Добро пожаловать в Абрау!

В тот день он вернулся домой в приподнятом настроении. Во-первых, дед не солгал: сказочное место существовало. А во-вторых, он ненароком наткнулся на нудистский пляж, что разожгло его интерес. Своей находкой Трофим поделился с другом, и вместе они не единожды возвращались на скалу, чтобы наблюдать за голыми людьми. Они открыли удивительную палитру женских прелестей. Со скалы было видно все, и за первые два месяца лета Трофим узнал, что женщины могут быть красивыми на лицо, невзрачными на фигуру, и наоборот. Некоторым удавалось собрать в себе все, другим не удавалось собрать ничего. Самым отвратительным в женщинах он находил лишний вес. На втором месте Трофим бы назвал возраст. Он не понимал, зачем людям идеальный загар, если им глубоко за сорок.

Несколько раз они видели старух, похожих на зомби. Они ковыляли по гальке, а их груди раскачивались, как гири. Когда старухи спотыкались или оступались, их груди шлепали друг о друга, и этот звук напоминал Трофиму шлепки по лбу, которыми они в шутку награждали самих себя за проколы.

Большинство молодых женщин были уже загорелыми. Они подставляли солнцу зону бикини и лежали, словно под объективом фотоаппарата. Были и те, кто прятался от солнца под зонтиками.

Многие люди приезжали на пляж парами. Но количество мужчин и женщин все равно не поддавалось сравнению: женщин было намного больше.

За все лето, пролетевшее с удивительной быстротой, нудистский пляж стал едва ли не самым большим открытием в жизни Трофима. Мир будто упал ему под ноги. Смотреть на обнаженных женщин было подобно чему-то сверхъестественному, и каждый раз, спускаясь по скале к «смотровой площадке», он крутил головой, чтобы удостовериться: вокруг никого нет, и никто не лишит его удовольствия.

Во второй половине августа пляж стал пустеть. Ближе к осени полили проливные дожди, тропы стали скользкими, и Трофим перестал посещать любимое место. Так миновал год, и пришло новое лето, которое шестнадцатилетний мальчишка намеревался провести не хуже, чем предыдущее. Но уже в самом начале что-то пошло не так, потому что Трофим решил посетить пляж ночью.

В ту самую ночь, когда Эва Кордова заметила странности в погребах винного завода «Абрау-Дюрсо», круг на запястье мальчика потемнел и вспух. Его рука не болела, но стоило ему провести подушечками пальцев по коже, было понятно, что под старым ожогом образовывалась полость. Что-то вырывалось наружу, и Трофим принял решение.

Глава 3

Абрау. Трофим и Говорун

Он показал руку матери.

– Тебе нужно сходить к врачу, Дима, – немедленно отреагировала женщина, которой подобные вещи никогда не казались нормальными.

Мама Трофима имела медицинское образование и занимала должность старшей медсестры. Больница в Абрау стала для нее третьим местом работы после колледжа.

– Но ожог не болит. – Трофим попробовал смягчить приговор матери. Он не любил больницы. Запах в помещениях напоминал ему сельский лазарет, куда его водили на лечение зубов. Там всегда плакали дети, стонали взрослые и врачи были, точно командующие концлагерями.

– Он вспух, – настаивала мать. – Мне не нравится, как он вспух. Тебе надо сдать кровь, чтобы провериться на инфекцию.

– Но…

– Хочешь, чтобы тебе отрезали руку по локоть? – спросила она, чуть повысив голос. – Ты помнишь, как бабушка проигнорировала мои советы и не обратилась в больницу вовремя? Ей отрезали ногу по колено. А ведь у нее всего лишь разболелся большой палец. Не упрямься! Тебе нужно в больницу. Сходи в приемный покой к доктору Панину. Он посмотрит тебя и скажет, что делать дальше. Я не сомневаюсь, что он отправит тебя в Новороссийск, в поликлинику. И будет абсолютно прав.

– Может, я просто выпью антибиотик?

– Выпьешь, – согласилась мама. – Обязательно выпьешь. Сразу, как врач поставит диагноз.

Она еще раз провела пальцем по вспухшему месту.

– Странно, что нет никаких покраснений. Должны быть. Очень странно.

Мать была расстроена состоянием дел, а Трофим вдруг вспомнил, что сегодня собирался с другом в горы.

– Как думаешь, сколько это займет времени?

