Мафия «Фикс». Мишень. Пластироны

Мафия «Фикс»

Мишень. Пластироны

Ноэми Норд

© Ноэми Норд, 2016

ISBN 978-5-4483-3398-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мафия «Фикс»

научно-фантастическая повесть

1. Изобратение Алека сунца

Это случилось в одном среднегабаритном малопримечательном городке, в котором вдоволь для каждого радостей и неприятностей. То колбаски копчененькой удастся урвать, а то вдруг штраф от козла билетного ни за что схлопотать. Да и люди здесь тихие мелкие незлобные. Никогда ни во что не встревают, не скандалят. А если у кого-то подкатит к горлу нечаянная кручина, так не поленится, отстоит положенный километр очереди и запоет, забулькает, вырубится.

Однажды, как громом, потрясло весь город:

– Слыхали? Наш Мухинск занял первое место по самоубийствам!

– Во даем!

– А мы ничего не знали!

И захлопывались за удивленными лицами двери трамваев, такси, проходных и контор.

Алек Сунц работал на ВЦ.

Он мало отличался от задумчивой и несколько опечаленной интеллигенции. Разве что очков не носил, да в шахматы не играл.

Зато в последнее время был чем-то особо возбужден, глаза туманились и метались в поиске ускользающей мысли, под носом порхало раскаленное жало паяльника и канифольный чад.

Так он мог целый день просидеть за столом, объятый разноцветными дымами, забыв, что уже давно конец рабочего дня, пока в загроможденный разными коробками угол не внедрялась уборщица, выметая Алека вместе с с мусором:

– Коптит и коптит! Сколько не перестраивай, – все равно в стахановцы лезут!

«Опять цветомузыку мастерит!» – примечал начальник занятого посторонней работой Сунца, но не мешал.

Потому что все коллеги по ВЦ давно были в долгу его умелых рук.

Сунц мог не только цветомузыку, он и утюг японский мог, и видик американский.

Что говорить! Недавно за три дня собрал кибера-няньку из поломанной радиолы, пылесоса и соковыжималки.

И ценный кибер получился! Сам соску вставляет, сам пеленает, сам баюкает. Лаборантки в восторге!

Сунцу часто приходилось оставаться наедине с Вычислительной Машиной, умнейшим существом из разумных обитателей планеты. Он с умилением глядел в грустные глаза ЭВМ, вслушивался в гудение электроизвилин, заботливо прикасался к ее благородному лбу.

Не температурит ли?

Все было в порядке. Но самое замечательное начиналось в ночные дежурства, когда в распоряжении Алека оставался весь ВЦ. Тогда паяльник неутомимого изобретателя мелькал и плавил во всех отсеках безлюдного здания.

Никто даже и не предполагал, что задумал Алек Сунц.

Иногда его можно было застать, утонувшим в рулонах с распечаткой машинного текста.

«Не то, не то…», – бормотал он, вчитываясь в содержимое, потом бросался что-то перепаивать и клеить.

Но иногда изобретатель вскрикивал:

– Есть! Вот оно! Получилось! – и погружался в лихорадочное чтение каких-то длинных строк, выползающих из зева ЭВМ.

файл 001 /

Тайна академика Притова

Академик Притов был очень виноват перед человечеством.

Вина ссутулила его сухопарую фигуру, лишила чувства юмора и светлых снов.

Мир гибнет. Бесповоротно и навсегда.

А виноват он, Притов, генетик, академик, лауреат всех премий, почетный член всех комиссий. И всегда он был мрачен и одинок.

Мир гибнет, гибнет, гибнет.

В запутанных коридорах клиники мало кто мог натолкнуться на таинственный мрачный люк. Притов же наведывался к нему частенько.

Крышка выкрашенная в один цвет с полом, противно скрипела и вздрагивала, едва пальцы прикасались к декодеру. Открывалась она очень медленно. Притов успевал протереть очки и высморкаться и лишь потом надолго исчезал в таинственном нутре.

Появлялся наружу он еще более мрачным и расстроенным.

Там в герметичном бункере навсегда скрылось от любопытных глаз ужасное преступление Притова, ставшее пожизненным стыдом и раскаянием перед человечеством.

Вот и сейчас академик сидел в глубоком кресле, обхватив голову руками и что-то вспоминал.

Напротив, в огромной стеклянной колбе в хладогенном растворе, оцепенел уродливый ребенок лет трех. Хотя при хорошем освещении удавалось разглядеть, что это вовсе не ребенок, а омерзительный карлик мужского пола, немолодых уже лет.

«Генералиссимус – клон», – гласила надпись на сосуде.

Когда-то академик Притов был самым одаренным студентом.

Генетика достигла того уровня, когда начинались первые опыты с расчленением ДНК. Кое-кто уже мог похвастать первыми клонами кошек и собак. То тут, то там аудитории взрывались аплодисментами, а доселе неизвестные ученые взлетали на гребне популярных идей.

Притов был самым перспективным генетиком. Грандиозные идеи воспламеняли его пылкую душу.

Однажды возникла роковая мысль: а нельзя ли воплотить вечную мечту о воскрешении?

Нельзя ли из бренных останков добыть живые хромосомы и восстановить по ним всю особь?

И – о, чудо!

Оказалось можно!

Клетки волос и ногтей не разлагаются, а вечно хранят в себе волшебный шанс когда-нибудь задышать, ожить и задвигаться.

Молодой ученый вдохновился. Своей лаборатории у него тогда не было, но его идеи понравились Особому Отделу.

В архивах до сих пор бережно хранятся тайные записи прослушанных дискуссий молодых генетиков. Среди них особо выделялись восторженные речи аспиранта Притова, когда он пытался доказать преимущества своей теории: всем – всем – всем!

«И тогда мы смогли бы возродить Великого Генералиссимуса! Нам нужны порядок и дисциплина! Нам нужна твердая рука! Вот если б у меня была своя лаборатория! Я доказал бы! Я бы воссоздал великий образ из праха!»

И Притову лабораторию дали.

Он погрузился в нирвану труда и вдохновений.

Начал с ноля, но удачно.

Успех!

Полная реализация грандиозных планов!

Триумф разума!

Всплеск идей!

И вот он уже доцент!

Лауреат!

А цель все ближе и ближе!

Все яснее, все отчетливее!

Наконец, готово.

В демонстрационном зале клиники Притова собрались генералы, министры, замы и прочие. Исхудавшая рука отдернула стерильную занавеску, и перед публикой предстал Генералиссимус.

Тот самый, как на площади за окном, чьи бронзовые и гранитные монументы шагали и парили над Землей, Марсом и Плутоном.

И все они простирали свои тяжелые руки туда, вперед, призывая:

– Победа неизбежна!

Новый мундир Генералиссимуса сверкал от обилия золоченых орденов, пуговицы и погоны сияли.

Присутствующие генералы вскочили и разом отдали честь. Но Притов предостерег:

– Он еще не пришел в себя. Память и сознание восстановились, но много вопросов прошу не задавать.

Генералиссимус приоткрыл один глаз и чихнул.

Зал зааплодировал!

Притов раскланялся и начал свою речь:

– Товарищи! Мы все состоим из клеток и хромосом. Это знает любой школьник. Но мало кто знает, что из каждой мельчайшей клетки, можно вырастить живого человека. Взгляните на митохондрии печени, волоса или кожи. Отчего ядра так не похожи друг на друга? Все дело в среде, в окружении, которое формирует защитную оболочку. Поместим ядро в клетку с большой концентрацией белка – получим клетку мышц. А в среде с повышенной минерализацией формируется кость. При контакте с воздушной средой – получим клетку кожи. И так далее. Это и есть главный принцип компиляции ядер в сложную систему организма.

Голос Притова сопровождался мельканием слайдов и макетов.

Перед внимательными глазами слушателей проплывали сложные схемы, формулы и расчеты. В зале стояла удивительная тишина. Слышно было мирное похрапывание утомленного экспоната.

– Моя теория заключается в том, что любая живая особь – это одна гигантская клетка с миллиардным набором ядер и одинаковым набором хромосом. Лишив ядро оболочки, я позволил всем хромосомам ускоренно разделиться и размножиться в нужном количестве. Таким образом, я значительно ускорил фазу реанимации. Она начиналась не с ноля. Все ядра одновременно превратились в функциональные клетки… Годы и годы… Отчаянья и надежды. Ошибки и удачи. Но я был уверен. Я выполнил. Вот мои труды. Вот моя жизнь! Он перед вами! Вы можете его лицезреть! Вы можете с ним поговорить. Спасибо за внимание!

Генералы, министры и прочие привстали со своих мест. Зал содрогнулся от рукоплесканий.

– Дяденька Притов, большое вам спасибо от малышей! – прелестная девчушка протянула знаменитому ученому громадный букет околоземных цветов.

– Спасибо, спасибо, – растрогался Притов.

Но вдруг в зале что-то изменилось. Аплодисменты разом утихли.

Что-то неладное происходило с экспонатом.

Сначала он побагровел. Потом начал пухнуть и раздуваться. Золоченый мундир затрещал по швам.

А дальше началось нечто невообразимое!

Министры и генералы вскочили на кресла, дамы ахали, офицеры спецслужб побледнели.

– Что такое? – Притов, не веря глазам, начал нервно протирать очки, надел их, снова снял, еще раз протер, потом, не глядя, потянулся за графином с водой и опрокинул его. Но никто не заметил, как дико начали трястись его руки.

Публика смотрела только на Генералиссимуса.

А тот уже начал растягиваться и расплываться. Радужные оттенки жутко исказили его лицо. Сине – зеленые блики растекались по туловищу. А сам он потерял человеческие контуры и поляризовался. Середина истончилась, и он, растянувшись к полюсам, вдруг со звоном лопнул.

– Невероятно! – промямлил Притов.

Генералиссимус разделился, как простая клетка! Эти две половинки имели идеальное сходство с первым экземпляром, только по объему были раза в два меньше.

– Расстрелять, мерзавца! – исторгся из одной половинки жуткий вопль. Она злобно топнула ножкой и указала пальцем на Притова, который испуганно пятился, пытаясь где-нибудь укрыться.

– Немедленно расстрелять! А семью – на Фобос! – сердито вторила вторая половинка. Но и та, и эта уже снова набухали, раздувались и некрасиво растягивались. Генералиссимус не прекращал делиться.

Публика опомнилась, когда шестнадцать малюсеньких человечков вразнобой заверещали:

– Расстрелять!

– Расстрелять!

– На Фобос!

– На Фобос! – сердито тренькали они, а сами были величиной с воробышков.

Их бросились ловить, но деление не прекращалось. Через минуту уже тысячи мелких блошек и тараканов копошилось под ногами, они суетились, пищали, выкарабкивались из цепких пальцев.

Присутствующие влезли на подоконники и столы, люди не смели шевельнуться, чтобы ненароком не раздавить крохотного вождя.

– Какой ужас!

– Безобразие!

– А кто-нибудь знает, что они – это Он?

– Позор, да и только! – возмущалась важная публика.

А генералиссимусиков уже было не различить на глаз. Только в воздухе вместо криков метались и обдували холодом биоволны:

– Расстрелять!

– Всех расстрелять!

– Кто зачинщик безобразия?

– Это покушение!

Вдруг стало тихо. Тысячи крикливых насекомых исчезли…

– Кто у вас главный? Вы за это безобразие ответите! – обратился Главнокомандующий к министру здравоохранения.

– Вы опорочили совесть славного прошлого! – раздался разноголосый гомон.

– Садисты! Все медики – садисты! – тонко взвизгнула какая-то дама.

Испуг прошел. Публика начала разряжаться. Губы ученых и ответственных лиц кривились от возмущения:

– Издевательство над чувствами патриотов!

– Кто ответит за балаган?

– Притова сюда!

Но Притова нигде не нашли.

– Преступник скрылся!

– От нас не скроется! – со знанием дела произнес маршал.

Внезапно раздался дикий женский вопль. Разгневанная публика развернулась на крик. Ассистентка Притова корчилась на полу в судорогах. На губах выступила коричневая пена, по телу разлились черные пятна. Она жутко выла и стонала. Тело билось в агонии.

– Врача сюда! Увезти. И чтобы никакой шумихи, – приказал маршал адъютантам.

Кто-то еще закричал и упал в агонии, по его рукам поползли радужные разводы.

– Это чума! – опомнились членкоры и бросились к выходу.

Вслед за ними вся публика метнулась к дверям, но пробкой застряла в проходе. Они кричали и тянули дрожащие руки к спасителям. Напрасно. Всей этой высокопоставленной публике суждено было уйти в мир иной.

Притова не подвела его замечательная интуиция. Как только Генералиссимус начал делиться, генетик сразу осознал свои грядущие неприятности.

Ошибка в расчетах! Он забыл заблокировать каскадное деление клеток.

Едва опомнившись от катастрофы, Притов подхватил кусачую четвертинку экспоната и бросился к морозильнику.

А в городе началась эпидемия.

Генералиссимус распался до своих мельчайших составляющих и превратился в невидимое бедствие. Он стал разумным вирусом, который поражал не каждую жертву, а тщательно ее выбирал, предпочитая особо тонкие структуры и мозг самых талантливых и гениальных из людей. Гении, вундеркинды, поэты, ученые, гордость планеты чахли от неизвестного недуга.

Лекарства были бессильны.

Вирус хитрил и опережал интуицию ученых. Он был неумолим и коварен. Его принимали то за «бараний прион», то за «проклятие мумий».

Он постоянно мутировал и с невероятной скоростью распространялся по всей Земле. Таланты и гении вырождались.

Стены домов содрогались от рыданий.

– Не смей играть на скрипке! Иди «забей козла»! – кричали с балконов перепуганные мамаши вундеркиндам, которые с нотами и энциклопедиями прятались по чердакам и подвалам, чтобы тайно посочинять или вычислить.

Повсюду раздавались всхлипывания детей и крики:

– Ты меня доведешь! Опять пятерку по химии получил? Чтобы завтра же двойка была! Слышишь? Ты что, заразиться хочешь?! – разгневанные матери били зареванных карапузов по мокрым щекам.

Стерильный дух анатомичек отпугивал заразу от клиники Притова, и академик пережил эпидемию, но чувство раскаяния сокрушало его сердце. На дальнейшие опыты уже не хватало сил. Поэтому замороженный карлик в его тайнике оставался всего лишь грустным напоминанием о неудачном проекте.

В последнее время эпидемия заметно поутихла. Гении перевелись. И только Притов знал, что вся эта многомиллионная толпа, которая переполнила улицы и проспекты, которая вечно куда-то спешит и помалкивает, была не из рода гомо сапиенсов, покоривших когда—то Вселенную.

Энцефаллограммы этих обезличенных и запуганных людей ничем не отличались от энцефаллограмм диагностических неполноценных больных, лечение которых бесполезно, и которые во все времена выбраковывались из общества разумных существ.

Это шли… шли… и шли… дебилы.

2. Разумная машина

Книг не было. Магазины пустовали. На полках догнивали зачиханные томики литературных бизонов. Толстощекие мордовороты сыто и торжественно взирали с обложек.

Но никто в книжных магазинах не искал книг.

Все самое ценное издавалось у Алека Сунца.

Однажды он познакомился с талантливым, но не признанным поэтом. Его хвалили, но публикаций не было. И Сунц из жалости сделал ему самодельную книжечку.

– Господи, как я счастлив! Господи! – бормотал неперспективный поэт, прижимая к груди горячий томик. Длинные слезы блестели на его несвежих щеках. – Как я счастлив! Кто бы знал! Спасибо, друг, ты буквально вытащил меня из петли. Ввек не забуду, ввек не забуду…

О бескорыстном издателе скоро узнали все литературные тусовки Мухинска, и Сунца завалили рукописи литературных неудачников.

– Сделай!

– И мне! – изгибались перед лицом удивленного Алека десятки плаксивых губ.

Он не мог отказать и, почти не глядя, нажимал на кнопку: «ПУСК».

«Жалко их», – думал Сунц, глядя на очередного автора «малограмотных», «вторичных» и приговоренных к медленной смерти опусов.

Однажды к Сунцу пришла Тет, самая перспективная мухинская поэтесса. Она сказала:

– Знаешь, меня публикуют и публикуют. Я должна бы быть счастлива. Но посмотри на эти книжки. Разве это – мое? Будто на статую Аполлона стыдливо натянули плавки. Будто от Венеры оставили только руки, а все остальное запретили. Если от большой правды отколоть маленький кусочек – получится большая ложь. Ты должен мне помочь.

Тет обожала все, что запрещалось. И слово «нельзя» всегда звучало для нее длиннее: «а нельзя ли?»

Оно заманчиво манило из близкого завтра.

Нельзя шоколад. Нельзя каблуки. Нельзя помаду. Нельзя до шестнадцати. Нельзя до утра… Рано… рано… рано…

Нельзя и рано – равнозначны. Все, что нельзя – пока «рано».

А если будет можно, значит уже поздно, ненужно и зря.

Темные глаза Тет поглощали тонкий профиль Алека.

Он молчал.

Он знал, как завидуют и как ненавидят ее конкуренты, «не прошедшие по конкурсу».

Длинный королевский шлейф подлых слухов начисто заметал ее настоящие следы в литературе. Змееподобные сплетни плотно окутали прозрачную фигурку.

Порядочный мужчина должен компенсировать неутоленное чувство женщины, если не ответной страстью, то хотя бы моральной поддержкой. И Сунц после некоторого сопротивления сказал: «Да».

Так в его судьбу вторглась поэтесса с прекрасными печальными глазами.

Тет была в восторге от идеи Алека научить машину писать стихи.

– Все эти стишки – такой маразм! – иногда сокрушался он. – О чем они? Для чего?

– Когда-то поэты заряжали энергией толпу, – со знанием дела отвечала Тэт, – метафоры сдвигали материки и будили космос.

– А деспоты страшились рифм?

– Город спит и не замечает, что лучшие люди бесследно пропадают, униформы вваливаются в квартиры, а санитары выкручивают руки и ломают кости.

– И только искусственный мозг не побоится пробудить Мухинск от долгого сна.

ЭВМ обделена интуицией, вдохновением. Как заставить ее сделать открытие, связать несвязуемое? Открыть в полете яблока – закон притяжения, а в лепестках розы – образ щек?

Да это же просто! Там – розовое! И тут – розовое! Нежное и – нежное! Если добавить в программу режим: «Поиск – Сравнение – Выбор», то метафоры станут Машине по силам.

Но как заставить ее работать без шаблона? Думать непредсказуемо? По – человечьи?

И снова Алека осенило. Надо ввести в программу случайный модулятор хаоса, который беспощадно бы взламывал жесткую логику Машины.

Мысль человека раскручивается также. Мы не знаем, о чем задумаемся в следующий момент, как не знаем, что встретим на пути: грязную лужу, потерянный чей-то кошелек, или машину скорой помощи.

Генератором помех для процессора послужит обычная телеантенна, она же станет источником новой информации.

ЭВМ начала работать вне жесткой программы. Это была уже не машина, а разумное творческое существо, личность, которая писала замечательно, хотя и слишком откровенно.

Сунц пытался объяснить, о чем писать можно, о чем нельзя, но так и не сумел.

Наука намеков не для искусственного мозга.

файл 002 / Город имени Уисса

Бешеного Бенка только что разморозили.

– Наконец-то! Свобода!

170 лет провел он в морозилке. Но срок наказания истек. И вот бывший гангстер, о банде которого до сих пор слагают легенды, снова шагает по родному городу.

Морозилка мало изменила Бенка. Та же суперменская походка. Тот же колючий клок над выбритыми висками. Те же острые лезвийные глаза, отсекающие любопытные взгляды.

Когда-то имя Бенка не сходило со страниц местных газет. Его знали все. О нем предупреждали, он был неуловим и вездесущ.

Что значило тогда это имя!

Бенк!

Бешеный Бенк!

Уже целый час он на свободе. Безумно клокочет желудок. Хочется есть. Хочется всего. Но больше всего желал бы он повстречать сейчас проклятого гада Уисса. Из-за этого поганого старикашки очутился Бенк и вся компания в морозилке.

Цепкие пальцы гангстера подрагивали в предчувствии восторга впиться в предательское горло – и душить, душить, душить…

Город ужасно изменился.

Кругом теснились и напирали друг на друга примитивные серые монотонные здания. Тысячи разнокалиберных труб исполосовали небо. Ржавые, сизые и черные дымы тянулись высоко вверх и расползались по крышам и шоссе.

Бенк закашлялся. В глазах запульсировали оранжевые круги, ноги задрожали.

Курить не обязательно, достаточно вдохнуть поглубже этот смог…

Люди шли и шли.

Но ни улыбки, ни взгляда не подарила толпа размороженному гангстеру. Лица, как выжатые плоды. Нигде не вспыхнет, ни проблеснет. Каждый был занят одним: половчее нырнуть в гудящее нутро подземной ракеты.

Вдруг в безликой толпе возникла какая-то суета. Лица людей начали оживать, глаза отчаянно забегали, губы зашевелились:

– Ицы билетные!

– Облава!

Несколько роботов отчленили от пассажирской толпы изрядную часть и принялись выцеживать из нее безбилетников.

– Ага, попался! – на цепких щупальцах повис опухший замызганный человечек, его тут же закрутили, затолкали, куда-то увезли.

– А у меня был! Бы—ы—ыл! – возмущалась гражданка с авоськами. – Не имеете права!

Но и эту зацепили, перевернули, увезли.

Долго еще откуда-то сверху на пассажиров сыпалась мелкая вермишель.

Как только светоглаз робота-ица нацелился на Бенка, тот ринулся к выходу, расталкивая толпу.

Очнулся он на широкой улице, поперек которой трепыхался громадный плакат:

«ТОВАРИЩИ!ПРЕВРАТИМ   МУХИНСК В ГОРОД ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ!»

Бенк задумался.

Главное сейчас – найти Золотяшку Лиз. Маленькую очаровательную бестию из банды. Ее должны были разморозить раньше других, поэтому договорились: после освобождения всем стыковаться у нее.

Вспоминая Лиз, Бенк улыбался. Эту девчонку он увел у проклятого Уисса. Хоть чем-то его достал!

Вот была хохма!

Приходит старый хрыч, а он с Золотяшкой с его чемоданами на его же новой «кобре-сигме»!

Ну и рожа была у старикана, когда Лиз попросила оплатить услуги на прощанье!

Бенк заблудился.

От новых названий улиц разбегались глаза.

Он напрасно ходил кругами, пытаясь отыскать нужный адрес.

УЛИЦА ДЖОНА УИССА.

Взгляд вдруг наткнулся на знакомое имя. Сердце Бенка едва не разорвалось от бешенства.

– Вот и нашлась нора старого гада! Вот и всплыло дерьмо! Ты попался, – Бенк до крови разбил кулак о бетонную стену.

– Гражданин, предъявите документы!

Перед Бенком возник маленький иц, грозно соединив брови.

– Вот, – протянул гангстер свой новенький паспорт.

– Вы в розыске! Пройдемте.

Бенк давно уже наметил траекторию бегства. Удар кулаком по кумполу этого хлюпика – и можно бесследно раствориться в толпе.

Но иц опередил хитроумный выпад, и вой невыносимой сирены оглушил квартал. Откуда-то сверху приземлился ицейский фургон. Бенк рванулся в спасительный просвет, но тут же задергался, повис на заломленных руках.

…Вопящего преступника резиновые щупальца упаковали в кресло, на голову напялили прозрачный шлем, утыканный штекерами и проводами. На подбородке чмокнула застежка, руки и ноги обхватили крепкие ремни.

– Электрический стул? За что? Гады! Сука Уисс! Я тебя на том свете достану-у-у! – ревел и бился мафиозка.

Свет погас. Зажглось табло:

ПРОСИМ СОБЛЮДАТЬ ТИШИНУ!СЕАНС УСКОРЕННОГО ПЕРЕВОСПИТАНИЯ.ПРОГРАММА: «ЗЛОСТНОЕ ХУЛИГАНСТВО НА ПОЧВЕ ЗЛОСТНОГО ТУНЕЯДСТВА»

Бенк вопил, визжал!

Но мерное жужжание электродов постепенно успокоило его. Злобная ругань превратилась в полусонный лепет, наконец, преступник затих, гримаса ужаса сменилась застенчивой улыбкой, и он заснул, аппетитно похрапывая перебитым носом.

Когда музыка в наушниках стихла, раздался внятный и четкий голос:

– Обязуясь досрочно выполнить план пятилетки,труженики нашего города взяли на себя дополнительные нижеследующие обязательства:повысить1. производительность труда на 0,03 процента,2. качества продукции на 0,02 процента,3. уровень внедрения на 0,05 процента,4. потребления на 0,07 процента,а также…

Бенк симпатично улыбался. Лицо его становилось все внимательнее, все увереннее. Наконец, он начал покачивать шлемом в такт запятым и цифрам. И нешуточная готовность к трудовым подвигам прорезала его измученные черты.

– Да, да… Именно так… – бормотал он во сне.

Золотяшка сама нашла Бенка.

Ее разморозили на тридцать лет раньше.

Она изменилась, похудела, окостлявела. Но в голубых глазах по-прежнему каменели четкие черные точки.

Бенк тоже изменился.

Но к лучшему. Пополнел, порозовел. Бывшего Бешеного не узнать. Работал на секретном заводе, был ударником и даже кандидатом.

Золотяшку он еле вспомнил. И как-то странно водил глазами в ответ на ее восторженные вопли: