Осокин. Том 2

Уснул ближе к пяти часам утрам. Проснулся по будильнику в семь.

Сел на кровати и думал, что он делает и для чего все это? Для чего? Разве в Томске нормально не жилось? Мог ведь направить прошение в органы, Котов бы подсуетился, глядишь, восстановили бы в должности. Так нет же, сорвался, полетел на заработки в столицу. Все в столицу едут. Хоть и пытаются доказать, что Москва не резиновая, но с удовольствием принимает новоприбывших.

Он подошел к окошку. Люди, машины, шум. Это так обыденно для Москвы, но так не привычно для него. Никогда он не видел столько людей и столько машин. Людские и автомобильные пробки. Раньше ему казалось это удачной шуткой. Теперь же понял, что автор-то нисколько не шутил.

Завтракать не стал, кусок не лез в горло. Выпил крепкого кофе и стал собираться.

Оценил собственный бюджет: сможет или нет потянуть еще одну поездку на такси. Далеко ему до отделения или нет? Блуждать по крупному городу не хотелось, боялся опоздать. Да и какой мелочиться, если город толком не знаешь.

На рецепшене ему посоветовали вызвать такси «прямо сейчас».

– Город большой, сами видели, – говорила администратор. – В Москве только метро быстро ходит, с остальным транспортом порой возникают проблемы.

Осокин послушался.

Таксист попался толковый, знал все закоулки, объезжал пробки, петлял дворами и доставил его на двадцать минут раньше оговоренного срока. И лишнюю плату не стал брать.

У кабинета полковника Осокин стоял в нерешительности. Казалось бы, столько раз в Томске заходил к начальнику в кабинет, а последнее время даже не пытался соблюдать формальность, кивал дежурному и шагал прямиком к Котову или Куцему. А тут мандраж напал.

Стукнул дважды в дверь и потянул за ручку.

Федотов оказался высоким худым мужиком, одетым в повседневную офицерскую форму. Его подборок чуть выпирал, на переносице у него болтались очки. Он протянул Осокину руку и предложил сесть на свободное кресло рядом.

Кабинет был под стать полковнику. Высокий, вытянутый, с длинным переговорным столом, ряд шкафов вдоль стенки. Три пластиковых окна. Дневной свет пробивался сквозь щели белых жалюзей.

– Хорошую службу ты сослужил, – начал Федотов, – смог поймать таких людей.

Осокин лишь кивнул. Что тут сказать.

– Еще и скромный, – заметил полковник, – это хорошо. Так, я тут твое дело почитал, характеристику от ФСБ получил… Тебе бы научиться немного себя сдерживать. Нехорошо ведь человеку в морду без разговоров бить, даже если этот человек подозреваемый.

Федотов откинулся на спинку.

– С жильем думал как быть? – спросил он.

– Пока нет, – сознался Осокин.

– Помочь можем, – продолжил Федотов. – Либо общежитие, либо же часть денег давать будем за аренду платить. Только искать квартиру сам будешь.

Он взял папку с делом Осокина.

– Что ж, тебя в органы берут, – развернул ее Федотов, – даже больше скажу, тебе звание внеочередное присваивают. Старлеем теперь будешь. – Осокин удивился. – Это хорошо, что ты сюда решил приехать, – Федотов папку закрыл, – толковые сотрудники везде нужны, – он пристально посмотрел на Осокина. – Так что давай, оформляйся. Как устроишься, так сразу получишь табельное оружие, – и потом еще минут тридцать рассказывал Осокину о прелестях работы в Москве. Данил понял, что полковник втирался в доверие и одновременно прощупывал его, но делал все так чисто, грамотно, что у него не возникло желание что-то утаить.

И дальше все пошло по накатанной. К Осокину каждый сотрудник проявлял живое участие, хотя, по факту, это просто была обычная человеческая вежливость. Да, ему отказывали в некоторых вопросах, но делали это мягко, стараясь человека не обидеть. И тогда Осокин понял, что все эти байки про зажратость Москвичей – преувеличены.

Но потом его познакомили с капитаном Александром Гашаковым. И тогда-то все стереотипы о коренных жителях вылезли наружу. Гашаков не протянул ему руку для знакомства, а когда полковник оставил их, нисколько не стеснялся подколоть Осокина, указав ему на его сибирское происхождение. Напомнил ему, что Москва – это не Томская глухомань, тут цивилизация. А потом в открытую сказал, чтобы Осокин ни на какие привилегии больше не рассчитывал.

– Досталось тебе на халяву звание один раз, – чуть заметно гнусавил Гашаков, – второго раза уже не будет. Я тут семь лет пашу, и только-только получил звание капитана. Так что ты давай тут не выделяйся, а сиди тихо.

Осокин с удивлением посмотрел на капитана. И ведь он ничего плохого Гашакову не сделал, а тот позволяет себе такие высказывания.

Осокин с минуту помолчал, обдумывая все сказанное, и потом сказал:

– Слушай, товарищ капитан, меня сюда пригласили. И кто там решил мне дать сверху звание, это меня не касается. А тебя не должно касаться то, что кто-то захотел меня поощрить…

– Ты тут не ерепенься! – Гашаков выпятил грудь, отчего стал похож на задиристого петуха.

– Да я не ерепенюсь, – подавляя в себе смех, ответил Осокин. Эта поза и этот деланный пафос, что показывал Гашаков, стали забавлять Осокина. – Раз уж мы с тобой напарники, так давай работать вместе, а не выяснять отношения, кто кому и чего должен, – Осокин отступил на пару шагов назад. – Мир? – и протянул капитану руку.

Тот хмыкнул и с видом победителя вяло протянул ладонь. И тут Гашаков просчитался.

Осокин всегда удивлялся человеческой глупости и наивности. Особенно этим страдали мужики, которые по комплекции были чуть больше его. Да, Осокин не обладал спортивным телосложением, не выделялся огромной мускулатурой, всю жизнь был худой, как щепка. Но вот силы в руках было, что в гидравлических тисках.

Гашаков от рукопожатия крякнул. И с каждой секундой его лицо становилось пунцовее.

– Надеюсь, мы с тобой договорились, – говорил Осокин, продолжая сжимать руку капитану.

Гашаков раскраснелся. Ладонь начала похрустывать. Попытался перехватить инициативу, да Осокин сильнее сжал.

– Да, договорились, – через натугу отозвался Гашаков.

– Вот и славно, – Осокин отпустил его руку.

Гашаков потом еще неделю косился на Осокина и с опаской протягивал ему руку.

Сам Гашаков ничем внешне не выделялся, разве что мелким шрамом на лбу. Осокин заметил его по чистой случайности дня через три после разговора, когда капитан вертелся перед зеркалом и расчесывал жиденькие волосы. Гашаков, как видел его для себя Осокин, это среднестатистический капитан, что не дерзит начальству, но и не особо пытается исполнять свои обязанности. Нашел теплое место с отдельным кабинетом и персональным компьютером, стабильной оплатой и всевозможными привилегиями, включая служебный автотранспорт, и сидел себе спокойно. Осокин не сразу понял, что Гашаков по своей натуре был с гнильцой, и потому с ним никто не хотел работать.

В тот момент в отделение никаких новых дел не было. Осокин изучал старые материалы, которые ему периодически подкидывал Федотов в надежде, что парень свежим взглядом сможет что-то найти, но Осокин, к разочарованию полковника, ничего нового в них увидеть не смог.

А потом Осокина вызвали в суд. Состоялось первое слушанье по делу генерала Савинова.

Заседание проходило в закрытой обстановке. Вся закрытость заключилась в том, что ни в зал суда, ни на крыльцо администрации не подпускали журналистов. Дело громкое, и лишний раз руководство МВД не хотело выставлять напоказ свои промахи.

Осокин был ключевым свидетелем по этому делу. В зале сидело трое судей, секретарь, пристав, обвинитель Мокшин и адвокат Белогуров, что постоянно косился на Осокина. Савинов сидел в камере, его охранял вооруженный автоматом сержант. Работал кондиционер, отчего в помещение было зябко.

Судьи задавали вопросы, кем является Осокин, как он тут оказался, и все в таком духе. Стали спрашивать о событиях пятнадцатилетней давности. Что смог вспомнить, все рассказал. Прокурор, как и судьи, задавал по большей части общие вопросы, спрашивал о ходе дела, и как Осокин смог выйти на Савинова. Казалось, что все идет своим чередом. Пока слово не попросил адвокат Белогуров.

И тут началось. Первое, с чего он начал – испорченная характеристика.

– Ваша честь, – говорил Белогуров, медленно перемещаясь по залу суда с папкой документов в руках, – свидетель обвинения не умеет контролировать свой гнев. Он же не постеснялся избить племянника военного человека, – и, вытащив из папки какую-то бумагу, подал ее приставу.

