Распутье

Катя поделилась своим впечатлением от «Старика и море», затем разговор плавно перетек на мастерски описанную Хемингуэем ловлю форели в горных реках. «Да это особенно! – воскликнула Лена, захлебываясь от переполнявших ее эмоций, затараторила: – Как будто сама там, с ним. И эта река. Как ее? … Точно, Биг-Ривер. Вот, когда мы с родителями по Дубне…». Но в оживленном разговоре ее кто-то перебил, Лена сбилась, замолчала и переключилась на общую тему. А тема заняла всех. Вспомнили еще рассказ, и еще, и пошло-поехало. Петька авторитетно вещал, Лена скороговоркой вставляла замечания, не оставались в стороне и Мила с Машей-именинницей. Вторая Маша тоже не выпадала из разговора и, хотя больше молчала, изредка кидая реплики, в ее глазах читался живой интерес. Сергей, слушая других, говорил, в основном, когда обращались непосредственно к нему, но теперь он уже не был лишним за этим столом. У него появилось чувство единения со всеми присутствующими. Словно комната наполнилась проводящим мысли, чувства и эмоции веществом, связавшим всех общим интересом. Сергею было знакомо это ощущение, оно было близко ему. Оно было сродни возникавшему во время споров на семинарах по философии, их с Петькой «мировоззренческих дебатах» или конструкторских «мозговых штурмов». Когда рассуждения и мысли нескольких людей, сплетаясь вместе в общем увлечении, создают особую атмосферу взаимного притяжения. Как ни странно, но трое девушек-мышек, не прикасавшиеся к «расслабляющему» напитку, тоже стали вести себя свободнее. Словно легкий снимающий напряжение хмель каким-то образом передался им тоже.

Прошлись по творчеству Хемингуэя и «по нему лично». Заметили, что действие большинства его книг происходит не в «штатах», а в Испании, Франции и в Африке. Перескочили на то, как хотелось бы там побывать, на то, что жалко, что из Союза почти невозможно выбраться куда-нибудь за рубеж, особенно в страны «каплагеря». Мила сказала, что слышала, будто бы совсем недавно, где-то в конце мая вышел закон, вроде бы облегчающий выезд из страны, что «может быть перестройка, все-таки приведет к падению „железного занавеса“ не только для Восточной и Западной Германии, но, в конце концов, и для нас». В этом вопросе ее авторитет не подвергался сомнению – родители Милы периодически выезжали за границу на различные научные симпозиумы и конференции и она, как никто другой здесь, могла быть в курсе дела. Все согласились, что это было бы здорово, что может быть, когда-нибудь все-таки удастся увидеть «снега Килиманджаро». Тема странствий постепенно перевела разговор на тему отдыха вообще и грядущих каникул в частности.

– Вот вы сейчас студенты, завидую. Сдадите сессию, начнутся каникулы. … Я вот, только недавно понял, … – Сергей замолчал, обвел взглядом присутствующих, с чувством сказал: – Как же летом не хочется работать! Когда был студентом, я этого не замечал, – он остановился, что-то вспоминая, продолжил: – В начале лета, как-то особенно остро начинаешь понимать, что оно создано для отдыха. Солнце светит, все зеленное и, на уровне организма, рефлексов что ли, срабатывает: «не хочу работать!». Может быть это привычка, резвившаяся с детства? Вот смотрите. Невинный возраст брать не будем, а дальше, десять лет в школе, лето – каникулы, – он начал загибать пальцы. – Пять лет в институте, каждый год то же самое. Пришли на КБ, нас, молодых специалистов пинками в пионерский лагерь вожатыми.

– Прямо так и пинками? – искренне удивилась Катя. – За что же вас так?

