Улыбка на краю суеты

Виктор Сумин

Улыбка на краю суеты

© Сумин В. М., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

* * *

Жгучий вопрос

Однажды Гавриковы, лёжа в постели, смотрели захватывающий фильм. Про любовь. Героиня фильма, как львица, металась между любовником с чемоданом денег и раненым мужем в горящем доме. Не понимая, кому отдать предпочтение.

– А представь себя на её месте. Если бы на дороге лежали мешок денег и я, шо б ты взяла? – спросил Гавриков супругу в духе момента. Вынося за скобки возможного любовника.

– Мешок денег, – ответила та, не задумываясь.

– Почему? – опешил Гавриков.

– Если б я взяла деньги, ты бы сам за мною побежал. Быстрей соседского Тузика… Ну, давай, шо ты, дура, стоишь! Мужика спасать надо! – крикнула жена героине фильма.

Героиня, словно услышав подсказку, схватила мужа и вытянула на улицу. Крыша рухнула у неё за спиной.

Жена с облегчением вытерла вспотевший лоб.

А Гавриков крепко надулся.

«Ишь, Жучка какая, – подумал он о жене. – Чужого мужика, выходит, спасать надо. Даже под угрозой жизни. А меня и в хорошую погоду лень с дороги поднять!».

Гавриков почувствовал, что его семейное счастье осело, как дом после землетрясения.

– И зря. Не стоит мешать искусство с жизнью. Это разные жанры. И у них разные законы, – сказал Гаврикову на приёме психотерапевт Бубликов.

Тот самый Бубликов, который, придя после работы домой, неожиданно спросил жену:

– Дорогая, а если бы на дороге лежали мешок денег и я, шо б ты взяла, а?

Шляпа

Всем хорошим интеллигент обязан шляпе. Именно благодаря шляпе его считают самым умным и самым воспитанным.

Эта мудрость мне была давно известна. Тем не менее, отношение к своей шляпе моего приятеля и сослуживца Петра Ивановича Морзикова меня просто поражало. Он холил и лелеял её как высшую ценность.

Иногда даже говорил с ней. В конце рабочего дня он, как правило, подходил к вешалке и, обращаясь к шляпе, спрашивал:

– Ну что, пойдём домой?

Шляпа, естественно, молчала.

– Молчание – знак согласия, – удовлетворённо говорил Морзиков и, бережно посадив шляпу на голову, шёл домой.

Если Морзикову случалось посетить какое-либо учреждение (библиотеку, скажем, или больницу), то в гардеробе он сдавал лишь свой плащ, а старенькую чёрную шляпу брал с собой.

– Чтоб не спёрли, – ласково пояснял Пётр Иванович, любовно оглаживая свою бесценную шляпу. И шляпа лоснилась от удовольствия, как сытая, довольная кошка.

Однажды Морзиков попал в автомобильную аварию. Придя в себя на носилках скорой помощи, он первым делом спросил:

– А где моя шляпа?

Как будто речь шла о кошельке с миллионом долларов. И лишь когда медработники положили шляпу Петру Ивановичу на грудь, он счёл возможным опять потерять сознание.

Всё время пребывания в больнице шляпа гордо возвышалась на прикроватной тумбочке Петра Ивановича.

– Почему ты так дорожишь своей шляпой? – спрашивали у него соседи по палате. Пётр Иванович от таких дурацких вопросов лишь отмахивался.

К счастью, ничего серьёзнее ушибов у Петра Ивановича не обнаружили, и через пару дней он вышел из больницы, блестя из-под шляпы весёлыми глазами.

Но то было в прошлом году. А пару месяцев назад Петра Ивановича сократили, и наши дороги разошлись. Но, как говорится, пути Господни неисповедимы.

Вчера утром я столкнулся со своим бывшим сослуживцем нос к носу. Он странным образом походил на бомжа. Хотя и в шляпе.

– Ну что? Как? Рассказывай! – кинулся я к нему.

– А что рассказывать? – пожал он плечами. – Хотел открыть своё дело. Наделал долгов и прогорел. Чтобы рассчитаться, пришлось продать дом, гараж и машину. И теперь я – гражданин мира, – неожиданным образом закончил он свою тираду.

– И куда ж ты идёшь? – спросил я.

– Так я уже пришёл, – ответил он и остановился на углу с протянутой шляпой. Прохожие стали небрежно бросать в неё мелочь.

