Пишу журавлиным пером

Валентина Томилова

Пишу журавлиным пером

Об авторе

Томилова Валентина Сергеевна родилась в 1953 году в селе Верх-Красноярка Северного района Новосибирской области. В 1967 году было напечатано первое стихотворение в районной газете «Трудовая жизнь».

С января 1970 года посещала занятия поэтического клуба «Тропинка» при редакции газеты города Куйбышева, руководителем которого был поэт Владимир Балачан. Печаталась в районной и областной газетах, выступала со стихами по радио.

В 1973 году окончила педагогическое училище города Куйбышева Новосибирской области.

С дипломом учителя начальных классов работала в школе села Шайдурова. В 1982 году окончила Новосибирский педагогический институт по специальности русский язык и литература, работала в школах города Новосибирска. Издала поэтические сборники: «Ладошки», «Избранница» (2004г.).

В 2007 году переехала в Подмосковье (город Куровское). Издала поэтический сборник «Снежные крошки» (2010г.).

В 2012году Валентина Сергеевна переехала на постоянное место жительства в город Чехов и стала активным участником ЛИТО «Лопасненский родник». Выпустила сборники стихов: «С чужой виной»(2014г.), «Мои стихи – мои потомки»(2015г.), «Лунные зайчики» (для детей), «Лепестки ромашки»(2016г.). Печатается в городских и областных литературных альманахах.

Награждена грамотами и дипломами. Член Союза писателей России.

Два плача

Билась вьюга о состав, рассыпаясь,

А состав летел вперёд, извиваясь.

Выступали из ночи окон пятна,

Стук колёс ещё звучал, но невнятно.

Стыло эхо у горы на изломе,

Но, казалось, мчалось вдаль в том вагоне,

Где расплывшись по стеклу, как улыбка,

Всхлипы вьюги заглушив, плачет скрипка.

Пробуждение

Омут глухо вздохнул,

Встрепенулась водица.

То ли месяц мелькнул,

То ли ранняя птица?

Плавно берег качнул

Разнотравною гривой –

Это ветер зевнул

В полудрёме ленивой.

В небе звёздочка-дочь

Мать-зарю повстречала,

Не жалея, что ночь

На волнах уплывала.

Прошлое не вороша

Пламенем печь дышала,

Письма мелькали, горя.

Долго не оседала

Пепла седая гора.

Мыслей обрывки тлели,

С дымом подняться спеша.

Бурные, онемели

Прошлое не вороша.

Мой стих

До обидного обыденный,

Безымянный слабый стих.

Перемятый, перелатанный

Надломился и затих.

Я ловлю чужого слаженность,

Постигаю глубину.

Нет тех чувств, строки натянутость,

Возвращаюсь к своему.

В сезонном запустенье

В салазках укатилась за зимою,

Вернулась в лодке с талою водою.

Ушла с лукошком ягоды за летом,

Вернулась жаром осени согретой.

И каждый раз в сезонном запустенье

Искала промелькнувшее виденье.

А год за годом, зацепившись днями,

Скрывал снегами, размывал дождями.

Нить кукловода

Потянул слегка за нитку

Мудрый, чуткий кукловод.

Голова пошла навскидку,

Руки, вот наоборот,

Опустились, замирая,

Называется «по швам».

Кукловод, распределяя,

Ставит кукол по местам.

То скольженье замедляя,

То пуская в буйный пляс,

Одного в душе желая,

Чтобы нить не порвалась.

В цветенье утешенье

Где зазывала сладостью малина,

Рябина раскалилась докрасна.

Зимою это место позабыла,

Но всколыхнула, буйствуя, весна.

И, вместо ягод, белое кипенье

Качалось, словно в танце, на ветру.

И я нашла в цветенье утешенье,

И ветки для букета соберу.

Ниспадает свыше

Всё ниспадает свыше,

Нельзя предугадать,

Слетает с пышных вишен

Цветенья благодать.

Качается над крышей

Черёмух белых цвет,

А где-то выше, выше

Лучится солнца свет.

Звезда заблудшая

Качнула задремавшую волну,

И разбежались звёзды врассыпную.

Рукой ловлю доступную одну,

Но о другой мечтаю и тоскую.

Волна заснула беспокойным сном,

А гладь воды растерянно мигала,

Безмолвно говорила о своём,

Звезду, заблудшую, в ночи искала.

Палачу

Пощади меня, грозный палач,

Пред тобою ни в чём неповинна.

Чуть разжав губы, молвил: «Не плачь,

Подневольная жизнь не завидна.

Каждый раз возле плахи немой,

Подчиняясь чужому указу,

Суд, свершив, на земле… неземной,

Я душой, онемевшею, плачу».

«Пару строк черкни из прошлого…»

Пару строк черкни из прошлого

Замурованной душой.

Да из месива, из крошева

Всколыхни желаний рой.

Пусть с оглядкой, пусть в смущении

Не сбылось что, прорастёт.

В своевольном откровении

Мысли выпусти в полёт.

Пусть сольются с небом радужным,

Пусть сомкнутся и с землёй,

Не зависнув грузом тягостным,

Снова сблизят нас с тобой.

БАБУШКЕ

Ф.Ф. Пономарёвой

Своим смирением величье превзошла,

Свече, вверяя, тайное стенанье.

Набатом сердце жгли колокола:

Муж… Колыма… на вечное прощанье.

Решая заново заглавные дела

Хранителя огромного семейства,

Достичь высот незыблемо вела,

Сама являясь верхом совершенства.

Всегда улыбчива и мыслями светла,

Всему и всем являя свято место.

И, если бабушка такою не была,

То у меня безликим было детство.

«Облака жили-были…»

Альбине Ивашкевич

Пишет девочка мелом,

Выводя закорючки.

В прилежании первом

Перепачканы ручки.

Высоко, в небной шири,

Облака, словно строчки.

«Облака жили-были…»

На асфальтном листочке.

18.10.2017г.

Каждый вечер

Вечер тихо копошился,

Навевая сон.

На комоде приютился

Старый патефон.

На измученной пластинке

Голос хрипло пел.

Кто-то крался по тропинке,

Но войти несмел.

Под окном рябинка рдела,

Полная огня,

И она призывно пела

На закате дня.

Каждый вечер на пластинке

Голос звал и звал…

Кисти спелые рябинки

Ветер целовал.

Васильковым летом

Мимолётная встреча бывает порой,

Словно высверк горячего света.

И невольно зовёт и зовёт за собой

В глубину золотого рассвета.

Где привольная рожь колосилась вовсю,

Где невидно тропинки широкой.

Отдала, извела, излила себя всю

И пошла неизвестной дорогой.

Отпечатки от ног были долго видны,

Их безжалостно пыль заносила.

Васильковое лето не знало вины,

И я тоже себя не винила.

Всё забвение

Онемевшие уста,

Мысли скованны,

Что не высказать сполна,

Скажут вороны.

Исчезать в небытие

С горькой памятью,

Что истаяло в душе,

Стало наледью.

Не до бархатных снегов,

Вьюгой брошенных,

Не до теней и следов

Замороженных.

Не испросишь пощадить

Чьё-то мнение,

Всё осталось позади,

Всё забвение.

Сила силу сместила

Металась разгульная буря,

Поля, приминая, и лес.

В безумии тучи нахмурив,

Бросалась клочками с небес.

Вот ветра коварная сила

В своём торжествующем зле

Разгульную бурю сместила

И резко прижала к земле.

Резвясь в перепаханном снеге,

Конь гордо вставал на дыбы

И снова, в неистовом беге,

Летел, оставляя следы.

Из чащи волков серых стая

Опасливо вышла на свет,

Но голодом страх заглушая,

Взяла чуть присыпанный след.

В сугробе лыжню проторяя,

Привычно охотник скользил.

И, гильзами снег усыпая,

Он долго нещадно палил.

Далью брошенный

Даль качалась на ветру

Зорькой пламенной.

Это было поутру

Тьмой израненной.

Оступался, но скакал

Месяц лошадью.

Небо подпирал вокзал

С белой площадью.

Доносился мерный гул,

Далью брошенный.

На пути состав мелькнул,

Припорошенный.

И вагон полупустой

Снами нежился.

Расставалась я с Москвой,

Кто-то встретился.

Земля и грязь

Задышала пашня в лад с лёгкой просинью.

То ли было по весне, то ли осенью?

Аль озимые взошли, али ярова?

Только в каждой борозде дождь наяривал.

Исчесался о посев, взрыхлил бороду

И помчался обсказать это городу.

Там исшарканный асфальт, пыль разгульная,

Сапогами бьют по ней караульные,

Но дождю те не в указ, он прицелился

И по лужам, по ручьям всласть запенился.

То не пиво, не вино разливается,

Просто чистою водой грязь смывается.

К отчиму порогу

Мне всегда чего-то не хватало,

Для себя чего-то всё ищу.

От вокзала или от причала

Оттолкнуться и умчать хочу.

И неважно, водная ль дорога,

Или рельсов лестничная кладь –

Всё равно до отчего порога

Сердцем или мыслями достать.

И серьёзной седенькой калитке

Помахать рукой издалека,

И берёзке, в листьевой накидке,

Поклониться, загрустив слегка.

