Рекордсмен

  Идея оказалась не самой удачной. Чтобы не мешать другим проплывающим, им пришлось держаться не рядом, а друг за дружкой. Причем стоило Андрею подплыть чуть поближе, иначе он ничего не слышал, что говорила ему Крисла, как в лицо ему била ее выхлопная струя. Запах у нее был специфическим. Не сказать, что неприятным, но все ж Андрей предпочел держаться от нее на некотором удалении.

 Рассматривая раскрашенный зад подружки, он поймал себя на мысли, что картина эта ему нравится. Он старался не отстать от нее и не затеряться среди других ганопусцев, которых становилось все больше и больше по мере того, как они приближались к стадиону. Стоит ли говорить, что в такой обстановке не то что поговорить, а даже перекинуться парой фраз было проблематично.

  Дорогу к стадиону указывали светящиеся полосы, выложенные раковинами на дне, но и без них заблудиться было невозможно, поскольку все двигались исключительно в одну сторону, лавируя по широким каньонам, образованным жилыми кораллами.

   Основанием стадиона служил вулканический кольцевой кратер. Над ним высилась прозрачная сфера диаметром в несколько сотен метров. Вся конструкция напоминала многократно увеличенную игрушку – стеклянный шар со снеговиком или какой-нибудь достопримечательностью. В шаре была вода или раствор. Стоило его встряхнуть хорошенько, как со дна поднимались хлопья, которые в зависимости от цвета имитировали снег или осенние листья. Интересно, что поднимется со дна, если тряхнуть эту сферу? Но ее тряхнуть сможет разве что вулкан, над которым она была построена.

  Сферу густо, в несколько слоев, облепили многочисленные стаи ганопусцев. Крисла, не замедляя скорости, врезалась в зрителей и начала их расталкивать боками. Андрей следовал за ней, боясь, что его затрут. Сам он не решался действовать так же нагло. В этом скоплении ганопусцев ему сделалось страшно. Он не любил массовые мероприятия и не понимал – зачем болельщики ходят на стадионы, когда можно, не выходя из своей комнаты, ощутить то же самое, что и на трибунах.

– Отличное местечко, – подмигнула подружка. Добравшись до сферы, она дотронулась до нее хоботом. –  Видно все прекрасно.

   Действительно видно все было как на ладони. Но Андрей подумал, что, если он так скажет, даже заменив «ладонь» на «ласта», подружка его не поймет.

Они находились прямо над центром стадиона. Правда, пока он пустовал, смотреть было не на что, а участники фестиваля прятались в тени вулканического основания, заполненного слоем придонного питательного ила.

– Видно-то хорошо, – сказал он, – но думаю, нас пустят и дальше. Я ведь буду делать про фестиваль репортаж. Мне сказали, что там, – он кинул вниз, –  уже все предупреждены. Нас должны пустить. Как туда попасть-то?

– О, я об этом не подумала. Поплыли. Попробуем. Внутрь пускают через несколько мембран. Но зрителей туда не пускают. А меня пустят с тобой?

– Должны.  Я скажу им, что ты моя помощница, без которой мне никак не обойтись.

   Обычно, это не являлось веским основанием, чтобы пускать кого-то на мероприятие.  Оставалось надеется, что ганопусцы будут более приветливы, нежели земные и колониальные службы правопорядка. Функции эти выполняли по большей части андроиды, которым просто невозможно было что-то объяснить. Если тебя нет в списке, разрешающем посещение мероприятия, для них ты не существовал.

  Мембрана располагалась прямо над стенкой вулкана. Здесь совсем не было зрителей, потому что, если у тебя нет никаких надежд пробраться внутрь, смотреть отсюда за действом неудобно. По бокам мембраны лениво плавали два ганопусца в серой неприметной раскраске. Цветом она мало отличалась от естественной. По их виду было заметно, что они скучают.

  Теперь уж Андрей взял инициативу в свои… ласты, попросив подружку держаться чуть позади.

– Много вкусного планктона! – поприветствовал он охранников.  – Я с Земли. Буду делать сюжет о фестивале трабунеков. Пустите нас внутрь? Мне надо быть поближе к событию. Пообщаться с участниками.

– С трабунеками пообщаться? Попробуй, может чего и выйдет, – прыснул левый охранник.

 Он оценивающе посмотрел на Андрея, который готов уж был разразиться длинной речью, но ему даже не понадобилось ничего пояснять насчет помощницы. Мембрана открылась.

