Ночная госпожа

– Есть еще кое-что… – хотел рассказать я о том, что видел, но Эмпедорий перебил меня.

– Всему свое время, брат. Ваш дух поколеблен, и посему надо отдохнуть. Всем возвращаться в лес – приказал Эмпедорий.

Мы вернулись, когда небеса озарились рассветом. Новый день настал для нас, будто бы павших братьев и не было. Их стерли из бытия истории, и только мы теперь хранители тайн и душ о тех, кто жил когда-то в мире вещей. Интересно, а каков мир идей и происходит ли там смена дня и ночи, добра и зла, что вообще там торжествует. Господин выше идей, поэтому ничего о нем мы не знаем. Выполняем его волю, и ради этого готовы на все, даже на месть еретикам, что сотворили такое кощунство. Ни одна живая тварь не посмеет поднять руку на Отца без возмездия. Мы отдохнем, наберемся сил, и тогда месть наша будет страшна.

– Брат мой, идите в храм завтрашним днем, дабы предать все очистительному пламени. Мы разберемся к этому времени в тайнах смерти наших братьев – сказал мне Аристиан с небольшой дрожью в голосе, будто бы он не спал всю ночь. Глаза выдавали его утомленность. Он смотрел не на меня, а сквозь меня, но пока еще не обессилел, хотя и напоминал марионетку. Я сказал, что исполню его приказ.

Весь день мы провели в суетливых заботах и благочестивых молитвах, в беседах о благе и чести. Изо дня в день мы укрепляли свою веру такими беседами, порой используя ересь, как соль для раны, но для лучшего чувствования праведного духа в нас. Мы унижали и били плоть, чтобы боль не была для нас тягостна, ибо тело болеет всегда, но здоровый дух не даст ему угаснуть. Все тонкости идей знают сановники, которые не похожи на людей, даже в походке или манере речи. Образ их жизни таков, что без своих знаний им было бы проще приготовить себе еды. Они как детеныши беспомощны, но помыслами чисты, и понять их речь может только тот, кто не убил в себе чистоту духа. Каждый день мы руки воли господина добываем себе пищу, кров и занимаемся воспитанием духа вместе с починкой одежды или обуви.

Вечером ко мне подошел Эмпедорий и попросил сопровождать его в храм для перевода текста, который я увидел.

– Я же не сказал тебе о нем ничего. Как ты узнал, ты был там? – удивленно спросил я

– Нет, но в мире духов я увидел его. Кожа и кровь – это идеи, и они остаются эхом, следами воли здесь, в этом мире. Пойдем, нам пора идти.

Мы пришли в зал храма, где был этот ужасный навес. Надписи въедались в глаза непристойным видом крови, яркостью цвета они овладевали взглядом. Невозможно было не смотреть на них, но мне хотелось растерзать их. Мне все равно, что искали там духовники. Я желаю смерти еретикам и всему еретическому.

– «Свет, пришедший из глубины мрака, развеял его во прах и возгордился победою своей. Возгласил свет о великой победе и объявил себя Вечным и Истинным. Все твари земные стали рабами его, купались в золотых лучах его. Счастью их не было конца и начала, ибо казалось оно бесконечным. Но блажен тот, кто славою и златом не ослеплен, и чье терпение выше мирского. Свет стал жечь, ибо мало власти во все времена, и тщеславия мало для тела. Без меры стал свет, самодуром стал и жестоким тираном. Сжигал он города и леса, иссушал озера и реки. Камень плавил и раскалял до неистового жара. Твари земные в тени высыхали, будто сочный плод в засушливые дни. Иные тлели прямо в лучах славы и гордыни его. Но не возроптал никто, ничто не бросило вызов тирану, ибо все светом ослеплено было. В счастье и блаженстве услаждали тела свои твари земные, и даже боль им стала наградой. Все в слепоте им стало едино. Все смешалось, и тем проклято было. Сам свет был ослеплен величием своим до той степени, что исчез в небытие. Снова пришла тьма и луна мягким, ласковым светом приглашала к себе дочерей своих бессмертных. Ныне правит Тьма и владыка всему Хаос». – прочел Эмпедорий.