Жизни двойственность

Порыжевшая листва яркой осени

И тумана голова, в белой проседи –

Всё смешалось под дождём:

мудрость, молодость.

Неизмеренный объём, жизни

двойственность.

Неизменная мечта

Беспокойство без преград лезет в голову.

С кем бы это разделить, чтобы поровну?

Вот бы тяжесть на плечах поубавилась.

Неизменная мечта, я состарилась.

Я тоже мать

Строим планы новые беспечно,

Суетимся, создаём уют,

Думая, что мамы будут вечно,

Никогда в иной мир не уйдут.

Но беспечность закусив до боли,

Провожая в невозвратный путь,

Почернев лицом от едкой соли,

Понимая, что нельзя вернуть.

Тяжелеет лёгкая походка,

Над бровями побелела прядь,

В голове тревоги бьётся нотка

От сознанья, что я тоже мать.

Поэтический язык

Когда улягутся эмоции,

Перечитаю вновь листы.

И стану этих строк невольницей,

Изведав радость красоты,

Где рифм легчайшее дыхание

Являет затаённый лик,

Со сладкой музыкой слияние…

О, поэтический язык!

Читаю Лермонтова, Пушкина,

Запоминаю наизусть.

И эта память в жизни лучшая,

И слёз отрадных не стыжусь.

Новый писатель

Города Чехова маленький житель -

Имени славного просто носитель.

Скромно Антошкой зовётся мальчишка,

Но на коленях с рассказами книжка.

С верной собачкой забрёл на полянку,

Бегло читает да гладит Каштанку.

Время летит… повзрослевший читатель,

Первая книга и новый писатель.

Выброс из памяти

Что вытолкнула память из груди,

То по бумаге брызнуло стихами.

Я прошептала с болью : «Пощади,

Позволь не явью, а забыться снами».

Но символами выбились ростки,

Корнями где-то крепко зацепились.

Сжимаю побелевшие виски,

И строки, потемневшие, размылись.

Я

Я – весна голубоглазая

Из подснежников в венке.

Нет, я – лето шустроглазое

Из осоки в парике.

Осень, осень рыжекосая,

В угасанье вялость сна.

Я – зима простоволосая,

Снега блеск и седина.

Чья-то добыча

Среди кочек на болоте

Чутко селезень дремал.

Он отстал от стаи, вроде,

И добычей лёгкой стал.

Нет ни зависти, ни злости,

Коль заряжено ружьё,

То кромсает дробью кости,

Ждёт поживы вороньё.

В жизни всякое бывает

Как на крыльях взлёт и …падение.

Что сказать ещё? Наваждение.

Не пошёл войной да не взаперти,

Миновал судьбы – сесть на паперти.

Напивался вдрызг, падал замертво,

Нараспашку грудь, сердце заперто.

Признавал порой мысль расхожую,

Призывал тогда силу Божию.

Так катилась жизнь, с прежней смежная,

Будто есть пред ней дверь железная.

Остаётся то, что не прожито,

Поросло травой, да не скошено.

Погоды оркестр

Под ветром метались испуганно тени,

Подвластные полностью вихревой смене.

А тучи тянулись судьбой каравана.

Вот первые капли, как кнопки баяна.

Аккорды, аккорды громового гула

То маршем, то вальсом гроза захлестнула.

Шумели деревья тревожным напевом,

На миг озарённые молнии светом,

А дуб дирижёром стоял неизвестным,

И сам восхищался погоды оркестром.

Для русалки

То утро было золотым,

Морозным и скрипучим.

Казалось солнце восковым,

Сливая свет на тучи.

Речная гладь взялась мостом,

Где пленницей русалка.

Стучит руками, бьёт хвостом,

До слёз бедняжку жалко.

Себя, не время тороплю,

Бросаюсь к ледорубу.

Поспешно руку подаю

И с плеч снимаю шубу.

Память

Растревожилась память,

Разгорелась, как пламя.

Отпылавшие мысли

Горьким вздохом повисли.

Ветер времени пепел

Над землёю развеял.

Перед утром

Ветер потоптался у окна,

Приоткрыл скрипучую калитку.

Чуть качнулась сонная сосна,

Обронила снежную накидку.

Ловко, по-хозяйски, разойдясь,

Обметал продрогшие ступени

И на что-то, видно, рассердясь,

Разогнал предутренние тени.

Кошачья зима

Брызгами звёзд пляшет небная даль.

Возле окна дышит вьюгой февраль.

Стынут деревья в серебряной мгле.

Стынет узор на оконном стекле.

Блики огня на полу у печи,

Кот коготками скребёт кирпичи.

Известь посыпалась снежной крупой,

Комнатной вьюгой, кошачьей зимой.