«Как все просто», – ликовал Андрей.

Оказавшись под куполом, он перво-наперво разыскал местных телевизионщиков. Они ему сообщили, что на Земле принимают трехмерную картинку с эмоциями в режиме он-лайн.

– А чего охранник смеяться надо мной вздумал? Что я такое смешное сказал? – поинтересовался Андрей у Крислы. Ему не хотелось выглядеть полным невеждой, задавая вопросы участникам фестиваля. Но что уж поделаешь, если вся скачанная им информация в голове не отложилась.

– Да не бери в голову. Конечно, главные участники фестиваля – это трабунеки. Но они не умеют говорить. Они вообще ничего не умеют. Я уж и не помню – пытался ли их кто-то дрессировать, но из этого точно ничего путного не вышло.

– Расскажи мне про этот фестиваль, ну и про трабунеков.

Слушая свою подружку, Андрей и не заметил, как к центру арены потянулись кильватерные линии ганопусцев. Подружка сама остановилась, прервала свой рассказ на полуслове, заворожённая зрелищем. Андрей с мгновение не понимал отчего у нее вдруг глаза остекленели, уставившись в одну точку за его спиной. Но тут купол огласил настоящий рев, ввысь почти под самый купол взметнулось пара десятков ганопусцев. Они дули в громадные раковины. Звуки эти, похоже, проникали по другую сторону купола и были слышны зрителям, потому что те завертелись на месте. Андрей ощутил, что тело его начинает само собой совершать какие-то танцевальные па. Рядом с ним танцевала Крисла.

 Андрей уже научился различать половую принадлежность туземцев. Помимо музыкантов на арене были одни лишь девушки. Их уши были просто громадными. При каждом гребке они прижимались к телам, пеленая их словно одеждой, а потом расправлялись, точно паруса клипера, черпнувшего воздух. Такой стиль плавания напоминал медуз. Ласты они прижимали к телам и плыли, получается, лишь за счет своих ушей, не используя даже хоботов и реактивных струй.  Левой передней ластой они прижимали к себе светящиеся раковины, а вот что было под правой и не разглядишь.

– Какие они красивые! – восторженно и с изрядной долей зависти прошептала Крисла.

 И тогда Андрей понял, что женскую красоту здесь измеряют размерами ушей. Их видимо с детства натягивают на раму, как холст, чтобы день ото дня они становились все больше и больше.  На земле ведь тоже, еще до генных модификаций, пытались, кто во что горазд, изменять свою внешность. Кто-то считал, что признак красоты – это маленькая ножка, другие – длинная шея, ну а третьи деформировали форму черепов.

  У участниц представления уши были раскрашены сложными узорами. Медуз, наверное, пришлось очень долго дрессировать, чтобы они не просто ползали по телу, а смогли оставить такие следы.

«Ай, как жаль, что я про это не выяснил, но как-нибудь выкручусь»

   Кильватерные лини встретились в центре, ушли вверх, переплетаясь, как волокна веревки, а достигнув купола, вновь рассыпались. Девушки поплыли вдоль купола все тем же стилем медуз.  Среди зрителей начиналось какое-то безумие.

– Трабунеки!!! – кричали туземцы, тыкались хоботами в купол и натягивали его. Андрей испугался, что тот прорвется.

 Признаться, он был бы только «за», окажись трабунеками эти девушки, а сам фестиваль неким местным эквивалентом конкурса красоты. Фраза охранника, насчет того, что «с трабунеками сложно пообщаться» играла на эту версию. Ведь Андрей знал, что с участницами конкурса красоты действительно поговорить сложно из-за многочисленной охраны, а если это и удается, выясняется, что «ораторское искусство» они не закачали и в результате не могут связать двух слов.

Тем временем, девушки опустились почти к самому дну. Они побросали раковины в ил и те сложились в сложный и очень красивый узор, а следом девушки кинули на дно то, что они прятали под своими правыми ластами – пузыри со спорами трабунеков.

    Трабунеки были быстрорастущими водорослями. За пару часов в плодородном придонном иле, устилавшем стадион, они вырастали чуть ли не до самой вершины сферы. Это зависело от сорта и от того, как рост водоросли будут поддерживать зрители. Крисла рассказала, что выводят трабунеков поколениями. Занимаются этим на специализированных фермах. Это очень трудоемкий процесс. В придонном иле стадиона они росли буквально на глазах, как тесто в кастрюле. Их форма и цвет во многом определялись мыслями участников и зрителей фестиваля, которые трабунеки могли улавливать. Номинация «самый высокий» – тоже была среди наград, но главной была номинация – «внешний вид».