Я обалдело уставился на бывшего учёного Петра Ивановича Морзикова.

– Шляпа в протянутой руке – самый надёжный источник инвестиций! Особенно в эпоху дикого рынка. Пока есть шляпа, не всё потеряно, мой друг! – подмигнул он мне.

И тут до меня дошло, почему Пётр Иванович так бережно относился к своей шляпе. Грубо говоря, просить милостыню можно и с протянутой рукой. Но ведь шляпа посолиднее и в неё больше влезает!

Вот что значит голова! Как точно всё рассчитал! Одно слово – кандидат наук. Не зря, выходит, диссертацию защитил.

Деньги

– Говорят, считать деньги в чужом кармане нехорошо. Но это как посмотреть. Сейчас свобода: хочу – считаю, хочу – нет. Давай вот, Михалыч, вместе посчитаем! – сказал мой друг Иван Петрович. – Сколько весит одна стодолларовая купюра? Ноль целых одну десятую грамма. А десять? Один грамм. То есть тысяча долларов в стодолларовых купюрах весят один грамм. Правильно? Правильно!

Идём дальше. А сколько тогда будет весить миллион? Один грамм умножаем на тысячу. Получается килограмм!

А миллиард? Умножаем опять на тысячу. Получается тонна! А если в рублях, то тридцать тонн. А кто наво…, тьфу, заработал два миллиарда, у того две тонны денег! А если в рублях, то шестьдесят тонн! А если четыре, то четыре тонны! В рублях – сто двадцать тонн! Сдуреть можно!

Это ж какие надо вилы, чтобы ими ворочать! Или грабли, чтоб грести! Адская работа! Такая и неграм на плантациях не снилась! Фуфайка не только изнутри, но и снаружи по́том пропитается. Упаси бог так вкалывать! – подытожил мой друг, и я полностью с ним согласился.

Достав из своих карманов по лёгкой сторублёвке, мы пошли в магазин. Купили две бутылки пива да солёных орешков. Потом вернулись на лавочку и продолжили свои рассуждения о смысле жизни.

Тёплый осенний вечер старательно внимал нашим словам. И ничто нам не мешало. Ничто нас не отвлекало. Красота, да и только.

А тоннами денег пусть другие ворочают. Кто подурнее нас будет!

Коррупландия

Коррупционеры у нас есть. И немало. А вот своей страны у коррупционеров нет. Как нет ни герба, ни флага, ни гимна. Чтобы устранить эту вопиющую несправедливость, предлагаю создать специально для коррупционеров страну Коррупландию.

Предлагаю также и проект государственных символов.

Гербом коррупционеров должна стать мощная мохнатая лапа с пачкой долларов. Победно вздёрнутая вверх. Дают-то всегда «на лапу»!

Флаг должен быть коричневым. Не подумайте чего дурного. Коричневый цвет красноречиво говорит о том, что всё у них в шоколаде.

По нижнему краю флага – широкая белая полоса. Символ безупречного официального имиджа. И по ней коричневыми буквами должно быть написано кредо коррупционеров:

«Без приличной взяткиМы лишь играем в прятки!».

Как говорится, «ку-ку» непонятливым.

Гимном Коррупландии должен быть записанный на диск шелест купюр.

«А какие слова у этого гимна?» – спросите вы.

А никакие! Когда шелестят купюры, слова не нужны. И даже опасны.

Как и всякая страна, Коррупландия должна иметь и свои границы. По периметру и на вышках нужно поставить часовых. Чтоб никто не нарушил суверенитет этой страны. Чтоб никто не мешал этим сильным и гордым людям. И чтоб они тоже никому не мешали. А главное, чтоб сбежать не могли.

Удивительное изобретение

Коллектив – это живой организм, у которого есть и своя голова, и своя задница. Чундиков, по единодушному мнению коллег, считался головой. Но слишком строптивой. Поэтому задница его и уволила. Ну, это если образно.

А если серьёзно, то рассуждать на данную тему Чундикову не хотелось. Тем более что через месяц после увольнения их научный центр попросту разогнали. Как скопище заигравшихся детей. И причина оказалась более чем весомой: учёные мешали серьёзным дядям делать деньги.

В здании научного центра открыли развлекательный комплекс «Обновление». Его владельцем стала та самая задница, которая уволила Чундикова. Задница, правда, носила мужское имя, хотя и довольно странное – Безбулдыкин Адам Ильич. Бывший горе-учёный, переродившийся с помощью своего тестя – чиновника – в крутого предпринимателя.

Чундиков оказался в патовом положении: он не знал, куда идти и что делать. Положение усугублялось тем, что сократили и жену Чундикова, Капитолину Марковну, кандидата филологических наук местного университета.

– Ну и куда мы с тобой теперь поплывём на утлом челне порядочности? – неожиданно витиевато спросила она Чундикова и, упав ему на грудь, разрыдалась.

«Мы» означало не только Чундикова и его жену, но и двух прелестных девочек Дусю и Тусю.

Осознав это, Чундиков впал в ступор. С упёртым в потолок взглядом он пролежал на диване три дня и три ночи. Но жизнь не сказка. В богатыря Чундиков не переродился, лежание облегчения не принесло.

Пришлось вставать и в кипе свежих газет, которые купила Капитолина, искать работу. Увы, учёные никому не требовались. Головы превратились в головёшки. Отходы от костра реформ. От бессилья Чундиков заплакал.

На следующий день он вместе с женой встал на учёт на бирже труда.

Чундиков оказался в низине жизни, покрытой густым туманом.

* * *

Впрочем, чем отличаются учёные от обыкновенных людей? Тем, что они не от мира сего.

Поэтому, немного успокоившись, ум Чундикова вернулся на свою привычную орбиту – на орбиту творческой мысли.

Дело в том, что уже около пяти лет Чундиков работал над созданием удивительного прибора – Определителя Реально Заработанного, сокращённо ОРЗ. Или реально сделанного (ОРС). Но это, согласитесь, звучит несколько хуже. Поэтому Чундиков твёрдо решил называть прибор ОРЗ и никак иначе.

Толчком к изобретению такого прибора послужило то, что учёным постоянно меняли принципы и системы оплаты труда. То по одной схеме начисляли, то по другой.

Вот Чундиков и решил создать такой прибор, который бы идеально точно определял реально заработанную бюджетником сумму и не зависел бы от ухищрений чиновников.

Самое волнительное заключалось в том, что прибор был почти готов. Требовалось решение лишь одной проблемки. Но это решение в голову Чундикову никак не приходило. Уже два года его старания были тщетны. Но, тем не менее, Чундиков не сдавался. Он думал, думал и думал.

И вот – свершилось! Решение проблемки явилось Чундикову во сне в виде его школьного учителя физики Самуила Яковлевича Гошкенберга, которого за глаза все ученики называли весьма символично – Herr Pojmjosch[1].

Потому что Самуил Яковлевич был буквально помешан на своём предмете и всегда старался рассказать обо всём сразу. От этого его объяснения были довольно путанными и часто малопонятными.

Так вот, Самуил Яковлевич пришёл к Чундикову во сне и дал какую-то бумажку.

– Тебе передали, Гриш! – сказал он и исчез.

Чундиков хотел спросить, кто, но не успел. Он развернул бумажку. Там было решение проблемки. От неожиданности Чундиков проснулся. Но формулу запомнил. Он тут же записал её дрожащей рукой в блокнот, который всегда лежал на прикроватной тумбочке.

Через неделю прибор был готов. Он представлял собой подобие градусника со шкалой до ста пятидесяти единиц. По идее включённый прибор нужно было поднести к работнику, и индикатор тут же должен высветить процент выработки и сумму заработанного.

Чундиков поднёс прибор к себе и включил его. Индикатор зашкалил за сто пятьдесят единиц. Это означало, что он, Григорий Петрович Чундиков, создал гениальное изобретение. То есть произвёл нечеловеческую работу.

Тут же высветился денежный эквивалент – миллион долларов. Размер Нобелевской премии.

Дальнейшие действия Чундикова походили на действия ребёнка, в руки которому попала интересная игрушка. Он начал измерять сумму реально заработанного у всех домочадцев.

У кота Гергуши заработок равнялся нулю. И это неудивительно: целыми днями он лежал в кресле без движения, как огромная чёрная шапка.

У жены, которая из пары пустяков готовила обед, сумма заработанного составила девятьсот пять рублей шестьдесят копеек.

У пришедших со школы Дуси и Туси – два и три рубля соответственно. Как только прибор это показал, девочки в один голос заревели: они получили двойки за сочинение.

Чундиков был в восторге. Прибор работал как часы.

