Да что произошло-то?

– Эти…. Суки из охраны…. Они же бросили тебя прямо под дюзы. А богомол тебя спас! Представляешь! Богомол спас человека!

– Какой такой богомол?

– Да пилот же! Жук! Эх, деревня! Ладно, отдыхай пока! Мне наши приказали следить за тобой очень хорошо!

– Ваши – это кто? – осторожно уточнил Сашка.

– Наши – это наши! – вмиг посуровел санитар. – Рано тебе пока знать о них! Всему свое время! Подожди немного! Вот окрепнешь, тогда и поговорим! А пока постарайся уснуть! Поверь, мы тебя не сможем держать в больничке сверх установленных правил! Так что старайся поправиться как можно скорее!

– Я постараюсь! – шепотом пообещал Сашка, аккуратно ставя пустой пластик рядом с собой и проваливаясь в сон….

…Его "выписали" ровно через десять местных суток. Как пояснил "санитар", десять суток – это предельный срок содержания заключенных в больнице Годо. После десяти суток лечения заключенного либо выдворяют в общий барак, либо…. "Медбрат" после этих слов поджал губы и выразительно посмотрел на потолок.

Впрочем, Заречнев не поводу ранней "выписки" не переживал вообще. Бульоны, которыми его четыре-пять раз в день "потчевал" "медбрат", так и не назвавший своего имени, видимо был не совсем обычным.

Точнее говоря – совсем необычным.

Ушлые зеки каким-то образом умудрялись "напихать" в небольшую по объему пластиковую тару столько калорий и витаминов, что Сашка буквально возрождался, день ото дня набирая утраченные в карцере силы.

– Кушай! Кушай! – частенько приговаривал "санитар". – Набирайся сил, они тебе скоро понадобятся!

Однако на законные Сашкины вопросы – когда, зачем и как именно, предпочитал отмалчиваться, всякий раз отвечая одно и то же:

– Не спеши события! Придет время, всё узнаешь сам!

И вот это время пришло.

О том, что у заключенного Заречнева закончился срок релаксации, ему объявил один из охранников, судя по вытянувшемуся лику "медбрата" – не самого низкого ранга.

– Куда вы его? – вопрос, адресованный охраннику, догнал Сашку и его конвоира уже в коридоре.

– В двенадцатый бокс, разумеется! К самым отъявленным!

Александр быстро глянул в лицо "санитара". Судя по довольному выражению простоватой физиономии лагерного эскулапа это было не самое плохое для Сашки место. Скорее – наоборот.

Двенадцатый бокс, на местном сленге – "банка", находился в самом дальнем краю Годо – лагеря для особо опасных преступников Великой Империи.

Всего "банок" для заключенных в Годо было четырнадцать. Каждый кубический бокс, обшитый прочными металлическими листами со всех сторон, населяли не менее тысячи человек. Таким образом, всего в Годо постоянно обитало и трудилось на благо Великой Империи не менее четырнадцати тысяч осужденных. С учетом того, что население Империи Тороса недавно превысило два десятка миллиардов жителей, лагерь для особо опасных преступников на четырнадцать тысяч человек был маленьким, даже – крошечным….

Впрочем, все относительно….

Для тех, кто отбывал здесь свои сроки, Годо не казался крошечным поселением на дальней Луне Эрг.

Примерно половину "банок" "населяли" бывшие военные, совершившие различные воинские преступления; оставшиеся семь боксов занимали уголовники – насильники, мошенники, воры и убийцы.

В двенадцатом боксе жили только убийцы – осужденные, на чьих руках осталась кровь не менее трех человек.

Все это Сашке рассказал конвойный – по пути к его новому месту обитания. С ходу сложно было понять, в чем причина столь необычной словоохотливости солдата, но факт оставался фактом – пока охранник конвоировал Александра, он успел ему рассказать много из того, что положено знать зеку в его первые дни пребывания в таком месте как Годо.

Заречнев слушал конвоира молча, не перебивал; его мозг, словно губка, впитывал бесценные крохи знаний, который, вероятнее всего, помогут ему правильно сориентироваться в незнакомом обществе и тем самым сохранить себе жизнь.

Однако напоследок солдат все же огорчил землянина:

– Я думаю, что тебе здесь не выжить! – сказал он. – Готов поспорить с кем угодно, на что угодно, что больше месяца в Годо ты не протянешь! Если тебя не убьют отморозки из двенадцатой "банки", то тебя прикончат охранники! Лучше бы тебе было сгореть на ВПП! Быстрая безболезненная смерть лучше, чем тот ад, через который тебе предстоит пройти здесь! – длань конвоира указала на дверь, ведущую в металлический барак под номером двенадцать.

Заречнев пытливо взглянул в глаза охранника, хотел сказать о том, что утро вечера мудренее и жизнь покажет, кто из них двоих прав, а кто – нет, но посоветовался сам с собой и решил, что благоразумнее будет не вступать в диалоги с незнакомыми конвоирами, и промолчал.

Барак был практически пуст.

За исключением одного дневального в помещении, рассчитанном на одновременное содержание в нем тысячи осужденных, было свободно. Дальний край "банки" тонул в полумраке…

"Примерно сорок на сто метров"! – прикинул землянин. – "Ничего себе! А снаружи барак казался меньше"!

– Где мое место? – обратился он к дневальному, обернувшемуся на звук открываемой двери.

– Ты новенький? Или из другого бокса?

– Новенький! Сегодня выписали из лазарета!

– А-а! Так ты тот самый чудак, который угрохал троих вертухаев, во время перелета сюда?

– Ну, да! Вроде того! – не стал запираться Заречнев. – Так куда ты меня определишь?

– Погоди! Не спеши! – неожиданно строго осадил его дневальный. – Посиди пока здесь, возле меня! Вечером с работы придут Старшие, они и определят тебе твое место!

– Все на работе? А чем здесь занимаются?

– Все вопросы – потом! – тон заключенного стал еще чуточку жестче.

Александр понял, наконец, что дальнейшие расспросы приведут только к конфронтации, и решил судьбу больше не искушать.

Незадолго перед закатом в барак начали пребывать первые заключенные. К некоторому Сашкиному удивлению на него практически никто не обращал внимания. Заключенные – уставшие, голодные, измученные – большими коллективами и небольшими группками вваливались через одну из четырех дверей, расположенных в разных концах "банки", переодевались, негромко переговариваясь, направлялись в душевую, которая находилась здесь же, в бараке.

Примерно через час барак был полон.

Гомон, ругань, топот множества ног перемешивались с запахом уставших потных тел, машинного масла, несвежего постельного белья.

Александр тяжело вздохнул – теперь в этой удушливо-говорливой "атмосфере" ему придется жить. И не просто жить, а как-то приспосабливаться к постоянному присутствию среди большого количества людей, у каждого из которых – свой характер, свои привычки и свой взгляд на то, что происходит рядом с ним.

Мало ли кому и что не понравится.

– Эй! Чё ноги свои тут расставил? – заключенный, незаметно подошедший сбоку, словно "прочитал" мысли землянина. – Убирай скорее, а то переломаю!

Заречнев повернул голову. Осужденный был среднего роста, неширок в плечах; не красавец.

"Что это"? – думал Заречнев. – "Начало проверки, которую зеки обычно устраивают новичкам, или обычная блажь уставшего на работе человека"?

Он скользнул по лицам ближайших к нему заключенных, уловил в их глазах живой огонёк… Скорее всего, "среднестатистическому" заключенному его ноги не понравились не случайно.