– Приемный покой вообще не займет времени. Дежурный врач всегда там. Сегодня воскресенье, но… – мама задумалась, на ее лице промелькнула тень сомнения. – Я сейчас позвоню и спрошу.

Она удалилась из комнаты и через несколько минут вернулась.

– Иди немедленно. Панин собирается улизнуть. У его дочери сегодня какой-то праздник, и он отпросился у главврача на полдня. Возьми с собой паспорт. Он сказал, что медкарту поищет в регистратуре.

Трофим взял паспорт, но, перед тем как выйти из дома, постоял на пороге, подавляя в себе отвращение к больнице.

«Я не хочу туда идти, – думал он. – Не хочу и все»

И в чем-то он оказался прав, потому что доктор Панин не сказал ничего, что могло бы пролить свет на его проблему. Осмотрев ожог, доктор поинтересовался, бывало ли раньше что-нибудь подобное. Трофим ответил, что видит это впервые, и тогда Панин сказал, что вспухший круг напоминает ему черную метку, имеющую дурную славу в некоторых кругах. Конечно, он не имел в виду далекие времена, когда к подобным вещам относились серьезно, но, услышав его слова, Трофим вспомнил про призрачную шхуну, и в его голове забил медный колокол. Панин предпочел не паниковать. Он так же не обмолвился по поводу сдачи крови, и, с его слов, ожог должен был успокоиться сам собой в течение ближайших дней.

По соседству с Трофимом жил парнишка по имени Аркадий Говорун. Он был на год младше, учился в девятом классе и за счет своей коммуникабельности и простоты мог сдружиться с кем угодно и где угодно. Когда Трофим переехал в Абрау, Аркадий стал его первым и самым верным другом. От него Трофим не скрывал своих секретов, хотя не раз убеждался, что Аркадий ненароком способен проболтаться кому-то еще. Таким был его талантливый бесхребетный язык.

Знал Аркадий и про татуировку – в мельчайших подробностях, а не то, что знала мать и одноклассники. Поэтому, не чувствуя в душе спокойствия, Трофим решил сообщить о случившемся другу и забежал к нему после больницы. Он застал Аркадия за работой. Парнишка подрезал во дворе траву, но не триммером или косой, как это делают садоводы, а обычными ножницами, как это делал только он сам. Говорун был на редкость трудолюбив в домашних делах, и иногда Трофим поражался его целеустремленности в работе, с той лишь оговоркой, что проводить время вне дома он все-таки любил больше.

– Хей! – Трофим остановился возле деревянного забора и заглянул через калитку.

– У-у-у! – прогудел Аркадий, клацая ножницами. – Заходи, открыто! Как жизнь, брат-сват?

– Жизнь как полный улет, брат-сват. – Трофим вошел во двор и закрыл калитку. – У тебя как?

– У меня офигенно! Сегодня откопал муравейник в огороде. Если бы ты видел, какой был кипиш! Бежали во все стороны! А потом я залил муравейник водой, и тогда все муравьи утонули! Это было так круто, что я даже записал в тетрадку. Если хочешь, я тебе потом прочитаю. Но я точно напишу об этом в сочинении на свободную тему. У нас училка постоянно страдает по этой теме. Ей надо писать какую-то хрень о том, как я провел лето. Вот и напишу. Эх, пропустил ты зрелище, брат-сват! Пропустил!

Говорун опустил голову и продолжил работу. Трофим заметил, что он не просто подравнивал траву, а выстригал ее под корень. За его спиной образовывалась вытоптанная площадка, как после раундапа.

– Зачем ты так делаешь? – поинтересовался Трофим, указывая на вычищенное пространство.

– Мать приказала. Хочет, чтобы было гладко, как на хоккейной площадке.

– Но ведь с травой же красивее.

– Пойди докажи ей! Она меня и слушать не хочет. Сказала, пока я не превращу двор в марсианское поле, чтоб на ужин не приходил.

Трофим усмехнулся.

– Я серьезно! Даже батя не хочет с ней спорить. Вчера попытался, но мама его быстро поставила на место. Сказала, что если он знает, как снять с машины колесо, то это не значит, что он разбирается, как печь пирожки и уж тем более – как сделать хату модной на фоне маленького двора. – Аркадий бросил ножницы и стал яростно выдирать траву руками. – У нас недавно на кухне провалился пол. Мы с папой подремонтировали немного, поднимать весь пол не стали и залатали только дыру. А через пару дней мама двигала холодильник, чтобы вытереть за ним пыль, и провалилась под доски. Батя попытался объяснить ей, что это из-за ее лишнего веса. Если бы она скинула килограмм шестьдесят, пол во многих местах нашего дома удалось бы сохранить. Ох, брат-сват, если бы ты видел, как мама разозлилась! Она дала бате такую взбучку, что на следующий день нам пришлось латать всю кухню. Слава богу, у нас кухня восемь квадратных метров. За день управились.