Когда споры зарывалась в ил, эффект был, как он взорвавшейся петарды. Тут же вверх тянулись многоцветные отростки, они расцветали, колышущимися в легком течении, листьями, переплетались, образуя нечто схожее с моделью ДНК.

 Андрей и сам поддался безумию, тоже завопил: «трабунеки!» И надо же так случиться, что именно в это мгновение с ним связались из редакции.  Его крик точно там всех оглушил. Никак иначе нельзя было обосновать возникшую паузу.

– Чего? – наконец послышалось в его голове.

– Все нормально, – бросил Андрей, – только мне сейчас не очень удобно разговаривать. Что вы хотели?

– Узнать – всё ли у тебя в порядке?

– У меня всё в порядке, – сказал Андрей, добавив, – лучше не бывает.

Получилось это немного певуче, с завыванием, наложилось и возбуждение от воплей зрителей и эффект от тронгада, все еще не рассосавшегося в крови. Продюсер на Земле мог подумать бог весть что. Ну что еще можно подумать о человеке, который говорит, что «лучше не бывает», находясь в теле какого-то водоплавающего слона с ластами? Продюсер подождал пока выяснять – не понадобится ли Андрею психологическая реабилитация по возвращению, а просто пожелал ему хорошо выполнить свою работу.

– Вот ведь отвлекают, – пожаловался Андрей подружке, – на самом интересном месте. А уж затем хором они завопили: – Траааа-буууу-нееее-кииии!

  Андрей так увлекся, что едва не опоздал на включение. Обратного видео не было. Он не видел ведущую в студии, а только слышал ее голос и еще различил удивленный возглас, который она не смогла сдержать, когда Андрей возник на экранах. Она же его помнила совсем другим. Если вообще помнила.  Забавно он видимо все-таки выглядит. Вот даже ведущая этому удивилась. А как удивятся родители и знакомые. Потом еще подшучивать над ним будут.

Стадион ревел. Трабунеки вымахали уже на несколько десятков метров.

   Ему отвели всего три минут. Часы в голове тикали, показывая время, сколько еще остается до окончания включения. Это немного отвлекало.  Ретранслятор со встроенным автоматическим переводчиком переводил его речь на привычные для зрителей языки и даже передавал в точности голос Андрея вместе с интонациями. Иначе они сейчас бы слышали лишь похрюкивание, скрип, свист, скрежетание и барабанную дробь. Именно таким без перевода казался людям язык ганопусцев.

   Андрей уговорил нескольких ганопусок, открывавших фестиваль, помочь ему с рассказом. Они плавали позади него, раскрывая свои разноцветные уши. Он подозвал одну из них, задал вопрос, и та рассказала, что девушки годами готовы терпеть все эти растяжки, увеличивающие размер их ушей – лишь бы попасть в число избранных. Другая, включившись в беседу, поведала, что вся её деревня собирала деньги на самых лучших дрессированных медуз, разрисовавших ей уши.

– Мы лучшие! – крикнула она.

– Мы лучшие! – тут же заспорила с ней первая девушка.

  Андрей едва успел разнять их, а то точно между ними разгорелась бы драка. Он как-то упустил, что любая драка повышает рейтинг передачи.

Показывая на уши ганопусок, он объяснял, как создавался на них рисунок, а потом еще добавил, что такими работами могли бы гордиться многие современные художники. Девушки в восторге окатили Андрея струями из хоботов, и тот пояснил, что так туземцы выражают свое почтение. Он так жестикулировал ластами, что иногда едва не выпадал из кадра.

 Мешал хобот. Андрей не знал, что с ним делать и в каком положении его держать. Он вытянул хобот перед собой, пару раз случайно набрал воды, при этом реактивная струя толкнула его вперед и он, наверняка, занял весь экран. Время его включения уже истекло, но его не прерывали, и он успел рассказать и о том, как готовят трабунеков к фестивалю, и ещё о чём-то, что вспомнил, услышал от Крислы или попросту выдумал по ходу включения.

