Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

Андрей перебрал книги на этажерке. Рейтера… нет, это он читает серьёзно, с выписками, проверяя себя по словарям, покупному и своему самодельному, а в сад… ага, вот это. Он вытащил томик «Занимательно о серьёзном» и пошёл вниз.

Серафима Панкратьевна сидела на веранде в плетёном кресле и перематывала шерстяную пряжу. Андрей остановился, посмотрел и нерешительно предложил:

– Я помогу…

– Спасибо, Андрюша, – Серафима Панкратьевна с улыбкой показала глазами на книгу в его руке. – В библиотеку собрался?

– Нет, я думал в беседке читать, – и уже смелее: – Давайте… давайте я буду… нитки держать.

– Это пасма называется, – кивнула Серафима Панкратьевна. – Ты аккуратненько, чтоб не спутать, сними, ну вот, и на руки себе надень, нет, только на пальцы, чтоб легче сходили.

Под её указания Андрей устроился на стуле напротив Серафимы Панкратьевны, держа на растопыренных пальцах пушистые серо-голубые нити.

– Это пасма, – повторила Серафима Панкратьевна и стала объяснять: – Вот я её в клубок смотаю, вязать буду. Видел, как вяжут?

– Да, – кивнул Андрей. – Тётя Паша, моя… крёстная, она вязала носки, я видел.

– Ну вот, – улыбнулась Серафима Панкратьевна.

Клубок быстро вращался в её руках, увеличиваясь на глазах. Андрей завороженно следил за ним и, когда нить кончилась, невольно разочарованно вздохнул. Серафима Панкратьевна засмеялась, видя его огорчение.

– Тебе понравилось?

– Да, – кивнул Андрей.

Он не кривил душой, ему в самом деле нравилось вот так сидеть и смотреть, как Серафима Панкратьевна и Устинья Капитоновна что-то делают, хлопочут по хозяйству. Нравилось помогать им. Ещё в первые дни, да, это был третий или четвёртый день, он вернулся из госпиталя и увидел, что Устинья Капитоновна собирается мыть ванну.

– Здравствуйте, я сейчас! – крикнул он, взбегая по лестнице.

Быстро, швыряя одежду на кровать, переоделся в старые армейские брюки и скатился вниз. Решительно, сам удивляясь своему нахальству, отобрал у Устиньи Капитоновны щётку и тряпки, чуть ли не вытолкал её из ванной и взялся за дело. Нет, он всё-таки не совсем голову потерял и штаны снять не рискнул. И так… они обе даже слегка испугались. А когда он отмыл ванную и уборную, долго ахали и восхищались. И он никак не ожидал, что их похвала настолько его обрадует. Тогда же он и решил: что-что, а мытьё полов и кафеля он знает… по-настоящему. И натирку полов тоже. Вышколили его в питомнике так, что на всю жизнь хватит. Так что это его делом и будет.

– Я пойду в сад, хорошо?

– Конечно, Андрюша.

В саду солнечно и не очень жарко, шумят птицы, пахнет землёй и листвой, а в беседке сиренью. Он уже знает сирень, жасмин, шиповник… Ему рассказали, что сады здесь не для пропитания или дохода, а для красоты. Цветов побольше, овощи – только то, что для себя и на каждый день, ягоды, яблоки, груши с вишнями – тоже по одному, много по два дерева или куста. А беседка похожа на ту, что была в госпитале в Спрингфилде, только поменьше. Андрей сел за стол и раскрыл книгу. Ну-ка, что такое климат? Почитаем.

Из кухонного окна Устинья Капитоновна видела его чёрную, склонённую над книгой голову. Серьёзный какой парен, не в пример своему крёстному. Ваня, конечно, тоже и читал, прямо глотал книги, но и погулять был мастер, а Андрюша, как девица, домосед, скромный, не пьёт, не курит… в самом деле, будто и не парень, а… дитя он ещё. Она вздохнула, возвращаясь к работе. Ваня говорил, что парень – сирота, рабом был, ни дома, ни семьи не знает. А вот душа видно, что не застужена, тёплая душа. Это уж Ваня, конечно, постарался, отогрел. А когда Андрюша про крёстную свою, тётю Пашу, говорит, то аж слёзы на глазах блестят. Мягкий он, ласковый, каково-то ему в жизни потом будет? Нарвётся на какую-нибудь шалаву, прости, Господи, прегрешение невольное…

Американская ФедерацияАлабамаКолумбия

Выборы школьного совета провели, не дожидаясь августа – столько дел накопилось, и, к удивлению Ларри, от их класса выбрали его. Хотя… хотя, чему тут удивляться? Он богат, самому себе можно не врать, богаче всех в классе, диплома, правда, и даже аттестата нет, только справка о функциональной грамотности, но, что образованнее многих, тоже ясно. Одно «но» – что он негр, чёрный, бывший раб, но… и опять же – на то и школа такая, новая и общедоступная. На прошлом заседании они только познакомились, да и были не от всех классов, и может потому толком ничего не решили.

Ларри позвонил домой Марку, чтобы тот пообедал без него, он задержится по делам.

– Пап, я лучше тебя подожду.

– Хорошо, – не стал спорить Ларри. – Но не сиди голодным, чего-нибудь поешь.

– Я… возьму орехов, хорошо?

Ларри улыбнулся и, хотя Марк не мог его видеть, кивнул.

– Хорошо. И обязательно выпей молока.

Попрощавшись с Марком, Ларри быстро всё убрал и вышел из салона. Маркет-стрит уже затихала. Обычно он уходил на час позже и шёл сразу в Цветной, но сегодня маршрут другой и время не то, и обменяться привычным кивком было не с кем.

Ларри шёл быстро, но без спешки, изредка быстро поглядывая на магазинные витрины. Дом он обустраивал по памяти и каталогам, но фотография – это одно, а в витрине те же шторы совсем по-другому смотрятся.

Заседания школьного совета проходили в конференц-зале, во всяком случае, именно там они собирались в первый раз, и, войдя в школу, Ларри сразу пошёл туда.

– Добрый день, Левине, – приветствовал его румяный седой Шольц от седьмого «а». – Завидная точность.

– Здравствуйте, Шольц, – ответно улыбнулся Ларри.

Прошлое заседание вёл директор и так повернул, что они сразу стали называть друг друга по фамилии, но без мистеров и сэров. И не официально, и без фамильярности.

Собрались быстро. На этот раз были все. Директор занял своё место, представил отсутствовавших в прошлый раз, и приступили к работе. Обсуждали устав, стипендии, поступление пожертвований, маршруты школьных автобусов, которые будут собирать учеников по утрам, а после уроков развозить по домам… Всё шло ровно и деловито.

Ларри чувствовал себя уже совсем уверенно, если бы не сидевшая напротив и чуть наискосок от него женщина. Он всё время ощущал на себе её взгляд. Не враждебный, но очень упорный, изучающий. Будто она пыталась узнать его, вспомнить. Но… но он раньше не видел её, он уверен. Она… Она… внешне белая, но что-то… нет, если и есть какая-то примесь, то очень и очень малая, незначащая, и дело не во внешности, а… нет, что-то… Её взгляд тревожил, но не раздражал, как обычные «белые» взгляды. Под конец заседания Ларри окончательно убедился в своём предположении, что она хочет поговорить с ним и не просто хочет, а ей этот разговор важен и нужен. Ну, что ж, после заседания – пожалуйста. И, когда их глаза в очередной раз встретились, Ларри мягко улыбнулся и кивнул. Она поняла и тоже кивнула.

Наконец всё обсудили, стали вставать и прощаться. Ларри задержался, обсуждая с директором и выбранной казначеем Эллен Эриксон из десятого «а» поступившие целевые пожертвования на стипендии. Решили, что конкретные вопросы станут решать, как только наберётся достаточная для решения сумма.

Она ждала его в коридоре и, как только он вышел из конференц-зала, сама подошла к нему.

– Вы… извините, вы – Левине? Да?