– И без обеда?

– Конечно. Мама очень злая была. Я пообщался с батей, сказал, что зря он ее взбесил. Лучше пусть помалкивает. Почему-то женщин всегда задевает, когда им напоминают о лишнем весе. Причем без разницы, сколько ей лет – восемнадцать или пятьдесят два. У меня, например, килограмм пятнадцать лишних, но я на это особого внимания не обращаю. Меня, кстати, толстым почти никто не называет, кроме бати. Но, даже если б и называли, мне все равно. А вот женщинам не все равно.

Говорун вздохнул. Все это он говорил, не отвлекаясь от работы. Трава летела в кучу, а он переползал на другой участок.

– И, при этом, худеть они все равно не хотят, – добавил Трофим.

– Вообще не хотят, – подтвердил Аркадий. – Желание есть, просто лень, наверное. Но моя мама не ленивая. У нас чистый дом, особенно кухня. Все прибрано, в раковине никогда нет грязной посуды, цветы комнатные растут, пахнет хорошо. За двором чисто. Короче, мама следит за всем. Если сама не может убрать, то нас заставляет. Она к телеку садится только перед сном. Смотрит свои сериалы, потом ложится спать и утром встает часов в шесть. Я бы так не смог весь день проводить.

– Да-а, – протянул Трофим. – В общем…

Говорун ненадолго остановился и глянул на Трофима так, словно какая-то идея пришла ему в голову.

– Брат-сват, а ты сам откуда гонишь? У тебя угрюмый вид.

– Из больницы.

– Как так? – Аркадий сел на очищенный от травы участок земли. – Заболел? И сразу пришел ко мне? Это, конечно, здорово, но чем толстый трепун может тебе помочь? Ты рассказывай, не стесняйся. Может, благодаря тебе я закончу свою работу раньше, чем мама приготовит обед.

– Сомневаюсь, – вздохнул Трофим и показал правую руку.

Несколько секунд Аркадий рассматривал вспученный круг, и на его лице витало полное недоумение. Не решаясь прикоснуться, он щелкнул пальцами.

– Трофим, – серьезно сказал он, – признавайся, как ты это сделал?

Трофим вжал голову в плечи.

– Откуда я знаю? Я проснулся сегодня с этой штукой… и все.

– Выглядит… чертовски отвратительно, брат-сват. Не показывай больше никому.

– Я и не собираюсь никому показывать.

– Хотя мы могли бы показать моему отцу. Но его сейчас нет. А с работы он обычно приходит пьяным. – Говорун провел по лбу грязной рукой.

И тут их мысли встретились. Глаза Аркадия распахнулись. Он поднес секатор к лицу и почесал бровь. Трофим понял, что его друг догадался, о чем он хотел сказать. И пусть их взгляды были едины, доводов в них еще не содержалось. Наконец Трофим сказал:

– Твоя мама крепко спит до шести утра?

– Не уверен. – Аркадий закусил губу.

Они вместе посмотрели на окно, выходящее во двор. Из открытой фрамуги слышалось шкварчание масла. За таким шумом мама Аркадия едва слышала телевизор из соседней комнаты.

– У нее сон хреновый. Но она редко заходит в мою комнату. Только днем, если ей что-то нужно. И то предпочитает кричать через весь дом, чтобы я подошел.

– А отец?

– Отец спит как конь. Он спит плохо, только когда не пьян. А так как не пьян он редко, за него можно не беспокоиться.

– Нам нужно улизнуть из дома часа на полтора. Поедем на пляж на великах, чтобы сократить время. Бросим их на развилке и пойдем до скалы пешком. – Трофим перешел на шепот.

– Мама закрывает калитку на цепь каждую ночь. – Аркадий мотнул головой в сторону столба, где висела цепь с замком. – Пока я буду открывать замок и выводить велик, мама может проснуться.

– Мы спрячем велики заранее, – предложил Трофим. – Днем, в лесу возле озера. Притянем их такой же цепью и оставим до ночи. Там никто не ходит.

