bannerbanner
Парашюты и парашютисты
Парашюты и парашютисты

Полная версия

Парашюты и парашютисты

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Таська, переодетая в шорты и майку, схватила меня за руку и снова потянула за собой.

– Ты должна прыгнуть, ты просто обязана, если ты меня любишь! – потребовала она.

– А если ты меня любишь, оставь меня в покое! – упрямилась я, но в душе уже загорелся огонёк интереса.

«А может быть, и в самом деле попробовать?» – спрашивала я себя, хотя страх ещё был силён.

Через десять минут мы были на дропзоне, и Тайка с Крисом привели меня в павильон, где складывались парашюты. Меня уже ждал инструктор в полной экипировке.

– Это Шон, это Саша, – представила нас друг другу неугомонная Таисия.

Шон выглядел совершенно уверенно и спокойно, и это помогло мне принять окончательное решение. Я смотрела на загорелого улыбающегося парня, который крепко пожал мне руку. И это сильное рукопожатие вселило в меня уверенность, что я в самом деле хочу с ним прыгнуть!

От возбуждения я, вероятно, плохо соображала и не заметила, как оказалась в самолёте. Через несколько минут мы были в воздухе, а меня занимала только одна мысль – когда же мне станет страшно? Вместе с нами на борту находилось несколько пар, но прыгать мы должны были первыми.

Через какое-то время Шон поднялся со скамейки, потянул меня за руку и крикнул на ухо:

– Пристёгиваемся!

Я не поняла, что происходит, но он крепко обхватил меня и клацнул какими-то застёжками. Оказалось, что теперь мы пристёгнуты друг к другу, как два сиамских близнеца. Смешно переваливаясь, мы проковыляли к люку, который в одно мгновение распахнулся и выпускающий крикнул:

– Пошёл!

Я глянула вниз, снова подумала: «Когда же начинать бояться?» – и шагнула в открытую дверь. «Зачем я это делаю?» – пронеслось в голове. Высота была такая, что земли просто не было видно. Под нами плыли облака, которые тоже казались довольно далекими. Может быть, именно тот факт, что я не видела землю, оказался решающим, но у меня не было страха. Поток встречного воздуха забил нос, и я не могла вдохнуть. Тут я поняла, зачем нужно делать глубокий вдох до выхода из самолёта, но было поздно. Я открыла рот, и мои щеки запарусили, надуваемые ветром.

Сумасшедшая, в этот момент я представила, как выгляжу – с раздутыми ветром щеками, с белозубым парнем, привязанным за моей спиной, и мне стало так весело, что я захохотала во всё горло. Тут же я начала дышать, и до меня наконец дошло: я лечу!

В животе бабочки забили крыльями, и в голове пронеслось: «Реально неземной восторг!»

Я не могла насмотреться на раскрывающуюся передо мной красоту приближавшейся с каждой секундой Земли. Отчётливо, словно набухшие синие вены, стали прорисовываться дороги, зеркальным пятном сверкнул маленький водоём, лес сверху казался пушистым ковром, который хотелось погладить. Я старалась увидеть как можно больше и торопливо цеплялась глазами за эту потрясающую картинку, как вдруг инструктор крикнул что-то мне в ухо, и тут же сильнейшим рывком нас дернуло кверху – над головой раскрылся парашют. Ничего более ужасного в своей жизни я не испытывала! Все мои внутренности прыгнули к горлу, и я испугалась, что меня сейчас вырвет. Медленно покачиваясь, мы продолжали снижаться. Я больше не видела ни реки, ни леса, ни дропзоны с чётко вырисовывающимися теперь человечками, бежавшими нам навстречу… Меня тошнило так, что хотелось одного – как можно скорее приземлиться.

Земля приближалась, и инструктор снова закричал мне на ухо:

– Вытягивай ноги!

Как только я послушно выполнила приказ, пятки коснулись травы, и я приземлилась на пятую точку, проехав несколько метров по скользкой зелени. Инструктор отстегнул ремни, и мы перестали быть сиамскими близнецами.

Ко мне бежали Таська и Крис.

– Ну как? Ну как? – кричала Тася и, добежав, начала меня обнимать, тормошить, целовать.

Тошнота не прошла, голова дико болела, и единственным желанием было лечь где-нибудь в тенёчке.

– Здорово, – прошептала я, не желая расстраивать подругу.

Совершив неимоверное усилие, я заставила себя подойти к Шону, обнять его и поблагодарить за прыжок.

* * *

На следующий день после возвращения домой, проснувшись в своей постели, я долго лежала, рассуждая на тему, хотела ли бы я выйти замуж в свои пятьдесят лет. Несомненно, бывали вечера, когда чувству одиночества я бы предпочла компанию, но случалось это чрезвычайно редко. В основном моё время было поминутно расписано, и его катастрофически не хватало. Приходилось расставлять приоритеты, выбирая, что нужно сделать в первую очередь, а что – во вторую, а потому ни одной свободной минутки как таковой, чтобы никто не отвлекал и ничто не подгоняло, у меня не было. Соответственно, не было ни скуки, ни тоски, ни чувства одиночества.

Для чего же тогда выходить замуж в пятьдесят? Детей я не хотела никогда. Моя племянница Алиса, с одной стороны, удовлетворила моё любопытство и потребность в общении с маленькими человеками, с другой – полностью отбила охоту заводить своих собственных. У меня не хватало времени даже на друзей – откуда же взять его на мужа! Ведь это не одногруппники из России, с которыми я вижусь один-два раза в год, не коллеги по работе, с которыми общаюсь с девяти до четырёх пять дней в неделю, не друзья, с которыми «зависаю» по праздникам. Мужу нужно уделять внимание по утрам, отвечать на звонки и сообщения на работе и, конечно же, посвящать драгоценные вечерние часы, которых мне не хватает для самой себя.

Так для чего?

Вообще, представители мужского пола разочаровывали меня всё больше и больше. Белые канадцы и американцы в своём подавляющем большинстве представляют какую-то бесполую массу: широкий таз, узкие плечи, живот, выступающий под грудью, – фигура то ли женская, то ли мужская. Лица тоже бесполые, какие-то невыразительные, словно притоптанные. Плюс безликая одежда под стать.

Если хочется мужского характера, то здесь выступают на первый план латиносы: и мужественный вид, и темперамент, и сексуальность… Латинский мужчина, как латинская музыка, заводит на раз-два-три, увлекает в водоворот страсти, и кажется – вот они: настоящая жизнь, танец, полёт фантазии! Но через пару песен вдруг понимаешь, что все мелодии повторяются, звучат одинаково, и уже на десятой хочется выключить этот поднадоевший граммофон.

Арабы – мм… Ещё более мужественные и решительные, но разобраться в арабском менталитете можно только при большом желании и неограниченном запасе времени. Иначе велик риск оказаться свидетелем и жертвой упрямого контроля всех и вся… Восток – дело тонкое… Приручить арабского скакуна – настоящее искусство, и перед тем, как посвятить этому жизнь, нужно ответить на вопрос: оно мне надо?

Русские… Здесь связующим становится родной менталитет: есть над чем посмеяться, что вспомнить из молодости, знакомые шутки, фразы из песен и кинофильмов. С русским можно переспать под водочку, но утром, посмотрев на себя в зеркало, поморщиться: «Фу, какая дура!» – и незаметно уйти, неслышно закрыв за собой дверь. За русского можно выйти замуж по любви, по молодости и прожить долгую жизнь по-родственному. Но если случится расстаться, то второй раз за русского не заманишь калачом. С ними хорошо дружить, но замуж. Не хватает мне в них огня, изюминки.

Европейцы стоят особняком. От северной Европы веет прохладой, экономией и консерватизмом: немцы скупые, финны медлительные, шведы пошлые. К югу – теплее: испанцы хороши, но быстро утомляют, как и латиносы; итальянцы великолепны, музыкальны, но жить с ними – наказание: капризны, как дети, и переменчивы, как женщины; французы красивы «до» и невыносимы «после».

Еврей – вариант идеального мужа, но только если вы еврейка и можете всё это вынести.

Так что замуж нужно выскакивать в двадцать, именно выскакивать, не отягощая себя размышлениями, раздумьями, расчётами, – без оглядки, как чёрт из табакерки: раз – и замуж. А в пятьдесят замуж можно выйти или по суровому расчёту, или, если удастся, сохранив темперамент двадцатилетней.

Поразмышляв на эту тему, я решила при случае поинтересоваться у Тайки, что сподвигло её на заключение третьего брака.

Рабочая неделя начиналась на следующий день, но нужно было заехать в клинику.

Не успела я дойти до регистратуры, как наткнулась на свою постоянную пациентку.

Патти, шведка по происхождению, была сухая, как старое дерево, с белой сахарной головой, чрезвычайно подвижная и активная, несмотря на свои семьдесят пять. Собственно, с психикой у неё было всё в порядке, психолог же ей требовался для консультации по поводу хромотерапии. Это был её конёк! Чудачка свято верила, что цвет оказывает прямое воздействие на эмоциональное состояние, а через него и на здоровье.

Познакомились мы с ней пять лет назад. Патти ни много ни мало пришла посоветоваться по поводу нового бойфренда.

– Я заметила, моя дорогая, что каждые пять лет у меня меняются цветовые приоритеты. И как-то так складывается, что с новым цветом в моей жизни появляется новый спутник, – поделилась она со мной жизненными наблюдениями.

– А у вас сначала меняется цвет, а затем появляется новый спутник, или в обратном порядке? – уточнила я, стараясь сохранять серьёзное лицо.

– Именно так! Сначала цвет! – подтвердила Патти. – Я даже могу, глядя на свои старые фотографии, сказать по цвету моей одежды, с кем была в то время, в каком настроении и с какими планами.

– Даже так?! – удивилась я.

– Абсолютно точно! – Патти достала из сумочки альбом с фотографиями. – Вот, взгляните, я приготовила для вас. Тут я с первым мужем – везде в синем. Синий разных оттенков, но никогда светло-голубой, скорее тёмные или яркие тона.

Я взглянула на снимки. Удивительно, но за пятьдесят лет Патти очень мало изменилась: те же белые волосы, светлая кожа, астеничная худоба. Только личико на фото гладкое, глаза поярче, но выражение до сих пор как у удивлённого подростка.

– А вот здесь, я уже в зелёном, – продолжила Патти. – С мужем я разошлась вскоре после того, как разлюбила синий цвет. Вы знаете, мне вдруг просто тошно стало от синего, а потом от мужа! Я собрала в кучу все платья и полностью поменяла гардероб. Почему, как вы думаете, это произошло?

– Ну, если исходить из теории, что синий цвет оказывает успокаивающее действие, снижает энергетику, вероятно, к моменту знакомства с первым мужем именно покоя вам и не хватало, – предположила я.

Пати, соглашаясь, кивнула головой.

– Но в большом количестве синий цвет может вызвать недостаток энергии и даже депрессию, – добавила я.

– Вот! – подскочила Патти. – Я именно так и чувствовала: просто семимильными шагами уходил от меня мой жизненный тонус. Я была спокойна до тошноты! И в один прекрасный день, заглянув в магазин, обнаружила, что страшно хочу зелёное платье, зелёное белье, зелёные украшения, всё зелёное!

– Зелёный цвет восстанавливает энергию, придаёт силы, поправляет здоровье, – прокомментировала я.

– Так, точно так! И в зелёном я ходила года два. Вот сколько восстанавливала силы после замужества! – рассмеялась чудачка.

– А потом? – полюбопытствовала я.

– А потом, милочка, началась такая радуга! – улыбаясь воспоминаниям, ответила старушка.

Сегодня она сидела передо мной с новой сумочкой яркооранжевого цвета, в оранжевой шляпке и такого же цвета туфлях.

– Я смотрю, вы добавили новых красок в свою цветовую гамму, – указав на сумочку, заметила я.

– Да, тёплый, необычайный цвет, – согласилась Патти. – Это мой новый друг натолкнул меня на идею. А вы знаете значение оранжевого?

– Насколько я помню, это довольно сильный тон, характерный для людей, уверенных в себе…

– Верно. Но ещё, – Патти приглушила голос, как будто не хотела разглашать секрет, – это цвет радости, в том числе и сексуальной, – она кокетливо поправила шляпку и, посмотрев на меня с неким прищуром, рассмеялась: – Не думайте, что я выжила из ума. Просто наслаждаться жизнью нужно уметь в любом возрасте!

– Ну, что вы, Патти, вы для меня неоценимый пример для подражания! – без всякого сарказма заявила я. – Мне всегда импонируют ваша жизнерадостность и оптимизм.

– Ну, не стану вас задерживать, – старушка поднялась с кресла. – Хотела только сказать, Александра, носите поменьше серого. Серый – это дисциплина, ограничения, серьёзность. Серый цвет угнетает! Добавьте что-нибудь яркое. Вы ещё так молоды! Самое время чудить!

Улыбнувшись на прощание, она помахала мне рукой и выпорхнула за дверь.

Я подошла к зеркалу и оценивающе посмотрела на себя. Тонкий льняной серый костюм. Дорого. Стильно…

Зазвонил телефон, напоминая, что через час у меня встреча. Я нажала отбой и сунула его в сумку. Перед выходом снова взглянула в зеркало.

– Пожалуй, нужно разбавить красным для страсти… Или оранжевым для радости, – сказала я отражению и поспешила покинуть клинику, пока не наткнулась на очередного незапланированного пациента.

* * *

Таисия, как всегда, неожиданно объявилась с очередным заданием для меня. Удивительно, как ей удается планировать мою жизнь, невзирая на уже составленное мною расписание!

– Шура, здесь нарисовалась одна очень интересная девочка, надо помочь.

– Чем интересная? – уточнила я.

– Хороший человек, душевный.

– Чем помочь? – продолжала я.

– Она только что приехала в Канаду, ничего не знает, обратиться не к кому.

– А при чём здесь я? – не обрадовавшись перспективе навязанного знакомства, спросила я.

– Шура, не упрямься! «Ньюкамерам» надо помогать! – воскликнула подруга.

– Тася, – не согласилась я, – нам в своё время никто не помогал: бились сами, кровью и потом окропляя путь по канадской земле.

– Вот! Зачем хорошим людям желать тех же трудностей, через которые прошли мы? – не унималась Пышная.

– Я не люблю возиться с новенькими. Ты, Таисия Артуровна, альтруистка, хочешь всех облагодетельствовать, а я – нет. Я твёрдо убеждена: то, что дается на халяву, не ценится! Человек всё должен заработать своим собственным трудом и заслужить в соответствии с эмоциональными и физическими затратами.

– А элемент удачи?

– Элемент удачи у каждого индивидуален.

– Вот ты и будь этим элементом! Пусть кому-то повезёт встретить хорошего человека – Сашу Лужину.

– Саша Лужина – нехороший, очень занятой и чёрствый человек, – продолжала отбрыкиваться я.

– Короче, Лужина, я уже дала твой номер телефона. Её зовут Марина Запрудина.

– Офигеть! Запрудина звонит Лужиной, – прокричала я в трубку, но Таська уже отключилась.

Раздосадованная на свою подругу, я хотела отключить телефон, но вспомнила, что жду звонка от Алиски.

Весь вечер я сочиняла предлог, чтобы отказаться от навязанной протеже, но, на моё счастье, она не позвонила.

На следующий день, просматривая список запланированных пациентов, я увидела русскую фамилию Запрудина.

– Сколько же их запрудило в Калгари? – мрачно пошутила я, но в глубине души забрезжил интерес.

В назначенное время в кабинет постучала женщина моложе меня, скромно одетая, с гладко зачёсанными волосами, аккуратно собранными в пучок на затылке, и с очень умеренным макияжем. Я удовлетворённо оглядела вошедшую, отметив про себя: «Слава Богу, не как вчера из России – “overdressed”, “overmakeup”…»

– Здравствуйте, – немного натянуто улыбаясь, поприветствовала её я. – Присаживайтесь.

– Здравствуйте, – ответила Запрудина приятным спокойным голосом. – Спасибо, что согласились встретиться со мной, – начала беседу соотечественница. – У меня, Александра, не совсем обычный разговор. Ваши координаты мне дала Тася.

– Я в курсе, – подтвердила я.

– Мне показалось, будет удобнее, если я запишусь к вам на приём, вместо того чтобы отнимать личное время.

– Я в самом деле очень занята вечерами, – чуть более дружелюбно ответила я, – это хорошая идея: здесь нам никто не помешает.

Запрудина кивнула.

– Так в чём проблема?

Марина поколебалась, но, видимо, мой взгляд уже не так отпугивал, и она начала.

– Мы с семьёй здесь уже несколько месяцев. Я в своё время закончила факультет психологии, работала семь лет по специальности и больше, собственно, ничего делать не умею. Приехали сюда – нужно сдавать экзамены, подтверждать дипломы, а у меня английский не такого высокого уровня. Вот пока занимаюсь уборкой домов.

Я слушала, кивая. История, мало сказать, обычная – до боли знакомая. Едем, родимые, на чужбину, не научившись говорить, надеемся почему-то, что в англоязычной среде проснёмся одним прекрасным утром и начнём болтать на языке Шекспира, как на своём собственном. Только чудо ни с кем ещё не произошло. А без языка список профессий довольно ограничен: посудомойка, уборщица, грузчик. И вот доктора, инженеры, учителя, офицеры и прочий интеллигентный народ постигает основу иммиграции, намывая, начищая, разгружая и муча себя риторическим вопросом «что я здесь делаю?».

Людей, подготовленных к иммиграции, приезжает мало. Более или менее легко период адаптации проходят бывшие преподаватели английского (хотя знание языка и у них оставляет желать лучшего) или въехавшие в Канаду на белом коне интернет-невесты, у которых жизнь складывается в зависимости от того, насколько удачного мужика они вырвали через агентство.

Я не была исключением. В России, как и всё моё поколение, учила английский по книгам, а потому читала и писала лучше истинных носителей языка. Но, ступив на канадскую землю, с ужасом обнаружила, что этого недостаточно для жизни, а тем более работы. Пройдя через слёзы, отчаяние, унижения, я довольно скоро начала понимать местную речь, но говорить оказалось гораздо труднее. Даже сейчас бывают дни, когда, уже прожив в стране годы и научившись думать по-английски, проснувшись утром, я не могу построить фразу, вспомнить слово и произнести что-то внятное, словно во рту каша…

Я учила язык, бесплатно подрабатывая в детском саду, куда водила племянницу и где могла без ограничения болтать с воспитателями и детьми. По ночам мыла офисы, чтобы заработать на хлеб, училась, готовилась к экзаменам, ревела и мечтала выспаться.

– У меня трое сыновей, – продолжала рассказывать Марина, и я внутренне скривилась: «Бьёт на жалость». – Очень хотелось бы работать по специальности, но я понимаю, что не готова.

– Да, – промямлила я. – Что же я могу вам посоветовать? Надо учить язык, потом сдавать экзамены, потом уже говорить о работе психологом. Процесс долгий и трудный.

Марина понимающе кивнула.

– Я, знаете, такая наивная всегда была. Выросла на литературе, в основном русской классике. Читала всё подряд днём и ночью. От родителей пряталась и читала. Не могла нарадоваться, когда в продаже стали появляться хорошие книги.

– Да, правда, – подхватила я тему мне близкую и знакомую. – Я тоже была читающим ребёнком. Только в мою бытность в России книг невозможно было достать. Мы макулатуру собирали, чтобы получить талоны на книги, и в очередях по ночам стояли в книжные магазины, писали на руках номер очереди…

– Я все эти истории от мамы слышала. Она у меня тоже «книжный наркоман»: при полном отсутствии книг в продаже сумела собрать удивительно богатую библиотеку! У меня из сверстников никто и не слышал о Фицджеральде и Сэлинджере.

– Ну и сегодня не все знакомы с Сэлинджером, – заметила я. – В каком университете учились?

Для меня переход к вопросам на личные темы означает, что собеседник причислен к узкому кругу «своих». Мне самой удивительно, как факт любви к хорошей литературе меняет моё отношение к человеку. Я уже готова была слушать историю Марины дальше.

– Новосибирский. А вы?

– А я закончила Свердловский медицинский, собственно, никогда и не собиралась становиться психологом.

– А Тася с вами училась?

– Нет, мы с ней уже здесь подружились. А вы откуда её знаете?

– Ой, совершенно случайно получилось! Мы с сыном были в библиотеке, разговаривали по-русски. Тася услышала и спросила, откуда мы, давно ли приехали. А когда узнала, что мы совсем новенькие, поинтересовалась, не нужна ли помощь.

– Это на неё очень похоже.

– Вы знаете, у меня такой период начался – просто упадок сил. Муж в России был учителем математики – здесь тоже работу сразу получить невозможно. Дети в школе трудно приживаются, так что практически никакого позитива, всё даётся очень тяжело.

– Все так начинали, – сказала я. – Тут важен элемент везения, которым оказалась Тася.

– Да, Тася и вы тоже, я очень благодарна, что вы согласились со мной встретиться!

Где-то в глубине души угрызение совести подняло голову: «Она, между прочим, заплатила за беседу».

Я кашлянула.

– Вы знаете, Марина, приходите ко мне завтра после работы. Приём заканчивается в пять, напишите коротко, чем вы занимались в России, и мы подумаем, как вернуть вас в специальность.

Прощаясь, я уже мысленно выстраивала план, как мы шаг за шагом будем выходить на новый уровень Запрудинской карьеры.

* * *

На следующий день, собираясь на работу, я открыла гардероб и на мгновение задумалась. Сегодня на приём была записана Катарина – пациентка, с которой я говорю, как с самой собой. Поначалу мне было трудно сдерживаться, чтобы при общении с ней не проводить параллели с собственной жизнью. Но со временем мы научились быть откровенными друг с другом. Более того, я бы сказала, что мы обе стали друг для друга психологом: я старалась помочь ей в её проблемах и в то же время помогала самой себе, проговаривая то, что давно копилось в душе.

Вспоминая вчерашний разговор с Патти, я решила разнообразить внешний вид тёплыми тонами и добавила лёгкую косынку абрикосового оттенка. Вообще, цветотерапия, действительно, очень интересное занятие, если относиться к нему серьёзно. Так, зная, когда ко мне записаны пациенты со склонностью к агрессии, я подсознательно избегаю надевать яркие жёлтые или красные тона, которые, несомненно, являются эмоциональными раздражителями.

Впервые Катарина пришла на приём лет семь назад. В карте было указано имя Анита.

– Называйте меня Катарина, или Кати, – прервала она меня на первой же минуте нашего общения. – Я не люблю своё имя.

В Северной Америке это встречается сплошь и рядом: люди просят называть их именами, которые не указаны ни в одном из официальных документов. Поначалу меня это сбивало с толку: ты пришел на консультацию к специалисту, мне всё равно, зовут ли тебя «кукусиком» или «крокодильчиком» дома, для меня ты пациент, имя которого стоит на карте. Если оно тебе не нравится, смени его официально! Но со временем я смирилась: некоторые из таких пациентов просто чудаки, другие же настолько психологически неблагополучны по отношению к самим себе, что подсознательно выражают это в виде попытки поменять имя.

Кстати, упомяну здесь ещё один интересный случай. В моей практике был пациент, который выбирал новое имя, как говорится, по чётным и по нечётным числам. Настольной книгой у него был справочник, где в популярной форме рассказывалось, как имена влияют на характер человека. Так вот, в зависимости от жизненной ситуации, настроения и планов на день этот экспериментатор называл себя по-новому (иногда всего на один день!) и при том уверял, что именно выбранное имя реализовало все планы, защитило от невезения, помогло решить важные вопросы и добиться результата. Поначалу я сомневалась, что это: попытка изменить себя, разделить проблемы и скрыть часть из них «за другим именем»? Желание отдалиться и избежать откровения? Стремление «усилить» свои слабые черты за счёт выбора более «сильного» имени?

Совершенно чётко я знала, с «кем» мне будет проще иметь дело: в зависимости от того, приходил ли пациент как «Вася» или «Федя», можно было предугадать, хочет ли он быть откровенным или сегодня за именем прячется намерение что-то скрыть.

Но в одну из наших встреч, когда я невольно затронула эту тему и спросила, не вызывает ли неразбериха с именами душевного дисбаланса, мужчина ответил, что его личность, как книга, разбита на главы и каждая глава имеет свой заголовок. Поэтому никакой неразберихи нет, но, если вдруг на мгновение возникает замешательство, он обращается к оглавлению. После подобного откровения я направила-таки подопечного к психиатру.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Too much – чересчур много.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2