* * *

Чтобы дать своему детищу ход, Чундиков стал обивать пороги различных учреждений. И всюду его встречали хорошие, открытые для взяток люди. То бишь чиновники. Но, увы, дать им было нечего. Кроме кукиша, естественно. Поэтому и футболили они его от всей души. Развлекались как хотели.

И всё-таки до министра Чундиков дошёл. Им оказался моложавый мужчина с внимательными глазками и интересной фамилией – Нетудысуйко Филипп Петрович.

– Слышал, слышал, про Ваш чудо-прибор! – бодро начал министр, едва Чундиков зашёл в кабинет. – И что же Вы хотите?

– Поставить прибор на службу государству, – произнёс Чундиков заранее заготовленную фразу.

– Похвально, похвально, – пробарабанил министр пальцами по столу. – А не могли бы Вы показать действие Вашего прибора на сотрудниках нашего министерства?

– Мог бы, – растерянно сказал Чундиков. Честно говоря, он не ожидал такого поворота событий.

– Вот и ладненько. Пойдёмте, протестируем весь отдел, – министр поднялся из-за стола, и они пошли по кабинетам.

Казалось, Жар-птица успеха была уже у Чундикова в руках. Но тут случился элементарный облом: прибор забарахлил. Он всем показывал одну и ту же сумму заработанного – сто рублей.

Чундиков краснел, бледнел, бормотал извинения и порывался уйти. Но министр настоял на полном проведении замеров. Более того, после тестирования сотрудников он пригласил Чундикова в свой кабинет.

На ватных ногах Чундиков пошёл. Он чувствовал себя шарлатаном.

В кабинете министра Чундиков стал истово извиняться:

– Вы простите, но я это… того…

– Да бросьте Вы, – отмахнулся министр от назойливых оправданий. – Ваш прибор исправен. Просто сегодня сотрудники неважно сработали. А изобретение Ваше мне понравилось. Оно идеально вписывается в нашу концепцию нанотехнологий. Мы его сразу же запустим в серийное производство. Но при одном условии.

– Каком? – напрягся Чундиков.

– Если объём реально заработанного чиновниками прибор будет в двадцать раз увеличивать, а объём реально заработанного бюджетниками – в двадцать раз уменьшать.

– Почему именно в двадцать? – опешил Чундиков.

– Для соблюдения принципа амбивалентности, – туманно пояснил министр. – Поверьте мне на слово, у чиновников хлопот хватает и без этого чудо-изобретения, – добавил он.

– Извините, а как же один и тот же прибор может показывать по-разному?

– А Вы предоставьте два. ОРЗ-1 будет учитывать якобы реальный заработок чиновников, а ОРЗ-2 – бюджетников.

– Но ведь это обман, – не сдержался Чундиков.

– Зачем же так резко? – приподнял министр левую бровь. – Просто дифференцированный подход, не более того. Впрочем, если Вы не согласны, то я Вас не держу.

– А можно я подумаю? – робко спросил Чундиков.

– Конечно, – сухо ответил министр и нажал кнопку на столе.

В кабинет, блистая длинными ногами, вошла молоденькая секретарша.

– Оксана Марковна, дайте Григорию Ивановичу наш телефон. Он завтра в первой половине дня Вам позвонит. А Вы мне потом сразу же доложите.

– Хорошо, Филипп Петрович, – с готовностью проговорила секретарша.

– До свидания, – попрощался Чундиков с министром и последовал вслед за Оксаной.

Короче, когда к утру Чундиков очнулся то ли от яви, то ли от сна, решение у него вызрело. Он позвонил в министерство и сказал:

– Я согласен.

В тот же день Чундикова назначили руководителем Нанотехнологического центра «Аут».

* * *

Пару месяцев спустя во всех бюджетных организациях страны были поставлены стационарные приборы ОРЗ. После рабочего дня каждый работник проходил через прибор, как через металлоискатель в аэропорту. Индикатор чётко указывал объём выполненной работы и сумму реально заработанного.

Всё было точно, как в аптеке, поэтому спрашивать с власти повышения зарплаты бюджетники прекратили. Им было нестерпимо стыдно за свою неумелость в жёстком формате рыночных отношений.

А если всё же кто-то заикался о достойной зарплате, то ему резонно отвечали:

– Как работаете, так и живёте!

И оспорить это было фактически невозможно. С наукой не поспоришь.

– Вот когда результативность труда бюджетников сравнится с результативностью работы чиновников, тогда и можно будет говорить о возрождении страны и хорошей жизни для всех, – сказал по телевидению в своём выступлении министр нанотехнологий Филипп Петрович Нетудысуйко. – В противном случае разговоры на эту тему являются обыкновенной демагогией и ничем не обоснованным популизмом.

Возразить министру было нечем.

Что касается Чундикова, то он зажил на широкую ногу. У него даже служебный автомобиль с личным шофёром появился.

Единственное неудобство – совесть иногда донимала. Ну да тут главное перед ней не заискивать. И всё будет нормально.

И ещё: в последнее время Чундикову стало казаться, что и не голова он вовсе в новом коллективе, а нечто другое. Но это уже совсем чепуха, о которой и говорить не стоит.

О косьбе

Чтобы не идти в армию, Константин Касьянович Косых закосил под ненормального. Работники психдиспансера, куда его положили на обследование, закосили под порядочных.

Константин Касьянович Косых сунул психиатрам пару косых. Этим он скосил все сомнения врачей под корень. Они дали заключение, что он не косит.

Вот как надо косить!

Будьте здоровы!

Сегодня на общешкольной линейке неистовствовала Лидия Павловна, организатор внеклассной работы. Высокая и ребристая, как Эйфелева башня.

Её возмущённый голос летал над головами учеников, словно неукротимый буревестник.

– Как вам не стыдно! Я ведь вам ещё две недели назад говорила, что каждый класс должен придумать и сделать хотя бы одну настольную игру.

Неужели это так трудно? Ведь придумал же кто-то шахматы и шашки…

А частушки? Вы должны были сочинить частушки на тему борьбы с алкоголизмом и наркоманией. Где они? В почтовом ящике конкурса мы обнаружили лишь одно четверостишие неизвестного автора:

«Нам не надобно давноНи наркотик, ни вино.В нашей школе можно ведьОт нагрузок обалдеть».

И всё. Надо ещё разобраться, кто так безответственно шутит на такую серьёзную тему. Здесь попахивает, извините, не тем, чем надо.

Далее. Вы должны принять участие в акции «Если бы президентом был я». Через два дня каждый класс, начиная с пятого, должен представить план выхода России из системного кризиса. Но это должно быть не просто перечисление мероприятий, а аргументированные предложения.

Нам предстоит также провести в ближайшее время экспедицию «Ум, честь и совесть нашей эпохи – где они сейчас?». По результатам экспедиции оформить альбом. Обязательно с фотографиями.

В четверг мы должны сдать в районо плакаты в защиту окружающей среды. Конкурс плакатов проходит под девизом «Ты ещё жива, моя природа? Жив и я, привет тебе, привет!». Тема очень актуальна и мы не можем её проигнорировать.

В пятницу, после шестого урока, для учащихся старших классов организуется диспут «Что в образе тебе моём?». По картине Малевича «Чёрный квадрат».

Да, во всех классах не забудьте провести беседы о вреде суицида.

Сидоров, тебе что, плохо? В глазах потемнело? Посадите его, пожалуйста. Вон на тот стульчик.

И тебе плохо, Иванов? Говоришь, голова кружится? Да вы что, сговорились? Посадите его рядом с Сидоровым.

Вот видите, как много мы ещё недорабатываем. Особенно в пропаганде здорового образа жизни.

Поэтому, наверное, есть смысл провести сегодня после шестого урока беседу о здоровом образе жизни. А завтра мы проведём на эту тему двухчасовую викторину. Ну и что, что у вас семь уроков? Значит, проведём после седьмого. Ведь без здоровья, как говорится, ни туда ни сюда.

Жаль, что многие этого всё ещё не понимают.

Будут и в нашем дворе слоны трубить!

Проработав год охранником на одном из предприятий, Санёк рассчитался.

Трудно. Ну-ка, простой восемь часов на ногах. Да ещё ночью. Да ещё при такой зарплате.

И в общежитии не отдохнёшь. Честно сказать, давно оно уже в общепитие превратилось.

Короче, рванул Санёк назад, в деревню. В родительский, так сказать, дом.

Душа отдыха требовала.

А в деревне-то красота! Солнышко светит и тишина необыкновенная. Как в раю.

Да ещё младший брат Ванёк птичек разводить взялся. Яйца курам в гнёзда подкладывает и приговаривает:

– Ничего, будут и из нашего коробка цыплята выглядывать.

И точно: через месяц куча цыплят вывелась. Братишка вокруг них и засуетился.

– Хозяйство, – говорит, – хочу завести. Помогать будешь?

Ну как не помочь брательнику? Работа ведь плёвая: пшенца сыпни да водички налей.

А Ванёк дальше свою линию гнёт:

– Ничего, братишка, будут и у нас уточки крякать!

И правда. На следующий день привёз сто штук с базара.

Заулыбался Санёк. Похвалил брата за коммерческую жилку.

А Ванёк своё:

– Это ещё не всё, Санёк. Будут у нас ещё гуси гоготать!

Накупил яиц, включил три инкубатора, и процесс пошёл. Короче, вывелось около ста двадцати голов. Пять стад. Тут уже потруднее дела пошли.

А Ваньку этого мало.

– Выше голову, Санёк! Будут и у нас поросятки хрюкать!

И точно! Через три дня привёз. Пять штук!

А сам-то механизатором работает. Приезжает с работы поздно. Пришлось Саньку за двоих вкалывать. Не приседая.

А Ванёк на своём стоит:

– Ничего, Санёк, прорвёмся! Будут и с нашего двора страусы выглядывать!

И что вы думаете? Привёз! Двух штук. Самца Гошу и самочку Мусю. Специально машину нанимал. Фургон.

Тут уж к заботам и опасения примкнули. Гоша-то злюкой оказался. Всё норовил Санька в темечко клюнуть. Однажды это ему удалось. И Санёк отрубился. Моментально. Короче, скорую вызывали. Еле отходили.

А Ванёк свою линию гнёт:

– Выше голову, Санёк, будут и в нашем дворе слоны трубить. Главное – не отчаиваться!

Он, конечно, может, и пошутил на этот раз, но Санёк понял, что надо смываться. От греха подальше. Иначе – кранты.

Утренним автобусом он уехал в город. Охранником работать. На две ставки. А отдыхать Санёк как-то между сменами наловчился.

Полу-Миклуха

Моему соседу Григорию Фёдоровичу недавно шестьдесят пять стукнуло. Но для своих лет он выглядит довольно молодо.

Может быть, потому, что слывёт он человеком чудаковатым. А такие, как известно, над жизненными проблемами не очень-то задумываются. Поэтому морщин у них, как водится, меньше, чем у нормальных.

А, может, как утверждал сам Григорий, потому, что всю жизнь на капусту и мёд «налегал».

Несмотря на его возраст, сельчане называли Григория Фёдоровича просто Гоша. Или совсем уж удивительно – Полу-Миклуха.

Однажды на лавочке я спросил его:

– Григорий Фёдорович, а откуда у тебя такая интересная кличка – Полу-Миклуха?

– Ну ты ж, ясное дело, знаешь, кто такой был Миклухо-Маклай.

– Путешественник.

– Ну вот в честь него и назвали.

– Почему? – удивился я.

– Потому что при Советском Союзе я очень любил на поездах путешествовать. Билеты-то дёшево стоили. Пойдёт жинка к соседям на лавочке посидеть, а я деньги из загашника возьму – и в райцентр. На вокзале билет куплю и – фьють, тока меня и видели.

– И куда ж ты ездил?

– А куда в голову взбредёт. В Воронеже был, в Кисловодске, в Липецке. Даже в Москве!

– Ну и как? Понравилась тебе Москва? На Красную площадь, небось, ходил?

– Не, никуда не ходил. Больно там людей много. Боялся потеряться. На вокзале переночевал – и назад.

Ну, тут я и понял, почему Гошу Полу-Миклухой назвали. Миклухо-Маклай ведь путешествовал и те места, где бывал, исследовал. А Гоша только путешествовал. На ближайшее знакомство духу не хватало.

Так что Полу-Миклуха и есть. Как говорится, ни убавить ни прибавить.

Неожиданный результат

Однажды статистическая служба Великогорска совместно с психологами и медиками города провела интересное исследование, желая выяснить, кто понёс самые большие моральные потери в результате недавнего экономического кризиса.

Первичный отбор кандидатов вёлся весьма просто: по внешнему виду. Отбирали самых удручённых.

Потом проводили опрос. После опроса психологи и медики изучали состояние потерпевших: снимали кардиограмму, определяли силу нервного потрясения, изменения в работе внутренних органов.

И как вы думаете, кто пострадал больше всех?

Нет, не Буреломов Михаил Кузьмич, который потерял без малого пять миллионов рублей.