– Точно, – кивнул Аркадий, и снова повисла тишина.

Не найдя, чем продолжить разговор, Трофим развел руками:

– Глупо, конечно, это все, но своему деду я доверяю. Он мне сегодня приснился и, кажется, не зря.

Говорун скрестил руки на груди.

– Не очкуй, брат-сват. Даже если пляж будет пуст, прогулка ночью стоит того, чтобы ее провернуть. Будем считать это нашим долгом перед твоим предком!

– Точно, – подтвердил Трофим.

Аркадий продолжил свое занятие, а Трофим вернулся домой, вывел велосипед и отправился на озеро.

Глава 4

Завод. Елена Николаевна

Елена Николаевна Гейкина отдала винному делу одиннадцать лет и по праву считалась одним из самых надежных сотрудников завода. Девять лет она проработала технологом на предприятии, а два года назад ей предложили стать по совместительству экскурсоводом. Имея на руках два диплома о высшем образовании, Елена Николаевна согласилась и вдруг поняла, насколько чутко родители предвидели ее будущее. Они отдали ее в институт на специальность краеведа. Тесно связанная с историей, она проучилась пять лет. Потом мама и папа посоветовали ей в том же институте окончить заочно что-нибудь техническое, чтобы в дальнейшем она могла без труда найти работу.

Разумеется, без труда найти работу не удалось. Но со временем, сменив несколько рядовых должностей, Елена Николаевна оказалась на консервном заводе в Абинске. Здесь она получила свое первое повышение, стала технологом отдела и наконец-то прониклась работой на предприятии. Шум, жара, неприятные запахи, вибрации и несносный коллектив – все это она терпела несколько лет. Вскоре Абинск ее выжил.

Выжил не потому, что она не смогла вытерпеть все вышеперечисленное. Выжил, потому что Елена Николаевна хотела попробовать себя в чем-то новом. Этим «новым» оказался винный завод «Абрау-Дюрсо». И пусть здесь сохранилось немало вредных факторов производства, в Абрау ей нравилось больше. Здесь было куда отдать душу. Самым значимым моментом своей карьеры Елена Николаевна считала назначение на должность экскурсовода, где она смогла раскрыть себя как историк-краевед и научиться свободно общаться с людьми. В тот день она с достоинством вошла в круг избранных. Она стала человеком, которому нравится то, чем он занимается. А таких личностей, как известно, в современном обществе не много.

В воскресенье, когда к ней подошел начальник смены Григорий Ильич Кочкин, она проводила третью экскурсию. Все желающие собрались в красивом выставочном зале, где за стеклом стояли образцы бутылок винного завода за многолетний период производства.

– Вот награды, полученные в советские годы. – В зале стоял гул, и эхо немного искажало тембр ее голоса. Люди наступали друг другу на пятки, пытаясь увидеть из-за голов то, что было под стеклом. – Здесь более трехсот пятидесяти наград. Кроме того, мы имеем кубки Гран-при. Для тех, кто не знает, Гран-при – это наивысшая награда.

Елена Николаевна сделала два приставных шага в сторону, позволив экскурсантам придвинуться поближе к стеклу. Все эти метания она знала наизусть и уступала гостям дорогу прежде, чем те успевали щелкнуть фотоаппаратами.

Она перешла к стенду, где в ряд стояли бутылки.

– Здесь представлен ассортимент продукции, выпускаемую заводом сегодня. То, что делается быстро, по современной технологии, это черная этикетка. Все остальное – технология классическая. – Тут она сделала отступление, вытянула руку, указывая на ряд бутылок, и обратилась к толпе: – А как узнать в магазине, по какой технологии сделана данная партия товара? Прошу присмотреться к этикетке! Если это классическая технология, внизу будет указываться год урожая. Если вино получено резервуарным методом, год указываться не будет. Также на контрэтикетке с обратной стороны будет написано: Метод Классик, выдержано в горных тоннелях завода «Абрау-Дюрсо».

В этот момент она заметил Кочкина. Елене Николаевне он напомнил зажравшуюся жабу, источающую неприятные запахи, коих и так на заводе было немало.

Кочкин затерялся в темном углу и, прищуриваясь, рассматривал экскурсантов. По его манере окидывать взглядом толпу создавалось впечатление, что он работник ФСБ. Слишком усердно Кочкин прищуривался и удивлялся, когда люди с тем же усердием смотрели на него. Надо заметить, что очень часто люди смотрели на Кочкина не только с усердием, но и с пренебрежением. Виной тому Григорий Ильич считал огромный нос, который при вдохе сильно раздувался и хлюпал, будто в нем что-то закипало.