– Феерично! – связался с ним продюсер после окончания выпуска. – У нас кое-чего слетело с эфира. Ну, на Пранколину корреспондента заслать не удалось. Вернее, его заслали, а он туда не прибыл. Вот ищем, где ж он. Вот мы и не знали, чем время забить. Я как-то не рассчитывал, что ты сможешь чего-нибудь дельное рассказать. Вот и не сказал тебе об этом. Но ты, точно мысли мои прочитал, и говорил дольше, чем положено. Как раз сколько нам было нужно.

– Ага, – сказал Андрей.

  Ему не хотелось долго разговаривать с продюсером. Работу свою он сделал. Фестиваль подходил к концу. Награждали победителей. Их только что определили, и Андрей не успел назвать их во включении. Но кого в Солнечной и окрестных системах интересуют имена ганопусцев, чьи трабунеки в этом году признали самыми лучшими? Никого. Надо заметить, что и его сейчас мало волновала такая далекая Солнечная система. Он весело болтал с Крислой о том, чем они займутся после фестиваля и куда поплывут.

«Без тронгада – нет лексада», – вспомнил он рекламный слоган. Интересно, что такое «лексад»?

 Вдруг перед глазами его все помутнело, точно каракатится выпустила маскирующую жидкость. Крисла первой поняла, что происходит, ухватила его за хобот, но ведь она могла удержать только его тело, а уж никак не его сознание. В ластах у нее осталась пустая оболочка. Андрея бесцеремонно вытряхнули из тела, и он вновь летел через все эти парсеки мертвого космоса.

– Какого черта? – закричал он, оказавшись у себя дома в своем теле, лежащем в саркофаге. Его вопрос остался без ответа.

  Аренду ганопуского тела оплатили до времени включения плюс час. Предполагалось, что Андрей сразу после включения поспешит на склад и вернет тело. Но его об этом не предупредили. Он думал, что его командировка будет дольше. Когда срок аренды тела истек, сознание автоматически его покинуло и вернулось на Землю.

– Какого черта мне об этом не сказали? – возмущался Андрей, связавшись с продюсером отдела внешних коммуникаций.

– Ой, ну не до тебя было. У нас тут проблема с Пранколиной, – отвечал тот. – А эти с Ганопуса теперь нам штраф могут всучить из-за того, что ты тело не вернул.

– Я бы мог аренду продлить из своих суточных.

– Да ладно. Не переживай. Твоей вины тут нет.

 «Да мне наплевать на штраф».

Андрею полагался небольшой отдых после включения, а эти идиоты, работающие в отделе внешних коммуникаций, посчитали, что отдыхать ему лучше дома, а не в теле ганопусца.

«Да пошли они к черту, будут еще за меня думать. Я сам за себя подумаю».

 С губ Андрея едва не сорвалось что, у всех в отделе внешних коммуникаций вместо мозгов то, что течет по канализационным трубам. Навсегда испортить с ними отношения ему помешал, вклинившийся в разговор начальник:

– Время будет – зайди. Включился ты хорошо. Поздравляю. В штат тебя берем.

– Спасибо, – сквозь зубы процедил Андрей.

Еще пару дней назад он прыгал бы от радости в виртуальном кресле и помчался подписывать контракт тут же, несмотря на усталость. Теперь же он залез в поисковую систему.

– Дебилы, –  сказал Андрей, вновь адресуя ругательство отделу внешних коммуникаций, после того, как выяснил что ж такое «лексад». Он почесал пятерней макушку, потом поискал информацию – сколько стоит перенос сознания на Ганопус. – Ух! – не сумел он сдержать вздох, увидев сколько нулей в сумме. Их даже сосчитать было сложно. Чтоб такую сумму набрать придется даже в штате пахать не один год. Оставалось только надеяться, что когда-нибудь вновь подвернется командировка на Ганопус. Может в следующем году опять с событиями будет не густо и его пошлют освещать очередной Фестиваль трабунеков.

Пока же ему полагались законный отдых. Перво-наперво надо было связаться с родителями и успокоить их, что в ганопусца Андрей превратился только на время включения, а то еще будут переживать.

                                           Дубликат  

Трое юкагиров спокойно стояли возле шлюзовой камеры. За плечами у всех были старые, оставшиеся еще с незапамятных времен, винтовки, передававшиеся в родах по наследству, постепенно обрастая легендами, которые рассказывали вечерами возле костров. Немногим в Империи дозволялось охотиться на диких зверей без всякого разрешения и лицензии. Государь, отец нынешнего императора, сказал, что в долгу перед малыми северными народам. Разрешить им жить так, как они хотят и соблюдать свои традиции – это лишь ничтожная плата за их героизм и самоотдачу, но он верит, что зверя они будут добывать ровно столько, сколько им необходимо.

Приклады винтовок были деревянными, сделанными на заказ, в отличие от серийных пластиковых. Они пообтерлись, а металлические части блестели, как носы бронзовых медведей на станции столичного метро «Площадь Воссоединения», которых изо дня в день по тысяче раз натирали для счастья пассажиры. Заменить эти винтовки на какое-то новое охотничье снаряжение юкагиры отказывались, хотя им всё предлагалось абсолютно бесплатно, вплоть до ультразвуковых шокеров, совсем не наносящих вреда звериным шкуркам. Просто юкагиры верили, что в этих ружьях живут души их предков, помогают метко выстрелить и с ними даже в самой снежной пустыне, окруженный со всех стороны завывающими волками, не будешь чувствовать себя одиноким.

   Они приехали на упряжках, запряженных мехароботами, которых использовали совсем уж в крайних случаях, обычно предпочитая им оленей или собак, потому что в снежной пустыне нужен друг, а какой из мехаробота друг? Но он мог тащить упряжку в одиночку, и днем, и ночью, пока хозяин спит, укрытый шкурой. То, что сейчас как раз случай крайний доказывало недвижимое человеческое тело на одной из упряжек, укрытое шкурой оленя. Но, видимо, помощь этому человеку была уже не нужна, потому что иначе юкагиры вызвали бы медиков к себе, как это порой случалось, когда кого-то из них поражала болезнь, с которой не мог справиться шаман.

Приборы слежения донесли младшему полицейскому Стригану Скворцову, охранявшему шлюз, о приближении юкагиров еще задолго до того, как они добрались до купола. Он вывел изображение на стену, приблизил его, так чтобы лица юкагиров многократно увеличились. Один был заметно старше других. Лет под пятьдесят. Другие, стоявшие по его бокам, как телохранители, годились ему в сыновья. И они были копиями друг друга. Близнецы.

Стригану совсем не хотелось выбираться из теплой дежурки на мороз, вот принесло же кого-то на его голову. Сами юкагиры никогда не заходили в купол, чувствуя какую-то боязнь перед громадными сооружениями, накрывавшими Снежинск. Они знали, что чужие здесь, и обычно ждали, когда их кто-нибудь пустит внутрь. Они никого не просили об этом. Они просто ждали и могли простоять так возле шлюза не один час.

 Пока полицейский облачался в теплую куртку, пока шёл из дежурной к воротам шлюза и пока открывал их, прошло минут пять, в течение которых юкагиры ни на сантиметр не сдвинулись с места и не пошевелились, точно замерзли, превратившись в ледяные статуи. Это их умение, да еще ружья, в которых жили духи их предков, превращало юкагиров в отличных снайперов.  Полвека назад их деды дрались за Воссоединение на Северном Кавказе, а треть века назад их отцы очищали тогда еще отколотые Туркестанские губернии от вторгшихся в них отрядов террористов. Несмотря на свою малочисленность, они были одним из самых надежных оплотов Империи. Многим из них Император даровал потомственное дворянство, но они совершено не пользовались своими привилегиями.

– Рад приветствовать вас милостивые господа, младший полицейский Стриган Скворцов, – он вскинул правую руку в вязанной перчатке к шапке. – Чем могу вам помочь?

Шлем он не надевал. Юкагиры должны видеть его лицо, а не серебристое стекло. Из-за этого изо рта у него клубами выбивался пар. За куполом было – 25 по Цельсию и этот холод особенно ощущался от того, что тело всё никак не могло забыть теплую комнату.

– Здравия желаю, – сказал старший из юкагиров. Это приветствие укоренилось среди них с началом Воссоединения. Они даже друг с другом точно так же здоровались, а фраза была одной из немногих, которую любой из юкагиров мог произнести самостоятельно и почти без акцента. Для других требовался переводчик.

 Стриган рассмотрел теперь, что ошибся, прикидывая возраст старшего юкагира. Ему можно было дать лет семьдесят, а его спутники, соответственно, могли оказаться его внуками. Хотя кто там разберет – сколько им лет на самом деле. Коренные жители этих мест не пользовались никакими омолаживающими средствами, не то что генными, но и косметическими, и выглядели даже старше своих биологических лет. Юкагир мазнул себя по щеке, включая едва заметный переводчик, тянущийся прозрачной капелькой из-под лохматой песцовой шапки, и продолжил:

– Меня звать Одулок, а это мои сыновья и копии – Токер и Аник, – старик махнул рукой сперва налево, а затем направо.

Стриган от таких слов едва не присвистнул. Выходило, что старик-то непростой. Что-то такое он для Империи совершил, что его копии еще при жизни сделали. Причем две. Впрочем, малым народам всегда в Империи вольготнее жилось, чем остальным.

– Мы нашли человека. Вашего. Мертвого, – продолжал Одулок. – Мы привезли его, – он кивнул на упряжку, на которой лежало человеческое тело. – Пойдем, посмотришь.

Он развернулся, подошел к упряжке и откинул полог оленьей шкуры, так чтобы стало видно лицо мертвеца. Скворцов от увиденного отшатнулся, потому что лицо это сплошь покрывали рваные раны. Кто-то старательно выел почти все мясо, добравшись до черепа, скалившегося теперь слегка желтоватыми зубами.

Мясистые снежинки начали облеплять лицо мертвеца, как мошкара, пытаясь, хотя бы внешне вернуть ему утерянное. Из-за этого оно постепенно становилось не таким страшным.

– Не надо, – отмахнулся полицейский, когда юкагир хотел было откинуть полог побольше, чтобы стало видно еще и тело.

Скворцов подозревал, что и оно сплошь состоит из одних ран. Хорошо еще, что он довольно давно завтракал, а то точно его вывернуло бы наизнанку. Желудок итак недовольно урчал и содрогался в спазмах, как просыпающийся вулкан. Ничего более страшного и отталкивающего он за свою жизнь еще не видел. Как бы этот кошмар к нему теперь каждую ночь не стал являться.

– Накройте, – сказал он юкагиру и тот быстро выполнил эту просьбу.

Не ровен час, увидит кто их из купола, что здесь происходит, начнут собираться любопытные. Положим, в присутствии полицейского никто не станет приставать с расспросами к юкагирам, а то ведь по доброте душевной те могли выложить всё, что знали первому встречному. Но даже если любопытные будут лишь снимать упряжку с трупом и мехароботами, да тут же выкладывать картинку в сеть, могут пожаловать репортеры, охочие до сенсаций. Дело действительно могло претендовать на сенсацию. Зрители любят, когда им щекочут нервы.

 Скворцов начал строить версии кто мог этого человека так изуродовать. Была такая древняя китайская пытка, когда от человека отщипывают по маленькому кусочку. Вдруг его и вправду начали пытать еще при жизни, выведывая какие-нибудь тайны, но так ничего и не добились или наоборот – добились, но все равно расправились с этим беднягой, чтобы свидетелей не оставлять. Таких душегубов, конечно, еще поискать нужно. Это ж как надо озвереть, чтоб так человека изуродовать.

– Зверь его поел, – сказал Одулок, разрешив все сомнения полицейского.

«Точно, – Скворцов едва не хлопнул себя по лбу ладонью от недогадливости. – Как всё просто объясняется. А я-то в криминалисты решил податься. В сыскари. Да они сразу бы причину раскусили. А с чего юкагир взял, что это кто-то из горожан? Как он определил? На нем ведь метки нет».

Точно прочитав его мысли, юкагир протянул Скворцову идентификационную карточку со следами от укусов по краям. Хозяину этих зубов пластик пришелся не по вкусу, поэтому он его только покусал, но даже если бы он сумел его разодрать на куски, информация все равно сохранилась бы.

– Алексей Долгопольцев, – сказал вслух Скворцов, просканировав документ. Тут же появилось его изображение и напоминание о том, что этот человек пропал неделю назад и его местонахождение пока неизвестно. Считалось, что близких родственников у него нет, и об исчезновении заявление поступило только, когда Алексей Долгопольцев не явился на работу в свою коммунальную службу после отпуска. Собственно, он мог попросту уехать куда-нибудь, никому об этом не сообщив, поэтому, его и не искали. На всякий случай только проверили – значится ли он среди пассажиров пневмопоездов или авиарейсов за последний месяц. В списках его не обнаружилось. На этом и успокоились, не став выискивать его по сигналам идентификационной карточки, в конце концов, каждый человек имеет право на личную жизнь, а то, что он не пришел на работу после отпуска – его дело.