– Это ересь, Эмпедорий. Очевидно, это ересь. Нужно сжечь все это, предать пескам забвения и времени. Волей господина этого не должно быть. Это неправильно – свирепо говорил я. Я едва сдерживался от того, чтобы не разорвать полотно. Только вера в мудрость Эмпедория сдерживала меня.

Эмпедорий упал от попавшей в него коробки. Кто-то или что-то сбило его с ног. Я достал палицу, и стал озираться по сторонам, словно загнанный в ловушку зверь. Меня не страшил враг, но его саван, сотканный из тьмы. Я дышал почти неслышно, чтобы уловить каждый шорох, шаг или вздох. Эмпедорий застонал от боли. У него кровь покидала тело из головы. Он сказал мне:

– Беги! Ты не можешь биться с тем, чего не видишь, чего не знаешь. Беги за помощью, а я задержу это отродье.

Я не хотел бросать своего брата одного с этим чудовищем, коварным чудовищем, но его речь показалась мне разумнее, ибо все вместе мы точно одолеем демона, даже если Эмпедорий пожертвует собой. Я помчался со всех ног к ручью, где должны быть мои братья. Ветки хлыстали мне лицо, камни били мне ноги в кровь. Я спотыкался, я не мог ровно дышать. Гнев управлял мной, и придавал мне сил, но лишал меня телесной силы взамен. Я боялся не успеть, боялся подвести Эмпедория, всех братьев, Творца. Все зависело от моей спешки. Сейчас она решала все.

У берега стоял Аристиан. Вся его мантия была в крови. Его лицо было в крови. Его посох питался кровью. Он стоял гордо, словно он выше всех тварей, словно он творец и посланник господина. Его глаза блестели ярким огнем, мощью, которую получаешь от пресыщения вожделенным, от власти. Он стоял подобно дикому, гордому, непокоренному зверю в своем величии и простоте, не уступающему никому.

– Ересь! Ты и твой сброд! Ересь! Твой Эмпедорий – еретик! – гневно закричал Аристиан, дрожащим от ненависти голосом.

– Эмпедорий нашел демона, убившего наших братьев! Он искусил тебя, Аристиан. Очнись от скверны, брат, и я воздам тебе все смертные почести. Твое безумие непростительно, но смерть может стать облегчением твоему заболевшему разуму – сказал я, стараясь держать себя в руках.

– Погань, ты и твой Эмпедорий! Я уничтожу тебя, еретик – закричал Аристиан, и бросился на меня, держа свой посох над головой. Аристиан не воин, и, скорее всего, убил братьев предательски. Честный поединок дал честный результат, ибо господин честен и праведен. Он творец этих явлений и форм сознания. Я сделал шаг в сторону, а палицей ударил его в живот так, что резким движением разорвал его. Вся мерзость его тела, словно гнилые плоды, вывалилась наружу, расстелившись перед своим владыкой сладкой постелью. Теперь его тело стало его прокрустовым ложем, ибо я, как предписывает кодекс, вложил его голову в эту гадость, заставив его задохнуться от смрада его греха, что охватил его. Его одержимость воняла гнилью и испражнениями, а посему его кара была – дышать этим во веки веков, но не в этом мире.

Оставалось непонятным, что за безумие охватило всех, даже самых мудрых из нас. Неужели тьма сильнее света потому, что умеет выжидать. Нет, это ересь. Свет – источник блага и терпения. Тьма только ложь, только яркость ее небытия страшит. Она лжет своей пустотой, показывая ее, как нечто ужасное. Тьма пуста и ничтожна. В ней ничего нет, и она из зависти лжет, желая власти. Мои братья стали пищей этой стихии, этого обмана. Я увидел, что братья были убиты спящими вместе, но их тела были обнажены и изувечены надписями и иероглифами. Части их тел были надкусаны или откусаны вовсе, быть может, и оторваны. Самое странное было то, что греховные их тела были обмазаны вязкой жидкостью, будто они делали нечто ритуальное, вероятно, еретическое и господинохульное. Их лица выражали безразличие, ужас или удовольствие. В центре лежал дневник, найденный нами при обыске. Это была белая книга, испачканная кровью. Я взял ее в руки, и ощутил, что страницы были сделаны из кожи животного, но переплет был из гибкого дерева. В нем я нашел последнюю запись, повествующую о том, что же случилось.