Когда клокотание в носу Кочкина стало отвлекать людей от экскурсии, а неприятный запах пота и нестиранной одежды заволок верхнюю часть зала, Елена Николаевна решила узнать, в чем дело, и выпроводить начальника смены из помещения.

Она вежливо попросила экскурсантов сделать несколько снимков на память и подождать ее здесь, не покидая зал.

Кочкин ухмыльнулся и потянул носом. Гримаса на его лице стала угрожающей, но тут он выпустил воздух и прокашлялся. Елена Николаевна мысленно перекрестилась. Запах, исходивший от упитанного мужчины, был непередаваем. Стоя возле него, она старалась дышать ртом.

– Что-то случилось, Григорий Ильич? – спросила Гейкина, указывая на выход из зала.

– Да, – пробубнил он, озираясь по сторонам, будто впервые попал в это место. – Случилось, Лена. Поэтому я здесь.

Он говорил через нос, немного растягивая слова. Его маленькие глазки бегали, как заведенные, а тело в такт шальным нервам дергалось и извивалось.

– Что случилось? – Елена Николаевна попыталась его поторопить.

Она не любила задерживать экскурсии, тем более пересечение одной группы с другой в погребах завода было недопустимо. За это грозил штраф.

– Один из моих сотрудников, Лена, сказал мне, что в пятом тоннеле видел какой-то ящик.

– Какой еще ящик?

– Продолговатый, прямоугольный, обитый бордовым сукном…

– Гроб?

– Возможно, – продолжил он, поглядывая по сторонам. – Возможно, это был гроб. Но важно другое.

Он опустил голову, давая глазкам впиться в Елену Николаевну, как если бы это были назойливые насекомые.

– Важно то, что в начале смены ящик был, а в конце – пропал.

– И какое я имею к этому отношение?

– Самое что ни на есть прямое. – Кочкин потянул носом. – Твои экскурсии проходят по пятому тоннелю?

– Да.

– Ты видела этот ящик?

– Нет.

– Тогда как он мог появиться в ночную смену, если в дневную его никто не приносил?

– Понятия не имею, Григорий Ильич.

– Так дело не пойдет. – Он с упреком посмотрел на нее. – Если мне никто не врет…

– Вы намекаете на то, что я тайно выношу из тоннеля бутылки?

– Я этого не говорил. – Кочкин придвинулся к ней, и тошнотворный запах накинулся на Елену Николаевну, как рысь на беспомощного зайца. Женщина сделала шаг назад, но лучше себя не почувствовала.

– Сегодня я проведу инвентаризацию. Если хоть одной бутылки не досчитаемся, будем расследовать дело вместе.

– Сколько угодно, – прыснула Елена Николаевна. – Только я понятия не имею, о каком ящике вообще идет речь.

Кочкин прищурился. Крылья его носа раздулись.

– Тогда я объясню еще раз, – прогнусавил он. – В начале ночной смены один из моих сотрудников обнаружил неопознанный объект, очень похожий на гроб. Он находился примерно на середине пятого тоннеля между семнадцатым и восемнадцатым пюпитром. Ящик подпирал дверь, ведущую в технологические тоннели, куда вход строго запрещен. По словам моего подчиненного, дверь была не заперта. В середине смены ящик сдвинулся, а дверь была приоткрыта на треть. Особое ударение я делаю на слове «дверь». Ты понимаешь ход моих мыслей?

Елена Николаевна кивнула. Она знала правила. Но, в отличие от общего персонала завода, помимо правил, знала еще и историю. Гейкина поняла, что Кочкин вовсе не обвинял ее в краже бутылок. Он спрашивал о другом. О том, что ему неизвестно, зато известно ей.

– Я не диггер, Григорий Ильич, и не специалист по катакомбам. Конечно, я интересовалась запретными тоннелями, но я никогда по ним… не перемещалась.

– И все-таки, – настойчиво потянул Кочкин, – есть ли шанс вынести продукцию завода на поверхность, минуя камеры наблюдения, охрану и прочее?

– Наверное… да. Но это нужно проверить.

Кочкин почесал нос.

– Я хочу это проверить вместе с тобой.

– Нет, Григорий Ильич. – Елена Николаевна, уже привыкшая к отвратному запаху собеседника, вдохнула полной грудью и с улыбкой продолжила: – Это ваши обязанности, а не мои.