– Это было давно! – возразил Осокин.

Центральный судья ударил молотком и попросил соблюдать тишину в зале.

Белогуров тем временем переключился на первые годы службы Осокина в органах МВД. Сам адвокат так и не понял, как такого вспыльчивого человека умудрились принять в убойный отдел.

– Я пахал, разгребая завалы старых нераскрытых дел! – возмутился Осокин.

– Тишина в зале! – судья вновь стукнул молотком. – Гражданин Осокин, если вы будете так себя вести, я буду вынужден принять меры, – и многозначительно посмотрел на него.

Осокин отвел взгляд.

Белогуров уже начал говорить о капитане Дымове, о том, какой это был ненадежный сотрудник. Да и может ли человек, столько лет отработав в органах, не подняться выше звания капитана? И под началом этого человека работал Осокин.

Осокин уже не скрывал гнева. Смотрел на Белогурова, как тот вальяжно расхаживал по залу, говорил, каким Дымов был на самом деле сотрудником, и как под руководством капитана Осокин уже вовсю начал превышать полномочия. Как избил ни в чем неповинного водителя семьи Федорковых на крыльце, а спустя несколько минут стрелял ему в спину. И это только то, что он сумел найти при беглом осмотре дела Осокина!

– А теперь вот гражданин Осокин заявляет, что в смерти тех молодых людей виноват непосредственно мой подзащитный, – Белогуров остановился напротив него, – и обвинение считает, – тут адвокат повернулся к судьям, – что гражданин Осокин – свидетель надежный. В доказательство своих слов разрешите показать вам пленку, – Белогуров вытащил из своей папки компак-диск. – Запись сделана с камер наблюдения особняка Федорковых.

На экране замелькали кадры полугодовой давности, когда Осокин вместе с Дымовым проводили задержание Матвеева и Шуваевой. Все повторилось в точности, как на суде Шуваевой.

Запись закончилась. Судьи выразительно посмотрели на Осокина. Тот же опустил взгляд. Его что, теперь всю жизнь будут попрекать этим видео?

Все молчали.

– Ходатайствую об исключении гражданина Осокина из числа свидетелей защиты по данному делу, – нарушил тишину Белогуров.

– Протестую! – крикнул Мокшин.

Осокин переводил взгляд с адвоката на прокурора. Они что тут затеяли?

– Протест отклонен, – судья ударил молотком по столу, отчего Осокин вздрогнул. – Ходатайство принято. Слушанье откладывается до выявления всех улик и разъяснения всех обстоятельств. Суд окончен, – опять ударил молотком по столу. Судьи поднялись и ушли из зала.

Белогуров, довольный собой, смотрел на пунцового прокурора. Мокшин отвел взгляд.

Осокин дожидаться разрешения пристава не стал и просто покинул зал. Знакомая ситуация. И почему ему всегда везет на таких именно адвокатов? Да и как Белогуров смог достать всю информацию? Должна же быть тайна следствия, что есть свидетели со стороны обвинения, есть свидетели со стороны защиты. А тут получается, что Осокин был один, и его нарочно стали проверять на вшивость.

Проверку не прошел.

3

Осокин вздрогнул, когда Гашаков зашел в кабинет.

– Знаешь, – начал он с порога, – парень как парень. Даже не верится, что он такаю тяжелую штангу поднимал. – Гашаков сел за свой стол. – Чуть крупнее, чем я. Думал, увижу амбала накаченного, – стал напрягать бицепсы и выпячивать грудь. Потом давай пытаться раздуть шею. Осокин же смотрел в окно, нахлынувшие воспоминая еще не отпустили, и все эти выкрутасы капитана не замечал. – С тобой что? – Гашаков только теперь заметил потерянный взгляд Осокина.

– Воспоминания нахлынули, – ответил тот и моргнул дважды, словно смахивал их с ресниц. – Предварительные результаты есть?

Гашаков покачал головой.

В дверь дважды постучали.

Пришел прокурор Мокшин.

– Слушай, Данил, – начал он, – в суде, конечно, не совсем приятно все получилось, – Мокшин сел напротив Осокина. – Белогуров та еще сволочь.

– Я заметил, – пробурчал Осокин. Он оперся левой рукой на стол и подпер кулаком голову.

Мокшин был одного возраста с Гашаковым. Гладко выбрит и подтянут, отчего сразу становилось понятно, что если он и не одет в прокурорскую форму, то все равно перед тобой стоит человек в погонах. Ответственный, и насколько мог судить Осокин, Мокшин был строг к себе и лояльно относился к окружающим. До тех пор, пока они были ни в чем не виноваты. В зале суда не давил на своих свидетелей, но всегда пытался зажать, подловить, подцепить свидетелей защиты. Умел нажать на больное место. Отыскивал такие факты, что у многих волосы вставали дыбом.

Через месяц после знакомства с ним, Осокин узнал, что Мокшин и Гашаков вместе окончили школу милиции. И по каким-то причинам, которые Осокин так и не смог понять для себя понять, они с Мокшиным сошлись, хотя общались они исключительно в рабочее время.

– Ты не парься, – продолжал Мокшин, сидя с прямой спиной. – Не парься, самое главное. Я все сделаю нормально, не исключат тебя из списка свидетелей. Ты ж практически один вычислил Калинина и умудрился поймать Савинова.

– Да ему тупо повезло, – вставил Гашаков.

Осокин покосился на напарника, но ничего говорить не стал.

– Вряд ли это везение, – заступился Мокшин. Он повернулся к Гашакову. – Саня, тут хорошая работа видна, – и опять к Осокину, – Белогуров молодец, конечно, приплел дело, которое никакого отношения к происходящему не имеет. Расследование ведь идет о его финансовых махинациях, это вот Калинина будут судить за убийства…

– Мне-то что делать? – спросил Осокин.

– Ждать следующего слушанья, – ответил Мокшин. – Конечно, Белогуров дожмет судей, и вряд ли они пригласят тебя. В общем, если опять попадешь в зал суда, то не кричи там, особенно на судей.

– Да я, – попытался возразить Осокин.

– Ты или не ты, – не дал ему договорить Мокшин, – но факт остается фактом. Белогуров давил на то, что ты гнев не умеешь контролировать. – Гашаков фыркнул. Осокин и Мокшин мельком посмотрели на него. – И ты сам в суде это показал. Стал доказывать, что ничего подобного не было, и про своего напарника бывшего заикаться начал…

– Я вот одно не понимаю, – влез в разговор Гашаков, – почему убили Дымова, а не тебя? – и в упор посмотрел на Осокина.

«Он реально нарывается, – промелькнуло в голове Осокина. Голова продолжала болеть, не помогла прогулка от спорткомплекса до участка. – Вроде мужик толковый, а сам ведет себя как школота».

– Он избранный, – попытался разрядить обстановку Мокшин. Сам же продолжал сидеть, словно кол проглотил. – Потому и решили сохранить ему жизнь. Саня, ты не лезь в разговор, если тебя не просят, – поморщился прокурор. – Я тут наставления дать пришел, а ты ту комментарии свои бесполезные суешь…

– Почему бесполезные? – удивился Гашаков. – Вполне правильные замечания. Или ты со мной не согласен?

Мокшин не ответил. Осокин же посмотрел в стену, потом в окно. Ну вот достался же ему напарник! Такой же, как капитан Куцый в Томске. Тот просто тупой, а этот еще и пытается всех уверить, что его мнение кого-то интересует, что он – важный человек в отделении и что он знает на всё ответы.

– Саня, – начал Мокшин.

– Что Саня? – перебил Гашаков. – Что Саня? Костя, ты ж прокурор опытный, неужели очевидных вещей не видишь?

– Вижу, – ответил Мокшин, – прекрасно вижу. Но…

– Меня просто не хотели воспринимать серьезно, – спокойно сказал Осокин.

– Знаешь, Даня, тебя и сейчас никто особо всерьез не воспринимает, – съязвил Гашаков.

– Рука-то не болит? – поинтересовался Осокин.

Гашаков сразу же напрягся, задергал желваками. Инстинктивно потянулся к правой ладони и стал ее тереть. Мокшин непонимающе смотрел на них.

– Ребята, вы же напарники, – сказал он, – а ведете себя как муж и жена. В общем, Данил, к тебе одна просьба – не реагируй слишком сильно на выпады со стороны адвоката. У него такая работа. Специально вывести человека из себя, чтобы потом суд стал сомневаться в твоих показаниях.

Осокин кивнул. Конечно, Мокшину легко говорить, он ведь уже давно работает в прокуратуре, привычный к адвокатским выпадам и нападкам на свидетелей. Еще Мокшин привык к Гашакову, к его вечно тупым замечаниям и, порой, безобразным высказываниям. И тут вот до Осокина-то и дошло, что Гашаков начинает вести себя так именно в присутствии Мокшина. Они ведь с капитаном же ведь давние знакомые, но как в отдел пришел Осокин, общаться они стали реже. Возможно, что и полностью прекратили общение вне работы. Хотя, Осокин в этом сильно сомневался.

А, может быть, Гашаков просто испытывал уколы дружеской ревности. Такое ведь тоже случается, когда неожиданно появляется абсолютно другой человек, и ты в силу обстоятельств вынужден знакомить его со своими друзьями. Друзья эти порой оказываются с гнильцой, даже чутка сволочными, и начинают общаться с этим новеньким, напрочь забывая о тебе, и о том, что именно ты и свел их вместе. Они вместе начинают ходить по барам, обсуждают насущные проблемы, такие как очередные государственные реформы и сиськи секретарши полковника Федотова, спорят о вредности чрезмерного употребления кофе… Но и в этом Осокин тоже сомневался, потому что с Мокшиным они ни политику, ни чужие сиськи, ни кофе никогда не обсуждали.

Последнее время он во многих вещах стал сомневаться.

Теперь вот прокурор советует Осокину не париться, не распыляться и вести себя спокойно, когда к тебе начинают приставать адвокаты. Осокин-то всего пару раз присутствовал в суде, и оба раза вышли не совсем удачными. Не выдерживал давления со стороны юристов, срывался на крик. Может, действительно пройти курс по управлению гневом?

Несколько минут в кабинете стояла тишина.

– Над чем сейчас трудитесь? – спросил Мокшин.

– Да, у одного штангиста сердце отказало, – ответил Гашаков. – Ждем результатов экспертизы, чтобы закрыть дело.

– Ясно, – Мокшин поднялся со стула. – Даня, я сообщу, если что-то вдруг поменяется, – попрощался со следователями и вышел из кабинета.

Осокин смотрел на Гашакова. Тот пытался сделать вид, что не чувствует на себе взгляд и занят каким-то важным делом у себя в компьютере. Наконец Гашаков не выдержал.

– Чего вылупился? – огрызнулся капитан.

– Саня, ты же нормальный мужик, – Осокин старался говорить спокойно. Он даже развалился в кресле, ладони положил на живот, чтобы не казаться агрессивно настроенным. – Вот что я тебе сделал, что ты постоянно лезешь, куда тебя не простят?

– В смысле? – прикинулся дурачком Гашаков.

– Да в прямом, – Осокин подался чуть вперед. – Знаешь, товарищ капитан, по-человечески надо относиться. Я ж ведь ничего тебе не сделал…

Гашаков промолчал.

Осокин догадывался, что капитан просто не смог смириться с тем, что ему на помощь прислали молодого паренька откуда-то из Сибири. А ведь Осокин тут не виноват, так решило руководство МВД. Но вот Гашакова вряд ли это волновало. Ему, как эгоистичному ребенку, хотелось получить все внимание себе. Порой Данилу казалось, что Гашаков специально пытается выжить Осокина из отделения. Не хочет капитан с ним работать, но приходится мириться, ведь приказ никто не отменял. Вот и избрал подобную тактику, чтобы Осокин в конечно итоге не выдержал и написал заявление о переводе.

В кабинет без стука зашла девушка невысокого роста. За ухом у нее был заткнут простой карандаш, в руках держала картонную папку. Вечно веселая, живая, боевая, и Осокин никак не мог понять, что такая особа может делать в отделе судмедэкспертов. И на первый взгляд она была таким же ученым, как Осокин – оперным певцом, которого еще на первом занятии в школе исключили из хора. Девушка больше походила на любительницу экстремального спорта, чем на человека, что любит собирать улики, копаться в грязных вещах, фотографировать трупы и делать всякие многочасовые непонятные анализы.

– Держите, – она протянула папку Осокину. – Предварительный отчет экспертов, – и быстро вышла из кабинета.

В который раз Осокин забыл спросить, как ее зовут.

– Эй, дай сюда! – вскочил с места Гашаков. Дернулся к напарнику, но Осокин с отчетом в руках молча отвернулся к стенке. – Да я старше тебя по званию! – разозлился Гашаков.

– Угу, – Осокин углубился в чтение отчета.

На первой странице была фотография жертвы и его паспортные данные. Светловолосый парень, уши чуть вытянуты, чем-то похожие на уши Фантомаса, и толстая шея. По портрету Осокин бы не сказал, что парень обычный, как описал его Гашаков. Все-таки физическая сила в нем чувствовалась. И все это благодаря бычьей шее.

На второй странице шло подробное описание места обнаружения тела. Им оказался кабинет Багрова. Перед тем как парня принести в кабинет, ему попытались сделать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Следом шло описание рентгеновских снимков. Правый плечевой сустав был сильно воспален, коленные суставы были слегка истерты…

– Так, это не то, – Осокин перевернул страницу. Пробежался глазами сверху вниз. – Вот! – он повернулся к Гашакову. Тот стоял рядом с его столом, уперев руки в бока, и покусывая губу. – Слушай, – Осокин принялся читать. – На правом плече жертвы обнаружен прокол от тонкой медицинской иглы или же предмета, похожего на иглу. Рядом с проколом имеется небольшое посинение кожи… В крови жертвы обнаружена большая доза три-метилформина, алкалоида опиума, известного в медицине как препарат «кодеин», – и посмотрел на Гашакова.

Капитан сделал шаг назад:

– То есть? – спросил он.

– Кодеин используется в качестве болеутоляющего средства, – продолжил читать Осокин. – Обладает слабым наркотическим эффектом… Так же может быть причиной остановки сердца жертвы, – Осокин закрыл отчет и протянул его Гашакову. – Отравили парня, – добавил он.

Гашаков нехотя забрал отчет из рук Осокина. Вернулся на свое место и бегло посмотрел результаты.

– Открываем дело, товарищ капитан, – сказал Осокин. В висках у него продолжало бешено колотить.

4

Возбудили уголовное дело по факту убийства.

Осокин размышлял над случившимся. Кому парень мог помешать? Завистникам? Глупо убивать человека только из-за того, что он поднимает больше килограммов, чем ты.

Деньги? Профессиональные спортсмены хоть и получают много денег, но вряд ли эти деньги крутятся в тяжелой атлетике.

– Что ты там написал? – Гашаков кивнул на рапорт Осокина.

– Предварительное заключение экспертов, – ответил Данил. – Кому парень мог помешать? – через минуту спросил он.

Гашаков задумался.

– Да мало ли кому, – сказал он. – Спортсмены ведь завистливые люди…

– Возможно, – Осокин почесал затылок. Давление уже успокоилось, но все равно ощущался неприятный осадок в виде легкой головной боли. – Вот только какой резон убивать члена олимпийской сборной страны? Молодой ведь парень, ему еще жить и жить… Тут серьезный мотив нужен, а не банальная зависть. И не факт, что штангисты много зарабатывают. Деньги тоже можем исключить.

В кабинет опять зашла девушка-эксперт. Гашаков подскочил к ней, загородив собой Осокина. Данил фыркнул.

– Расширенный анализ, ребятки, – протянула девушка папку с документами. Через плечо Гашакова глянула на Осокина и вышла. «Нет, она издевается, что ли, надо мной?»

– Так, – капитан прошел за свой стол. – Вот. Пишут, что у жертвы тестостерон вдвое превышает норму, – он посмотрел на Осокина. – Обнаружили следы синтетического тестостерона, – пробежался глазами по документу. – Парень на стероидах сидел, – закончил капитан. Он бросил раскрытый отчет на стол.

– А говорят, что спорт у нас чистый, – сказал Осокин. – Это все хорошо. Давай для начала получим списки с соревнований. Кто был в тот день. Медики, спортсмены, тренера…

– И что нам это даст? – недоверчиво спросил Гашаков.

– Будем знать точное число подозреваемых, – ответил Осокин. – Даже если их окажется человек сто.

Гашаков присвистнул, но говорить ничего не стал.

Осокин через секретаря Федотова направил официальный запрос в спортивный комплекс. И пометили, что информация им эта нужна в ближайший час.

Ответ пришел через двадцать минут.

Скинули таблицу, которая называлась «протокол соревнований».

Список состоял из двадцати четырех человек. Одних спортсменов в категории было только двенадцать человек. Перед каждой фамилией была приписка, где занимается, спортивный разряд или звание, собственный вес на момент выступлений, кто является тренером, вес штанги в стартовых и последующих подходах. А тренеров было всего пять человек. Один только спортсмен выступал самостоятельно. Приезжий парень из Зеленограда. Остальные же все были москвичами. Три члена жюри, три судьи и врач.