Дневник Аласкалиэль: «После службы мы приступили к умерщвлению плоти. Ритуал этот требовал наготы, и посему мы все обнажили наши тела, дабы унизить их, прежде чем истязать. Вдруг подул ветер, потушивший все свечи. Мы продолжили ритуал. Каждый удар делал меня безумнее, чище и смиреннее. Я била себя, руками терзала плоть, била брата, сидящего рядом. Он бил меня. Вдруг мы все начали бить и грызть друг друга, предаваясь, похоти, страсти и безумию. Я слышала голоса, хохот, призывавшие продолжать и наслаждаться. Демоны были внутри нас, но поняли мы это поздно. Мы ослепли от света, и теперь тьма поглотила всех нас. Мы перестали понимать, что происходит. Братья и сестры смешали воедино добро и зло. Я пила эту чашу вместе со всеми, но вскоре сбежала в келью, дабы написать это в дневник, ибо всякий сюда входящий пусть оставит надежду. Демоны не среди нас, но мы и есть демоны. Эмпедорий нашел меня. Это было счастьем. Он рассказал мне все, что знал, и теперь должно придти третьему. Эмпедорий нашел третьего. Надеюсь, он симпатичный».

Я бросил дневник в огонь. Все ложное должно сгореть. Они использовали меня. Весь поход был ловушкой. Моя любовь к Эмпедорию ослепила меня, а я верил его мудрости. Теперь, он познает все возмездие, что я – не имеющий имени – обрушу на него именем господина. Я направился в храм, размышляя о прошлом. Оно было обманчивым и прекрасным. Все чему нас учили было истинным, а личное – проистекает изо лжи и тщеславия. Легенды лгут, ибо слова ложь, знания – ложь. Только вера в господина способна исцелять.

В храме я увидел то, что и ожидал. Эмпедорий стоял рядом с демоном. Они пили кровь, смешанную с чистой водой из пруда слез. Ощутив мое присутствие, оба повернулись, и Эмпедорий добрым, мягким голосом сказал:

– Доброй тебе ночи, брат мой. Волшебное время – тишина.

– Ты умрешь, старик. Я пришел убить тебя и твоего слугу – с яростью сказал я, но не смог наброситься на него. Мое тело перестало слушаться меня. Я ослаб, и не мог даже держаться на ногах. Все стало давить на меня: потолок, стены, воздух, взгляд демона. Я стал сопротивляться – господин пребывает во мне.

– Ага, молодец. Ты каждую ночь повторяй себе эти ничтожные слова. Ты слаб не потому, что господин в тебе и покинул тебя. Ты слаб потому, что ты – пустота. Ты – герой без имени, без времени, без места. Ты огромная черная дыра для господина – сказал Эмпедорий. Он был одет в простую черную мантию с капюшоном, из которого я мог видеть обезображенное лицо. Лицо, как будто было превращено в пепел, и затем снова восстановлено. Глаза были чернее ночи, но с белыми зрачками, белыми, как молоко или свет веры в господина.

– Ты не знаешь всей легенды. Третий должен убить господина в себе, и занять его место. Ты без имени олицетворяешь пустоту. Истину мрака. Эмпедорий – философ – отражает значимость идеи и слова в мире. Я – Харие – олицетворяю страсть и умеренность в страстях. Я – начало жизни, начало власти, начало мира вещей. Я – великая мать, если угодно.