– Лена, – Кочкин насупился, – ты же мне как дочь. Неужели ты не знаешь, что будет с моим анусом, если некие люди, сидящие над горой в уютных охлаждаемых кабинетах, недосчитаются партии бутылок классического изготовления?

Елена Николаевна не хотела входить в курс дела, но откровенность начальника смены задела ее. Она едва не рассмеялась.

– Я не требую от тебя многого. Но мне необходимо прояснить ситуацию от начала до конца.

Он опустил голову, чтобы почесать под носом.

– Может, нам надо сначала пересчитать бутылки?

– Ты знаешь, сколько это займет времени?

– Немало. – Елена Николаевна поняла, что смысла в этом занятии не видит даже Кочкин. – Тогда предлагаю дождаться второго случая. Если история повторится, тогда будем…

– Я второго случая ждать не хочу!

– А рисковать жизнями людей вы хотите?

– Конечно, нет!

Возникла короткая пауза, после чего Елена Николаевна заявила, что ей пора продолжать экскурсию. Кочкин схватил ее за руку.

– Лена, мы только пройдем пару метров! – Он встал к ней впритык. – Если ничего не увидим, повернем назад.

– Это опасно!

– Пара метров!

Елена Николаевна, растроганная его поведением, замерла. Она потратила много времени на изучение поместья Абрау-Дюрсо, в особенности, строительства тоннелей, и знала, что кое-где просто так лучше не появляться. В тоннелях было опасно не только из-за плачевного состояния перекрытий. В свое время здесь умирали рабочие. Их никто не транспортировал наверх: трупы замуровывали в стены, не оставляя никаких надгробных табличек. Поэтому тоннели этой горы – своеобразное кладбище, где покоятся тела сотен каторжников, изнемогавших от тяжелого труда, голода и болезней.

– Пара метров, – прошептала Елена Николаевна. – За пару метров вы можете серьезно поплатиться.

– Ничего не случится, Лена, – заверил ее Кочкин. – С нами будут еще двое мужчин. Я возьму Розгина и Попова. Вместе мы выясним, куда ведет тоннель, заколотим дверь и…

Елена Николаевна хотела возразить. Ей представлялся более легкий путь: заколотить дверь снаружи. Но чуть позже она вспомнила, что дверь и так находится под замком. И, даже имея ключ, тот древний замок вряд ли получится открыть. Человеку нужна невероятная сила, чтобы сладить с подобной защитой.

– Хорошо, Григорий Ильич. Вы можете рассчитывать на мою помощь. Но полного согласия я не даю. Это нелегально, опасно и против правил компетентности. Если об этом кто-нибудь узнает, то, как вы выразились, анусы у нас у всех будут необыкновенно огромными. А я за свою работу держусь.

Кочкин потер руки и поклонился.

– Вся ответственность на мне, Лена. Вся ответственность здесь! – Он ударил себя в грудь. – Я с тобой еще свяжусь.

Он ушел, а Елена Николаевна продолжила экскурсию. Проходя по пятому тоннелю, она обратила внимание на дверь между семнадцатым и восемнадцатым пюпитрами. Она была закрыта.

Глава 5

Вокруг озера. Юра Насморк

Юра Насморк часто делал людям пакости. Причиной тому был не только слабый ум и душевное состояние: скорее, как раз наоборот. Как считал Юра, сильные стороны его характера привели к тому, что однажды ему привиделся уважаемый джентльмен, назвавший себя Господином в черных штанах. В тесном общении с ним у Юры и зародилось тайное веяние творить разные подлянки.

Еще по молодости, когда он шагнул в большую жизнь и поступил в школу для умственно отсталых детей, Господин в черных штанах явился к нему в комнату и сказал, что спустя несколько лет будет рад видеть в своих рядах. И Юра дал обещание, что обязательно вступит в эти ряды и будет служить ему, пока стоит на ногах. Господин в черных штанах исчез и не появлялся много-много лет. За это время Юра повзрослел и поумнел. Он узнал, что длинная штука между ног отсутствует у некоторых учительниц его школы, что уколы в задницу не сулят никакого удовольствия, что огонь бывает горячим и что пить воду из лужи не всегда полезно. Он узнал очень много всего, и к двадцати одному году, закончив чертову школу, гордился своими знаниями не меньше, чем какой-нибудь аспирант, вымучивший у комиссии кандидатскую степень.