– Не за что, просто …. Для КБ лагерь – обязаловка, а «старики» ехать не хотят, – махнул рукой Сергей. – С другой стороны, тоже неплохо, местами даже весело, – он улыбнулся, каким-то своим мыслям, – пару смен в лагере пионеров строишь, потом отпуск полтора месяца. То есть, по большому счету, тоже все лето гуляешь. И так два года подряд. В этом году вожатым не поехал, лето начинается и чего-то не то, нет ощущения праздника что ли, – Сергей разжал ладонь, изобразив взглядом грусть, уставился на нее, словно пытаясь отыскать что-то упущенное. – С утра на работу, вечером с работы, пока до дома доедешь, пора спать.…

– Может быть это просто дело времени? – с сочувствием спросила Лена. – Мои родители, всю жизнь так работают.

– Мои тоже, – Сергей вздохнул. – Все понимаю, а на уровне ощущений все-равно что-то не так. Наверное, пройдет лет пять-десять, привыкну. Или скорее сотрется та привычка из детства, не знаю. Одно облегчение – отпуск в августе.

– Ты говоришь, сессию сдали и все, каникулы? Ага, если бы! – возразил Петька. – Нам в июле еще на две недели фольклорная экспедиция светит.

Девушки дружно зашумели, соглашаясь с ним.

– Кстати, – вдруг оживилась Мила, – девчонки, никто не смотрел на кафедре объявления по поводу летних лагерей?

– По-моему, что-то уже вывесили, – за всех ответила именинница, – я видела мельком. А что?

– Сережка сказал про отпуск в августе, и мы вспомнили, – ответила Мила, сказав «мы» она имела в виду себя и Петра. Женщинам свойственно после выхода замуж отождествлять себя со всей семьей. Сначала только с мужем, потом еще и с детьми: «мы сегодня кушали и все измазались», «мы сегодня на животике ползали», «нас сегодня комарик покусал». – Мы решили наконец организовать себе медовый месяц, правда, Петь?

Петр подтвердил слова жены, сказав, что «раньше было недосуг, а теперь самое оно», после чего спросил Сергея о его планах на отпуск.

– Мы с Женькой не решили еще, может быть опять махнем в «Буревестник», – он заметил вопросительные взгляды девушек напротив, пояснил: – это университетский лагерь под Туапсе, – с улыбкой посмотрел на Петра. – Помнишь?

– А, то!

– Как-же, как-же, на-а-аслышана о ваших похождениях, – тоном сварливой жены, растягивая слова, сказала Мила, – муженек мне мно-о-ого чего понарассказывал.

– Я ни в чем не участвовал, ни в чем предосудительном замечен не был, – оправдываясь, скороговоркой выпалил Петька.

– А ничего такого и не было, – сказал Сергей, сосредоточено изучая потолок. – Он все придумал, чтобы заинтриговать будущую жену. Так ведь? – взглянул на приятеля.

– Точно, так оно и было, – быстро ответил тот, – то есть, ничего не было, все придумал!

– «Ох, уж эти сказочки. Ох, уж эти сказочники!8», – засмеялась Мила, переводя взгляд с одного на другого, те сидели с отрешенными лицами, на которых было написано: «мы здесь ни при чем, ничего не знаем, это не про нас».

Мила на секунду задумалась, словно поймав какую-то мысль, посмотрела на Сергея смеющимися глазами и предложила ему с другом Женей присоединиться к ним – «вместе все веселее». Как это часто случалось с ней, да и не только с ней, собственная идея показалась Миле очень интересной, она моментально все обдумала и за всех решила. Она даже не стала убеждать или уговаривать Сергея, просто говорила тоном, в котором не звучало даже тени сомнения в том, что Сергей и Женя отправятся к морю с ними. О самом лагере Мила слышала много хороших отзывов. Правда, на путевки от университета Сергею с другом рассчитывать не приходилось – они оформлялись только на студентов и аспирантов. Последовавшее от Петра предложение оформить путевки на кого-нибудь с курса, Мила свела на нет, заметив, что путевки именные и могут быть неприятности. «Но, – заметила она, – частный сектор никто не отменял, а вам, „дикарям“ со стажем, не привыкать». Лагерь, куда собирались молодожены, находился недалеко от Пицунды и назывался «не то „Солнце“, не то „Солнышко“, не то что-то вроде».

– Кстати, про дикарей – улыбнувшись своим мыслям, начал рассказывать Сергей, – можно сказать, про диких дикарей. Дикарей в квадрате. Мы тогда еще в институте учились. Ребята из группы решили поехать в палаточный лагерь на берегу моря. Мы с Женькой в Судак, а они туда. Короче, приезжаем к ним в гости, сидят они на песке, возле своей палатки, загоревшие как негры, – Сергей хмыкнул, – Сидят и все. И так целый день. Ну может макнутся в море раз-другой чтобы совсем не спечься ….

– Прямо-так и целый день, – с сомнением спросила Мила.

– Ага, – подтвердил Сергей, – даже в карты не играют, надоело говорят. Оказалось, приезжают туда только барды-фанаты бородатые, или семьи, или и то и другое «в одном флаконе». Дискотек нет, магазинов нет, туалет, извиняюсь, где-то на краю лагеря. За продуктами ходили километра за два-три в город, а есть готовили прямо здесь, рядом с палаткой на примусе. Мы купнулись, посидели с ними полчаса, чтобы обсохнуть, и обратно в Судак, в лоно цивилизации. Мы так и не поняли их романтики. Тоска смертная. Уж мы-то всегда «дикарями» ездим, а это «дикари» в квадрате… нет, в кубе.

– Ну, зачем же так, – вступилась за «дикарей» в степени, Катя. – Каждый отдыхает по-своему.

– Они, наверное, с соседями дружили, вечерами песни под гитару у костра, – поддержала ее Лена, – в этом, правильно, есть своя романтика, – в голосе девушки будто бы даже проскочили нотки обиды за тех ребят. – Я, например, люблю в походы ходить. Прошлым летом с родителями сплавлялись на байдарках по Дубне, мне очень понравилось. …, – А что эти дискотеки? Музыка гремит, все дергаются. Не танцы, а не пойми что…

– Если песни у костра, тогда, наверное, … – Сергей пожал плечом, – может быть. … Но ребята нам сами сказали, с соседями у них было только на уровне: «у вас соль, спички есть?». Ни костров, ни гитар, вечером поели, что сварили и спать.

– Ну и что, все равно, – не собиралась сдаваться Лена, – просто быть на природе, … с природой, … это надо понять, почувствовать …, – она глотнула воздух и остановилась, подбирая аргументы.

– Значит им так нравится, – резонно заметила Катя.

– Им же, наверное, понравилось? – поддержала подруг молчаливая Маша. – Они, сами-то, что сказали?

– Все, все, не хочу спорить, – Сергей поднял перед собой руки ладонями вперед. – Нравится им так и ладно, … но это не мое, это точно, – он опустил руки, повернулся к Миле. – А за предложение спасибо. Понял, подумаем. Новое место, оно всегда…, – уже вставая сказал: – Это дело надо перекурить! – посмотрел на именинницу. – Можно?

– Я пас, – вставил Петька.

– Конечно можно, – ответила Маша, тоже поднимаясь из-за стола. – Я с вами, если вы не против. Не курить, – ответила она на вопросительные взгляды сидевших за столом, – хочу подышать, – пояснила, словно чего-то смутившись: – Что-то от «коктейля» мне жарко стало.

– Как я могу быть против? – улыбнувшись, удивился Сергей. – Вы же здесь хозяйка, да и вообще.

Сергей чиркнул зажигалкой, закурил. Стараясь не выглядеть слишком любопытным, незаметно осмотрелся. В прошлый раз, когда он выходил сюда с Петькой, было не до того. Балкон был небольшой, один шаг от стены до перил и четыре-пять шагов в длину. Домашнего скарба, как правило, захламляющего подобные дополнения к жилплощади, на нем не наблюдалось. Сбоку стояла табуретка, на подоконнике выходящего на балкон окна пустая вымытая стеклянная пепельница-башмачок. Окурка, который оставил Сергей, в ней уже не было, не было даже следов пепла. Решетчатые перила снаружи обшиты бежевым волнистым пластиком. Сверху, над головой, висели веревки для сушки белья. Некоторое время стояли молча, он – облокотившись на перила, глядя вниз во двор сквозь мерно раскачивающуюся листву растущих возле дома тополей. Она, скрестив руки сзади, прислонившись к стене дома. Во дворе бегали неугомонные дети, сбивая палками пух с одуванчиков.

– Чем им одуваны-то не угодили? – усмехнулся Сергей.

– А ведь вы не за сигаретами ходили? – словно не услышав его, спросила Маша.

Не поднимая головы, лишь повернув ее, Сергей посмотрел на девушку. Глаза ее смеялись, в них вновь, как тогда в коридоре играли озорные искорки. Сейчас она показалась ему вовсе не «серой мышкой», а вполне симпатичной девушкой: рост немного выше среднего, вьющиеся каштановые волосы чуть выше плеч, тонкий нос, полные губы, а главное – смеющиеся ярко-зеленые глаза. Не портила впечатления даже складочка на верхней губе, появляющаяся у нее при улыбке.

– Если честно, нет, а как вы догадались.

– В табачных киосках водка не продается, магазин совсем в другой стороне.

– Логично.

– Маш, вы не против, если мы перейдем на «ты»? Как-то неправильно «выкать» молодой, симпатичной девушке, – Сергей выпрямился, повернулся к собеседнице оперся о перила.

– Ну, вы же старше меня, вы уже работаете, я студентка, мне как-то непривычно, как будто с преподавателем на «ты».

– Ради бога, не делайте из меня мастодонта! – воскликнул Сергей. – У нас разница в возрасте года два-три, представьте, что вы первокурсница, а я, скажем, третьекурсник. Так проще?

– Наверное, да, – опустив глаза, словно заглядывая в себя, ответила Маша, встряхнула головой. – На «ты» так на «ты»!

Она вдруг стала серьезной и посмотрела куда-то вдаль поверх деревьев и крыш.

– Сергей, хочу вас …, – Маша осеклась, покосилась на Сергея, смущенно улыбнулась, поправилась: – то есть тебя спросить, вот ты окончил институт, сейчас работаешь, и, как тебе, … какие ощущения? – она задумчиво уставилась вниз, на выложенные шахматкой желтые и коричневые квадратики балконной плитки. – Чтобы было понятней, почему спрашиваю. Через год я тоже окончу, пойду работать, … все поменяется. До сих пор все шло своим чередом – школа институт, хорошо учишься, значит, молодец, все правильно делаешь. А дальше? Пойду работать, новые люди, как они оценят меня, мою работу? Да и какие они, критерии оценки? – Маша перевела рассеянный взгляд на начинающееся над крышами домов небо, словно пытаясь увидеть в бескрайней голубизне будущее, недолго помолчав, продолжила: – Когда окончила школу, казалось, вот она, началась взрослая жизнь, но на самом деле сейчас понимаю, что ничего особенно не изменилось. В принципе та же учеба, а шаг во взрослую жизнь только впереди.

– Я тебя прекрасно понимаю, Маш, – Сергей погасил окурок в пепельнице, шагнул к перилам, проследив за взглядом девушки, остановился на росчерке прозрачных перьевых облаков, застывших над домом напротив, – у меня было примерно то же самое. Но ты знаешь, ничего особенного не произошло. После окончания института распределили в КБ, в котором писал диплом, впрочем, как и ожидалось, при этом в тот же отдел. Людей, как и они меня, уже более-менее знал, так что здесь проблем не было. Тем более я со своим дипломным проектом занял почетное второе место в нашем выпуске, хотя по уму должно было быть первое, но не важно. Моему куратору было чем гордиться, его поздравляли. Это, кстати и по поводу критериев оценки. Я так думаю: делай свое дело грамотно и все будет нормально, тебя будут уважать, – он обернулся, поймал внимательный взгляд Маши, убежденно продолжил: – Я вот стараюсь работать так, чтобы было не стыдно за то, что сделал, ну и плюс все же видят, что ты делаешь. А, к примеру, есть женщины в нашем отделе, им кроме как перерисовать чертеж детальки какой-нибудь, ничего не доверяют. Почему? Да просто их все устраивает: время идет, оклад капает. Меня это удивляет, вроде тоже окончили институт по инженерной специальности, а работу выполняют на уровне простого чертежника, и ничего, блин, как так и надо. Народ над ними посмеивается, а им все равно, служебный рост их не интересует, а уволить вроде как не за что, да и тетки вроде неплохие, дружат со всеми, печеньками угощают. А по поводу отношений, я просто стараюсь не лезть ни в какие дрязги, сплетни и все такое. Пока вроде получается, – он пожал плечом, – не знаю, потом может, затянет, конечно.

– Кстати, Маш, – после короткой паузы спросил Сергей, – а что за профессия такая – филолог? Я сколько Петьку не пытал, ничего вразумительного не услышал.

– Филолог, это человек изучающий культуру народа через его язык, литературу, фольклор, – не задумываясь, выдала определение Маша, – вообще филология в дословном переводе «это любовь к слову».

– Хорошо, вот ты тоже говоришь «человек изучающий», но ведь что-то изучать это задача науки, а я спрашиваю о профессии. Кем филолог может работать? – Сергей решил не останавливаться и наконец разрешить эту загадку. – Не могут же все выпускники факультета пойти в науку.

– Нет, конечно, хотя аспирантура, наверное, оптимальный вариант, – согласилась Маша, – Можно работать в школе учителем русского или иностранного, в зависимости от своей специальности. Редактором или корректором в издательствах, прессе, вообще в СМИ. В общем, можно работать везде, где необходимо хорошо знать язык.

Она ненадолго замолчала.

– Но в том-то и проблема, – продолжила девушка. – Вот ты говоришь, тебя распределили в КБ, в этом отношении тебе было проще. С этого года обязательное распределение отменяют. И что? Я оканчиваю университет, а дальше? Кому я нужна? – Маша выразительно развела руками. – Специалист без опыта работы никому не нужен. На кафедре остаться и без меня желающих много. В этом отношении Милке хорошо – впереди путь светлый и ясный.

– Но она и учится хорошо, – встал на защиту жены друга Сергей, – училась бы плохо, никакие родители не помогли бы.

– Я тоже не последняя на курсе. Да не в Миле дело, у нее своя дорога, у меня своя. Маша в своем Курске с университетским образованием тоже работу найдет, хоть в школе, хоть в редакции какой-нибудь местной …, – в голосе девушки слышалась озабоченность, она вдруг замолчала, махнула рукой. – Когда я поступала, все было ясно, почти, как у тебя, хорошо учись – получишь хорошее распределение, потом хорошо работай ну и так далее. А теперь?

– Теперь все наоборот кричат: «Даешь свободу выбора! Новое мышление! Мы хотим сами выбирать свою дорогу!». … – невесело усмехнулся Сергей. – Хотя я с тобой согласен. Сам не представляю, что бы было, если бы меня не направили в КБ. В поселке, где я живу, градообразующее предприятие – кирпичный завод, себя я там не вижу, да и конструкторы там не нужны, – он взглянул на Машу, та стояла, прислонившись к стене дома, задумчиво глядя под ноги и согласно кивая его словам. – Выбор, наверное, да, хорош для тех, у кого есть «папы-мамы» и «дяди-тети», которые могут хорошо устроить, хотя они и так их всегда устраивали. Не знаю. Последнее время все чаще слышу китайскую пословицу: «Не дай бог жить в эпоху перемен».

Сергей, поймав глазами далекое перьевое облако, замолчал. Секунду стоял, глядя на него. Вдруг встряхнул головой, словно сбрасывая дурные мысли, повернулся к девушке и, посмотрев ей в глаза, живо сказал:

– А вообще, Маш, хватит о грустном! Сегодня твой день рождения! Так что: «Гаудеамус игитур», как говорит Петька, – Сергей слегка прихлопнул ладонями, – «Давайте веселиться»!

