Переплетение жизненных дорог

– Всё правильно, Георгий Разданович, полностью согласен с вами. Как говорится, «будем посмотреть».

Георгий не сказал Мишане одну очень важную деталь, да и сам он узнал её не так давно, и была это тайна за семью печатями. Слон, или Юра Петренко, был его сын. Нашла его несколько лет назад пожилая женщина, он с трудом узнал в ней ту волоокую красавицу, с которой кувыркался безумными майскими ночами, познавая таинство первых любовных утех. У сына была фамилия её первого мужа, но Георгий не сомневался в своём отцовстве. Внешне тот был в мать, но во всём остальном он узнавал себя. Поэтому и всё сделал, чтобы тому третий срок скостили, а потом – сколько слёз и уговоров матери стоило, чтобы он пошёл к нему работать. Два года проработал, всё было нормально, и тут на тебе – такой облом. Потому и держал это всё втайне от партнёров, потому и обратился к Мишане – человеку постороннему, – чтобы всё это наружу не выплыло и Юрку не погубило. А то или убили бы его, или забили бы до полусмерти. А так он собирался опять его взять, но показать надо было обязательно, что может случиться, если от своих отобьёшься. Сердце болело от осознания, что вынужден команду дать родному сыну рёбра ломать. Но успокаивало то, что этим шагом он спасал его от действительно серьёзных неприятностей. Такое кидалово в их кругах просто так никому с рук не сходило…

Мишаня по дороге домой крепко думал о неожиданно свалившейся на него возможности сорвать крупный куш. Такая сумма почти сразу решала все его текущие проблемы: можно будет заняться разменом квартиры на изолированную, можно начинать машину присматривать, и о семье тоже время подумать, уже пора… Но эта, так хорошо оплачиваемая операция, попадала уже совсем под другую статью, да и Слон был реально опасным рецидивистом, умеющим, если надо, поберечься, дать отпор или потом найти обидчиков. Мишаня понимал, что если что пойдёт не так, прощения уже не выпросишь и бабками не отобьёшься.

Из трёх его бойцов двое были сейчас вне игры – один лежал с аппендицитом, а второй был далеко, по своим каким-то делам. Остался только Чиж – Владик Чижевский – физически очень сильный парень, хороший борец, спокойный, уравновешенный, не задающий лишних вопросов. У Чижа был только один недостаток: он каждый раз начинал торговаться, и почти всегда Мишаня уступал, потому что сам это дело очень не любил. Поэтому и соглашался скрипя зубами, ценя его силу и безотказность. «Придётся Вовку привлекать», – подумал Мишаня, понимая, что им вдвоём с Чижом не справиться, обязательно нужен третий… Он позвонил Георгию, дал согласие, и они договорились встретиться…

– У его матери квартира двухкомнатная на Садовой, на первом этаже. Он у ней бывает нечасто, но когда бывает, то всегда бабки приносит и там держит. Так и в этот раз, после расчёта он, скорее всего, к матери пойдёт. Адрес я тебе написал. Тот, кто со Слоном рассчитываться будет, обещал мне, что поляну накроет, чтобы, как положено, сделку обмыть, и постарается подпоить его по возможности. Я чётко знаю, что Слон, когда за сырьём ездит, в это время не пьёт ничего, а как всё сделает – тогда и отрывается. Так что тебе легче будет его взять с затуманенными алкоголем мозгами. Но много он пить не будет – знает, что сначала деньги припрятать надо. Я тут примерно продумал, как тебе действовать, сейчас всё обрисую, а ты уж сам смотри – подходит это или нет. Матери дома не будет, когда он придёт, и если ты его в подъезде вырубишь, можешь ключи взять и в хату затащить, а там тоже пошукаешь – может, найдёшь чего стоящего. Она недаром буфетчицей всю жизнь проработала, да и два её мужа не штаны в конторах протирали и не у станков горбатились, так что, кроме сыновних, там ещё других бабок должно быть достаточно. Рыжьё у ней очень знатное имеется, несколько вещиц – прям-таки музейного вида. Мне надо, чтобы ты в хате пошустрил, потому что необходимо от людей, которые со Слоном рассчитываться будут, подозрения напрочь отвести. Он потом, после всего, когда очухается, начнёт искать, кто наводку дал, и сразу про них подумает и, по идее, должен сообразить, что они уж точно не знают, где его мать живёт, кто она раньше была и куда он бабки понесёт. Если всё так исполнено будет, то он на своих блатных дружков подумает и в эту сторону копать будет. А ты с ними – никак, и к ним – никаким боком, спокойно себе спишь и продолжаешь сладко есть, чист и невинен, как младенец.

– Красиво вы всё так рассказали, что хоть щас вставай и иди его глушить, а заодно и хату брать. Очень складно всё выходит… А где гарантия, что мамаши дома не будет, что соседи в подъезде кипишь не подымут или кто с улицы ломанётся, когда мы его внутрь затаскивать будем?

– Гарантий никаких нет и не будет, и это уже твоя, Михаил, задача, чтобы всё обставить как надо и все дырки заткнуть, откуда капнуть может. Мать я на себя беру, я её из дома вытащу, хоть и рискую сильно. Всё остальное – твоё, адрес у тебя есть, и почти неделя на подготовку. Точную дату и примерное время я за пару дней сообщу. Если время терять не будешь, то всё успеешь. Вопросы есть?

– Вопросов нет, сейчас прямо и поеду место смотреть…

Глава шестая

Это был старый трёхэтажный дом: по две квартиры на этаже, высокие потолки, широкая каменная лестница. Места в подъезде было достаточно, чтобы развернуться, но не настолько, чтобы разгуляться. Мишаня рассчитал примерное время, когда Слон должен был появиться, и начал подготовку. У него дома имелись парики, накладные усы, бороды – всё для изменения внешности. Пользовался он этим нечасто, но тут как раз был такой случай. Изменив внешность, он прошёлся по этажам, звоня в двери. Когда спрашивали: «Кто там?» – говорил: «Дверь можете не открывать, я из санэпидемстанции, сейчас будет производиться дезинфекция вашего подъезда в связи с возможной эпидемией холеры, поэтому всем запрещается выходить из квартир в течение следующих двух часов. Нарушители будут подвергнуты административному штрафу и рискуют отравиться парами вредных химических веществ». Как ни странно, дверь действительно никто не открыл, и его маскарад даже не понадобился. Окно между первым и вторым этажами они занавесили заранее купленным куском чёрной ткани, лампочка была выкручена, и только слабый свет из окна между вторым и третьим просачивался на первый. Входящему с улицы нужно было некоторое время, чтобы хоть что-то начать различать в темноте. Но у того, кого они ждали, этого времени уже не будет… Селиванов с фонариком в руках стал напротив входа, Чиж – слева, а Мишаня – справа. Слон, чуть пошатываясь, рванул на себя тяжёлую подъездную дверь и, зацепившись за порог, с трёхэтажным матом ввалился в подъезд. Очутившись в темноте, он остановился, недоумённо озираясь по сторонам, и тут луч яркого света ударил ему прямо в глаза. В ту же секунду Чиж накинул ему на голову чёрный мешок с затяжкой и сильно рванул на себя.

Весь фокус заключался в том, что одна сторона мешка, которая закрывала лицо, была пропитана хлороформом. Мишаня схватил Слона за руки, а Вовик, выключив фонарь, крепко обхватил ноги. Так они продержали свою жертву до того момента, пока она не затихла. Они подтащили бесчувственное тело к двери квартиры, и Мишаня, найдя в кармане ключи, недолго повозившись с замками, открыл двери. Затащили Слона внутрь и посидели какое-то время, прислушиваясь к звукам из внешнего мира. Мишаня послал Вовика снять «светомаскировку» и восстановить свет в подъезде. Вернувшись, Вовик увидел, что тот методично осматривает ящики и шкафы, всё обшаривает и разбрасывает. Большая пачка денег нашлась в морозилке, в коробке из-под пельменей. Ещё одна – в металлической банке – была под ванной. В одном из ящиков комода он наткнулся на россыпь изделий ювелирной промышленности, но ничего экстремально красивого, уникального, необычного он не увидел. Найдя золото, он замешкался: брать его уж очень не хотелось – оно требовало дальнейшей заботы и было наипервейшей уликой, спалиться на нём было проще простого. Страшнее, чем попасться ментам, было попасться Слону. Но и не брать он не мог. Кто потом поверит в уголовную версию ограбления? Из двух зол, как говорится… и Мишаня выгреб его из ящика в специально приготовленную сумочку. Он чувствовал, что это ещё далеко не всё, но дальше искать не стал, он даже рад был, что не нашёл тех «музейных» вещиц, о которых говорил Георгий. Он подумал, что и так уже достаточно, если приплюсовать это к тому, что ему будут должны за «работу». Вовик с расширенными от ужаса глазами и открытым от недоумения ртом наблюдал за его действиями. «Так это что же получается, я участвую в квартирной краже? Мы в чью-то квартиру залезли и воруем у людей? Ну он же мне ничего про это не говорил, сказал только, что будем у человека забирать то, что он должен, а тут – в чужую квартиру…» – вихрем пронеслось у него в голове. Хриплым от волнения голосом, запинаясь и путаясь в словах, он спросил:

– Миша, ты не говорил, что мы в квартиру будем залазить, только что деньги у него в подъезде заберём…

– Ты, Вовка, внимательней должен быть, ты что, не видел, как я у него ключи из кармана вытащил? Хата эта его. Видишь – мы ничего тут не трогаем, а берём только бабки заныканные. Делаем всё, как договорились, я тебя под статью не подведу, не боись… Он, когда очухается, в ментовку заявлять не побежит – там у него спросят, где он столько денег взял, – поэтому всё тихо будет…

Тут Мишаня достал из кармана кастет и передал Вовику:

– Давай, Вовка, всади ему по рёбрам, пусть запомнит, как долги не отдавать.

Селиванов вертел в руках эту диковинную штуку, с интересом рассматривая её со всех сторон. Настоящих кастетов ему ещё видеть не приходилось. Те грубые свинчатки, которые пацаны лили дома, не в счёт. Это же было что-то ДРУГОЕ, похожее только формой и назначением, красивое той опасной смертельной красотой, функциональностью и элегантной однозначностью, какой может обладать только оружие. Он был искусно вырезан из прозрачного плексиглаза, достаточно лёгким, прекрасно ложился в ладонь, ощетинившись точёными пирамидальными нашлёпками на кольцах и хищными выступами по сторонам. На руке кастет был почти не заметен, и казалось, что он отлит из затвердевших горьких слёз своих бывших и будущих жертв. Такую красоту даже жалко было пускать в дело. Вовик одел его на руку и размахнулся, чтобы ударить лежащего без движения Слона. В высшей точке замаха он вдруг почувствовал, что не может это сделать, не может ударить бесчувственного, не представляющего никакой опасности человека. Вовик медленно опустил руку, как бы удивляясь самому себе, пытаясь понять свои ощущения, пытаясь разобраться в своих мыслях. Такое с ним было в первый раз, но и бить кого-то, кто не может ответить, ему тоже ещё в жизни не приходилось. Он попытался ещё раз, но опять ничего не получилось, и он окончательно понял, что не может это сделать. Мишаня зло посмотрел на него и, ничего не сказав, оттолкнул в сторону, а потом, достав из кармана точно такую же «игрушку», несколько раз хорошо приложился к рёбрам лежачего. Затем повернулся к Селиванову и сказал:

– Мне, по условиям заказа, надо ему пару рёбер сломать, а насчёт твоего чистоплюйства мы потом поговорим, сейчас не время, уходить надо. А это возьми себе, ещё пригодится, – кивнул он на кастет.

Вовик, вздохнув с облегчением, с удовольствием спрятал игрушку в карман, ещё не зная, что совсем скоро, а потом ещё и через много лет этот прозрачный красавец сослужит ему хорошую службу, выручит в трудный момент.

Глава седьмая

Через два дня в городском парке, на спрятанной в кустах скамейке, где так любят уединиться влюблённые, распить бутылку-другую мужики, студентки и старшеклассницы покурить под разговор, поверяя друг дружке сердечные тайны, сидели Мишаня и Чиж. Мишаня отдал Чижу честно заработанную им тысячу и сказал, что тот может в ближайшие две недели не звонить, потому что заказов нет. На что Владик с радостью согласился, уже предвкушая, как он оторвётся в Ялте рублей на 300–400.

– Вот это настоящие бабки, побольше бы таких должников.

– Ну ты сильно не радуйся и особенно не сори ими. Ты всей опасности не знаешь, которая за ними стоит. Запомни, Чиж: чем больше берёшь, тем тяжелей могут быть последствия. Хорошие деньги у обычных граждан не водятся, а необычные тем и необычны, что потом присниться могут или, что ещё хуже, на узкой тёмной дорожке встретиться. Да смотри, когда широко гулять будешь, не сболтни лишнего, особенно бабам, а то похвастаться по пьянке захочешь и спалишь нас всех. Всё, что мы позавчера сотворили, из головы выбрось, забудь. А на пустое место вставь картинку, как ты в стройотряд ездил или на шабашку куда подальше в Сибирь.

Тут к скамейке подошёл Селиванов и, поздоровавшись, присел рядом. Чиж засобирался уходить – уже руки чесались скорее пересчитать деньги и насладиться видом разноцветных купюр, обещающих в скором времени южное солнце, ласковое море, сладкий виноград, марочные массандровские вина, нежные, тающие во рту шашлыки, молодые упругие девичьи тела и ещё много-много всего такого, о чём мечтаешь, когда тебе чуть за двадцать.

– Последний вопрос, Чиж. Где это ты такой хороший чёрный мешок взял? Как раз к его голове по размеру подошёл.

– Да у сеструхи, из-под сменной обуви…

И тут Вовик и Мишаня дружно захохотали, представив себе, как этот «боевой чёрный мешок», бывший главной деталью их криминальной операции, с вышитой белыми стежками надписью «Лиза Чижевская, 4-й Б», тихо и мирно висит себе на вешалке в школьной раздевалке, и никто вокруг даже предположить не может, в отбирании какого количества денег он недавно участвовал.

– Ну ты ей хоть конфет шоколадных купи, раз такое дело…

Чиж ушёл, и Волошин отдал Селиванову его долю. Вовик, всё время сбиваясь и путаясь в цифрах, как первоклассник, обалдело пересчитывал полученную пачку денег и наконец-то закончил – 400 рублей. Столько он не то что никогда в руках не держал – не видел никогда. Среди синих пятёрок, красных червонцев и фиолетовых четвертаков зеленели две диковинные, никогда ранее не виданные 50-рублёвые купюры, завораживая своей незнакомостью и покупательной способностью. Во рту пересохло, руки слегка подрагивали, на лбу выступила испарина, в голове крутился цветной калейдоскоп из того, что на эти деньги можно будет купить. Из этой цветной круговерти поочерёдно выскакивали американские джинсы, фирменные рубашки, модные туфли…

– Эй, Вовка, очни-ись, – услышал он Мишанин голос, пробившийся через эту нарядную фирменную карусель. – Ещё всласть налюбуешься, твои они все, твои. А пока быстро попрячь по карманам, да поглубже, а то тут много шакалов бродят, до них охочих, – оглянуться не успеешь, как с руками откусят. Я о твоей жалостливости хотел сказать. Ты её засунь – сам знаешь куда, а то тебе по жизни с таким грузом далеко не уйти. И если я говорю, что ломать надо хоть лежачего, хоть в отрубе, хоть какого, – ты слушать должен. Он тебя не пожалел бы, поверь моему опыту многолетнему.

– Мне лежачих бить никогда не приходилось, а тем более в полной отключке. Рука не поднялась… Точнее будет – не опустилась, да ещё и с кастетом, ну не смог я…

– В следующий раз не сможешь – зарплату ополовиню. Ты себя психологически настраивать должен, что, попадись ты им, они жалеть не будут, на куски порвут, если что.

– Хорошо, Миша, я исправлюсь…

Не откладывая дело в долгий ящик, Вовик на следующий день сказал Шершню:

– Серый, сведи меня с Хроном. Родители обещали дать денег на джинсы, отец какую-то большую премию получил.

На одной из перемен они нашли Лёху, и Селиванов объяснил, что он хочет купить. Лёха, как всегда, был очень занят и, быстро-быстро покивав головой, предложил подробнее поговорить после школы.

Они вышли после занятий и остановились напротив входа, высматривая Хроншина. Серёжа посмотрел на другую сторону улицы и увидел две фигуры, стоящие в просвете между домами. Вовик заметил, как тот переменился в лице, насторожившись и сделавшись серьёзным.

– Ты чего, Серый, увидел кого?

– Увидел, – сказал тот, стараясь повернуться спиной к проезжей части. – Тот, что поменьше, смуглый, кучерявый, – это Лёнька Куденко, он в нашем классе был, в шестом его отчислили. Я думал, он уже в колонии, за братанами своими пошёл. У него тогда два старших брата сидели. У него и кличка такая была – Урка. Воровал всё подряд, всё из карманов в раздевалке тырил, сменку (у кого туфли хорошие приметит), даже завтраки из портфелей. Завтрак стырит и ест на твоих глазах, за партой развалится и смеётся – пойди докажи, что это твой бутерброд. Он со старшими пацанами крутился – со своих брательников дружками. Его даже старшеклассники и учителя боялись. Один, из десятого, отметелил его, так тому голову на следующий день проломили. И как-то у него так красть получалось, что никак за руку поймать не могли, только в шестом зацепили и тогда уже выгнали сразу.

Вовик посмотрел на другую сторону и моментально узнал в том, про кого рассказывал Серёжа, одного из участников недавнего нападения на Хрона.

«Да, это он, точно! И рука левая забинтована – хорошо его Лёха чем-то резанул тогда! А не его ли они тут вылавливают?» – подумал он и с беспокойством оглянулся на выход из школы.

– Что-то Лёхи долго нет, уже минут десять стоим.

– Он вечно так, весь по уши в делах. А ты заметил, что Лёха подстригся и одет как-то тускло, не в фирме и без портфеля? Зато новая сумка через плечо, очень клёвая – дорогая, наверно…

Вовик удивился Серёгиной наблюдательности, сам он на это не обратил внимания, но согласно кивнул головой. Селиванов подумал, что надо срочно предупредить Хрона, но тогда надо и Шершню рассказать о том, что он видел. Шершень сделал большие глаза и сказал:

– Ну Лёха, ну молодец, так им, гадам, и надо!

Так они простояли ещё минут десять. Вовик незаметно поглядывал, наблюдая за теми двумя, но они стояли спокойно, тихо переговариваясь и никого не трогая.

– Эй, пацаны, канайте сюда, побазарить надо! – услышали они крик с той стороны и увидели, как Лёнька Куденко машет им рукой.

Шершень нехотя, делая над собой видимое усилие, сказал Вовику:

– Пошли подойдём, – и двинулся через дорогу.

– Шершнёв, здорово. Узнаёшь?

– Привет, Лёня, узнаю. Ты где сейчас обитаешь?

– Где я обитаю – там меня уже нету, – хохотнул тот. – У нас тут к одному фраеру дело есть. Он ростом тебя повыше, блондин заросший, в джинсах и рубахе фирменной, с портфелем. Не знаете такого?

– Нет, такого точно не знаем, в нашей школе не видели. А вы в лицо его помните?

– Слышь, Кудя, а ты его рожу поганую видел? – вступил в разговор Лёнькин дружок.

– Да нет, я его только со спины… Наверное, Толян его харю запомнил.

– А чё Толян не подрулил сегодня?

– Да второй день уже с тёлками квасит, прочухаться не может…

«Толян… Кудя… так моих ночных знакомых звали, да и у этого шрам свежий от лба вниз спускается… Не от моего ли кирпича остался? – сразу всё это сложилось у Селиванова в живую картинку воспоминаний боевого эпизода с метанием тяжёлых предметов. – Неужели это они? Похоже на то. Вот так встреча… Ну, мне боятся нечего – кроме Мишани, об этом никто не знает, а меня они видеть не могли. Хрона предупредить не успели… это ничего, они его не узнают, не зря, видно, постригся и переоделся. Готовился к встрече, чувствовал, что придут за ним». А вслух он сказал:

– Тут рядом общежитие строительного техникума, может, этот парень оттуда?

– Да там одна деревня учится. Откуда у этих чертей такой прикид фирменный, а? Нет, он точно из 9-го или 10-го, из фарцов или спекуль. А может, предки упакованные, так это ещё лучше…

– Почему лучше? – спросил Серёжа.

– Его предков мы на бабки выставим. Он, падла, Кудю по руке пером чикнул ни за что ни про что. Тот обознался, его за другого принял и по плечу похлопал, а эта сука давай его сразу на куски строгать безжалостно. И теперь простой рабочий парень рискует без руки остаться и в строительстве нового общества участвовать уже не сможет, и весь народ его содержать будет, как инвалида немощного, из жизни выброшенного. Не-ет, пацаны, это много денег будет ему стоить… – подвёл юридическую и политическую базу под их визит Лёнькин дружок.

Пока он говорил, Вовик присмотрелся к нему внимательнее. Высокий, худощавый, на несколько лет старше, жилистый, под рубашкой угадывалось гибкое сильное тело, руки в татуировках. Он весь производил впечатление сгустка злой, отрицательной энергии, направленной на подавление и подчинение тех, кто рядом. «Такой глотку перережет и глазом не моргнёт, – подумал Вовик. – Не то что я… лежачего ударить не смог…» Тут он заметил, как из ворот школы вышел Лёша с двумя девочками, оглянулся по сторонам и, увидев их на другой стороне, уже сделал движение, чтобы перейти дорогу, но вдруг, изменившись в лице, резко повернулся и быстро направился вниз по улице.

Серый с Вовиком заметили это и, переглянувшись, вздохнули с облегчением – пронесло… Они постояли ещё немного, обмениваясь ничего не значащими фразами и, наконец, Лёнька сказал:

– Ну шо, Гена, надо валить отсюда, больше никто не выходит.

– Да, Кудя, погнали. На этой неделе ещё подскочим. Толяна подгоним на опознание, чувствую, из этой он школы, больше неоткуда ему взяться. Нет тут больше ничего вокруг, а фарцы центровые к нам редко залетают и перьями по сторонам так сразу не машут.

– Слышь, Шершень, займи рупь на пиво, с зарплаты отдам, – улыбаясь, сказал Лёнька.

– У меня нету… – растерянно ответил Серёжа.

– А ну подыми руки, я в карманах посотрю, – сказал тот, придвигаясь вплотную.

«Ну и что теперь делать? – подумал Вовик. – Лёньку я вырублю, тут нет вопросов, а Гена этот и порезать может. А если даже он без ножа сейчас, то что, нам с Шершнем школу потом бросать, или как? Если я сейчас махаться начну, они от нас уже не отцепятся…»

– У меня есть рубль, могу одолжить, – сказал он.

Лёнька удивлённо посмотрел на Селиванова – видно, он не привык, чтобы кто-то просто так, по доброй воле, отдавал деньги. Он был уверен, что их надо или отнять силой, или украсть. Украсть было даже предпочтительнее – безопасней и тише, меньше вероятность нарваться. Вместе с удивлением в глазах мелькнула досада – эх, лишили удовольствия лишний раз залезть в чужой карман. Он быстро цапнул рубль у Вовика из пальцев и, прищурившись, спросил:

– А может, у тебя ещё найдётся?

– Больше нет.

– Дай я в карманах посотрю, – и сделал движение в его сторону.

Но Вовик быстро отступил назад, став в стойку, чуть приподняв руки. При этом он жёстко посмотрел противнику в глаза, как бы предупреждая: ещё шаг – и будет плохо. Лёнька остановился в нерешительности, почувствовав перед собой сильного и умелого противника, оглянулся на Гену, ища у него поддержки. Генка мгновенно оценил ситуацию и понял, что перед ними не тот человек, который просто так даст себя обшмонать. И толку-то? Ещё какую мелочь выгрести у школьника из карманов? С дракой? Мазы нет… по-другому надо…

– Осади, Кудя, не трогай их, пацаны нам помогут этого фраера найти. Поможете, пацаны?

– Да, да, конечно, поможем, – закивали головами Шершень и Вовик почти одновременно.

– Вот и хорошо, мы, может, завтра уже с Толяном подрулим, а вы пока в уме прикиньте, кого сегодня в школе не было (может, болеет или прогулял просто). И девчонок у вас тут красивых много, завтра-послезавтра ещё посмотрим, может, познакомите, с кем скажем. Ну всё, до встречи.

Ребята нашли работающий телефон-автомат, и Шершень позвонил Хрону. Лёшкин дед долго кричал ему куда-то вглубь квартиры, и, наконец, Лёха взял трубку. Они договорились сейчас подскочить к нему домой. По дороге Вовик спросил, не знает ли Серый этого Гену, и тот рассказал, что узнал его – один раз видел до этого.

– Это Генка Копьё. То ли у него фамилия подобная, то ли кличка такая, потому что он весь заострённый какой-то. У матери в салоне одна из парикмахеров недалеко от них живёт, так он с её дочкой встречался, они и жениться вроде собирались. А скоро у ней квартиру обчистили, да так грамотно, что ясно было: это работа кого-то из своих, кто в доме бывал и знал, где что лежит. Вскоре после этого Генка эту девочку бросил и вроде куда-то уехал. Я слышал, как мать с тётей Наташей на кухне разговаривала. Так мать ещё случай напомнила, когда он к ним в парикмахерскую стричься приходил и у них из всех сумок деньги пропали. Она вспомнила, как он в туалет ходил через комнату, где вещи лежали. Но тогда на него никто и подумать не мог, одна она на это внимание обратила. Так что парень он опасный, похуже Лёньки будет…

Уже у Лёши дома ребята обрисовали ситуацию, рассказав о том, что его ищут. И если придёт Толян, то он его узнает, даже несмотря на стрижку и переодевание. Вовик рассказал, что он видел, как Лёха резанул Кудю по руке, и они начали все вместе думать, как ему выкрутиться из всего этого. Просидев почти час и так ничего не придумав, остановились на том, что Лёша постарается в ближайшие дни выходить из школы через чёрный ход, а там будет видно. Селиванов также напомнил, что ему нужны джинсы и фирменная рубашка, и было бы неплохо, если бы Лёха этим занялся вплотную. Хрон сказал, что сегодня они могут подойти к человеку домой, потому что тот должен был привезти новую партию товара и можно ещё успеть, пока всё не ушло. У Вовика была сегодня тренировка, и они договорились встретиться вечером.