"Что может особо ценится в вот таких закрытых сообществах"? – думал "второгодник", сделав вид, что не расслышал "вопроса". – "Смелость? Умение драться? Или что-то еще? Эти убийц храбростью, наверное, удивить сложно. Здесь, в бараке, где обитает добрая тысяча заключенных, наверное, должны цениться такие качества, как умение ужиться в большом "коллективе". Почти наверняка остроконфликтному зеку здесь долго не протянуть – убьют, чтобы не "портил нервы" и не мешал "тянуть срок" другим.

Но, вполне возможно также, что я ошибаюсь. И эта проверка не на лояльность, а на отвагу! Эх! Хорошо бы узнать, что на самом деле стоит за этими вопросами"!

– Слышь! Ты, чё, оглох? – тон осужденного стал более развязанным, он, очевидно, истолковал молчание Александра как проявление слабости или трусости.

"Теперь ясно"! – подумал Сашка. – "Все-таки вначале они решили проверить меня на силу духа"!

– Я не оглох! – четко разделяя слова, произнес землянин, вставая. – Но ты, если еще раз обратишься ко мне таким тоном – точно оглохнешь!

– А-а! Сука! – заметно обрадовался "провокатор". – Первый день здесь, а уже свои порядки нам качаешь? В табло давно не получал?

– Давно! – не стал спорить с ним землянин. – Но порядков своих я никому не навязываю! Просто не люблю, когда на меня громко кричат, особенно – не по делу!

– И что ты сделаешь мне? Убьешь, как тех трех ублюдков? Они тоже кричали на тебя?

– Нет, они хотели меня изнасиловать! – негромко произнес Сашка. – А говорили они тихо. Намного тише, чем ты сейчас!

Я не хочу устраивать потасовки в первый же день! Тем паче – с тобой! Ты мне плохого пока ничего не сделал! Если тебе мешают мои ноги, я их уберу в сторону!

Только кричать на меня не смей, хорошо?

Заключенный стрельнул глазами куда-то в сторону, ничего не ответил, отвел глаза, шагнул вперед….

Глава 3

– И все-таки, куда я могу, наконец, бросить свои кости? – Александр спросил об этом у дневального намеренно громко, так, чтобы этот его вопрос слышали как можно больше заключенных. Торос уже коснулся горизонта, а "проблема кровати" все еще была не решена….

– Иди вот туда, в дальний угол! – приказал ему осужденный, уловив некий знак, данный ему кем-то из заключенных. – К Старшим! Они определят тебе твое место!

"В каком смысле – моё место"? – хотелось спросить "отмороженному", однако обстановка была такова, что любое слово, сказанное невпопад, могло сильно навредить его будущему бытованию в этой "банке".

Сашка поискал глазами того, кто подавал тайные знаки дневальному; не нашел. Он двинул плечами, словно раздвигая невидимые заросли, шагнул вперед, примерно придерживаясь направления, подсказанного ему заключенным.

Идти пришлось довольно долго – до противоположного края барака.

Старшими оказались шестеро крепких "разнокалиберных" мужиков, в обычной "арестантской" хламиде, которая ничем их не выделяла среди прочих осужденных.

Единственное, что у старших было общего – это их взор. Если здесь, в Годо, существовало такое понятие, как "волчий взгляд", то оно вполне соответствовало выражению лиц "Старших".

Старшие сидели на длинной лавке, поодаль от длинного же стола. Сидели, пристально смотрели на Заречнева, и молчали.

Сашка не дошел до "теневого правительства" барака номер двенадцать шагов шесть или семь, остановился. Он без страха посмотрел поочередно в глаза всем шестерым, спросил:

– Так это вы меня от смерти спасли?

– В каком смысле? – голос у спросившего был низкий, с хрипотцой.

– В лагерном лазарете меня кормили очень хорошо, можно сказать – как на убой. Санитар сказал, что это приказ Старших…

– Может быть – и на убой! – задумчиво ответил другой заключенный с "волчьим" взглядом. – Все будет зависеть от того, как ты себя здесь поставишь, и как будешь себя вести!

Старший замолчал, очевидно, ожидая расспросов. Однако Сашка не издал ни звука, тщательно всматриваясь в непроницаемые лица главарей сообщества осужденных. Он почему-то решил для себя, что любой его вопрос может только навредить ему. Человек, который спрашивает о чем-то, тем самым частично признает свою некомпетентность; показывает, публично признает свою уязвимость….

– Молчишь! – процедил один из старших. – Ни о чем не спрашиваешь! Ты или полный идиот, или очень умный!

– Не знаю! – ответил "второгодник". – Не мне судить о моих умственных способностях. Со стороны, как говориться, виднее. А молчу я…. Молчу я потому, что мне от вас ничего не нужно! Я хочу только знать, где именно находится кровать, на которой я могу расположить свое бренное тело!

Барак взорвался от смеха.

Луженые глотки заключенных грохотали так, что казалось – еще секунда, и металлические стены барака сложатся, как карточный домик, погребут под собой всю тысячу заключенных.

– А ты с юморком, как я погляжу! – чуть более доброжелательнее, чем минуту назад, сказал один из старших. – Юмор – это хорошо! Юмор помогает всем нам выжить!

– А я думаю, что он не шутил! – подал голос другой из старших. В "банке" мгновенно повисла мертвая тишина. – Ему действительно ничего от нас не нужно! Я думаю, этот человек не понимает, куда он попал, кто – вы, и кто – мы!

В помещении стало еще тише, хотя Сашке показалось, что тише не может быть уже после первой фразы старшего.

– За такие фразы, как только что ты сказал, мы обычно убиваем сразу, без дополнительных вопросов! – продолжал мужчина. – И если бы ты не был тем человеком, который уничтожил тех троих вертухаев, до завтрашнего утра ты не дожил бы точно!

Мы видим, что в тюрьме ты в первый раз, иначе никогда не позволил бы себе тех глупостей, которых ты тут только что наворотил! Поэтому…. Поэтому мы тебе один раз объясним те правила, по которым мы все здесь живем! Но только один раз! Понял?

– Понял! И что это за правила?

– Наши правила – это некий кодекс поведения, понятия, которых мы все придерживаемся. Как правило – добровольно.

Во-первых, кровать.

В этом бараке – тысяча человек. У каждого – своя жизнь, свой характер, свой срок. Мы все оказались здесь не по своей воле. Нас сюда привезли и удерживают здесь насильно.

"Охраняют", с оружием.

При такой скученности не самых мягких людей конфликты неизбежны. Мы, в меру своих скромных возможностей, стараемся отрегулировать процессы, происходящие в этом бараке, но, увы… Наши возможности ограничены.

По нашим понятиям, кровать – это то место, где человек чувствует себя в относительной безопасности, пока он отдыхает. Люди, работающие вместе, как правило, вместе и живут! Их кровати находятся рядом! Это удобно…. И это относительно безопасно. Если ты работаешь в какой-то бригаде на добыче минералов, ты ценный кадр, твоя бригада в обиду тебя не даст. Если же ты одиночка – злой, колючий человек, обозленный на весь мир, тебе здесь долго не выжить!

– Как попасть в бригаду? Вы направляете?

– Нет! В бригаду можно попасть только одним способом – тебя должны в неё пригласить!

– И как это происходит?

– Так же, как и везде. Тебе будет назначено что-то вроде испытательного срока. За это время ты должен себя как-то проявить, показать свою истинную сущность…. Ребята оценят тебя….

– Это – долго?

– Когда – как! Все будет зависеть только от тебя самого! Впрочем…. Для ускорения процесса адаптации к новым условиям ты пройдешь через несколько испытаний.

– Каких?

– Это пока секрет! Иногда нужно, чтобы человек не знал, что его экзаменуют. А пока…. Расскажи нам о себе! Кто ты такой, откуда, за что осужден, на какой срок! Только коротко!

– Меня зовут Александр Заречнев. Я родился и вырос на Земле – это один из Карантинных Миров. В возрасте двадцати лет был кем-то изъят с планеты, с неизвестной мне целью. Служил в Звездной Академии… Когда у меня закончился срок службы, я ушел из Академии. Меня повязали в какой-то ферме, впаяли срок за дезертирство! Мужик в коричнево мундире сказал, что – пожизненное! Я не знаю, за что меня осудили! Я не совершал никаких преступлений! Я ни в чём не виноват!

Брак снова взорвался смехом, еще более громким, чем в первый раз.

Старший поднял руку. Смех прекратился.

– Вот что, клоун! – сказал один из старших, вытирая слезы. – На сегодня, пожалуй, достаточно! Ну, ты рассмешил, так рассмешил! Мы тут все ни в чем не виноватые!

Заключенные снова захохотали.

– Ну, кто возьмет на стажировку к себе этого юмориста?

– Я! – раздался откуда-то из-за спин молодой голос.

– Ты? Красавчик, зачем тебе это надо?

– Не знаю! Но сдается мне, что мы с ним – земляки! Как там Дита? – спросил у Сашки из-за спин заключенных все тот же голос.

– Да как Дита? – пробурчал Заречнев. – Как всегда! Зверствует!

– Правильный ответ! – повеселел парень. Он вышел вперед, Сашка смог его, наконец, увидеть. Старший не покривил душой, назвав молодого человека красавчиком. Заключенный – обитатель самой страшной тюрьмы Тороса был хорош собой; он был сложен, как Бог.

"Рост – сто восемьдесят пять"! – прикинул Александр. – "Загорелый, значит, постоянно работает на воздухе. Тело и лицо без шрамов, но с хорошей мускулатурой. Значит, умеет за себя постоять…. Такие парни определенно нравятся девушкам в любом уголке Вселенной. Где-нибудь на Земле этот мачо работал бы стриптизером, или снимался бы в фильмах. В глазах – живой огонек. По взгляду видно – точно не дурак! Интересно, как он попал сюда"?

– Будем знакомиться? – парень улыбнулся, первым подал руку.

– Александр! – представился Сашка. – Заречнев! Из Новосибирска!

– Стас Костров! – ответил красавчик. – Пермь!

– Вот что! – перебил их диалог один из главарей. – Красавчик, я надеюсь, ты понимаешь, во что ты ввязываешься? Ты не забыл, что тебе придется с ним выйти…. кое-куда? А ты его видишь в первый раз!

– Я ничего и никогда не забываю! – спокойно ответил Стас, опустив голову. – Мое решение обдуманное и взвешенное, я от него не откажусь!

– Ну, хорошо, коли так! – тон "члена теневого правительства" только глухой не назвал бы зловещим. – "Будет очень жаль, если этот твой новый напарник разочарует нас всех, но больше всех – тебя, разумеется"!

"Не разочарует"! – такой ответ Стаса Кострова надеялся услышать Александр, однако землянин промолчал.

– Иди за мной! – тихо приказал он Заречневу. – Не останавливайся, ни на что не отвлекайся, и вообще сделай вид, что нас с тобой здесь нет!

Он первым двинулся обратно к входу; "Второгодник" немедленно последовал за ним.

– Вот твоя кровать! – тон красавчика заметно изменился, он стал суше, строже. – А это – моя! Спать первые дни будешь вполглаза, мало ли что…. Все расспросы – завтра, после разнарядки на работу. Будем надеяться, тебя не отправят чистить туалеты!

– Почему ты встрял, ввязался, поручился за меня?

– Русские на войне своих не бросают! – по-русски же ответил Стас. – И потом….. А слышал о тебе! Там, в Академии, когда обучался. Это же у тебя был друг – зеленый ящер, с огромными зубами и большим луком, со стрелами?

– Да, у меня! Но… Я тебя почему-то не помню!

– А ты и не можешь помнить! Меня… К-хм… Меня украли примерно в то время, когда вы с Дитой улетели куда-то по очень секретному делу! Нас обучал Николай Платонович! Видимо, к тому моменту, когда вы вернулись, меня в Академии уже не было!

– Расскажи, что случилось? Как ты попал сюда?

– Расскажу! Обязательно расскажу! Но…. Не сегодня! Тебе сначала нужно выжить!

– А что за испытания, о которых говорили эти…. Старшие?

– Ты поосторожнее с эпитетами, хорошо? В следующий раз, если что-то спрашиваешь, или говоришь, без слова "эти", договорились?

– Договорились! Так что за испытания?

– Не знаю! Экзамены всегда разные и всегда очень неожиданные! Не знаю! Сам смотри, анализируй…. Короче – думай! Думай!

– А куда тебе предстоит выйти со мной?

– А…. Это…. Местные сидельцы по выходным развлекаются боями без правил. Все новички, без исключения проходят через "чистилище" – так здесь называют место для боев.

– А где оно находится?

– Да здесь же, прямо в казарме! Расчищают центр "банки", окружают кроватями….

– А куда смотрит охрана?

– Туда же, куда и все! С развлечениями здесь не густо, сам понимаешь…. Охранники сами не только с удовольствием смотрят, но частенько даже участвуют в боях.

– Очень интересно! А если кто-то из зеков их… того?

– Не-ет! Это невозможно! Все бои Дня Крови заканчиваются до того, как кого-то покалечат или изувечат. За этим здесь следят строго. Лишние проблемы не нужны никому! В том числе и нам! А убить…. Захотят – есть сотни способов сделать это не на глазах тысячи человек.

– И тебе придется выйти со мной в ринг, так?

– Так!

– Но зачем это тебе?

– Потом объясню! А сейчас – спать! Видишь – на нас уже поглядывают неободрительно? Завтра – рабочий день, нужно успеть выспаться, отдохнуть! Поблажек не даст никто!

Стас завалился на свою кровать, почти сразу уснул.

Заречнев, помня о пожелании своего нового друга, спал "вполглаза", однако до утра так ничего странного или опасного для себя не заметил.

Утро началось с громкого крика "Предподъем!" дневального. Заключенные просыпались, продирали глаза, осматривались…. Сашка обратил внимание, что кое-кто с тревогой посматривает на соседние кровати.

– Подъем! – снова завопил дневальный минут через пять-семь после первого выкрика. Заключенные вставали, небольшими группками потянулись в сторону умывален…

– Держи! – Сашка обернулся на возглас Стаса, успел поймать какой-то пакет; развернул его. В пакетике было мыло, зубная паста, чистая тряпочка….

– Извини, запасной бритвы нет! – по тону Красавчика невозможно было понять: шутит он, или нет. – Полотенца – тоже! Политика тюремного начальства проста – они хотят, чтобы ты сам для себя на всё заработал.

– Что именно – на всё?

– На всё – значит, на всё! Например, на средства для личной гигиены! На одежду, на обувь, на инструменты, на продукты…. Единственное, чего здесь нельзя купить за деньги – это здоровье! И свободу, конечно….

– Зарплату налим выдают?

– Ну, ты сказанул! – улыбнулся Стас. – Нет, разумеется! Все деньги, которых ты заработаешь, переводят на твой счет! Ладно! Хорошо трындеть! А то мы с тобой на завтрак опоздаем!

Тюремная "столовая" Годо сильно отличалась от других бараков для осужденных – этот бокс был шире других раз в пять-шесть; а его периметр точно превышал половину километра.

Сашка "прицепился" за Стасом, вместе с ним проник в пищераздаточную. Вместе со всеми земляне заняли очередь к одному из больших коричневых автоповаров, в длинном ряду точно таких же "агрегатов".

– Завтракаем здесь! – пояснил землянин, взглядом показывая Александру, чтобы он тоже захватил плоскую металлическую пластину из высокой стопки блестящих аннуитетных "подносов". – Обедаем по месту работы. Ужинаем после работы, здесь же!