Не сниться боле

Я солнце видела во сне,

Сквозь ветви пробивалось

И, нежно улыбаясь мне,

За шторой оставалось.

Движенье губ, движенье глаз

Лучились в ореоле…

Мне снилось солнце много раз,

Теперь не снится боле.

В раздумье

Белым ветром о былом написано,

Росчерком метельного пера,

Хрупкими снежинками нанизано,

Но не вечна зимняя пора.

На простые мысли не настроена,

Думаю, сойдёт за радость грусть.

И обожжена, и обморожена,

И жары, и холода страшусь.

Беспокойство за строкою тянется,

Иногда теряет верный след,

Забежит вперёд, но вдруг оглянется

И обронит скупо «да» и «нет».

Сном позабытым

Скребусь бессильно в глухую стену,

Постичь, пытаясь, душой измену.

Сползаю с болью, хватаю воздух,

Но, опираясь на крепкий посох,

Бреду куда-то вслед за каретой

Сном позабытым и песней спетой.

Полк бессмертный

Великий день овеян славой,

Восстав зарёю златоглавой,

Сияет свежестью земною,

Горит салютом над страною.

Привала нет, присяге верный,

Идёт бесшумно полк бессмертный.

Непобедимость

Я в себе победила себя.

Надломила, скрутила, сожгла…

Серый пепел, скатавшийся ком,

Говорил, говорил о былом.

Идти на голос

Зовёт, зовёт нездешний голос,

Зовёт из глубины миров.

Быть может, изнурённый космос

Освободился от оков

И тянет исступлённо руки,

Пытается вобрать, сокрыв.

Ниспосланные свыше муки:

Идти, сей голос возлюбив.

В лесной тишине

Возглас пичужки в лесной тишине,

Искорки снега в холодной лыжне,

Скрип из-под лыж – это песня мороза,

Белая-белая в дрёме берёза.

Ветка прильнула к горячим губам,

Иней осыпался мягко к ногам.

Сердце баяниста

Брату Владимиру Пономарёву

Сколько было сказано и спето.

Под баян роднились голоса.

Горечь темноты и радость света,

К полосе ложилась полоса.

Заметало дальние дорожки,

Ближние лишь падали к ногам.

Листья осыпались у берёзки,

Новые – гнездились по ветвям.

Что-то неизбежное вбирало,

Звуки затерялись в вечных снах.

Сердце баяниста замолчало,

И дыханье замерло в мехах.

Ты придёшь

Ты придёшь в чёрном платье, как ночь,

Вскинешь белые плавные руки,

И умчатся догадливо прочь

Даже самые тихие звуки.

Пересуды смогла превозмочь,

Не сломило стенанье подруги.

Ты пришла в чёрном платье, как ночь,

Вскинув белые плавные руки.

Шум дорожный

Биение сердца, колёс перестук,

Дождя затяжного назойливый звук…

Гудок, разбросавший созвучие дум,

Всё снова сомкнулось в настойчивый шум.

Стихи в тайнике

Соберу скрип морозный в ночи

Под полозьями санного бега,

Треск поленьев, горящих в печи,

Переливы пригревшего смеха.

Зарифмую на белом листе,

Положу на ажурную скатерть

И вздохну о другом в тишине,

Что в глухом тайнике мною заперт.

В небном мире

Верный конь перешёл в небный мир,

Под копытами звёзды дробятся.

Досягаемый месяц-кумир,

Облака где-то ниже толпятся.

Звёзды, звёзды, сокройте меня,

Заметите горячею пылью.

Навсегда потерялась земля,

Где следы зарастают полынью.

Судьба памятника

Потускнел, обветшал пьедестал,

Ветра времени тягостен шквал.

От плеча откололся погон

И упал возле серых ворон.

Эхом битвы былой, как кошмар,

Долетел запоздалый удар.

Для прохожих стал камнем погон,

Лишь дождя горький всхлип или стон.

Дорогой жизни

Разве это так, а не иначе?

В глубине особого тепла

Содрогнулось сердце в горьком плаче,

Что в себе самой не сберегла.

Мысленно бреду дорогой жизни,

Провожаю годы до угла,

Где была желанной, стала лишней,

В памяти сжигаю всё дотла.

Я в пути

Ларисе Денисенко

Я хочу слышать ласковый голос

И хочу уловить нежный взгляд.

Словно выбивший выспевший колос,

Приголубить пшеничную прядь.

Ты бредёшь по неторной тропинке

И ромашки прижала к груди.

Я страшусь даже мелкой заминки,

Я в пути, я в пути, я в пути.

Белые снежинки

У снежинок крылышки – белые узоры,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.