– Вообще-то, песенка не слишком веселая, – улыбнулась Маша, – там, если в вольном переводе, то что-то вроде: «Давайте веселиться, пока нас в землю не закапали!».

– Я знаю, это я так, Петьку подначиваю, а то он своей латынью уже достал, – признался Сергей, по-прежнему глядя Маше в глаза. – Давай лучше о чем-нибудь приятном. Вот, скажем о поездке на море, о которой сейчас говорили. Мне кажется заманчиво. А тебе? Почему ты не хочешь поехать?

Он взял Машу за руку, она сделала движение ему навстречу.

– Я как-то не думала. А ты, – тихо спросила она, – поедешь?

Почувствовав движение девушки, Сергей неожиданно для себя тоже придвинулся к ней, наклонился, встретил губами ее губы, она ответила на поцелуй. Тело девушки слегка обмякло, свободной рукой он обнял ее за спину, прижал к себе.…

Сергей почувствовал, как Маша слегка оттолкнула его в грудь, губы их разошлись.

– Скорее всего, поеду, – ответил он.

– Я тогда тоже, – шепотом ответила она. – Пойдем, нас, наверное, заждались.

Взгляды всех присутствующих в комнате были направленны на вошедших с балкона.

– Что-то вы подозрительно долго? – слегка склонив голову набок, утвердительно спросила Мила.

Повисло молчание.

– А мы тут без вас все кости перемыли Пушкину нашему – всё, – решил разрядить обстановку Петька. – Вот, к примеру, вы знаете сколько раз он или его вызывали на дуэль? Или сколько у него…

– Пойду мясо поставлю, – скороговоркой сказала Маша и выскочила в коридор.

– Пушкину нашему всё? – эхом вторя приятелю, сделав ударение на «всё», задумчиво сказал Сергей, посмотрел, что-то вспоминая в потолок. – Точно, – в подтверждение своих слов ткнул указательным пальцем в сторону Петра, – знаю …, вот это: «выпьем с горя, где же кружка? Сердцу станет веселей!».

Послышалось хихиканье девушек.

– Опять! Сережка, может хватит уже? – едва сдерживая улыбку, взмолилась Мила.

– А что я? – потупив глаза и виновато пожав плечом, сказал Сергей. – Это все он, Пушкин.

Маша вернулась с кухни, села на свое место. Взгляд ее был задумчив и рассеян. Она подняла глаза на Петра и Милу, скользнув взглядом по Сергею сказала:

– Я подумала, может быть, тоже поеду с вами в «Солнечный», я вспомнила как он называется…

– Точно, «Солнечный», – подтвердил Петька.

Именинница посмотрела на подруг.

– А вы девчонки, как, не хотите поехать?

Катя и вторая Маша, сказали, что надо подумать, Лене в августе предстоял очередной поход с родителями. Когда Сергей обратил внимание Петьки на то, что стаканы у всех опустели, а тот в свою очередь, вновь предложил девушкам присоединиться, компанию им составили уже все сидевшие за столом.

Потом было горячее: очень вкусное тушеное мясо с картошкой. По просьбе Сергея Лена рассказала о прошлогоднем сплаве с родителями по Дубне, при этом увлеклась, на щеках выступил румянец. Она рассказала о ночевках возле костра, когда их «чуть не съели комары», о тумане, стелящемся над рекой утром, перед восходом солнца, о деревьях вдоль берега, опустивших ветки в воду.

Через некоторое время пришла Машина бабушка. Несмотря на заверения мамы и бабушки именинницы, что «ничего-ничего, не торопитесь, мы на кухне посидим», все почувствовали неудобство. Точнее оно, это неудобство, было и раньше, когда на кухне была одна мама, просто теперь с приходом бабушки оно проступило намного явственнее. Как-то неправильно, когда двое взрослых людей ютятся на кухне. Поэтому попили чаю с тортом и стали расходиться.

Вот так решение о месте проведения отпуска Сергеем и было принято. Как же – обещал девушке. В том, что он уговорит Женьку, зная его склонность к авантюрам, Сергей не сомневался.

В поезде

Поезд привычно чухал колесами по стыкам. Поблескивающие в холодном свете станционных фонарей прямые рельсов змеями сходились и расходились на стрелках. В такт стуку колес, на пластиковом столике под окном, с легким дребезжанием позвякивали ложки в стаканах. Они никогда не отказывались от этого действа – чая в дороге. Было в этом что-то, что сохраняло эту атмосферу, атмосферу дальней дороги на юг, или просто дальней дороги в поезде. Чай в стеклянных стаканах, вставленных в резные металлические подстаканники, заваренный кипятком из титана возле купе проводника; твердое от крахмала, пахнущее свежестью постельное белье за рубль; пропахший жареной извлеченной из фольги курицей вагон; пассажиры, стоящие в проходе возле дверей своих купе и глядящие в окна, то ли любующиеся пролетающим пейзажем, то ли ожидающие очереди в туалет в конце вагона. Впрочем, чай они покупали, не только отдавая дань традиции. Была и другая причина, основанная на личном опыте и житейском прагматизме – после того, как чай был выпит, стаканы использовались для употребления других напитков, случалось и более крепких. Ну в самом деле, не возить же с собой еще и посуду!

Сергей лежал на верхней полке по ходу движения поезда, сон не шел. Оконное стекло было приспущено и до Сергея, разрывая духоту закрытого купе, долетали струйки прохладного ночного воздуха. Тряпичные шторки белыми птицами бились о стекло в тщетных попытках вылететь на свободу. Иногда им это почти удавалось, и они, подхваченные порывом ветра, радостно вырывались в приоткрытое окно, но металлическая трубка, на которую они были насажены, держала крепко. Шторки какое-то время шумно трепыхались, только ветер улетал, и они возвращались на место. На противоположной верхней полке повернувшись лицом к стене, посапывая, спал Женька. Сейчас уже было все позади, а совсем недавно их поездка была под угрозой срыва. Мало того, что в этот раз на свой страх и риск они поехали, не купив обратных билетов, чего до сих пор не случалось ни разу. (Обратных билетов не было в кассах, махнули рукой, решили, что там, то есть на юге, как-нибудь купят.) Плюс к этому Женька чуть было не опоздал на поезд.

Всего часа три назад Сергей нервно ходил по перрону возле двери вагона. Перед ним маячила перспектива поехать в отпуск одному, без Женьки. До отправления поезда оставалось несколько минут, проводница уже дважды произнесла свое сакраментальное: «Пассажирам занять свои места, а провожающим выйти из вагона». Сергей, отчаявшись ждать, подошел к двери. «Скорее, скорее, проходите», – стоящая рядом проводница замахала рукой, как бы заталкивая его в вагон. Уже шагнув было в тамбур, он машинально обернулся и не поверил своим глазам: по освещенному фонарями перрону вдоль поезда, вагона за четыре от него, бежал Женька. Точнее, бежал, это громко сказано. Он честно старался перебирать ногами как можно быстрее, но это у него не очень получалось. Тщедушное Женькино тело было переломлено в районе поясницы и градусов под тридцать наклонено влево, в правой руке он тащил большущую темно-серую дорожную сумку типа «баул», которая немилосердно била его по ногам. Содержимое сумки, как Сергей знал из опыта предыдущих поездок, помимо одежды и прочих необходимых вещей, состояло из сухих продуктов вроде макарон и супов в пакетиках, и всяческих лекарств. Без таблеток и микстур Женька, как истинный житель столицы, не ездил никогда. При этом продукты и аптека занимали в его сумке не меньше половины всего ее объема. Сергей сорвался с места, подбежал к Женьке, тот уступил ему одну ручку своего баула, так дело пошло быстрее. Пробежав мимо отчаянно жестикулирующей проводницы, они заскочили в поезд. Проводница заняла свое место в проеме вагонной двери.