– Да, – кивнул Ларри, – Лоуренс Левине, – и улыбнулся, – к вашим услугам.

– Я – Эстер Чалмерс, – она запнулась.

– Да, – пришёл ей на помощь Ларри. – Первый «А», я не ошибся?

– Нет, – благодарно улыбнулась она. – Но… простите, я понимаю, это глупо, но я хочу вас спросить.

Ларри молча ждал.

– Вы… простите, – и с внезапно прорвавшейся решимостью, – Какое вы имеете отношение к тем Левине? Я знаю, вы – ювелир, ювелир Левине – это… это же не случайно?

– Да, – очень спокойно кивнул Ларри. – Вы правы. Я пятнадцать лет… прожил в доме сэра Маркуса Левине, был его учеником и подмастерьем. А…

– А я, – перебила она его, – я – сестра Дэвида, мужа…

– Мисси Рут?! – вырвалось у Ларри.

– Да, – она горько улыбнулась. – Вы… вы знали её?

– Я видел её только один раз, – извиняющимся тоном сказал Ларри. – Но… но мне рассказывали о ней. И о сэре Дэвиде.

Разговаривая, они незаметно для себя вышли во двор.

– Я была совсем девочкой, родители погибли, – она говорила с привычной скорбью. – И когда Дэвид женился, Рут заменила мне мать. А потом… – она прерывисто вздохнула. – Потом, когда кольцо стало сжиматься… Словом, Дэвид сумел выправить мне документы, и я стала условной, почти цветной, но свободной и в услужении. Это стоило больших денег. Очень больших. Меня он спас. А сам… Вы знаете?

– Да, – кивнул Ларри. – Я знаю. И о сэре Соломоне тоже.

– Там… никто не уцелел?

– Нет, – коротко ответил Ларри и с удивившей его самого решимостью предложил: – Я провожу вас?

– Спасибо, – просто ответила она. – Я живу в Цветном.

Ларри постарался скрыть вздох облегчения.

Они шли рядом, но взять её под руку он всё-таки не рискнул. Она рассказывала ему о брате – дизайнере, талантливом художнике, о Рут, какая у них была дружная хорошая семья, как Дэвид и Рут решили спасать её.

– Это Рут настояла, чтобы я жила отдельно и приходила на день, будто на работу. И не входила в дом, если не видно условного знака. А потом… был погром. И я… меня не нашли. Но я осталась в чём была. На квартире знали, что я, – она улыбнулась с горькой насмешкой, – работаю на жидов, и я побоялась вернуться. Да и все мои вещи были у Дэвида, а их дом разграбили. Я не знаю, что бы со мной сталось, если бы не Эд, Эдвард Чалмерс.

– Ваш муж? – рискнул спросить Ларри.

– Да. Он был тоже… условный, и мы жили в Цветном. Эд считал, что там легче… выжить. Среди своих, – и, искоса посмотрев на Ларри, сказала: – Он погиб. Его вместе с другими цветными мобилизовали на работы, и в бомбёжку… в Атланте.

Они подходили к Цветному кварталу. Ларри вдруг понял, что сейчас они простятся и… и ему будет не хватать её. Хотя они просто шли рядом, она рассказывала о себе, но…

– Я живу на Новой улице, третий дом слева от перекрёстка.

– У вас большая семья? – заинтересованно спросила она.

Интерес этот был обычным женским, но у Ларри вдруг перехватило дыхание.

– Нас двое. Я и сын. Он в третьем «Б».

– А… его мать?

Ларри улыбнулся.

– Прошлым летом я нашёл сына. Я работал в имении, а сюда мы приехали этой весной.

– А…? Ну да, – кивнула она. – Я поняла, простите.

– Что вы? – удивился Ларри. – Вам не за что просить прощения. Я был рабом. После… смерти сэра Маркуса меня продали с торгов, и три года, до самого Освобождения…

На этой стороне Цветного грудились многоквартирные дома-коробки, поделённые на множество клетушек, ни клочка зелени, пыльная мостовая с выщербленным, в ямах и трещинах асфальтом. Но это по меркам Цветного не самый плохой и даже совсем не плохой квартал. У большинства живущих здесь есть работа, пьют по выходным, скандалят по-семейному. Встречные вежливо и даже уважительно здоровались со спутницей Ларри, а его оглядывали с живым, но не враждебным интересом.

У одного из домов – длинного двухэтажного с облупившейся местами штукатуркой, но достаточно крепкого – она остановилась. И сразу на втором этаже с треском распахнулось окно, а звонкий детский голос на всю улицу провозгласил:

– Мама!

Эстер подняла голову и строго погрозила пальцем.

– Не высовывайся! Упадёшь!

– Я поймаю, – рассмеялся Ларри, глядя снизу вверх на кудрявую, похожую на Эстер девочку.

Увидев незнакомого, та сразу подалась назад, будто хотела спрятаться.

– Я сейчас поднимусь, – сказала ей Эстер, – не трогай замок, – и повернулась к Ларри. – Большое спасибо, что проводили.

– Да… я… я надеюсь, мы ещё встретимся?

– Конечно, – она помедлила и нерешительно продолжила: – Следующее заседание через месяц.

– Да, но, – Ларри сам на себя удивлялся, но остановиться не мог и не хотел. – Но мы, я и сын, будем счастливы видеть вас у себя. Вы согласны?

– Да, но…

– Я приглашаю вас с дочкой на обед. В воскресенье. Или… – он вдруг вспомнил. – Или в субботу?

Она благодарно улыбнулась ему.

– Спасибо. Давайте, как у всех. В воскресенье.

– Вы оказываете мне большую честь, – склонил голову Ларри. – Я благодарю вас и не смею задерживать. До свидания, миссис Чалмерс.

– До свидания, мистер Левине.

Они обменялись рукопожатием, и Ларри поспешил домой.

Сразу нахлынуло множество мыслей и соображений. Марк наверняка совсем заждался его. В воскресенье… надо будет приготовить хороший обед… а если… Энни научила его, и если купить хорошую рыбу, тогда он сделает настоящую фаршированную… Тогда салат, скажем… если рыба, то куриный салат, или… нет, салат с курицей, а на десерт… пирожные или желе… сегодня четверг, в субботу они сделают большую уборку и всё подготовят, да, десерт надо сделать в субботу, иначе не успеет с рыбой…

После шума и пыли центральных улиц Цветного квартала Новая улица поражала тишиной, зеленью газонов и живых изгородей, блеском отмытых окон. Её уже заселили на десять домов с каждой стороны от перекрёстка, и шум продолжающейся стройки не беспокоил живущих в начале улицы, да и время уже позднее, стройка затихла до утра.

Марк сидел на ступеньках крыльца. Увидев отца, он вскочил на ноги кинулся навстречу.

– Пап! Ты пришёл! Я газон полил! Сам! Из шланга!

– Вижу, – рассмеялся Ларри, обнимая сына.

Лужи на газоне подтверждали слова Марка.

– Хорошо, Марк, ты поел?

– Да, орехов с молоком и… я себе сэндвич сделал, – и шёпотом: – С ветчиной.

– И не порезался? – лукаво спросил Ларри и рассмеялся. – Ты молодец, сынок.

Так, в обнимку, они и вошли в дом. Ларри сразу поднялся в свою спальню переодеться и спустился вниз уже босиком в джинсах и ковбойке.

– Ну, давай готовить.

– Давай, – согласился Марк и невольно поёжился.

Отец никогда не ругал его, что он много ест, но ветчины он себе отрезал… чересчур. И, когда Ларри открыл новенький холодильник, Марк затаил дыхание. Но отец только улыбнулся.

– Тебе понравилось?

– Пап, я…

– Всё в порядке, Марк, еда нужна для еды.

Марк вздохнул.

– Она такая вкусная.

– Потому я её и купил, – Ларри подмигнул Марку. – Половину ты мне оставил, не так ли?

– Пап…

– Всё, Марк, хватит об этом. Смотри, яичницу по-французски делают так…

Ларри учил Марка так же, как его самого когда-то учила Энни. И Старый Хозяин. И Фредди. И… их было много. Ему всегда везло на хороших людей. Марк будет знать всё, что знает он сам. И много больше. Потому что Марк будет учиться в нормальной школе. И у Марка будет нормальная семья.

– В воскресенье у нас будут гости.

– Дядя Чак?

В голосе Марка особого восторга не было. Чака он, как и все малыши в имении, боялся и не любил. Нет, при отце Чак ему ничего сделать не посмеет, но всё-таки… лучше от него подальше.

– Нет, – успокоил сына Ларри. – К нам придёт миссис Чалмерс с дочерью. Будет праздничный обед. А в пятницу…

– Большая уборка, да? Пап, а в субботу ты пойдёшь в мастерскую?

– Конечно, работа есть работа, – и не дожидаясь вполне логичного вопроса: – Пойдёшь со мной.

Радостный вопль Марка потряс стены. Ларри рассмеялся. Восторг Марка перед мастерской и его работой был таким трогательным. И рука у Марка заметно окрепла: заметно по рисункам. Так что… но не надо загадывать. И будем надеяться, что Чак на этот раз не явится с визитом. Как в тот раз…

…Они только-только закончили возиться с альпийской горкой и теперь сидели на крыльце, любуясь результатом.

– Ну вот, теперь они начнут расти, и через пять лет у нас будет настоящая горка.

– Так долго ждать, пап?

– Красота долго делается и долго радует. Да и куда нам спешить?

Марк не слишком уверенно кивнул. До сих пор в их доме всё делалось сразу. Привезли и постелили ковры. Привезли и поставили мебель… а тут надо ждать. Зачем?

– Пап, – начал Марк.

И не договорил. Потому что у их калитки остановился высокий широкоплечий негр в джинсах и светлой рубашке, чёрная кожаная куртка небрежно перекинута через плечо.

– Привет.

– Привет, Чак, – он встал и улыбнулся. – Заходи.

– Что, – Чак вошёл, быстрым внимательным взглядом охватив газон и крыльцо, – устроился уже?

– Жить можно, – ответил он и повторил: – Заходи.

Марк молча ходил за ними, пока он показывал Чаку дом. Закончили осмотр, где и начали – в гостиной.

– Выпьешь чего-нибудь?

– Спиртное держишь? – насмешливо удивился Чак. – И попа не боишься?

– Не знал, что ты в церковь ходишь, – ответил он с такой же чуть-чуть насмешливой интонацией и открыл бар. – Так чего тебе?

Чак промолчал, оглядывая бутылки, и он смешал два коктейля по своему вкусу.

– И это умеешь.

Чак не спрашивал, но он кивнул в ответ.

– Да, ты ж домашним был, – усмехнулся, беря стакан, Чак, отхлебнул и тоном знатока: – А неплохо. В самом деле, умеешь. И устроился… не хуже беляков.

– Так и мы ж не хуже.

Он развёл огонь в камине, и они сели у огня в креслах, хотя было ещё тепло. Марк не уходил, и он говорил сдержаннее, чем хотелось. Нет, ссориться с Чаком он не собирался, им нечего делить, Чак тоже работает у сэра Джонатана, но… но вот так и подмывает отщёлкать Чака. Но он привычно сдержался. Незачем и не из-за чего. А что у Чака характер тяжёлый и даже, как говорится, поганый, уже весь Цветной знает.

– Здорово поиздержался?

– Прилично.

– В кредит брал?

– Что-то в кредит, а что-то и за наличные.

Чак понимающе кивнул, отпил и, погоняв во рту, проглотил, повертел стакан.

– Что ж, не боишься долгов?

– Когда заработок стабильный, долги не страшны.

– Не люблю долгов, – отрезает Чак.

Он пожимает плечами, а Чак со злой непонятной усмешкой продолжает:

– Берёшь под один процент, а возвращаешь по совсем другому. И хуже нет, когда ни срока, ни процента не знаешь, – и тряхнув стаканом так, чтобы лёд ударился, зашуршал по стенкам. – Аренда большая?

Он называет, И Чак присвистывает.

– Ну и дерёт мэрия!

– Так цена по товару, – смеётся он.

– Тоже верно.

Чак допивает и встаёт.

– Ладно, бывай.

– До свидания.

Они прощаются, и Чак уходит…

…Ларри не мог понять, зачем Чак говорил по-простому, он же умеет вполне правильно, и вот… сам он так говорил те три года и потом в имении. Но там-то понятно, а от кого прячется Чак? Но это уже проблемы Чака, а не его.

– Пап, ты мне почитаешь?

– Сначала всё уберём.

Они навели на кухне порядок и пошли в гостиную. Ларри задёрнул шторы и разжёг огонь в камине – Марку эту операцию он ещё не доверял.

– Неси книгу, сынок.

Марк достал из книжного шкафа большой том.

– Вот, мы не дочитали.

– Хорошо.

Ларри сел в кресло, и Марк удобно устроился рядом на широком подлокотнике, прижавшись подбородком к отцовскому плечу. Ларри открыл книгу. «Илиада» Гомера. Мерные чеканные строки, боги, герои, битвы. Большие, во весь лист иллюстрации.

Ларри читал, пока не почувствовал, что тело Марка сонно обмякает, и тогда мягко без хлопка закрыл книгу.

– Пора спать, сынок.

– Ага-а, – протяжным вздохом согласился Марк. – Пап, а…

– Спать, Марк, – чуть строже повторил Ларри.

Марк снова вздохнул и встал.

– Ладно, пап. Ты зайдёшь ко мне.

– Конечно.

Марк убежал наверх, а Ларри остался сидеть у камина, рассеянно перелистывая страницы. Потом встал, поставил книгу в шкаф, оглядел догорающие поленья и пошёл наверх.

В комнате Марка темно и тихо, только сонное детское дыхание. Ларри послушал его, стоя на пороге, и бесшумно отступил, закрыв дверь. Теперь спуститься, проверить закрыты ли входная и кухонная двери, прогорели ли поленья в камине, выключить всюду свет и подняться к себе, в свою спальню. Не слишком ли велик для двоих такой дом? Но ведь их не всегда будет только двое. А, скажем, четверо или даже пятеро. Да, трое детей – это… это разумно. Если всё дальше пойдёт нормально, то так и будет.

Ларри выключил лампу у изголовья и закрыл глаза. Да, пусть так и будет. Странное, пьянящее чувство уверенности…

Это чувство не оставляло Ларри и в последующие дни. Но за полчаса до обеда он уже не был ни в чём уверен. Всё готово, дом блестит, рыба, чтобы не остыла, в духовке, желе в холодильнике, Марк в своём лучшем костюме, и он сам… и всё, как говорится, на уровне. И разумеется, она придёт, но будет ли? Будет ли то, в чём он уже почти убедил себя?

– Пап, – Марк смотрел на него снизу вверх. – Ты… – слова «боишься» он себе не позволил, но сообразил заменить самым подходящим: – Ты нервничаешь, да?

– Да, – кивнул Ларри и улыбнулся. – Это наш первый званый обед, понимаешь?

– Да, – кивнул Марк и ткнулся лбом в руку отца. – Я постараюсь.

– Спасибо, – очень серьёзно сказал Ларри.

Они стояли на крыльце, но увидел гостей первым не Ларри, а Марк.

– Пап, смотри, это они?

Ларри вздрогнул и ответил Марку, когда женщина в строгом тёмно-сером – самый немаркий цвет – костюме, держа за руку такую же темноволосую девочку в розовом платье, уже стояла у их калитки.

– Да, – Ларри с натугой вытолкнул из себя: – Это они, – улыбнулся и повторил уже свободнее: – Это они.

Чистый, новенький и безусловно роскошный, по меркам Цветного, дом, а на крыльце высокий негр в строгом тёмном костюме и рядом с ним мальчик тоже в костюме, только вместо галстука повязан ковбойский шнурок с кисточками. «Это… это… – даже про себя не смогла выговорить Эстер уже понятое и принятое: – Это моя судьба».

– Мам, мы сюда шли?

– Да, Рути. Будь умницей.

– Хорошо, – вздохнула Рут.

По дорожке, выложенной блестящими, будто тоже отмытыми с мылом, плоскими камнями, они подошли к крыльцу.

– Добрый день, миссис Чалмерс.

– Добрый день, мистер Левине, – она протянула руку для пожатия и улыбнулась. – Просто Эстер, хорошо… Лоуренс?

– Да, Эстер.

– А это моя дочь.

Эстер выразительно посмотрела на дочку, и та, закинув голову, чтобы видеть лицо Ларри, представилась:

– Рут Чалмерс.

И даже слегка присела. Марк, не дожидаясь слов или взгляда отца, склонил голову.

– Марк Левине. Очень приятно.

Все вместе вошли в гостиную. Ларри на мгновение растерялся, но Эстер сказала:

– Очень мило. Вы недавно переехали?

И Ларри понял, что надо делать. Надо показать дом. И сделанное, и несделанное, и только задуманное.

Они прошли по всему дому. Ларри ничего не скрывал, но и не хвастался. Да, дом сделан и в нём можно жить, но его можно ещё делать. Строгая, но очень… добротная простота убранства понравилась Эстер. Во всех спальных пол затянут подобранным под цвет стен ковром, и стены не покрашены, а оклеены обоями, по европейской традиции, комната Марка более… детская, мальчишеская комната, хотя безукоризненно убрана. Две спальни совсем пустые, только ковёр и занавеси, но ванные – у каждой спальни своя – оборудованы полностью.

– Да, – Ларри ответил на её невысказанные слова. – Пустовато, я понимаю. Но дом надо обживать.

Они стояли вдвоём в его спальне. Марк остался у себя показывать Рут свои игрушки.

– Я понимаю, – кивнула Эстер. – Вы правы, Лоуренс. Картины, украшения, памятные вещи… дом обрастает всем этим со временем.

– А для этого в доме должны жить, – Ларри прислушался к детским голосам и улыбнулся. – Пусть играют?

– Да, конечно, – улыбнулась Эстер, оглядывая спальню и невольно, даже не сознавая этого, прикидывая: что и как она изменит, прикупит, переставит, чтобы картинка из журнала или каталога стала живой комнатой.

Они вышли из спальни и, не зовя детей – пусть играют, прошли по небольшому коридору и спустились в гостиную. Ларри подошёл к бару.

– Чего-нибудь выпьете, Эстер?

– Чего-нибудь, – улыбнулась Эстер. – Я не любительница и не знаток спиртного.

– Тогда спиртного не будет, – весело ответил Ларри, подавая ей стакан.

Она взяла и с храброй осторожностью пригубила.

– Оу! Как вкусно!

– Нравится? – обрадовался Ларри.

– Да, – она отпила ещё и засмеялась так по-детски радостно, что и Ларри засмеялся.

– Мама! – прозвучало сверху.

– Я здесь, Рути, – повернулась к лестнице Эстер.

Но Рут и Марк уже сбегали вниз. Ларри вернулся к бару и сделал ещё два коктейля из соков.

– Вот, – Рут протянула матери зажатую в кулачке коробочку. – Посмотри.

Эстер взяла коробочку. Это была головоломка. Под стеклом пейзаж с воротцами и извилистой тропинкой между ямками-дырочками. Эстер покачала головоломку, но шарик у неё провалился на второй же ямке.

– А у Марка он пять дырочек проходит, – тараторила Рут. – А у меня шесть прошёл, и я выиграла, и Марк мне её подарил, вот!

Марк быстро покосился на отца и, увидев его улыбку, успокоился. Ларри кивком показал сыну на стаканы с коктейлями. Марк взял оба и повернулся к Рут.

– Попробуй, Рут, очень вкусно.