– Я не стану вашей марионеткой! Все это – ересь! – закричал я, пытаясь противиться их словам, их речам, которыми они хотели запутать меня и сбить с пути истинного.

– Нет никакого господина. Ты служишь себе и тем молчащим братьям. Тебе нужно что-то, что наполнило бы тебя смыслом и действием. Ты решил стать орудием, но не мудрецом. Почему? Ты жаждал власти над немыми братьями, над марионетками строителей, вроде меня. Вы видите лишь то, что должны. Мы видим то, что есть, но если мы заблуждаемся, то вы не узнаете об этом. Вы исполняете строгую волю, как тени, тихо и без конца. В этой жизни, куда ты шел?

– К благу господина!

– Ты знал, в чем его благо?

– В нем самом! Он есть высшее благо!

– Но его нет, ни в одном из миров. Как же ты хотел достичь его?

– Служением!

– Ха, служением! Толпа бессильная, верящая в чудеса, но боящаяся их счастья, которого она вынести не сумеет. На вас господин давно положил могильный камень в виде серых осенних небес. Слепых небес. Вы – пустые тени Больших Других, проживаете не свою жизнь, и даже не чужую. Вы вообще не проживаете ничего. Вы отказываетесь от жизни, ради служения идеям самих себя.

– Это как, если бы волк снял с себя шкуру, и стал бы молиться волку – с усмешкой произнесла демонесса.

– Вы лжете! Еретики всегда лгут! – свирепо закричал я. Я онемел и не мог двигаться.

– Ну, тогда убей нас. Чего ты ждешь? Мы тебя не околдовали. Ты сам разбит. Видишь, как сильно бывает слово или мысль. Твоя дубинка не причинит вреда духу. Пойми же, ты сам себя обманул, вверив свою жизнь в того, кому вы не нужны. Вы создали культы и пляски с бубнами ради него. Но ему это не надо. Он уничтожит вас так, что выглядеть это будет, как самоубийство. Он – лишь Воля. Слепая, безудержная Воля. Вся история пронизана ею и кровью. У вас жалкие воззрения на все, вплоть до самих себя. Хотя самих себя, вы вообще презираете. Хотите счастья, а сами проливаете кровь. Хотите гармонии и блага, а сами боитесь и близко приблизиться к ним. Почему? Да потому что вы – жалкие, мелкие, трусливые паразиты. Чертов вирус, который должен быть истреблен огнем и мечом. Вы – еретики не меньшие, чем все остальные. Пока вы решаете судьбы мира, вы не можете прибраться в собственной душе. Что, я снова лгу? Да откройся же ты новым созерцаньям. О том, что было, не грусти. Иди к вере истинной путем бесстрашия. Наполни себя новым великим духом. Духом Небытия, тщетной суеты и покоя.

– Сделай шаг к нам, и мы примем тебя – сказала демонесса, соблазнительно двигая бедрами и игриво покручивая змеиным хвостом – мы научим тебя всему. Ты обретешь такую власть, что невозможно и представить! Высшая власть – это власть без подданных!

Я перестал видеть мир, словно смотрел сквозь него. Все для меня стало безразличным. Меня ослепило тьмой. Пустота моего существования стала для меня невыносимой. Я не знал такой боли, такого сомнения, как теперь. Все перестало быть смыслом моей жизни. Я стоял перед ними пустой, без цели, без чувств, безразличный ко всему. Воздух был ветром, а свет был тьмой. Я чувствовал, как среди этой боли и пустоты поднимается мой демон. Демон моих желаний, и он вожделел демонессу. Я жаждал соития, я жаждал страсти, крови, жизни. Я жаждал безумия. Я жаждал быть ничем, раствориться в самом себе, остаться зрителем тщеславия вещей. Это пламя зажгло мою кровь, я чувствовал грех, порок, рвавшийся наружу. Вот теперь я стал понимать, что произошло. Меня охватило чувство вины, жажда искупления, гнев и счастье. Я сделал шаг к ним и сказал: